на   ему
продемонстрирует свои детективные таланты,  нечего  смотреть  на  нее  с
такой веселенькой усмешечкой!
   - Пошли, - решительно сказала она и поднялась.
   - Куда?
   - На улицу.
   - В парк? Гулять?
   Усмешечка стала очевидной. Взбрыкивающее сердце перестало прыгать,  и
спине стало холодно.
   - У вас... другие планы?
   Была с ней такая история. Лет семь назад она позвонила  однокурснику,
с которым повстречалась на каком-то "летии" выпуска. Он был "временно не
женат", раскован, мил, подвез ее до дома на длинном иностранной машине и
оставил свою  визитную  карточку.  Она  мучилась  две  недели,  а  потом
позвонила.
   Он сказал: "У меня другие планы". Холодным, уверенным, очень  мужским
тоном отказа.
   Никогда, ни до, ни после этого, Марина не  испытывала  такого  стыда.
Даже сейчас, спустя столько лет, было стыдно, стыдно...
   Федор Тучков ничего не понял. То есть совсем ничего. То  есть  он  не
обратил на обуявшие ее мучения никакого внимания.
   Он выбрался из кресла и спросил озабоченно:
   - Ты рюкзак берешь?
   - Что?
   - Рюкзак брать или не брать?
   Он... идет с ней? У него нет... других планов?
   - Я возьму сама, спасибо.
   - Пожалуйста, но лучше я.
   - Не надо!
   Он удивился и сунул ей рюкзак.
   - Я не знал, что это так важно. Прошу прощения.
   Сжимая  рюкзак,  Марина  выскочила  из  номера  и  с   преувеличенным
вниманием стала возиться с ключом.
   Все-таки он идет с ней! На этот раз ничего  такого  не  случилось.  У
него нет других планов.
   - Мы должны выйти через главный вход, - распорядилась Марина.
   - Зачем? Здесь гораздо ближе.
   - Так надо.
   - Ну надо так надо.
   Коридор был бесконечен и безнадежен, подобно Китайской стене.  В  нем
оказалось множество дверей, поворотов, закоулков  и  ступенек  вверх,  а
потом вниз.
   Федор Тучков шел следом за Мариной, смотрел ей  в  затылок  и  мрачно
думал о том, как утром держал ее за шею.
   Он не хотел ничего затягивать  и  понятия  не  имел,  как  это  можно
сделать, "не затягивая".
   Если он все правильно понимает, ему придется сначала лет пять за  ней
ухаживать, потом еще несколько лет  проверять  свои  чувства,  а  потом,
ближе к пенсии, купить  лютики  и  отправиться  к  ее  маме  с  папой  с
предложением руки и сердца. Мама с папой, разумеется,  откажут  под  тем
предлогом, что соискатель еще слишком молод и неопытен.
   Такой план ему вовсе не подходил. Лучше всего было бы остаться сейчас
в ее номере, с распахнутой "в лето" балконной дверью, в ее постели,  или
на диване, или неважно где! В первый раз все будет очень быстро  -  вряд
ли он сможет продемонстрировать чудеса  выносливости  и  ловкости  после
того, как поцеловал ее в бассейне и  узнал,  как  она  пахнет,  дышит  и
двигается. Во второй - это будет медленно и со вкусом. В  третий  -  как
придется.
   Возле распахнутой в коридор, а не "в лето" двери  старшей  медсестры,
где на стульчиках, как правило,  сидели  несколько  пенсионеров,  Марина
вдруг стала хромать и  хвататься  за  коленку.  Федор  Тучков  к  такому
повороту событий не был готов.
   - Что такое?!
   - Мне больно, - ненатуральным голосом прохныкала Марина, -  что-то...
вступило!
   - Ты что? - Он присел и снизу заглянул  ей  в  глаза.  Она  не  могла
хныкать всерьез. Да у нее даже получалось плохо!
   - Помоги мне. Мне... нужно сесть.
