е, подтянутые,  в  одинаковых  майках,  жизнерадостно
жевали салат - они приехали  отдыхать  и  отдыхали  на  полную  катушку.
Элеонора Яковлевна незаметно подпихивала к  дочкиному  локтю  тарелку  с
запеканкой. Дочь запеканки не замечала. Возле нее на столе горела  свеча
- в белый день и жару! Возле нее всегда  горела  свеча,  отгоняла  "злых
духов".  Давешний  "гаваец",  скинувший  свою  пестроцветную  рубаху   и
облачившийся в не менее чудовищный спортивный костюм, смотрел на  Марину
из-за стакана с железнодорожным подстаканником и тоже как будто  чего-то
ждал.
   Марина струсила.
   - Я ничего не знаю, - пробормотала она, - а что такое?
   - Про покойника-то? - усомнилась бабуся Логвинова. - Разве не знаешь?
Ты ж его нашла!
   - Да перестаньте вы! Оленька и так ничего не ест!
   - Салат очень вкусный, - почти в один голос воскликнули Юля и Сережа,
и отодвинули от себя пустые тарелки, и придвинули полные - синхронно.
   - Оленька, посмотри, как надо кушать! Посмотри, посмотри, как все тут
хорошо кушают!
   Сорокалетняя Оленька капризно тряхнула сорокалетними кудрями.
   - Ах, мама, отстань! Еда - это так скучно!
   - Мы живем не для того, чтобы есть, - произнес  Геннадий  Иванович  с
затаенной улыбкой, - но все же есть для того, чтобы жить, надо!
   - Мне, чтобы жить, надо не много, - прошептала Оленька, -  совсем  не
много.
   - Вегетарианство - лучший способ сохранить здоровье,  -  провозгласил
Сережа, уписывая морковное пюре.
   - Самый безопасный! - поддержала Юля, налегая на картофельное.
   - Да про труп-то что тебе сказали? Милиция-то? - облизав губы, громко
спросила Валентина  Васильна  у  Марины.  Нежная  Оленька  вздрогнула  и
умоляюще посмотрела на мать, Элеонору Яковлевну.
   - Он за Юлькой ухаживать пытался, - сказал Сережа сквозь пюре то ли с
гордостью, то ли с отвращением, -  этот  труп  ваш.  Никакого  покоя  не
давал. Я его бить собирался, - добавил он горделиво.
   Оленька прикрыла глаза - от ужаса, разумеется.
   - Делал неприличные намеки, -  сообщила  Юля,  тоже  с  гордостью.  -
Приглашал в "люкс", который на ремонте. Между прочим, "люкс" на ремонте,
а никакого ремонта  там  нет!  Все  какие-то  комбинации  проворачивают!
Интересно, администрация в курсе?
   - Давайте лучше про  погоду,  -  быстро  предложил  бывший  "гаваец",
переквалифицировавшийся  в  спортсмена.  -  Как  вы  думаете,  жара  еще
постоит?
   - Жара  -  это  ужасно,  -  прошептала  Оленька,  вздрогнув  плечами,
укутанными в шаль. Шепот и вздрагивания явно имели отношение к  Геннадию
Ивановичу. - Верно, мама?
   - Я буквально задыхаюсь, - поддержала ее мать.
   - А я люблю жару и никогда не  задыхаюсь,  -  объявила  профессорская
внучка Вероника и усмехнулась  злорадно.  -  Дед,  пойдем  завтра  после
завтрака в теннис играть.
   - Ты же не хотела, - удивился дед, - передумала?
   - Передумала.
   - Поучите меня, Вероника, - попросил Геннадий Иванович интимно, - мне
так хочется научиться играть в теннис!
   - Шикарный спорт, - моментально согласилась Вероника,  и  дед  Генрих
Янович взглянул на нее подозрительно, - а у вас ракетка есть?
   - Ну-у, - протянул Геннадий Иванович, - возьму в прокате.
   Вероника надкусила яблоко и с хрустом начала жевать.
