говорил
вам - "это она". О ком он говорил?
   - Я не помню, - ответила она равнодушно. - Да какая разница!
   - Большая.
   - Он все равно умер, и я даже не смогу его похоронить. А когда  поезд
в Москву?
   - В понедельник, Галя.
   - Только в понедельник? Тогда я еще куда-нибудь. Куда еще есть поезд?
Вы не знаете, Марина Евгеньевна?
   - Галя, кого он узнал? Кто это "она"?
   - Она его заберет, а я тут одна останусь? Нет, уж лучше  я  уеду.  Да
какая разница, в Москву или нет?
   - Ты бы маме позвонила, - посоветовал Тучков Четвертый  жестко.  -  У
тебя мама есть?
   - Есть.
   - Ты бы ей позвонила. Чтобы она за тобой приехала.
   - Не-ет, - протянула Галя уверенно,  -  я  не  могу!  Она  еще  когда
приедет! А мне завтра с утра надо.
   - Галя, кого он узнал? Черт побери, мне надо знать, кто и за что  его
убил!
   - Он упал, - прошептала Галя, и глаза у нее сверкнули, -  он  упал  и
умер. Он сказал, что не хочет  ребенка,  потому  что  у  него  уже  есть
ребенок и любимая женщина. Мне надо  идти,  Марина  Евгеньевна.  У  меня
утром поезд. Я уезжаю. Мне здесь не место.
   - Я вас провожу, - вызвался Тучков Четвертый. - Деньги не забудьте.
   Пока его не было, Марина задумчиво налила коньяк еще в две  рюмки,  а
Галину ополоснула и спрятала.
   Потом он вернулся.
   - Федор, ее нельзя в таком состоянии никуда  отпускать!  Она  в  беду
попадет.
   - И что мы должны с ней сделать?
   - Не знаю, - растерялась Марина, - как-то остановить.
   - До утра я ее  остановил,  -  задумчиво  сообщил  Тучков,  -  а  там
посмотрим.
   - Как остановил?!
   - Как, как! Налил в коньяк фенобарбитал. Ты же  слышала,  как  ампула
щелкнула. Даже оглядывалась и принюхивалась.
   - У тебя с собой фенобарбитал в ампулах?!
   - Всегда, - признался Федор Тучков.
   - Зачем?!
   - На всякий случай.
   - На какой?!
   - На такой, к примеру. Я же не на любовное свидание ехал. Я  ехал  на
свидание с бандитом. Марина подумала немного.
   - И она теперь спит?
   - Да. Я уложил ее на диван, ключ от ее номера спрятал, так что быстро
она его не найдет, дверь захлопнул. Поэтому  она  сначала  будет  спать,
потом искать ключ, а потом мы что-нибудь придумаем.
   - Федор, ты же не считаешь, что это она сидела в кустах и  из  трубки
плевалась в лошадь, чтобы Вадим упал?
   - Не знаю, - сказал он задумчиво. - Ну повод-то у нее был, верно?
   - Верно, - заявила  Марина  сердито.  -  Она  сама  тебе  только  что
доложила, что у нее есть отличный повод. Если бы не доложила, ничего  бы
мы не узнали про ее повод.
   - Да, - согласился Тучков Четвертый. - Это верно.
   Марина поднялась из кресла и стала ходить. Белая штора неодобрительно
колыхалась.
   - Галя была не в себе, когда мы с тобой ее  увидели.  Это  называется
состоянием аффекта, да?
   - Да.
   - В состоянии  аффекта  можно  выстрелить,  или  пырнуть  ножом,  или
ударить, но не засесть в кустах с трубочкой!
   Федор слушал ее с интересом.
   - Я не понял. Ты теперь защищаешь Галю?
   - Я хочу знать, кто его убил! Уж  точно  не  Галя!  Федор,  -  ахнула
Марина, остановилась и взялась за щеки, - наверное, его  убил  тот,  кто
убил твоего Чуе-ва! Потому что он догадался, что Чуев не сам умер!