   И решительно прохромала в комнату старшей сестры.
   Медсестра пила чай из широкой чашки, усердно дула  на  него.  Завидев
Марину, она заявила не слишком любезно:
   - Обед. После трех приходите.
   - Я не могу после трех, -  все  тем  же  ломаным  голосом  простонала
Марина,  -  у  меня  что-то  с  ногой.  Случилось...  Только  что...   В
коридоре...
   - Ах, боже мой, - вздохнула медсестра и с сожалением  поставила  свою
чашку, - что такое с ней случилось?
   - Я вчера упала, - призналась Марина. Федор смотрел  на  нее  во  все
глаза. Она всем весом оперлась на его руку и опустилась в  кресло.  -  У
меня трещина была когда-то. Теперь, когда падаю, болит ужасно!
   - У вас лечащий кто? Морошкина? Или Васильченко? Вы в каком номере?
   - В пятнадцатом "люксе".
   При упоминании "люкса" сестра немного смягчилась.
   - Значит,  Васильченко.  Непременно  сходите  завтра,  пусть  он  вам
электрофорез назначит или парафин. Что же вы сразу  не  сказали,  что  у
вас... боли!
   - Да не было никаких болей! Это я вчера упала!
   - А вы что ж  не  поддержали?  -  игриво  поинтересовалась  у  Федора
медсестрица.
   - Да, - согласился Федор и мотнул головой. - То есть нет.
   Марина стискивала его ладонь, только и всего. Соображать было трудно.
   - А у вас нет... бинтика? - заискивающе попросила Марина и посмотрела
на сестру умоляюще. - Эластичного? Я бы завязала, и все прошло бы! Я  до
завтра не доживу...
   - Ах, боже мой. Принесу, принесу сейчас, посидите.
   Она оглядела стол, сунула в карман какие-то ключи, поднялась -  халат
облепил сказочных размеров  бюст,  -  улыбнулась  Тучкову  Четвертому  и
протиснулась мимо них в коридор.
   Четвертый и Внезапно Захромавшая проводили ее глазами.
   - Ну? - спросил Федор, опасаясь, что она немедленно выдернет руку.  -
Что за шоу? Конечно, она выдернула.
   - Стойте и смотрите. Если она придет, предупредите меня!
   Марина  кинулась  к  пустому  столу,  на  котором  лежала  толстенная
амбарная книга - тот самый гроссбух, изобретенный то ли Конан Дойлом, то
ли Джоном Б. Пристли! - распахнула и стала торопливо листать, сначала  в
одну, потом в другую сторону.
   Отлистала и повела пальцем снизу вверх.
   - Что мы ищем? - Федор Тучков покинул свой пост номер один  у  двери.
Приблизился и стал смотреть с интересом.
   - Вернитесь туда, -  прошипела  Марина  и  показала  куда.  В  минуту
серьезной опасности она почему-то снова перешла на "вы".
   Федор засмеялся.
   - Нечего смеяться. Я хочу узнать, на чем приехал сын Павлик. И когда.
   - Вчера вечером или сегодня утром, - подсказал Федор, оперся о стол и
тоже стал смотреть. - Вот в этой графе.
   - Тут нет фамилии Зуб!
   - Зато есть  Лазарев.  Видите?  Павел  Лазарев.  Прописан  в  Москве.
Приехал на машине. Тут и номер имеется, смотри ты!
   - Так и есть! - торжествующе воскликнула Марина. - Он не сын!
   - Или у него фамилия отца, - предположил Федор. -  Кстати,  так  чаще
всего и бывает.
   - Валентина Васильна из Ростова,  она  все  время  это  повторяет,  а
Павлик из Москвы.
   - Он вполне может жить в Москве, а  его  мать  вполне  может  жить  в
Ростове. Позвольте мне.
   - Что?
   - Перевернуть страницу.
   - Зачем?
   Он взял Марину за лапку, перевернул голубую разлинованную страницу  и
уставился на нее с  неподдельным  интересом.  Марина  посмотрела  число,
выведенное сверху, - пять дней назад.
