том  снова  бабахнула  дверь,  и  как  будто
вернулись  летние  звуки,   перепуганные   Вероникиными   рыданиями,   -
воробьиная возня и бодрое чириканье, ленивый шелест листьев,  отдаленные
детские голоса.
   Смерть? Какая еще смерть? Еще одна смерть?
   Сигарета догорела до фильтра  и  погасла,  испустив  белый  дымок.  В
книжках  про  энергетические  поля  и  потусторонний  мир   именно   так
изображались человеческие души -  тоненькая  струйка,  устремляющаяся  в
небеса.
   Что-то странное здесь творится, подумала  Марина  вчерашними  словами
Федора Тучкова. Что-то странное и, кажется, опасное.
   Она должна немедленно его найти. Найти и рассказать про Веронику.
   Осторожно и быстро, стараясь не  топать,  она  вернулась  в  комнату,
захватила рюкзак и вышла в коридорчик, где были всего две двери.  Номера
"люкс" - для удобства гостей класса "люкс" -  располагались  по  два  на
этаже.
   Марина сбежала  по  лестнице,  на  ходу  улыбнулась  администраторше,
которая проводила ее странным взглядом - должно быть, и  до  нее  дошло,
что "отдыхающая из пятнадцатой" целовалась с кем-то в бассейне!
   Четкая  тень  от  угла  дома  лежала  на  чистом   асфальте.   Марина
перешагнула границу и подняла к солнцу нос. Как она любила июль!
   Вчера произошли два странных события, связанных с Вероникой. Первое -
девчонка очень волновалась и пристала к Марине как банный лист, чтобы та
рассказала ей "про труп", и утащила ее на скамейку за елочки. Потом  был
еще разговор непонятно с кем и непонятно о чем. Марина  тогда  подумала,
что она говорит про утопленника, а сегодня решила, что  девчонку  кто-то
шантажирует.
   Вполне возможно.
   Кстати, сын Паша - еще  неизвестно,  кстати,  сын  ли  это!  -  очень
подходит на роль шантажиста. Вчера его не было, ночью Вероника  тайно  с
кем-то встречалась, а сегодня за завтраком он появился и ни  разу  ни  с
кем не заговорил!
   На чем он приехал? Поезд приходит раз в неделю. Вчера был "непоездной
день", это Марина знала точно. Значит, на машине? Откуда? Из  Москвы  за
четыреста километров? Или из районного центра,  до  которого  километров
сорок?
   На корте Федора Тучкова не оказалось. Одна площадка была свободна, на
второй пытались играть два  неопытных  юнца.  Федору  Тучкову  они  и  в
подметки не годились.
   Утром  произошло  еще  одно  странное  событие  и  тоже  связанное  с
Вероникой.
   Она пришла на корт в  мокрых  кроссовках  и  зачем-то  объявила,  что
пришла прямо из дома, очень торопилась, проспала и все такое.
   Зачем она наврала? Кому какое дело, откуда она пришла?
   Опять  встреча  с  таинственным   шантажистом?   Выходит,   шантажист
шантажировал ее и вечером и утром.
   Тучков Четвертый наверняка сказал  бы  -  что-то  слишком  до  хрена.
Пардон, то есть слишком много, поправился бы он потом,  вот  бы  как  он
сделал!
   В бассейне его тоже не было - напрасно Марина старательно заглядывала
в стеклянные двери. Да! У него  же  "партия  в  бильярд"  с  Вероникиным
дедом!
   Марина повернула обратно и быстро пошла к главному зданию.
   Для того чтобы сократить путь, идти пришлось через лес, по  узкой,  с
растрескавшимся асфальтом дорожке, где она давеча упала, а потом  они  с
Федором Тучковым Четвертым подслушали невероятно странный разговор Юли и
Сережи. Федор отмахивался от комаров и сетовал на то,  что  не  захватил
никаких "защитных средств", и, кажется, не  придал  странному  разговору
никакого значения. Теперь, увидев сына Пашу, Марина была  готова  с  ним
согласиться. Пожалуй, Юля с Сережей могли разговаривать о чем  угодно  -
совсем не обязательно об убийстве!
   Паша с Валентиной Васильной на роли  убийц  и  шантажистов  подходили
гораздо больше. Они были даже... похожи на убийц, какими их показывают в
кино. Особенно  Паша  с  его  бритой  башкой  и  отсутствующим  взглядом
ящерицы. Интересно, на чем он приехал и откуда? Как бы узнать?
   Марина бежала по дорожке и быстро соображала.
   Может, подкупить сторожа на стоянке? Или заключить с ним пари, как  в
пьесе Джона Б. Пристли или рассказе Артура Конан Доила?