   - А что там дают? "Принс", "Хэд", "Данлоп", "Юнекс", "Фелкль"?
   Геннадий Иванович моргнул. Оленька с матерью переглянулись.
   -  У  меня  "Хэд",  -  подал  голос  миролюбивый  "гаваец",  -   могу
предложить. Хотите?
   -  Геннадию  Ивановичу  предложите,  -  перевела  стрелки  зловредная
Вероника, - у меня свой "Хэд".
   - Геннадий Иванович, я могу вам предложить...
   - Да мне, собственно, все равно, если Вероника согласна меня учить.
   - Да на что он вам, этот теннис! -  досадливо  воскликнула  Оленькина
мама и захлебнула досаду теплым компотом, оставшимся от полдника. -  Все
прям, как дураки, кинулись в этот теннис играть!..
   - Бег - вот лучшее средство, - провозгласила Юля.
   - Легкая атлетика - королева спорта! - поддержал  ее  Сережа,  и  они
синхронно размешали  в  железнодорожных  стаканах  принесенный  с  собой
заменитель сахара.
   Марина еще чуть-чуть раскопала салат и поднялась.
   - Приятного аппетита, - кисло сказала она, - до завтра.
   Бабуся Логвинова деловито заглянула в ее тарелку:
   - И  эта  ничего  не  поела!  Уморить  себя  решили!  Оленька  повыше
подтянула шаль.
   - Я не хочу. Еда - это так... глупо.
   И скучно и глупо, подумала Марина желчно.
   Ну почему считается, что женщина,  которая  ничего  не  ест,  гораздо
интереснее женщины, которая ест все? Кто это придумал?
   Ей хотелось есть - она не ужинала вовсе  не  потому,  что  "скучно  и
глупо", а из-за аллергии на рыбу. Сейчас поешь, а утром с ног до  головы
покроешься красными пятнами!
   Хорошо,  что  в  номере  у  нее  банка  с   кофе,   любимая   кружка,
длинная-предлинная палка сухой колбасы и три пакета  хрустящих  хлебцев.
Да, и еще роман!
   - В десять часов танцы, -  напомнил  Геннадий  Иванович,  и  Вероника
опять усмехнулась, - приходите, Марина!  Это  своеобразный  клуб.  Можно
пообщаться, поговорить, покурить... Жизнь здесь слишком размеренная,  от
нее быстро устаешь.
   - Спасибо, Геннадий Иванович,  -  поблагодарила  Марина.  Вот  только
танцев ей не хватало!
   Марина выбралась из-за стола, чувствуя, что все, не только соседи, но
и прочие отдыхающие, рассматривают ее с истовым любопытством,  перестают
есть, вытягивают шеи, шепчут друг другу в уши, кивают  в  ее  сторону  и
показывают глазами.
   Еще бы, ведь это она нашла... труп!
   Труп нашла, а "приключения" из этого  не  вышло.  Не  вышло  никакого
"приключения", и не выйдет! Жалость какая.
   Усатый милиционер, приехавший на "газике",  ее  почти  ни  о  чем  не
спрашивал. Она сама рассказала, как подлая шляпа слетела с  головы,  как
она стала ее вылавливать, нагнулась и... и увидела.
   - Перепугались? - спросил милиционер равнодушно.
   Марина пожала плечами:
   - Не особенно. Неприятно, конечно...
   "Приключения" не вышло,  и  главный  герой,  циничный,  остроумный  и
загорелый полицейский капитан с пушкой за ремнем, в выцветших и потертых
джинсах, тоже никак не вырисовывался.  Не  тянул  усатый  милиционер  на
главного героя!
   Труп  оказался  не  криминальный  -  все  правильно  понимала  бабуся
Логвинова.
   Выпил лишнего, сел на мостках, задремал, да и свалился -  так  как-то
получалось.