   Нервно оглядываясь на распахнутую дверь в  коридор,  она  зашипела  и
дернула его руку:
   - Зачем вы это смотрите?! Пять дней назад покойник еще был жив!
   - Вот именно.
   - Что - именно? Федор, давайте положим ее на место  и...  Тут  Тучков
Четвертый неожиданно хмыкнул:
   - Странно.
   - Что?
   Он перелистал страницы и опять посмотрел. Шаги  зазвучали  неожиданно
близко и казались слишком быстрыми.
   - Федор!
   - Да-да. Конечно.
   Вернувшаяся медсестра едва  не  застукала  их.  Марина  только-только
успела плюхнуться в  кресло,  а  Федор  придать  себе  более  или  менее
сочувственную позу, как она влетела в кабинетик и сунула Марине бинт.
   - Вот. Еле нашла. Мы вообще-то не  даем,  но  раз  так  получилось...
Умеете бинтовать?
   - Еще бы! Спасибо, большое спасибо, вы меня просто  спасли!  Я  вчера
так неудачно упала.
   Из недр колониальных штанов  Федор  Тучков  добыл  сытенький  кожаный
бумажник, извлек купюру и стал совать ее в  направлении  медсестрицыного
бюста.
   - Не надо, что вы, что вы! - восклицала та,  очевидно,  из  последних
сил сдерживаясь, чтобы "не принять".
   - Как же не надо! Обязательно надо! За беспокойство! Так уж  принято!
Вы уж пожалуйста... с благодарностью... от нас...
   Представление разыгрывалось  отличное.  Марина  переводила  взгляд  с
Федора на сестру.
   Медсестрица вздохнула - бюст колыхнулся - и купюру "приняла".
   - Ну, спасибо вам. Хотите, я сама забинтую.
   - Нет! - вскрикнула Марина. - Я сейчас сама, дома.  То  есть  спасибо
вам.
   Когда они выходили, никаких следов купюры уже не  было,  а  владелица
кабинета мирно прихлебывала чай из широкой чашки. Все стало как было.
   - Виртуоз сыска, - оценил Марину Федор Тучков, когда  они  отошли  от
кабинета. Увесистую бомбочку скрученного  эластичного  бинта  он  нес  в
руке. - Мастер перевоплощения.
   -  Ну,  мы  узнали  все,  что  хотели,  -   со   скромной   гордостью
констатировала Марина. -  Павел  Лазарев  прибыл  сегодня  утром.  Номер
машины есть. Интересно, зачем они их записывают?
   - Наверное, чтобы никто не уехал, не заплатив за стоянку или  охрану,
или что-то в этом духе.
   - Точно! - обрадовалась Марина. -  Теперь  нужно  посмотреть  на  его
машину.
   - Зачем? - довольно кисло спросил Федор. - Что нам это даст?
   - Как что даст? Очень многое даст!
   - Что именно?
   Марина была уверена,  что  как  только  взглянет  на  машину  Павлика
Лазарева, сразу определит, бандит он или не бандит. Есть миллион  мелких
деталей, которые женский взгляд всегда может отметить, а женская  логика
и интуиция дадут им правильное толкование.
   Вот только вряд ли ей удастся объяснить Федору Тучкову про  логику  и
интуицию, особенно женские.
   - Я хочу посмотреть на его машину, - повторила она упрямо.  -  Я  все
равно пойду.
   - Конечно, конечно, - согласился Федор быстро и любезно.
   Стоянка была у самых ворот, довольно далеко от главного корпуса. Идти
рядом с Тучковым Четвертым Марине  было  неудобно.  По  ее  мнению,  они
слишком походили на парочку из какой-нибудь  "эстрадной  миниатюры"  про
жизнь отдыхающих. Кроме того, его уверенная близость ее нервировала -  а
что, если узнает мама? Ну как-нибудь случайно!  Мама,  которая  тридцать
три раза сказала ей перед  отъездом,  чтобы  она  не  вздумала  заводить
курортные романы!