   Вы заключаете  пари  с  хозяином  бакалейной  лавки,  что  куропатка,
поданная к обеду, была подстрелена во Франции, а он вытаскивает гроссбух
и убедительно доказывает, что куропатка-то была коренной англичанкой! Вы
платите ему три шиллинга - или полсоверена, в зависимости  от  отношения
автора к бакалейщику! - и получаете возможность ознакомиться с записями,
которые, конечно, не имеют отношения к родословной несчастной куропатки,
зато прямо указывают на преступника.
   Тут Марину внезапно осенило. Она даже приостановилась.  Ну,  конечно!
Гроссбух! Как же она раньше не догадалась! Федор Тучков Четвертый  будет
просто поражен, когда она с небрежным видом расскажет  ему,  как  именно
все было! Ну, даже если не все, то главное она уж точно узнает!
   Нет, не  может  быть,  чтобы  Вероника  была  их  сообщницей.  Скорее
жертвой, как и тот несчастный, которого они утопили в пруду и  привязали
его бессильные руки к склизкой свае, чтобы он не смог всплыть.
   Марина  вынуждена  была  приостановиться  и  несколько  раз  с  силой
вздохнуть.  Мысль  о  трупе  взволновала  ее  гораздо  сильнее,  чем  ей
хотелось. Федор Тучков ничего не должен об этом знать. Для  него  она  -
спокойная, хладнокровная и уверенная в себе, чтобы  он  даже  думать  не
смел, что может запросто смущать ее поцелуями и обращаться с ней,  будто
она такая, как все - как Оленька, к примеру!
   Хладнокровная! Не смешите меня! Разве настоящая женщина позволила  бы
так обращаться с собой, как Федор "обращался" с ней  в  бассейне!  Разве
она, эта настоящая, позволила бы ему потом  называть  себя  на  "ты",  и
совать руку в волосы, и держать сзади за шею! У Марины вдруг  похолодела
спина - то его движение было волнующим и очень интимным,  как  будто  он
имел на нее некое неоспоримое право или что-то о ней  знал  такое,  чего
никто, кроме него, не мог знать. Это  было  интимнее,  чем  поцелуй.  По
крайней мере Марине так показалось. Может, от неопытности?
   Разве настоящая женщина тридцати пяти лет может ни с того ни  с  сего
признаться мужчине в том, что у нее "никогда и  никого"?!  Господи,  что
будет с ней, Мариной, если мама узнает? Она узнает и умрет  от  горя,  и
бабушка умрет от горя, и в их  преждевременной  кончине  будет  виновата
только она сама.
   Ужас какой-то.
   Дорожка вильнула в заросли бузины,  и  прямо  перед  Марининым  носом
совершенно неожиданно оказались две спины - Вадима и Галки. Марине  даже
пришлось притормозить, чтобы не уткнуться носом в молодого человека. Вот
была  бы  история.  Ревнивая  Галка,   пожалуй,   и   физиономию   может
расцарапать.
   - А я тебе говорю, что это она! - громко говорил Вадим.
   - Ваденька, этого не может быть! Просто не может быть!
   - Да точно она! Ну я-то лучше тебя знаю!
   - Ну как, как она могла оказаться здесь?! Ты что,  говорил  ей,  куда
поедешь?
   - Ты че? С ума сошла? Жена до сих пор думает, что я в этой... как ее,
блин... Алуште!
   Марина знала, что подслушивать нехорошо - кажется, в последнее  время
она только и делает, что подслушивает!  -  и  стала  ступать  осторожно,
чтобы услышать еще немного.
   - Ну и успокойся! Тебе все показалось.
   - Да ничего мне не показалось, я же не безумная баба! Это  она.  Черт
возьми, теперь все расскажет! Что я должен делать?!
   - Все равно все узнают! - злым голосом перебила его  Галка.  -  Какая
разница, сейчас или когда! Если сейчас, может, это даже и лучше.
   - Это тебе лучше! А мне... лучше, чтоб никто, ни одна живая душа!
   Тут Галка, обладающая женской интуицией, оглянулась и оказалась нос к
носу с Мариной. Та немедленно заулыбалась фальшивой улыбочкой.
   -  Здрасте,  -  пробормотала  Галка  ошалело.  Вадим  подпрыгнул  как
ужаленный. Марине показалось, что  глаза  у  него  загорелись  нехорошим
огнем.