   - Мы это уже обсуждали, - сказал он нетерпеливо. - Никто не  стал  бы
убивать Вадима за то, что он кого-то там узнал! Ну узнал, и дальше  что?
Менты, конечно, обрадовались бы, если бы узнали, кто у них на территории
копыта отбросил, это она правильно сказала. И что такие сами  не  тонут,
тоже правильно. Но он не пошел в милицию, потому что и сам понимал,  что
ему нечего там сказать! Это он перед своей подругой... хвост распускал.
   - Он сказал ей, что ни за что на ней не женится.
   - Как такое ей в голову могло прийти, - задумчиво протянул  Федор,  -
что он на ней в принципе может жениться?
   - А почему он в принципе не мог на ней жениться?
   - Да у нее на лбу все написано, - сказал он с досадой, - я  тебе  уже
говорил! И кто такая эта "она"? Почему Галя нам не сказала?
   - Ты не понимаешь. Она не может нам сказать.  С  ней...  дело  плохо,
Федор.
   - Дело плохо, - согласился он.
   - А Павлик? А Вероника?  И  ее  дед?  Он  ведь  не  пошел  на  лошади
кататься, и Валентина не пошла, и Вадим погиб!  А  записка  в  номере  у
Павлика? Там стояла буква "В"! Кто это? Вероника? Владимир? У нас  здесь
есть Владимир? Или это фамилия? Кто у нас есть с фамилией на "В"?
   - Посторонним "В", - пробормотал Тучков задумчиво.
   - Что?!
   - Посторонним "В". Такая табличка висела над домиком Пятачка.  Ты  не
читала?
   Она не читала.  Она  читала  только  "полезные"  книги,  с  трех  лет
примерно. На бесполезные у нее не было  времени.  Она  готовила  себя  к
блестящей карьере блестящего ученого. Ну и что - окно немного  в  стену,
старенький компьютер, лекции, семинары, доклады, мокрые от  осени  и  от
бедности ботинки? Ну и что?! Зато она стала "достойным членом общества".
Зато ничем себя не запятнала. Ни на что  ни  разу  не  отвлеклась.  Даже
после того, как упала, ни разу не каталась на лыжах.
   Посторонним В!
   - Давай поговорим, -  сказал  Федор  Тучков.  -  Мне  нужно  с  тобой
поговорить. Я все время что-то упускаю и никак не могу...
   - Давай, - с готовностью согласилась Марина. - Может, теперь кофе?
   - Кофе хорошо.
   - Или чай?
   - Чай тоже хорошо.
   - Так чай или кофе?
   - Мне все равно.
   - Ты как Галя, - пробормотала Марина, - ей тоже все равно.
   И по-хозяйски достала из-за стекла черную банку и две кружки - точные
копии ее собственной, - а чайные чашки отставила на сервант.
   Федор следил за ней и улыбался.
   Когда она ничего не  боится  -  забывает,  что  надо  бояться!  -  то
становится похожа на женщину его мечты.
   Оказывается, все эти годы он только и делал,  что  мечтал  именно  об
этой профессорше. Так ему теперь казалось.
   - Есть несколько линий, - начал он, когда она устроилась  напротив  и
подсунула поближе к нему вазочку с леденцами  "Взлетные".  Он  развернул
конфету и сунул за щеку. - Их очень трудно разделить. По крайней мере  у
меня пока никак не получается. Есть линия первого убийства. К ней  имеет
отношение... что?
   - Что?
   - Ремень, который ты нашла в  пруду.  Это  раз.  Два:  Юля  и  Сережа
говорили, что "его слишком быстро нашли".
   - Это важно или нет?
   Тучков Четвертый  прихлебнул  кофе  и  зажмурился  оттого,  что  было
горячо.
   - Я склонен думать, что важно. По  крайней  мере  это  подозрительно,
однако до конца не понятно. Но мы не можем это отвергать именно  потому,
что это подозрительно. Они вполне могли говорить про труп.