   "Теперь тебе надо быть особенно усидчивой и работать особенно  много,
чтобы оправдать свои звания. Перед  тобой  блестящее  будущее  в  науке.
Вычислительные методы, в которых ты так преуспела, еще много  лет  будут
востребованы. Твоя цель теперь - ведущие университеты мира.  Когда  тебя
пригласят работать в Беркли или Йель, я  буду  знать,  что  прожила  эту
жизнь не зря и воспитала достойную дочь".
   До приглашения в  Беркли  и  Йель  дочь  не  могла  считаться  вполне
достойной.
   "Если тебя  сейчас  потянет  на  пошлые  удовольствия,  ты  все  себе
испортишь. Тебя никуда не возьмут. Ты упустишь свой  шанс.  Кроме  того,
тебя же любит Эдик. Вряд ли ты станешь ломать жизнь старому другу!"
   Конечно, не станет! Другое дело, что Эдик по отношению к  ней  скорее
всего испытывает то же самое тягостное, долгое, унылое чувство  долга  -
ну да, так получилось, я урод, и ты урод, я доктор  наук,  и  ты  доктор
наук, я старый холостяк, и ты... тоже. Ну куда ж деваться, тем более все
давно решилось без нас, и тебе мама советует "не спешить  с  браком",  а
мне мама советует "не торопиться с женитьбой".  Мы  и  не  спешим  и  не
торопимся, нам уж по тридцать пять давно, у меня лысина, а  у  тебя  вон
морщины, зато мы выполняем все свои обязательства. Я хороший сын,  а  ты
хорошая дочь. Мы оба хорошие ребята. Главное, умные  очень,  ибо  только
чрезвычайно умным может прийти  в  голову  носить  в  нагрудном  кармане
дольку чеснока - от простуды.
   Марина сбоку взглянула на Федора и возмутилась про себя. Вид  у  него
был чудовищно самодовольный - так по крайней мере ей показалось.
   - А вы? Что вы там смотрели? Пять дней назад  тут  вообще  ничего  не
происходило!
   Федор на ходу сорвал травинку и  сунул  ее  в  рот.  Травинка  теперь
торчала у него между передними зубами. Фу, какая гадкая привычка! Просто
ужас!
   - Пять дней назад все как раз и произошло.
   - Что?!
   - Убийство было готово. Роли распределены. Покойник  обречен.  Марина
поежилась.
   - А  в  амбарной  книге  про  это  написано?  Федор  Тучков  выдернул
травинку, осмотрел ее внимательно со всех сторон и опять сунул в зубы.
   - В амбарной книге написано, что Георгий Чуев, наш  покойник,  жил  в
номере триста двадцать пять, на третьем этаже главного корпуса.
   - Ну и что? Разве имеет значение, где именно он жил?
   - Вероника вчера вечером рассказала нам, что видела, как  он  выходил
из номера напротив и даже поздоровался с ней. Вероника живет  прямо  над
тобой. В семнадцатом "люксе". Выходит, он выходил из восемнадцатого?
   Марина молчала.
   - Если сам он жил в триста двадцать пятом,  значит,  в  восемнадцатом
"люксе" жили его знакомые или знакомая,  от  которой  он  уходил  утром.
Правильно?
   Марина все молчала.
   - Напротив восемнадцатого "люкса" в  книге  написано  -  ремонт.  Там
никто не жил. Зачем он туда ходил?
   - Зачем?
   - Я не знаю.
   Почему-то Марина была уверена, что знает. Он так уверенно говорил.  А
она сама совершенно забыла про то, что  Вероника  видела  покойника  тем
самым утром, когда, по  мнению  местной  милиции,  он  пришел  на  берег
прудика, да и свалился в воду.
   "Вот тебе и "приключение". Эх ты! Забыть такую важную деталь! Даже не
деталь, а целое обстоятельство. Ты забыла, а он все помнил!"