   Марина перепугалась -  вокруг  молчал  васнецовский  лес,  казавшийся
странно глухим, как будто до человеческого жилья было  по  меньшей  мере
километров сорок, - и понесла нечто несусветное:
   - - Здравствуйте. Можно я... мимо вас пробегу?  Я  так  тороплюсь,  у
меня еще партия в  бильярд,  то  есть  в  теннис,  Вероника  просила  не
опаздывать, а я решила  прогуляться  и  теперь  точно  опоздаю.  Как  вы
думаете, она меня дождется или убежит? Я хорошо играю в бильярд, а вы?
   - Мы не играем, - отрезал Вадим, разглядывая ее  все  подозрительней.
Кое-как Марина протиснулась мимо них и бросилась вперед. Ушибленная нога
не нашла лучшего времени, чтобы полоснуть  по  всем  нервным  окончаниям
хлесткой - до слез - болью. Преодолевая себя, Марина еще прибавила ходу,
а потом оглянулась. Двое стояли на дорожке и смотрели ей вслед.
   Струсив, Марина свернула с дорожки и заковыляла к белому  санаторному
корпусу прямо через заросли бузины и  орешника.  То  ли  бузина,  то  ли
орешник оставляли на майке длинные  и  тонкие  белые  нити,  похожие  на
слюни.  Марина  брезгливо  отряхивалась.   Пожалуй,   она   тоже   "дитя
мегаполиса", как Оленька. Нет, лес - это замечательно, но  только  когда
он не оставляет слюней на твоей любимой майке!
   В бильярдной Федора Тучкова не было. В  помещеньице,  прокуренном  до
такой степени, что даже от  стен  несло  застарелым  табачным  духом,  в
густых и душных сигаретных облаках двигались несколько  патлатых  юнцов,
изображающих на лицах пресыщенность и недовольство окружающим миром -  в
пятнадцать  лет  почему-то  считается  шикарным   быть   пресыщенным   и
недовольным.
   Куда делся Тучков Четвертый?! Куда запропал?
   Он может быть где угодно. На процедурах - что  там  ей  думалось  про
мужчин эпохи  Возрождения  и  геморрой?!  На  романтической  прогулке  с
Оленькой и ее романтической мамашей. Он может читать газету, пить в баре
кофе, дремать на теплой лавочке, играть в шахматы с  Генрихом  Яновичем.
Он может делать все, что ему заблагорассудится, и с чего это она  взяла,
что вот так, быстро и просто, найдет его и выложит все, что знает, а  он
станет внимательно и сочувственно ее слушать!
   Очень удрученная, Марина проковыляла мимо администраторши, нацелившей
на нее остренький нос и вперившей цепкий взгляд, и  поднялась  по  узкой
деревянной лестничке.
   Из холла  доносились  какие-то  равномерные  постукивания,  и  Марина
подумала  равнодушно,  что  кто-то,  наверное,  вешает  в  своем  номере
картину. Для красоты.
   Никто не вешал картину - это выяснилось, когда Марина вошла  в  холл.
Федор Тучков Четвертый стоял у нее под дверью и равномерно в нее стучал.
   Сердце подпрыгнуло, перекувыркнулось, приземлилось, и оказалось,  что
приземлилось не на то место, где было раньше. На этом новом месте сердцу
было неудобно, оно дергалось и трепыхалось, подгоняя кровь к щекам.
   - Вы... ко мне? - глупо спросила Марина, и он оглянулся.
   - Мы к вам.
   Они помолчали, рассматривая друг друга.
   Ему было неловко, что она его "застала". Он стучал уже минут  десять,
как дурак. Он все хотел остановиться и никак не  останавливался,  только
стучал и думал, где она может быть? Куда делась? Где он теперь должен ее
искать?
   - Может, мы войдем?
   - Ку... да?
   - К тебе в номер, разумеется. Можно ко мне, конечно, но ты же  шла  к
себе.
   Марина открыла дверь, и Федор Тучков Четвертый галантно пропустил  ее
вперед.
   - Я тебя искала.
   - Я тебя тоже искал.
   - Зачем?
   - Затем.
   Сердце все кувыркалось. Никто и никогда с ней такие разговаривал. Она
профессор, "состоявшийся человек", умница, хоть  и  не  красавица,  мама
учила ее "правильно ориентировать  себя  в  жизни",  и  Марина  послушно
"ориентировала" - в плеере  у  нее  всегда  стояла  кассета  Вивальди  и
никогда группы "На-На", а в сумке лежал Ричард Бах, а  не  какая-то  там
"история с убийством"!
   В ее жизненной орбите нет и не  было  человека,  который  на  вопрос:
"Зачем?" мог ответить: "Затем".
   Выходит, появился?
