пещерка под столом - и собаки и пещерки переезжали с
ними, когда отца переводили из  одного  конца  державы  в  другой,  -  и
любимая кружка с солнышком, и бабушка, язвительная и в очках, всегдашний
друг и сообщница. Были зимние яблоки, где бы они ни  жили,  везде.  Елка
была, а под ней подарки - горой. У  отца  была  летная  куртка,  овчиной
внутрь, жесткой замшей наружу, комбинезон, сапоги с мехом,  и  он  катал
сына на санках, и еще они ходили на лыжах, иногда очень далеко,  и  отец
потом тащил его домой - он цеплялся за палку и ехал, как на буксире.
   Он вырос, как будто с ног до головы защищенный непробиваемой семейной
броней, - что бы ни случилось, каким бы страшным ни казалось, все  равно
есть они. которые стоят на краю, которые подхватят, поддержат, оттащат в
безопасное место, накормят, растолкуют, наподдадут по заднице,  если  уж
на то пошло.
   Родители и дед с бабушкой были постоянными и неизменными  величинами,
и сомневаться в этом было так же глупо, как  в  том,  что  завтра  утром
солнце взойдет опять.
   То есть теоретически оно,  конечно,  может  не  взойти,  но  практика
показывает, что день ото  дня  последние  несколько  миллионов  лет  оно
исправно взбирается на свое место.
   Федор Тучков не знал, что должен чувствовать человек,  у  которого...
нет брони.
   Нет брони, и, голый, слабый, дрожащий, он остается на ветру  -  один,
потому что некому оттаскивать, защищать и прикрывать, -  и  оказывается,
что даже то, во что верилось и что выглядело надежным, не правда.
   Федор Тучков не зря дослужился до генерала.  Он  стал  самым  молодым
генералом  в  управлении,  в  сорок  один  год.   Он   быстро   принимал
безошибочные решения - всегда.
   Он не может  сейчас  соорудить  ей  броню.  Зато  он  запросто  может
поделиться своей.
   - Маруська, - сказал он ей в ухо,  -  не  страдай.  Будешь  страдать,
когда я решу тебя бросить. Договорились?
   - Ты хочешь меня бросить?
   - Я не могу тебя бросить, - объявил он. - Если только в воду.
   - Почему не можешь?
   - Не знаю. Не могу.
   - Мы знакомы три дня.
   - Четыре, ну и что?
   Она потрогала его щеку и спросила неожиданно:
   - А почему ты больше не ходишь ловить мальков?
   - Ты же мне не разрешаешь, - удивился он.
   - Я не разрешаю? - поразилась Марина. Паника, скрученная  у  горла  в
спираль, потихоньку таяла, как будто оказалась ледяной.
   - Ты сказала, что ловить мальков в луже - гнусно.
   - А ты сказал, что не глушишь их динамитом.
   - Нам надо разобраться со всеми делами, - вдруг сказал он серьезно, -
и заняться нашими собственными. И я должен тебя попросить.
   - Что?..
   - Пока мы не закончили, постарайся не устраивать мне сцен,  ладно?  Я
пугаюсь и не могу нормально думать.
   Марина открыла и закрыла рот.
   Никогда в ее жизни не было человека, который мог бы  будничным  тоном
попросить ее "не устраивать сцен".
   Впрочем, и от этого человека она только что чуть не сбежала. Как  это
он успел ее поймать и вернуть?
   -  Я  постараюсь,  -  пообещала  она  тоном  первоклассницы,  которая
клянется больше "никогда-никогда" не лезть на школьный забор.
   Тучков Четвертый ловко вынул ее из халата и за руку повел в сауну,  и
тут выяснилось, что она очень замерзла, даже зубы застучали, и они долго
грелись, шушукались, тянули пиво, молчали -  и  все  это  оказалось  так
легко!
   В корпус "люкс" Марина брела за Федором, спотыкаясь и чуть не  падая.
Ей очень хотелось спать, так что в глазах  плавали  темные  круги  -  от
сауны и переживаний.