   Длинными санаторными коридорами, застланными  ковровыми  дорожками  -
красная середина, зеленая кайма, - Марина добралась до  высоких  двойных
ореховых дверей, вышла на вечернее солнце,  пристроилась  на  лавочку  с
гнутой садовой спинкой и закурила.
   Очень хотелось есть, и она с удовольствием думала о сухой  колбасе  и
банке с кофе.  Нужно  завтра  сходить  в  ближайший  магазинчик,  купить
йогуртов, сыру и серого деревенского хлеба, наверняка здесь есть.
   Ореховая дверь открылась и закрылась. Кто-то вышел и  пристроился  на
ту же лавочку, но с другой стороны.
   Откуда-то  взялась  толстая  пыльная  кошка,  посмотрела  на   Марину
вопросительно, зачем-то лизнула лапу и стала тереться о Маринины светлые
брюки, оставляя на них клоки шерсти.
   - Ты что? - спросила у нее Марина и стала отряхивать шерсть. -  Разве
не видишь, у меня ничего нет! Бедная, бедная, голодная киса!
   - Не верьте ей, - посоветовали с другого  конца  лавочки,  -  она  не
бедная и не голодная.
   Марина посмотрела  вбок  и  обнаружила  неподалеку  спортивные  штаны
непередаваемо-павлиньей расцветки.
   - Бедная и голодная. - Она погладила пыльную кошачью  башку  и  снова
неодобрительно покосилась на штаны.
   - Я только что скормил ей остатки рыбы. Я сегодня, знаете  ли,  опять
ловил.
   - Ловить мальков в луже - гнусно.
   - Я же не глушу их динамитом.
   После  чего  они  уставились  друг  на  друга.  Кошка   вопросительно
мяукнула, не понимая, почему Марина перестала ее гладить.
   - Здрасте, - неожиданно поздоровался тип в цветастых штанах.
   - Добрый вечер, - с ходу откликнулась привыкшая быть вежливой Марина.
   - Вы только меня не перебивайте, - быстро сказал  он,  -  меня  зовут
Федор Федорович Тучков. Можно просто Федор. Я из Москвы.  А  вы  Марина,
да?
   - А почему я не должна вас перебивать?
   - Потому что я никак не могу сказать вам,  как  меня  зовут,  вы  все
время перебиваете.
   - А зачем мне знать, как вас зовут?
   Он вздохнул, полез в карман и достал сигареты.
   - Так принято, - подумав, объяснил он, - мы с вами отдыхаем  в  одном
санатории и даже сидим за одним столом,  так  что  нам  придется  как-то
называть друг друга.
   - Вряд ли нам придется  как-то  друг  друга  называть,  -  отчеканила
Марина, - зачем?
   Очень уж он  ей  не  нравился,  с  его  брюшком,  гавайской  рубахой,
цветастыми штанами и сладкой улыбкой  на  круглой  физиономии.  Ей-богу,
Геннадий Иванович, будущая звезда теннисного спорта, и то лучше!
   - Я вас... раздражаю? - смиренно спросил Федор Федорович Тучков.
   - Раздражаете, - призналась Марина.
   - Почему?
   Не могла же она сказать про рубаху и брюшко!
   - Не знаю. Я не люблю никаких курортных знакомств.
   - Ну, на курорте никаких знакомств, кроме курортных, быть не может.
   - Я никаких не хочу.
   - Тогда вам надо было ехать на заимку.
   - Куда?!
   - В тайгу, - сказал он равнодушно, - на заимку. Лес, а в лесу избушка
- это заимка и есть. Или вы сибирских писателей не читали  -  Астафьева,
Липатова?
   Марина смотрела на него во все глаза. Он курил, кошка терлась  о  его
штанину, поглядывала вопросительно.
   - Завтра, - пообещал Федор Федорович кошке, - завтра  опять  наловим.
Ты полведра рыбы съела, хватит, совесть надо иметь!
