черте ним, с геморроем и долькой чеснока в нагрудном кармане!
То, что она так о нем думает, - предательство!
   - Ты любишь Дика Фрэнсиса?
   - Не знаю. А что?
   - Он много писал про лошадей. Он в прошлом был  знаменитый  жокей.  У
него есть роман про то. как лошадь приучили пугаться вспышки  фонаря.  И
достаточно  было  выйти  на  скаковое  поле  с  фонарем,  чтобы   лошадь
поднималась на дыбы и сбрасывала жокея. У них на этом был  целый  бизнес
построен.
   - Красиво, - оценил Федор Тучков. - Но не слишком правдоподобно. Вряд
ли кто то тренировал лошадь специально, чтобы убить Вадима.
   - Может быть, не Вадима! Но когда он сказал, что пойдет в милицию, от
него решили избавиться именно таким способом!
   Федор Тучков развернул леденец "Взлетный" и кинул себе за щеку.
   - Способ убийства какой-то ненадежный. - высказался  он,  подумав.  -
Лошадь может сбросить, человек ушибется, и все дела. Это же не скачки  с
препятствиями! Они не скачут галопом, а медленно идут.
   - Там же обрыв!
   - Да ни при чем обрыв, - поморщившись, сказал Федор. - Даже с  обрыва
можно упасть и не получить никаких  серьезных  повреждении.  Ему  просто
очень не повезло.
   Марина подула на свой чай и проговорила, стараясь быть убедительной:
   - Есть два очень странных обстоятельства. Первое. Вадим  сказал,  что
знает что-то о трупе в пруду и собирается  заявить  в  милицию.  Второе.
Вадим идет кататься на лошади, падает и разбивается. Это не  может  быть
совпадением.
   - Это может быть совпадением.
   - Федор. Нет.
   - Да.
   Черт бы побрал этих загорелых полицейских  капитанов  в  выцветших  и
потертых джинсах! Вечно они уверены, что умнее всех, и упрямы, как мулы!
   - Вовсе необязательно, что человек умрет, если его сбросит лошадь.  А
раз Б этом нельзя быть твердо уверенным, значит, это не убийство!
   - Убийство
   - Мы толчем воду в ступе, - заявил Тучков Четвертый.
   Марина с силой поставила кружку на полированный столик.  Немного  чаю
даже выплеснулось наружу. Она быстро смахнула лужицу ладонью.
   Он не заметил. Или сделал вид?
   - Если тебе ничего не показалось и у Павлика есть пистолет, зачем ему
тренировать лошадей, чтобы они сбрасывали седоков? Почему не выстрелить?
   - Павлик не тренировал никаких лошадей!
   - Тогда кто тренировал?
   - Кто-то еще. Я пока не знаю.
   - Если Павлик главный злодей, то,  значит,  есть  еще  второстепенный
злодей?
   - Злодейка, - объявила Марина  уверенно.  -  Вадим  сказал,  что  это
"она". Что он "ее" узнал.
   - Это она тренирует лошадей?
   - Федор Федорович, мне надоела ваша глупая ирония.
   - Ирония и жалость!  -  провозгласил  Тучков  Четвертый  плаксиво,  и
Марина уставилась на него. Кажется, он чуть  смутился.  -  Ты  что?  Это
Хемингуэй. Забыла?
   Здрасте-пожалуйста!  До  Хемингуэя  добрались!   Еще   чуть-чуть,   и
выяснится, что он поклонник Кафки, на ночь почитывает Ричарда Баха, а  в
столе на работе у него припрятан Пауло Куэльо!
   Эта задача математически некорректна!
   Поклонник Кафки наклонился вперед и стал  задумчиво  чесать  лодыжку.
Чесал громко и со вкусом. Из-за ворота майки  опять  вывалился  странный
медальон. Марина отвернулась.
   Вот беда.
   - С  лошадьми  неясность,  -  объявил  Тучков  Четвертый  и  перестал
чесаться. - Как способ убийства это не  годится.  Кроме  того,  мы  сами
видели, что лошадь никто не пугал. Если только...
   Марина замерла.
   Он захватил  в  горсть  свой  невиданный  медальон  и  несколько  раз
задумчиво подбросил вверх. Железки на толстой цепи приятно позвякивали.
   Он подбросил в последний раз, поймал и  решительно  зашвырнул  их  за
майку.
   - Ты как?
   - Что? - не поняла Марина.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - А... хорошо. А что?
   - Пройдемся?
   - Куда?
   - К обрыву. - Он поднялся и протянул  руку,  для  того  чтобы  помочь
Марине встать. Прямо  у  нее  перед  носом  возникла  широкая  загорелая
мужская ладонь. Она смотрела-смотрела, а потом  нерешительно  вложила  в
ладонь свои пальцы.
   Он сильно потянул ее. Она поднялась и сразу же отступила, потому  что
оказалась слишком близко к нему.
   - Мне, наверное, надо переодеться. Наверное, ваша майка...