   - Могли.
   - К линии первого убийства еще имеет отношение, что Элеонора чирикала
о том, что Оленька столкнулась с Чуевым в магазине и  что-то  там  такое
между ними случилось. Правильно?
   - Да.
   - Мы не знаем, что именно, и не бредит ли любящая мамочка.
   - Не знаем.
   - Очень маловероятно, что она его тоже "узнала", как  Вадим.  Оленька
вряд ли жила в Ярославле и имела отношение к бандитским делам.
   - Почему?
   - Потому что она  просто  экзальтированная  сорокалетняя  дура,  дочь
большого начальника, - с досадой сказал Тучков Четвертый. -  Ты  знаешь,
как ее фамилия?
   - Н-нет.
   - А я знаю.
   - Откуда?
   - Боже мой, - отчетливо проговорил Федор Федорович, - все из того  же
журнала, который мы с тобой  смотрели.  Когда  ты  виртуозно  изображала
растяжение связок. Ее фамилия  Крячкина.  Ольга  Павловна  Крячкина.  Ее
папаша был председателем Госплана. Лет сорок, наверное, подряд. Я  очень
хорошо помню имя - Павел Николаевич Крячкин. Последние лет двадцать  они
точно жили только в Москве, следовательно, Оленька  никаких  ярославских
бандитов знать не могла. Они помолчали.
   - Да, еще Вероника видела, как Чуев выходил из номера напротив, а  мы
знаем, что там ремонт. Что он там делал? Как он туда попал?
   Тучков задумался, осторожно дуя на кофе.
   - Кстати, - вдруг сказал он громко, - это надо уточнить.
   - Что, Федор?
   - Что именно он делал - входил или выходил? Потому что  если  входил,
это одно дело, а если выходил, тогда все рассыпается прямо на глазах.
   - Что рассыпается?
   - Теория.
   - А что, - поразилась Марина, - есть теория?!
   - Ты меня обижаешь, - пробормотал он, - конечно, есть.
   И опять замолчал надолго.
   - Едем дальше. Дальше много непонятного, но мы не знаем, имеет ли это
отношение  к  убийству.   Во-первых,   Вероника.   Сначала   она   ночью
разговаривает с кем-то под нашими балконами,  потом  утром  приходит  на
корт в мокрых кроссовках и говорит, что всю ночь спала,  потом  ссорится
непонятно с кем, причем кричит, что  ее  смерть  будет  на  чьей-то  там
совести, потом разыгрывает представление с  телефонным  звонком.  Я  был
уверен, что это не имеет никакого отношения к убийству.
   - А к чему имеет? - Маринино любопытство выросло до размеров среднего
воздушного шара, и она старалась  затолкать  его  куда-нибудь  подальше,
чтобы было не так заметно.
   И почему-то "приключение" вернулось. Может, оттого,  что  полицейский
капитан в выцветших и потертых джинсах посиживал на веранде  мисс  Мэри,
потягивал холодный лимонад и рассуждал о  высоком,  а  солнце  играло  в
длинных носах его крокодиловых сапог?
   - Я думаю, что все это часть какой-то игры.
   - Какой?
   - Точно я пока не знаю. Думаю, что у нее  роман  или  что-то  в  этом
роде.
   - Ее роман в Москве.
   - Ее роман где-то здесь, и от этого весь сыр-бор.
   - Не может быть.
   - Геннадий Иванович все время оказывается в кустах, -  объявил  Федор
Тучков, - и непонятно, что он там делает.  Его  коробок  мы  нашли  там,
откуда проволокой выстрелили в лошадь. Зачем ему  коробок,  если  он  не
курит и не разводит костры? Что он делал в лесу - первый раз,  когда  мы
его видели, и второй, когда видела Зоя?
   - Может, он как раз и шел, чтобы засесть в кусты.
   - Да мотивов никаких нет! Ну что ему Вадим? Кроме того, мы знаем, что
была еще какая-то "она", о которой нам ничего не может рассказать  Галя,
и Вадим тревожился, что "она" его видела.