   Ореховая высоченная дверь отлетела,  бахнулась  в  штукатурку,  и  на
площадку выскочила  мятежная  профессорская  внучка  Вероника  -  шорты,
маечка, кепочка козырьком назад, темные очки, и  на  плече  стильный  до
невозможности чехол с ракетками. Выскочила, уронила  ключи,  засмеялась,
завертелась, нагнулась и толкнула попкой Марину.
   Та неодобрительно подвинулась на лавочке.
   - Федор, не желаете ли партию? - дурашливо спросила Вероника.  -  Дед
сказал, что не пойдет. И курить, между прочим,  вредно.  Минздрав  давно
предупреждает!
   - Какая  еще  партия!  -  перепугался  Федор  Федорович.  -  Что  вы,
Вероника! После сытного ужина я только и могу, что греть на солнце  свои
старые кости!
   Вероника закинула за спину чехол и поставила на  лавочку  безупречную
ногу в безупречной кроссовке.  Загорелое,  упругое,  аппетитное  и  черт
знает какое бедро оказалось прямо под носом у Федора Тучкова.
   - За ужином вы ничего не ели, не врите. Пили чай и больше ничего.
   - Точно, - признался Федор, косясь на бедро, - экая вы наблюдательная
молодая особа!
   - Что за жаргон! Вы что, учитель русской словесности?
   - Вот и нет!  -  глупо  захихикав,  сказал  испытуемый  бедром  Федор
Тучков. - Вот и не угадали! Из-за этого глупейшего  хихиканья,  а  также
из-за того, что он моментально пошел туда,  куда  манила  его  Вероника,
подобно всем известному бычку на веревочке, Марина прониклась к нему еще
большим презрением и отвращением, если только это было возможно.
   - А кто?
   - Чиновник, - покаялся Федор, - чиновник в министерстве.
   - Коррумпированный?
   - Э-э... боюсь, что нет.
   - Тогда что с вас взять, - заключила Вероника, сняла ногу с лавочки и
пристроилась рядом с Мариной, обдав ее запахом вкусных духов.
   - Давайте, - приказала она, - рассказывайте. Марина молча смотрела на
нее, но профессорскую внучку было не так-то просто сбить с толку.
   - Что вы смотрите? - спросила она и окинула себя взглядом. -  У  меня
что, ширинка расстегнута? Или лифчик выпал? Федор, посмотрите,  сзади  у
меня все в порядке? Лифчик не волочится?
   Федор хрюкнул и с некоторой заминкой сообщил, что сзади у нее  все  в
порядке.
   - Ну тогда рассказывайте!
   - Что?
   - Как что?! Про труп рассказывайте!
   - О господи, -  выговорила  Марина,  стряхнула  пепел  с  сигареты  и
поднялась. - Я должна идти. Спокойной ночи.
   Но она даже предположить не могла, насколько  трудно  сбить  с  толку
профессорскую внучку!
   - Никакой спокойной ночи! Сначала вы нам расскажете про труп, а потом
будет спокойная ночь! Мы вас не отпустим! Правда, Федор? Не отпустим же?
   И тут она цепкой лапкой ухватила  Марину  за  брюки.  Кошка  мяукнула
вопросительно.
   Марина  усмехнулась  и  шагнула  прочь,  но  нахальная  девчонка   не
отпускала брюки.
   - Отпустите.
   - Ни за что.
   - Вы что? - спросила Марина. - Сумасшедшая?
   - Я не сумасшедшая, - весело сказала нахалка, - я любопытная.
   Нужно было или вырывать брюки, которые и так неприлично сползли  там,
где за них уцепилась когтистая лапка, или покориться.
   Покоряться на  глазах  у  Федора  Федоровича  Тучкова,  которому  она
только-только объяснила, что знать его не желает и разговаривать  с  ним
не станет, ей не хотелось.
   Вырываться на глазах у него же ей хотелось еще меньше.
   - Отпустите, - повторила Марина и  независимо  поддернула  сползающие
штаны.
   - Отпущу, если расскажете.
   - Нечего рассказывать.
   - Тогда не отпущу.
   И Вероника засмеялась, открыв безупречные зубы.