   На широкой  лестничной  площадке  с  ковром  и  креслом  Федор  вдруг
остановился. Марина немедленно привалилась к нему - засыпать.
   - Стой, - приказал он негромко, отлепил ее от себя и заглянул вниз.
   На два лестничных пролета ниже, в холле  первого  этажа,  резались  в
пинг-понг. Цокал мячик,  топали  ноги,  болельщики  ревели  и  хохотали,
игроки вскрикивали победно и коротко и выли протяжно и разочарованно.
   - Господи, неужели ты  еще  хочешь  играть?  -  пробормотала  Марина,
старательно тараща слипающиеся глаза.
   - Нет.
   Он еще заглянул через полированные  перила,  подвел  ее  к  креслу  и
усадил.
   - Подожди меня.
   С нее мигом слетел весь сон.
   - Ты куда?
   - В номер к Павлику Лазареву.
   - Зачем тебе к нему в номер?!
   - Мне нужно.
   - А... Павлик дома? Федор усмехнулся коротко:
   - Павлик играет в пинг-понг. Слышишь, орет? Я быстро.
   - У тебя есть ключи?
   - Мне не нужны ключи.
   - А как ты туда войдешь?
   - В дверь, - ответил Тучков сердито.
   - А ты знаешь, где он живет?
   - Мы же утром смотрели тетрадь регистрации! Там не только номера  его
машины, но и номер его комнаты, Маруся. Не задерживай меня. Счет пять  -
три, у меня есть минут десять.
   - Я с тобой, - решительно объявила Марина.
   - Мне некогда с тобой спорить.
   - Вот именно. - Она выбралась из кресла. - Куда? Налево, направо?
   - Направо, черт возьми.
   - Пошли. Какой номер?
   Федор помолчал, и она поняла, что он ругается - про себя, конечно!
   - Двести пятидесятый.
   Ковровая "кремлевская" дорожка глушила шаги.
   - Вот смотри, здесь. Только ключа-то у нас нет!
   Федор Тучков сунул ей в руки оба рюкзака -  один  из  них  был  очень
мокрый, - оглянулся, как заправский жулик, и присел  на  корточки  перед
номером двести пятьдесят. В пальцах у него оказалась давешняя проволока,
которая вонзилась в коня по имени Мальчик. Он держал ее как-то  странно,
как будто сигарету, и ковырялся очень недолго.
   За поворотом коридора послышались голоса. Кто-то шел к ним.
   Марина оглянулась, потом вновь посмотрела  на  Федора.  Он  продолжал
ковыряться.
   Раз, тихий щелчок, и дверь открылась.
   - Быстрей. Входи.
   Он бесшумно затолкал ее внутрь и прикрыл за собой дверь.  Под  дверью
протопали резвые ножки, и какие-то барышни - те, о которых Федор  Тучков
говорил, что они  "райские  цветы",  -  промчались  мимо.  По  недалекой
деревянной лестнице обрушился град из барышниных каблуков.
   - Федор, смотри, тут что-то на полу.
   Бумажный, сложенный вдвое листок белел под  ногами.  Марина  на  него
наступила.
   Тучков прошел в чужую комнату,  как  в  свою  собственную,  вышел  на
балкон, огляделся и вернулся. Марина подняла листок.
   - Что там?
   - "Ничего не получается, уезжай. В.", - прочитала Марина. -  Господи,
Федор, это записка!
   - Я догадался.
   - Значит, все-таки он, - выговорила она и взялась за лоб. - Но он  не
мог утопить твоего Чуева, потому что он только вчера приехал!
   - Чуев не мой. - Федор Тучков зашел в комнату, открыл гардероб и стал
там шарить.
   - Павлик не мог утопить твоего Чуева,  и  Вадима  он  не  мог  убить.
Потому что его там не было! Не было! Он  появился  только  потом,  когда
Вадим уже упал. Там были Оленька  и  Геннадий  Иванович!  И  коробок  ты
нашел! Тот коробок, Геннадия Ивановича!