   - А почему ты не нашел у Павлика пистолет?
   - Пистолет у Павлика я не нашел, потому что у него не  было  никакого
пистолета, - сказал Тучков назидательным тоном, - я тебе уже говорил.
   - Я же видела!
   - Что ты видела?
   - Пистолет.
   - Вот именно.
   - Так почему его нет у Павлика, если я видела? - Потому что ты видела
пистолет, а не Павлика!
   Марина опешила.
   - Как... не Павлика?
   - Так. Не Павлика. Ты  видела  мужчину,  одетого,  как  Павлик,  и  с
пистолетом в руках. Помнишь, ты мне сказала - в этих очках ты  похож  на
Павлика Лазарева?
   - Помню, - пробормотала Марина неуверенно.
   - В этом все дело. Все похожи друг на друга в шортах и темных  очках.
Надо только, чтобы телосложение было примерно... одного типа. Мне трудно
перевоплотиться в Геннадия Ивановича, а в Павлика - сколько угодно.
   Марина молчала, только смотрела на него.
   Он залпом допил кофе.
   - Почему все время врет бабуся  Логвинова?  Что  это  за  разрастание
Логвиновых в селе Мокша? Как  она  оказалась  на  плацу,  откуда  уходят
лошади?
   - Гуляла.
   - Маруська! - прикрикнул Федор Тучков. - Ты же умная!  Никто  там  не
гуляет. Там стоянка, никакой красоты и очень далеко  от  корпусов  и  от
реки! Что она там делала?
   - Пришла посмотреть, как люди на  лошадях  катаются,  -  предположила
Марина небрежно. Она была уверена, что подозревать бабусю - очень глупо.
Занесло Федора Федоровича не туда, куда надо.
   Он вдруг замер, не донеся кружку до рта. Глаза у него округлились.
   - Ты что?
   -  Маруся,  -  сказал  он  тихо,  -  ты  просто   гений.   Ты   гений
отечественного сыска. Пошли. Быстрей.
   - Куда? - перепугалась Марина. - Уже ночь.
   - Наплевать. Мы все узнаем.
   - Что?!
   - Во сколько завтра уходит первый автобус в  райцентр,  кто  вчера  в
ларьке купил детский арбалет и сегодня не был на процедурах.
   - И что тогда?!
   - И тогда все, - сказал он весело. - Дело закрыто.
   Федор Федорович Тучков оказался натурой предприимчивой,  кроме  того,
еще и имеющей влияние.
   Предприимчивая и влиятельная натура произнесла за  завтраком  краткую
речь, суть  которой  сводилась  к  тому,  что  после  трапезы  никто  не
расходится, а  все  гуськом  следуют  за  ним,  Федором  Федоровичем,  в
директорский кабинет, ибо он сообщит всем нечто важное.
   Откуда взялся этот директорский кабинет,  Марина  понятия  не  имела,
потому что все утро Тучков провел у нее на глазах и пребывал в  отличном
настроении. Он даже в теннис играл с каким-то особым упорством и шиком и
под конец разнес противника в пух и прах. Вероника не  показывалась,  но
Тучкова это почему-то совсем не беспокоило.
   Ослушаться никто не осмелился. Именно гуськом -  он  стоял  в  дверях
столовой и наблюдал, как городовой в будке, - все  прошли  мимо  него  в
пустой директорский кабинет, стоявший с распахнутой дверью, и уселись на
богатые кожаные диваны.
   Солнце ломилось в окна, мальчишки на лужайке играли в футбол,  вопили
оглушительно, так что хотелось скорее на улицу.
   Бабуся Логвинова пристроилась в уголке дивана и немедленно задремала.