   Отвернувшись, она стала смотреть в лес, даже здесь, в "цивилизованной
части" санатория, стоявший сплошной стеной. Нет, все-таки  она,  видимо,
не совсем "дитя мегаполиса", потому что лес завораживал ее.
   Между желтыми и черными стволами, как будто  вырезанными  из  цельных
кусков  янтаря,  вдруг  мелькнуло  что-то  большое,   закачались   кусты
орешника, и следующее, такое же большое, прошло совсем рядом  с  первым.
Марина схватила за руку Федора Тучкова.
   - Что?!
   - Смотрите! Смотрите, там!
   - Что?
   - Ну вон! Вы что, не видите?! Такое... громадное. И дальше еще одно!
   Федор посмотрел в лес, а потом опять на нее. Профессорша держалась за
него крепко, как за спасательный круг.
   Опять, черт возьми! Что  прикажете  делать,  уважаемый  доктор  наук?
Ходить с вами за ручку, как в кино "Еще раз про любовь"?
   - Федор, что там такое?
   Он осторожно освободил руку. Она ничего не заметила - от страха.
   - Там лошади. На территории конная база. Вадик  с  Галкой  собирались
кататься. Вы забыли?
   То большое, что двигалось по лесу, выступило из  стволов  и  в  самом
деле оказалось лошадью. Она была гладкая,  шоколадная  -  или  как  надо
говорить про лошадей? Гнедая? Длинный шелковый хвост, внимательные  уши,
трепетные бархатные ноздри, темные, очень красивые, совсем  человеческие
глаза...
   На лошади  сидел  какой-то  наездник  в  надвинутой  кепочке,  болтал
ногами.
   Лошадь выступала неторопливо, как  будто  наслаждалась  прогулкой,  а
может, и в самом деле  наслаждалась.  Вторая,  рыжая,  шла  следом,  без
седока, стремена болтались и цепляли за ветки. Марина смотрела, глаза  у
нее горели.
   Федор вдруг удивился:
   - Ты любишь лошадей?
   - Не знаю. Я раньше видела их только в кино  про  Гражданскую  войну.
Как ты думаешь, может, мне потом... сходить? Покататься?
   - Можно покататься, - согласился Федор. -  Можно  просто  на  конюшню
зайти. Посмотреть на них поближе. Для первого раза.
   - Нас не пустят, наверное.
   - Пустят.  Мы  попросим,  и  нас  пустят.  Марина  проводила  глазами
удаляющиеся гордые спины.
   - А у меня даже собаки никогда не было, - неожиданно пожаловалась она
Федору Тучкову. Ей было очень жалко  себя.  -  От  собаки  шерсти  очень
много. Гулять с ней надо, а у нас некому.  Я,  наверное,  кошку  заведу.
Приеду и заведу. Я давно хочу кошку. Или собаку. Собаку, конечно, лучше,
но у нас с ней некому будет гулять. А у вас есть?
   - Кошка, собака или лошадь? Марина улыбнулась:
   - Ну хоть кто-нибудь.
   - У меня нет. У родителей собака и кот. Кота мама нашла на помойке  и
принесла домой. Он года два отъедался и осознавал свое положение. Теперь
хозяин дома.
   - Как его зовут?
   - Зайцев. Это фамилия.
   - А имя?
   - У него только фамилия. Не знаю почему. А собаку зовут Луи-Филипп.
   - Красиво, - оценила Марина. - А у него какая фамилия?
   - Тучков его фамилия, - буркнул Федор Федорович, - Луи-Филипп Тучков.
Давай тут срежем, а то мы к обеду не доберемся.
   Тропинка была узенькая и сразу как будто проваливалась в лес.
   - Сколько же километров здесь территория?
   - Да кто в этих местах когда считал километры?! Что, в  России  земли
мало?
   - Как это ты вспомнил, что Вероника видела его, когда утром  выходила
из своего номера, а он выходил из соседнего!