   Федор вытащил из гардероба какие-то штаны и внимательно их осмотрел.
   - Что ты ищешь?
   Он молча сунул штаны на место.
   - Что? Пистолет?
   - Или следы его присутствия.
   Под дверью снова раздались шаги. На  этот  раз  неспешные,  солидные.
Марина замерла.
   Стук в дверь обрушился на нее, как первый удар грома,  возвещающий  о
божественном правосудии.
   Федор замер перед распахнутым гардеробом, но лишь на секунду, а потом
опять стал копаться. Марина зажмурилась и перестала дышать.
   - Павлик! - позвала из-за двери Валентина  Ва-сильна.  -  Павлуш,  ты
спишь, что ли?! Сыночек!
   Рюкзак поехал из липких от  страха  ладоней,  и  Марина  поняла,  что
сейчас она его непременно уронит. Федор мельком глянул на нее.
   Валентина еще раз приналегла на дверь и забарабанила  изо  всех  сил.
Марина перехватила рюкзак и поддержала его коленкой, чтобы  не  уронить.
Нежная мать  потопталась  под  дверью,  а  потом  ушла  -  тяжелые  шаги
отдалились и замерли.
   - Что на нем было, когда он пугал тебя пистолетом? - как ни в чем  не
бывало спросил Тучков Четвертый.
   - Шорты, кажется, - просипела Марина и все-таки  уронила  рюкзак.  Он
упал с мокрым мягким звуком. - Мы утром его видели  в  этих  шортах,  на
стоянке. Помнишь?
   Ни слова не говоря, Федор Тучков закрыл гардероб и оглядел кресла.  В
креслах тоже  валялась  какая-то  одежда,  и  он  стал  проворно  в  ней
копаться, как собака в куче мусора.
   - Федор, пошли отсюда.
   - Угу.
   Марина прислушивалась так, что звенело внутри головы.
   - Федор?
   - Сейчас.
   - А записка? Что с ней делать?
   - Пусть лежит, где лежала. Оставь.
   Шаги  надвинулись  внезапно  и  очень  быстро,   неожиданно   быстро.
Зазвучали голоса.
   - Черт побери, - пробормотал Тучков едва слышно.
   - Павлик, а я решила, что ты спишь, - говорила Валентина  Васильна  в
коридоре, с каждой минутой все ближе и ближе, - упарился, да и завалился
дрыхнуть, а ты в спорт играешь!
   - Мам, у тебя есть поесть?
   - Есть, как не быть. И колбаска,  и  сырок,  и  хлебушек,  все  есть.
Кушать хочешь, да?
   - Да. Только майку переодену, жарко мне.
   В коридор нельзя. Павлик и  нежная  мать  очень  близко.  Что  Павлик
сделает с ними, если застанет в своей комнате, можно  представить,  хотя
бы по тому, как он разорялся утром, когда они только  стояли  возле  его
машины!
   Что там генерал Тучков говорил, что всех сотрудников  спецслужб  учат
разбивать головой кирпичи? Может, он справится с Павликом? Головой?  Или
нет?
   - Марина. Быстрее.
   Куда? Куда бежать? Где спасаться?!
   - Марина, на балкон, быстрее!
   В замке завозился ключ.
   Она подхватила рюкзак, пулей пролетела комнату, и Федор  сзади  успел
погасить свет.
   Марина выскочила на балкон, он следом и быстро -  один  за  другим  -
покидал вниз рюкзаки.
   - Я не смогу. Второй этаж, - выговорила она и оглянулась.  Дверь  еще
не открылась, но было понятно, что вот-вот откроется.
   - Быстро. Направо. - Он перелез через балкон  и  за  шиворот  потащил
Марину.
   - Куда?!
   Дверь открылась, сквозняком дернуло штору.
   - Сыночек, - очень громко сказала Валентина, - глянь, на полу бумажка
какая-то!