Оленька поплотнее укуталась  в  шаль  и,  хотя  жара  была  невыносимая,
водрузила свою свечку  и  переглянулась  с  матерью.  Мать  вытащила  из
кармана яблоко - первый белый  налив  и  показала  ей.  Та  отрицательно
покачала  кудрявой  головкой.  Геннадий  Иванович  усмехался   затаенной
усмешкой. Юля и Сережа энергично ковырялись в зубах - чтобы остатки пищи
не повредили эмаль. Вероника  села  на  стол  и  болтала  ногой.  Павлик
воздвигся  у  окна.  Его  монументальный  лоб,  собравшийся  бульдожьими
складками, выражал тоскливое недоумение, как будто  он  спрашивал  себя,
чего же  он-то  приперся,  и  ответа  не  находил.  Валентина  Ва-сильна
смотрела в одну точку,  как  будто  соображала,  хватит  ей  на  сегодня
колбасы, чтобы прокормить сыночка, или придется смотаться в  деревенский
магазин. Генрих Янович уселся на стул, достал  газету,  нацепил  очки  и
стал бегло просматривать.
   Никто не выражал никакого беспокойства, и Марина вдруг подумала,  что
он может ошибаться, Тучков Федор Федорович, генерал контрразведки.
   А вдруг  ошибается?  Господи,  какой  тогда  будет  скандал!  Как  он
переживет?!
   Он зашел самый последний и прикрыл за собой дверь.  Не  похоже  было,
чтобы он волновался.
   - Что такое, Федор Федорович? - сразу заговорил Вероникин  дед  из-за
газеты. - Что случилось? Зачем вы нас пригласили на... переговоры?
   - Да, собственно, затем, что нам надо  до  конца  прояснить  всеобщие
недоразумения, а также историю... с убийством.
   -  Что  вы  говорите!  -  вскрикнула  Оленька  и  оглянулась,   чтобы
удостовериться, что ей есть куда падать в обморок. - Какое еще убийство!
Мама!
   - Доченька, не волнуйся. Федор Федорович, что это такое вы вздумали?!
Оленька не ест, а теперь еще и не спит, а вы хотите ее уморить совсем!
   - У меня нет цели уморить Ольгу Павловну, - серьезно сказал Тучков. -
Более того, могу пообещать, что  не  стану  ничего  обсуждать  прилюдно,
если... преступник сознается, что это дело его рук.
   - Какой еще преступник? - удивился Генрих Янович. - Что такое? Вы так
говорите, любезный Федор Федорович, как будто этот преступник здесь.
   - Так и есть, - согласился Тучков. - Ну  что?  До  трех  считать  или
никто ни в чем признаваться не собирается?
   Элеонора Яковлевна впилась глазами в  собравшихся.  Генрих  Янович  с
удивлением смял и отбросил свою газету. Павлик повернулся ко всем лицом,
и складки у него на лбу приподнялись и зашевелились - тоже, наверное, от
удивления.
   - Я же говорила, что с этим  покойником  дело  нечисто!  -  закричала
Вероника. - Так я и знала! Ну, Федор! Ну, давайте!  Немедленно  покажите
пальцем на кого-нибудь и скажите, что убийца -  он!  Никогда  такого  не
видела, только в кино!
   - Оленька, нам надо идти, - Элеонора Яковлевна решительно поднялась и
потянула за собой дочь, - мы не можем при  этом  присутствовать.  У  нас
обеих не в порядке нервы, нам нужен покой, а с вами, Федор Федорович,  я
еще поговорю о том, что вы себе позволяете!
   - Сядьте, пожалуйста, - попросил  Федор  Тучков  кротко,  -  в  нашем
организме дьявольски много нервных клеток.  Моя  мать  врач,  она  точно
знает. На наш с вами век, Элеонора Яковлевна, их  должно  хватить,  даже
если сейчас мы прикончим несколько тысяч.
   - Прикончим? - пробормотала Оленька растерянно.
   - Не слушай никого, деточка. Заткни ушки. Мама потом  тебе  все,  что
надо, расскажет. Ну, деточка. Прошу тебя.
   - Ну все, - вдруг сказал от  окна  Павлик,  -  побазарили,  и  хорош.