   - Я не забывал.
   - А может, она врет.
   - Зачем?
   - Чтобы отвести от себя подозрения.
   - И навести их на номер, в котором ремонт? Вчера  еще  никому,  кроме
тебя, не было известно, что он не сам утонул, твой покойник.  Вчера  она
вполне могла не стараться отвести от себя подозрения - ее никто и  ни  в
чем не подозревал.
   - Я не верю, что это Вероника.
   Федор  промолчал.  Какая-то  птаха  вдруг   вылетела   из   куста   и
стремительно взмыла в небо. Раздался короткий треск.
   - Что это такое? - вполголоса спросила Марина и быстро оглянулась  по
сторонам. Хорошо хоть пруд совсем в другой части парка, до него далеко.
   Нет, пожалуй, она все-таки "дитя мегаполиса". Лес ее пугает.
   - Тс-с, - Федор Тучков приложил палец к  губам.  -  Не  шуми.  Там...
кто-то есть.
   - Где?
   Он кивнул в сторону кустов. Кругом были сплошные заросли,  бурелом  и
янтарные стволы сосен, высоко-высоко вверху освещенные солнцем.
   - Может, лошадь? Отбилась от стада?
   Профессорша и докторша наук  имела  об  образе  жизни  лошадей  самое
смутное представление.
   Но Федор не слушал ее.
   Он пригнулся, как будто что-то высматривая, шагнул в траву, оперся на
руки. Марина стала дышать по крайней мере вдвое реже. В  ушах  зазвенело
от напряжения.  Федор  на  четвереньках  неуклюже  ополз  вокруг  куста.
Проворно выпрямился и с шумом раздвинул ветки.
   Там, за ветками, кто-то стоял. Марина увидела человеческую  фигуру  и
пронзительно взвизгнула.
   - Тихо!
   - Мариночка, это же я! Не пугайтесь.
   В кусте, между ветками, торчал Геннадий Иванович.  Он  был  бледен  и
улыбался неуверенной улыбкой.
   - Я вас напугал? Простите великодушно.
   - Вылезайте, - приказал Федор.
   Геннадий  Иванович  послушно  выбрался  из  куста  и  сделал  попытку
отряхнуть  брюки,  утыканные  зелеными  хвостиками  репьев.   Репьи   не
отряхивались.
   - Что вы там делали, Геннадий Иванович?!
   - А я... гулял. Гулял в лесу. Нет ничего лучше, чем прогулка по лесу,
верно, Федор Федорович?
   - Как же там можно  гулять?  -  неуверенно  спросила  Марина.  -  Там
бурелом.
   - Я люблю природу, - категорически заявил пришедший в  себя  Геннадий
Иванович. - Я люблю гулять вдали от людей. Бурелом мне ничуть не мешает.
Что наш с вами теннисный урок, Федор Федорович? Состоится?
   Тучков Четвертый немедленно сделал сладкое лицо, которое  Марина  уже
так хорошо знала.
   - Ну, разумеется, если вы хотите, Геннадий Иванович.
   - Очень хочу, Федор Федорович!
   - И я, можно сказать, мечтаю.
   Птицы, вспугнутые Марининым воплем, опять закричали на разные голоса.
Васнецовский лес как будто ожил. Федор Федорович посмотрел  на  кусты  и
деревья, задрав прилизанную голову. Геннадий Иванович тоже посмотрел.  И
Марина следом за ними тоже взглянула.
   Кое-где между соснами очень  высоко  шумели  тонкие  березки,  сквозь
которые просвечивало голубое небо, и казалось, что там,  в  небе,  очень
жарко.
   - Ну я пошел, - полувопросительно сказал Геннадий Иванович.
   Тучков посторонился, и  любитель  гулять  вдали  от  людей  пошел  по
тропинке, независимо помахивая веточкой.
   - Что он тут делал? - шепотом спросила Марина. - Как он сюда попал?
   - Попасть сюда очень