   - За мной. Давай за мной быстро!
   По балкону он перебрался на соседний. Марина кое-как ползла  за  ним.
Если бы Павлик взглянул в окно, он бы ее увидел.
   За соседним окном горел свет, кажется, там играли в карты.
   - Куда, Федор?
   - Давай, давай!
   Цепляясь руками - господи, сколько можно, она сегодня  уже  цеплялась
руками, спасаясь от этого же самого Павлика! - Марина следом за Тучковым
перебралась вдоль соседнего балкона. Следующее окно было темным.
   Марина посмотрела вперед и замерла, цепляясь железными от  напряжения
руками за перила.
   Федора нигде не было.
   - Федор?
   - Я здесь, - прошипел он снизу. - Тут лестница! Спускайся!
   Для  того  чтобы  попасть  на  лестницу,  нужно  было  занести  ногу,
поставить ее  на  узкий  чугунный  прут  и  отцепить  руки  от  перил  и
схватиться за лестницу.
   - Я не смогу.
   - Не сможешь, будешь висеть до утра.
   - Федор!
   - Давай.
   Зажмурившись изо  всех  сил,  так,  что  больно  стало  в  ушах,  она
перенесла ногу, помедлила и перекинулась на лестницу. В боку закололо  -
то ли "старые раны" дали о себе знать, то ли просто со страху.
   - Молодец. Теперь прыгай.
   Нужно было прыгать, потому что лестница,  конечно,  не  доставала  до
земли - довольно высоко.
   Марина выдохнула и разжала руки и сразу приземлилась - упала на  зад.
По всему телу прошел звон.
   - Молодец, - еще раз похвалил Федор Тучков. -  Умница.  Теперь  пошли
отсюда.
   Он подобрал рюкзаки и за руку потянул ее  к  освещенной  дорожке.  По
дорожке прогуливались парочки. Вот интересно, никто не  видел,  как  они
лезли по балконам вдоль всего здания?!
   - Ты что-нибудь нашел? Только не говори нет, потому что  я  этого  не
переживу.
   - Почему не переживешь?
   - Столько усилий - и все зря?!
   - Авантюристка. -  У  него  был  странный  тон  -  смесь  гордости  и
нежности.
   Он шел быстро, Марина хромала рядом.
   - Ну, пистолета я не нашел.
   - Может, он его носит с собой?
   - То-то радости будет всем играющим в пинг-понг, когда у  Павлика  из
штанов внезапно вывалится пистолет! Собственно  говоря,  я  был  в  этом
уверен.
   - В чем уверен?
   - В том, что у него нет и не было никакого пистолета.
   - А чем он пугал меня в беседке?
   - Он не путал тебя в беседке.
   - Здрасте!
   - Он не пугал тебя в беседке, - повторил Федор Тучков.
   Марина посмотрела на него и промолчала.
   Она не безумная. У нее нет галлюцинаций. Она точно видела, как Павлик
наставил на нее пистолет. Так же точно, как видит сейчас Федора Тучкова,
шагающего рядом.
   Что, черт подери, он выдумывает?!
   В корпусе "люкс" было тепло и тихо, как в оранжерее. Гипсовая персона
с кувшином непрерывно лила хлорированную воду в гипсовый же бассейн-чик.
Дежурная почитывала детектив и на Федора с Мариной не обратила  никакого
внимания.
   - Чай будем пить?
   - Будем, - решила Марина.
   - У тебя или у меня?
   Ответить она не успела. В глубине их общего громадного "холла" что-то
завозилось,  возникла  черная  тень,  шевельнулась,  вырастая  почти  до
потолка. Марина ахнула и схватила Тучкова Четвертого за руку.
   Господи, ну хватит уже на сегодня! Сколько можно?!
   Тень как будто повисла в дальнем углу, а потом сказала:
   - Марина Евгеньевна, это... я. Галя. Мне надо с вами поговорить.
   Марина растерялась. Федор рядом с ней хранил молчание.