   Выходит, это и  есть  полицейский  капитан  в  выцветших  и  потертых
джинсах?
   - Кофе? - ненатуральным голосом спросила Марина.
   - Зачем ты меня искала?
   Он бросил ей спасательный круг, за который она немедленно уцепилась.
   - Мне нужно тебе рассказать. Вероника... ты  знаешь,  она  плакала  и
говорила, что ее смерть будет на его совести, а потом еще  Вадим  и  эта
его Галка говорили, что это точно она, и она теперь все расскажет,  и  я
испугалась, вдруг он понял, что я все слышала, а я...
   - Стоп, - приказал Федор Тучков несколько жестче, чем  следовало  бы.
Профессорша послушно замолчала на полуслове.
   Он неприязненно смотрел в сторону, изучал пейзажик на белой стене,  и
вид у него был такой, как будто пейзажик до крайности ему не нравится.
   "Она не виновата, что ты решил было,  что  она  взялась  тебя  искать
просто потому, что ей... захотелось тебя увидеть.
   Вот до чего ты дошел - в твоем-то почтенном возрасте!"
 
*** 
 
   - Давай еще раз. Чья смерть, на чьей совести, кто плакал, кто понял и
кто слышал. Хочешь?
   И достал из кармана леденец "Взлетный", подумал немного  и  предложил
ей. Марина посмотрела и отказалась. Тучков Четвертый  сунул  леденец  за
щеку, откинулся на спинку кресла и вытянул ноги в колониальных бриджах.
   ...А может, он и не капитан вовсе? Может,  нет  и  не  будет  никаких
выцветших и потертых джинсов?
   - Вероника плакала на балконе. Я курила и все слышала.  Она  кричала,
что сама во всем разберется, что  не  даст  никому  вмешиваться  в  свою
жизнь. Что никто не смеет давать  ей  советов.  Что  никому  не  сделала
ничего плохого, что ей не нужна благотворительность.  Еще  она  сказала,
что дед над ней издевается.
   - Она так и сказала - дед? - перебил ее Тучков Четвертый.  Слушал  он
очень внимательно.
   - Нет. Просто прокричала: "Не смей надо мной издеваться", или  что-то
в этом роде. - От сочувствия к бедной  запутавшейся  Веронике  у  Марины
даже слезы выступили на глазах. Она всегда жалела  бедолаг-студентов  и,
хотя слыла  "строгой,  но  справедливой",  частенько  делала  им  всякие
поблажки - то мелкие, то крупные, в зависимости от степени бедственности
положения.
   - А ты точно слышала, с кем именно она разговаривала?
   - Ну с кем она могла еще разговаривать! С дедом, конечно.
   - Почему - конечно? Она могла с кем угодно разговаривать.  В  котором
часу это было? Марина подумала.
   - Наверное, сразу после двенадцати. Я пришла с процедур и  курила  на
балконе.
   - До пяти минут первого мы с дедом играли в бильярд. Но это ничего не
означает. Отсюда до бильярдной две минуты ходу.
   - Ну и что?
   - Дед мог проститься со мной и пойти  скандалить  с  внучкой.  А  мог
остаться на лавочке перед корпусом. Или пойти гулять. Или плавать. Ты же
не видела, что это именно он, и не слышала его голоса, правильно?
   - Ну... почти не слышала, но это он, Федор!
   - Почему? Из чего это следует? Это  на  самом  деле  ни  из  чего  не
следовало. Марина осеклась. Он был прав.
   - Да, - согласился Федор Тучков, хотя она молчала, -  вот  именно.  К
ней в номер мог прийти кто угодно, как я  сейчас  пришел  к  тебе.  Хоть
Геннадий Иванович. Голос был мужской?
   На этот вопрос Марина могла ответить совершенно точно:
   - Да.
   - Значит, еще Вадик, Сережа и сын Павлик. Правильно?
   Марина   посмотрела   на   него,   такого    вальяжного,    такого...
развалившегося в кресле.
   - И еще вы, Федор. То есть ты.
   - Молодец, - непонятно похвалил ее Федор. - Все правильно. Но не я. У
меня есть алиби.
   - Какое алиби?
   - Классическое. Я сыграл еще  одну  партию  после  того,  как  Генрих
Янович ушел. С охранником Колей. Он от безделья совсем изнемог, ну, мы и
гоняли шары еще с полчаса. Ты можешь  у  него  спросить,  он  все  время
смотрел на часы, боялся, что придет проверяющий. Я вышел из бильярдной в
половине первого и поднялся... к нам в холл.
   К нам. Оказывается, у "них" есть свой холл.