   Федор Федорович отчетливо  и  коротко  хмыкнул  и  вытащил  еще  одну
сигарету.
   Из  ореховых  дверей  выползла  незнакомая  бабуль-ка  с   пакетиком,
неодобрительно помахала рукой, разгоняя дым, и позвала нежно:
   - Кыс-кыс-кыс!
   Кошка мяукнула, вскочила на лавку, прошлась по коленям Федора Тучкова
и брякнулась под ноги барабульке.
   Та стала активно вываливать из пакета неаппетитное месиво из  рыбы  и
мяса. Кошка совалась, нюхала и брезгливо дергала усами. Месиво  ей  явно
не нравилось.
   Марина неожиданно обнаружила, что они - все  трое  -  тоже  брезгливо
морщатся, как эта кошка.
   -  Пошли  отсюда,  -  перехватив  ее  взгляд,  сказала   Вероника   и
непринужденно дернула за руку Федора Федоровича, - пошли, пошли!
   - Кысенька, - приговаривала бабулька, - кушай, кысенька! Что же ты не
кушаешь?
   - Ее сейчас вырвет, - предсказала Вероника, - пошли быстрей, я на это
смотреть не хочу!.. Пошли скорее!
   - Куда?
   - Господи, ну туда, где вы будете рассказывать про труп!
   Вероника  поднялась  -  Федор  Тучков  проводил   скорбным   взглядом
аппетитную попку - и  резво  побежала  в  сторону  от  ореховых  дверей,
бабульки и кошки.
   - Вы идете?!
   - Надо идти, - озабоченно проговорил бывший "гаваец", - надо идти.
   Марина тотчас же поднялась  и  пошла  -  ясное  дело!  -  в  сторону,
противоположную той, куда поскакала резвая барышня.
   -  А  вы  куда?!  -  прокричала  успевшая  отбежать  довольно  далеко
Вероника. За ней поспешал Федор Федорович. - А впрочем,  какая  разница!
Давайте туда!
   В одно мгновение она оказалась рядом с Мариной,  схватила  ее  повыше
локтя,  потащила,   поднажала,   повернула   и   вырулила   к   лавочке,
притулившейся за голубой елкой.
   - Ну вот, - сказала Вероника и кинула на газон свой шикарный чехол, -
очень замечательное место. Уединенное, и покурить можно.
   Она проворно достала пачку и заявила Марине:
   - Меня с куревом дед гоняет. А вас кто гоняет?
   - Меня никто не гоняет. Я уже взрослая девочка.
   - Господи, дед меня будет гонять за курево, даже  когда  мне  стукнет
шестьдесят! Он все равно будет жить вечно, так что  отвязаться  от  него
нет никакой надежды. А вам разве уже шестьдесят? И у вас нет деда?
   - Вероника, - сказал, неторопливо выходя из-за елочки, Федор  Тучков,
- ну что вы такое говорите! Вы ведь уже не маленькая, а  несете...  черт
знает что.
   - И не черт, и не знает, и не что, - выстрелила Вероника и  отправила
в рот тоненькую сигаретку, - и я хочу узнать про труп. Рассказывайте!
   И тут Марина засмеялась - такая настырная оказалась девица!
   - Значит, так, - начала она, - я сидела на мостках,  ветер  унес  мою
шляпу. У меня есть чудная шляпа  из  итальянской  соломки.  Я  стала  ее
выуживать и под водой увидела... увидела...
   Внезапно ей стало тошно, как будто она снова
   Увидела в коричневой воде колыхание травы и медленное движение  волос
вокруг белого расплывающегося пятна.  Самое  худшее,  что  это  было  не
просто Пятно, а мертвое человеческое лицо - с открытыми
   Глазами, с черным провалом  рта,  из  которою  полилась  вода,  когда
мужики стали поднимать тело. Рубашки облепила здоровенные руки, и джинсы
неприлично съехали, открыв серую, с зеленью  кожу,  и  уже  было  совсем
неважно, прилично или нет, потому что  это  был  не  человек,  а  что-то
другое.