   - Галя, - повторила Марина  зачем-то,  -  вы  проходите,  пожалуйста.
Сейчас я открою. Я... да-да, одну минуточку.
   - Давайте лучше ко мне, - уверенно пригласил  Федор,  распахнул  свою
дверь, зажег свет и сделал движение, как  будто  собирался  внести  Галю
внутрь на руках. Марина посмотрела подозрительно.  -  Если  я  вам  буду
мешать, я схожу... в буфет.
   Галя кивнула, колыхнулись черные пряди - ей было  все  равно,  пойдет
Тучков Четвертый в буфет или не пойдет.
   - Хотите чаю?
   - Нет. Я ничего не хочу.
   - Вы хотя бы садитесь.
   - Да. Спасибо.
   Она прошла в самый темный угол - деликатный Тучков  зажег  торшер,  а
верхний, яркий свет зажигать не  стал  -  и  опустилась  в  кресло.  Она
почему-то напоминала сломанную вещь.
   - А кофе, Галочка? Хотите кофе? - Марине было ужасно ее жалко.
   - Или коньяк, - предложил Федор, - у меня есть. И полез в  стеклянный
шкаф за бокалами.
   - Марина Евгеньевна, - неожиданно сказала Галя. Голос  тоже,  похоже,
сломался, и она им плохо владела, - мне надо уехать. Сегодня или  завтра
утром. Дайте мне денег, если у вас есть.  Мне  надо  немного.  На  билет
только.
   - Господи, Галя, конечно, - засуетилась Марина, - я только  сбегаю  в
свой номер.
   - У меня есть деньги, - перебил их Тучков и открыл коньяк. Пробка как
будто вздохнула. - Выпейте, Галя. И ни сегодня, ни завтра вы ни  на  чем
не уедете, поезд в Москву будет только в понедельник.
   - Мне все равно, - заявила она. -  Я  не  в  Москву  тогда.  А  потом
как-нибудь.
   - А... зачем так срочно? Дождитесь поезда, и тогда...
   - Завтра приедет его жена, - равнодушно сказала Галя. - Забирать. Мне
здесь не место. И денег у меня нет. Все деньги были у него в чемодане. И
пропали.
   - Как пропали?! - поразилась Марина.
   Санаторий гордился  тем,  что  у  них  "никто  не  ворует".  Об  этом
сообщалось каждому отдыхающему, можно сказать, еще на станции.
   - Пропали, - так же равнодушно проговорила Галя. - Мне уехать надо, а
не на что. За так не повезут. И ждать некогда. Дадите?
   Федор Тучков выудил бумажник, открыл и положил  перед  ней,  рядом  с
рюмкой, кучку бумажек - довольно много.
   - Спасибо, Марина Евгеньевна, - сказала  Галя.  Вряд  ли  она  видела
Тучкова. - Я пошла.
   - Нет, выпейте сначала! - Марина  схватила  ее  за  руку.  Рука  была
холодной и влажной. - Выпейте, выпейте.
   Галя опрокинула в себя коньяк, поставила рюмку и опять сказала:
   - Спасибо. Мне  больше  ничего  не  нужно.  Я...  верну  вам,  Марина
Евгеньевна.
   - Зачем он собирался в милицию? - вдруг жестко спросил Тучков.  -  Вы
знаете?
   - Знаю.
   Маринино сердце приостановилось, а потом пустилось  в  разгон  -  все
быстрее и быстрее.
   - Зачем, Галя?
   - Какое это теперь имеет значение?
   - Имеет.
   Она пожала плечами. Ей было все равно. Наверное, в голове у нее  тоже
что-то сломалось.
   - Он узнал того, которого Марина Евгеньевна нашла.  Он  из  Ярославля
родом, Вадик, а тог был какой-то  главный  ярославский  бандит.  Он  все
вспоминал, вспоминал, а потом вспомнил и сказал - пойду в милицию. Менты
небось и не знают, какого тут большого человека в воду спихнули. Небось,
когда узнают, всем отделением свечки пойдут ставить за упокой  души.  Он
был уверен, что тот не сам утонул. Такие, говорит, сами не тонут. -  Она
помолчала, а потом добавила:
   - Я тоже должна свечку поставить. За упокой души.