   - Вадик тоже не мог. Через две минуты после этого я его  встретила  в
парке. Он шел с Галкой. Он не мог туда внезапно прибежать.
   - Почему?
   - Потому что было видно, что они гуляют уже... давно. Понимаешь?
   - Понимаю, - согласился Федор. - Значит, Геннадий Иванович, Сережа  и
Павлик.
   - В санатории еще триста человек.
   - А может быть, пятьсот.
   - Вот именно. Она могла разговаривать...
   - Не могла, - перебил Федор Тучков. - Я тебе уже говорил. Ей кажется,
что она попала в дом престарелых. Дети четырнадцати и пятнадцати лет  ее
интересовать не могут. Никакой... молодежи здесь нет. Она  разговаривает
только с нами и  то  потому,  что  мы  ее  забавляем.  Кстати,  надо  бы
выяснить, зачем она вообще сюда приехала.
   - Как зачем?! Отдыхать!
   - Девушки ее  возраста  и  общественного  положения,  -  назидательно
сказал Федор Тучков, - отдыхают в Турции, в клубе "Four Seasons" и  там,
не приходя в сознание, катаются на водных лыжах и летают на парашютах.
   - Что такое клуб "Four Seasons"?
   - Это такое специальное место. Питомник для райских цветов.
   Марина немного подумала. Упоминание о  райских  цветах,  из  которого
следовало сделать вывод, что сама Марина на такой цветок никак не  тянет
ее задело.
   - Как это выяснить?
   - Что именно?
   - Ну, зачем она приехала?
   Федор Тучков Четвертый посмотрел на нее внимательно.
   Она вступила на территорию, на которую он старательно и незаметно  ее
заманивал, на которой только  она  и  могла  быть  ему  полезна.  Теперь
следовало не торопиться, чтобы не спугнуть ее и заставить действовать  в
своих интересах.
   - Ты можешь попробовать с ней поговорить, - сказал  он  осторожно.  -
Между вами, девочками. Вероника - натура импульсивная. Может, она тебе и
расскажет... что-то интересное.
   - Я попробую, - тут же согласилась Марина.
   Его взяла досада - на себя.
   Вот как. И не пришлось ничего выдумывать.  Она  так  увлеклась  своим
"детективом", что, сама того не зная, готова ему служить. Один  раз  уже
послужила - нашла ремень. Вряд  ли  она  понимала,  какую  важную  улику
обнаружила, но он-то точно знал, насколько она важна!
   Марина походила по комнате и присела на край дивана, довольно  далеко
от него.
   - Вадик говорил Галке, что это "она".  Я  не  поняла,  про  кого  они
говорили. Я только слышала, что это "она" и теперь все станет  известно!
Да, и еще, что жена думает, что он в Алуште,  а  теперь  все  откроется.
Федор, я уверена, что "она" - это Валентина Васильна. Если они  с  Пашей
шантажируют Веронику, может, они и Вадика  шантажируют,  а?  Может,  они
знают, что он приехал не  с  женой,  а  с  любовницей,  и  угрожают  все
рассказать жене?
   - Даже слепому ясно, что он приехал не с женой,  а  с  любовницей,  -
пробурчал Тучков Четвертый. - У нее на лбу написано, что она  любовница,
а не жена.
   - На лбу? - переспросила Марина.
   - Угу.
   - А в милицию он зачем собрался? Откуда он  узнал,  что  покойника...
утопили?
   - Да, - согласился Федор  Тучков,  -  непонятно.  И  еще  непонятней,
почему он в милицию так и не пошел.
   - Откуда ты знаешь, что он не пошел?
   - По-моему, ты его видела в парке, а не в милиции.
   - Может, он уже был там и вернулся!
   -  Сорок  километров  до  райцентра  и  столько  же  обратно.  Итого,
восемьдесят. Написать заявление. Дождаться, чтобы его  зарегистрировали.
Ответить на вопросы. На это нужен целый день. Он сказал Галке,  что  они
не пойдут кататься на лошадях, потому что ему  надо  в  милицию,  и  они
отправились в парк гулять.
   Марина почесала  нос.  Ее  личное  "приключение",  кажется,  набирало
обороты. Она даже азарт почувствовала, как настоящая сыщица.
   - Я придумала, как узнать, на чем приехал сын Павлик, - придвинувшись
к Федору, сообщила она вполголоса.
   - Зачем нам это знать?
   - Ну как зачем! Обязательно нужно. Зачем и откуда. И на сколько.
   Федор как-то неопределенно пожал плечами. Очевидно, все-таки  отчасти
он  был  тупой,  не  понимал  самых  простых  вещей!  Сейчас   о