Федор, ты... говори, а вы, мамаша, успокойтесь. Возьмите  себя  в  руки.
Нам тут рассиживаться неохота. Так кто помер-то... не своей смертью?
   - Свят, свят, - перекрестилась бабуся Логвинова, -  батюшка  Ферапонт
всуе не велит упоминать...
   - Кого, бабуся? - весело спросила Вероника.
   - Да ея... С косой-то которая!
   - Вадим не падал с лошади просто  так,  -  неожиданно  бухнул  Тучков
Четвертый. - Из кустов в лошадь  выстрелили  вот  этой  железкой.  -  Он
помахал перед собравшимися острой спицей, которая  нестерпимо  сверкнула
на солнце - раз и еще раз.
   - Е-мое, - сказал Павлик отчетливо.
   - Вот именно, - согласился Федор.
   - А... при чем тут Вадим? - растерянно  спросила  Вероника.  -  Разве
дело не в утопленнике, которого нашла Марина?
   Федор покосился на Веронику:
   - Пока нет, не в нем. Пока дело в том, что Вадим тоже был убит. Вчера
я думал, что из трубки дунули, а сегодня думаю, что из детского арбалета
выстрелили. Тут этих арбалетов продается - на каждом шагу. С  резиновыми
стрелами. Видели?
   - Федор Федорович, немедленно прекратите  нас  расстраивать!  -  Это,
конечно, Элеонора Яковлевна.
   - Разве я расстраиваю? - удивился Федор. - Все еще впереди.  Странный
способ убийства, странное оружие, все очень странное. Но наш убийца тоже
человек... странный.
   - Ну кто, кто?
   - Вероника!
   - Дед, ну что такое? Что он все тянет и тянет, я больше не могу!
   - Дело в том, что у нас перед глазами было не только убийство,  но  и
еще некоторым образом...
   - Что?!
   - Вероника!
   - Любовный роман, - договорил Тучков быстро, - вернее, даже два. Нет,
три.
   - Три романа? - бодро удивилась Юля.
   - Один из них окончился трагически. Вадим погиб, и Галя пока... не  в
себе.
   - Его  лошадка  сбросила,  -  пробормотала  бабуся  Логвинова,  опять
устраиваясь подремать. Глаза у нее закрывались. - Он на лошадке, а  она,
стало быть, его... товокнула... норовистая, видать, лошадка...
   - А какие еще... романы?
   Федор Тучков вздохнул с тоской и посмотрел на  Марину.  Как  она  его
понимала!
   - Есть еще Вероника и Павлик Лазарев и Геннадий Иванович с Оленькой.
   Стало так тихо,  что  показалось,  будто  мальчишки  со  своим  мячом
ворвались прямо в директорский кабинет.
   - Димон, держи!! Димон!! Да он не вратарь, а Филимонов, блин!
   - Сыночек? - тихим голосом спросила Валентина Васильна. - Ты  что?  С
этой кошкой драной... встречаешься?
   Дед Генрих Янович крякнул, сорвал очки и швырнул на стол.
   - Я говорил тебе, - сказал он внучке с сильным  акцентом,  -  что  из
этого ничего, кроме сраму, не выйдет. Я же говорил тебе!
   - А мне все равно! - вдруг крикнула Вероника. - Я его люблю!
   - Любит она, видите ли! -  фыркнул  дед  и  повернулся  к  Марине.  -
Видите, что себе в голову вбила! Любовь у нее! Верите ли, специально  из
Москвы увез, думал, хоть отойдет здесь, так он за ней приехал!
   - Павлик, - простонала Валентина Василька, - мальчик!  Дак  ты...  за
ней?! За кошкой драной?! Ты не к маме приехал?!
   - Паша, скажи ей! - закричала Вероника и заплакала. -  Ну,  скажи  ты
ей! Ну, Паша!
   - Чего говорить-то? - хмуро спросил тот и зашевелил своими складками.
- И так все ясно. Мы с ней поженимся,  и  вы  тут