   Федор Тучков  мельком  взглянул  на  Марину.  У  той  глаза  налились
слезами, губы водило из стороны в сторону - так  жалко  было  несчастную
Галю!
   Федор потрогал ее за плечо. Она обернулась и посмотрела на  него.  Он
отрицательно  покачал  головой,  и  Марина  поняла  -   рыдать   нельзя.
Сочувствовать можно, но только тихо, про себя.
   У него работа - бывшее ее собственное "приключение", - он  должен  ее
делать, а она не должна ему мешать.
   Она не станет мешать. Только Галю очень жалко.
   Федор Тучков чем-то странно хрустнул, как  будто  сел  на  стекло,  и
налил Гале еще коньяку. Марине некогда  было  разбираться,  чем  он  там
хрустит. Чайник закипел, изрыгнул пар и выключился. Марина  разложила  в
кружки пакетики и залила кипятком - может, она  выпьет,  эта  несчастная
глупая девчонка, у которой нет даже денег, чтобы вернуться в Москву.
   - Спасибо, Марина Евгеньевна, - сказала та опять. - Больше не у  кого
попросить. У вас лицо похоже на человеческое.
   - Что случилось сегодня утром? Почему вы были так расстроены?  Почему
не пошли с ним кататься на лошадях? Вы же хотели.
   - Будь они прокляты, эти лошади, - равнодушно заметила Галя.
   - Почему вы плакали?
   - Я не помню.  Разве  я  плакала?  Я  теперь,  наверное,  никогда  не
заплачу.
   - Вы плакали. Вы попались нам  навстречу,  все  лицо  у  вас  было  в
слезах.
   Генерал Тучков говорил как-то очень  жестко,  неуместно  жестко,  так
нельзя было разговаривать с убитой горем девчонкой, у которой  сломались
не только тело и голос, но, кажется, еще и мозги.
   Гестаповец, подумала про него Марина. Ну, конечно!
   - Галя, почему вы плакали?
   - А? А он сказал, что не женится на мне. Никогда. Я ему сказала,  что
хочу, чтобы у нас был ребенок, а он стал надо мной смеяться.
   - Выпейте. - Марина сунула ей в руки кружку с чаем. От чая поднимался
пар, такой успокоительный,  такой  привычный.  -  Выпейте  горяченького,
Галя.
   - Он сказал, что у него уже есть ребенок. Тот, который у жены. И  еще
он сказал, что ее любит, понимаете? Меня трахает, а ее  любит.  Тебе  не
понять, он сказал.
   Да уж, подумал Федор Тучков, где уж тут понять.
   - А вы что ему ответили?
   - Я ответила, что его люблю, что думала, что он меня тоже любит...  А
он сказал - что ты понимаешь в любви?  Ты  же  проститутка.  Проститутки
понимают только одно - деньги и удобства.  А  я...  я...  правда  не  за
деньги. Я его люблю.
   - Конечно, конечно, любишь, - успокоила Марина и подтолкнула ее  руку
ко рту. - Ты попей пока.
   - Я не хочу. Я... домой хочу. Зачем он упал?
   -  Это  вы  его  убили?  -  вдруг  спросил  гестаповец  Тучков.  Галя
посмотрела на него. Черные волосы, висевшие вдоль бледных щек, делали ее
похожей на утопленницу.
   - Это он меня убил, - внятно произнесла она. - Сам умер и меня  убил.
Я теперь даже не смогу его  похоронить.  Мне  не  разрешат.  Не  пустят,
потому что я никто и мне там не место. Он ее любил,  а  меня  трахал.  И
ребенок у не! о уже был. А на меня наплевать. Конечно.
   - Галя, кого он узнал из отдыхающих? Марина слышала, что  он