   Неужели я тоже стану такой, когда умру? Я не могу стать такой, потому
что это буду не я. А где тогда буду я?
   - Ну и что, и что? - жадно спрашивала  Вероника.  -  Господи,  почему
меня там не было!
   Марина глубоко вдохнула. Воздух был вечерний, вкусный, летний.
   - Там были... молодой человек с девушкой. Наши, из-за стола, Вадим  и
Галя, кажется. Он сбегал, привел людей. Те люди привели еще людей. Потом
милиция приехала. Вот и все.
   Вероника оскорбилась:
   - Как все?! Разве это история?!
   - Я не знаю, история это или нет, только больше рассказывать нечего.
   - А  детали?  Предсмертная  записка?  Бриллианты?  При  нем  не  было
бриллиантов?
   - Я не видела.
   - А почему бриллианты, Вероника? -  сладко  спросил  Федор  Федорович
Тучков. - Что это у вас за... фантазии такие?
   - Никакие не фантазии! Это всем известно. Курьер привозит  бриллианты
с алмазных копей. Встречается с покупателями. Они не могут  договориться
о цене, и курьера убивают. А он как раз за  секунду  до  смерти  глотает
бриллианты. Весь килограмм. И тогда убийцы остаются с носом, потому  что
они не догадываются, что можно проглотить килограмм бриллиантов!
   - Гениально, - пробормотал Федор Федорович.
   Вероника посмотрела на него с подозрением:
   - А вы что? Телевизор не смотрите?
   - А вы что? Смотрите? Марина усмехнулась.
   - Так что? - спросила Вероника. - Дальше ничего не было? Ни  записок,
ни бриллиантов?! Никаких шокирующих деталей?
   - Никаких, - призналась Марина.
   Была одна деталь, но она не хотела рассказывать о ней Веронике, и  не
потому что деталь была "шокирующей", а потому  что  Марина  была  не  до
конца уверена, деталь ли это.
   - Так, значит,  бабульки  правильно  сказали?  Упал  по  пьяни  да  и
захлебнулся?
   - Какие бабульки?
   -  Господи,  какие!  Наши  соседки!  Ирина  Михайловна  и   вторая...
Валентина Васильевна,  что  ли!  -  По  тому,  как  Вероника  произнесла
имя-отчество, было совершенно ясно, что обеих она терпеть не может и  от
души презирает, ибо в санаторной праздности больше некуда девать избыток
энергии - только презирать кого-нибудь.
   Марина пожала плечами:
   - Я не знаю, что там болтали бабульки, но милиция  мне  сказала,  что
дело было именно так.
   Если бы не та самая деталь, о которой Марина  даже  точно  не  знала,
деталь ли это.
   - А... давно? - вдруг подал голос Федор  Федорович  и  откашлялся.  -
Давно?
   - Что - давно?
   - Давно... это случилось?
   - Что случилось? -  уточнила  вежливая  Марина,  заметив,  что  Федор
Федорович как-то странно морщится, когда поминает труп, - нежный  какой!
- Давно ли труп стал трупом или давно ли я его обнаружила?
   - Обнаружили... да, я знаю. Позавчера вечером,  я  как  раз...  кошку
искал. Нет, я про другое... Когда он... утонул?
   - Да накануне и утонул. -  Так  как  Федор  Федорович  все  морщился,
Марина чувствовала себя по сравнению с ним закаленной и самоуверенной. -
Три дня назад. Вечером или ночью.
   Тут произошло очень странное событие.
   Профессорская внучка  вдруг  встрепенулась,  перестала  рассматривать
свои ноги -  она  начинала  рассматривать  их  всякий  раз,  как  только
разговор отступал от ее драгоценной персоны, и рассматривала до тех пор,
пока не возвращался.
   Она  перестала  рассматривать  ноги  и  с  милой  непосредственностью
толкнула Федора Тучко