   - Это ненадолго, - сказал Федор Федорович Тучков  любезно.  -  Только
туда и обратно. Заодно уж навестим и... место происшествия.
   - Какого... происшествия?
   -  Того,  где  Павлик  тебя  чуть  не  убил  путем  выстреливания  из
пистолета.
   "Он надо мной издевается. От души, радостно.  Наверное,  ему  приятно
выставлять меня  идиоткой.  Мужики  не  любят  образованных  женщин.  Им
нравится, когда женщина глупа и слаба.
   Ну уж нет. Моей глупости и слабости ему не видать.
   Это мое единственное приключение в жизни. Первый и последний шанс.  Я
его себе нашла, я и буду разбираться и лавры не отдам никому. Вернее, не
лавры, а это особое  упоение,  когда  наконец-то  кажется,  что  живешь,
живешь, а  не  "проводишь  жизнь"  -  в  длинной  и  узкой  комнате,  за
стареньким компьютером, на неуютном диване, в холодной аудитории,  возле
мамы и бабушки за вечерним чаепитием!"
   Марина решительно одернула майку, которая была ей  широковата,  кроме
того, имела невыносимо желтый цвет и надпись, приходившуюся  ровнехонько
на середину левой груди. Надпись сообщала о том, что  "Спортмастеру"  10
лет". Редкой красоты вещь.
   - Через главный вход, - распорядился Федор Тучков. - Там ближе.
   - А мы что? Спешим?
   Он посмотрел ей в спину.
   Он очень спешил, а ей знать об этом не полагалось. В последний раз он
так спешил - он отлично это  помнил,  -  когда  опаздывал  на  свидание,
которого  добивался  несколько  месяцев.  Он  добился,  а   служба   его
задержала. Он опаздывал и знал - ждать его никто не будет.
   Никто и не ждал. Ему было тогда двадцать два года.
   Почему-то он и сейчас уверен, что эта - совсем не такая, как  та,  из
двадцати двух его лет, - тоже не станет ждать. Он должен  что-то  с  ней
сделать очень быстро.
   Очень быстро, Жакоб.
   Да, да,  он  подловит  ее  в  ту  самую  секунду,  когда  она  станет
исподтишка таращиться на его ноги, или плечи, или руки, или губы, или...
еще что-нибудь! Черт возьми, какое жаркое нынче лето! Он подловит ее,  и
она не сможет от него убежать. Он давно уже принял решение и  знал,  что
не отступит.
   А потом что?! Что потом-то?!
   Недельный санаторный секс, черт его побери совсем, то в ее, то в  его
номере "люкс"?!
   Ну и что? Ну и недельный, ну и  санаторный!  Чем  плохо?  Вроде  всем
хорошо,  удобно  очень.  Он  свободный  человек.  Профессорша  тоже   не
обременена ни супругом, ни малютками, все будет "как у больших" - мило и
корректно, с милым и корректным расставанием, когда кончится отпуск.
   А там Москва, работа, конец лета, "немного солнца в  холодной  воде",
теннис по  субботам,  громадное  серое  здание,  бесконечный  коридор  с
бесконечным   числом   дверей   -   сколько   ни   убирай   членов    из
последовательности, она все равно останется бесконечной!
   Что делать? Как быть?
   Что  должен  делать  мужчина  сорока  двух  лет  от  роду,   женатый,
разведенный,  если  ему  внезапно  и  очень  сильно  захотелось  повезти
девственную профессоршу на дачу и там познакомить с дворнягой  по  имени
Луи-Филипп - мать нашла на помойке пропадающего щенка и притащила домой?
Отец недолго бубнил, что это не дом, а проходной двор, и повез  щенка  в
ветлечебницу за паспортом и прививками. А с дачи  чтобы  они  непременно
поехали домой - в их общий, неведомый, несуществующий дом, - и  валялись
бы на диване, пока показывают позднюю воскресную киношку, и прихлебывали
чай из одной кружки, потому что лень идти за второй, а  потом  тискались
под жарким одеялом, а потом спали как убитые, дозанимавшись  любовью  до
звона в ушах!
   Что делать, если все не ко времени, и странно, и часовой механизм был
запущен, еще когда они целовались в бассейне, и он тогда думал, что  она
его оттолкнет, а она обняла?
   Что делать, если он вообще не знает -  гак?!  Как  быть  с  женщиной,
которая, отводя несчастные глаза, призналась, что "никого и никогда",  а
потом смотрела на него как на заморское чудо?!
   И он еще должен тащить ее с забора, переодевать на ней майки, трогать
розовую, гладкую, теплую кожу на боку, как раз там, где начинается изгиб
бедра, и делать при этом  джентльменский  вид,  и  "сохранять  лицо",  и
внятно отвечать на вопросы, и вообще геройствовать по полной  программе,
потому что это именно то, чего от него ждут!
   Сто лет он не шел ни у кого на поводу и не делал того, чего  от  него
"ожидали".
   Зря он решил тогда, что она может быть  ему  полезна.  Поздно  теперь
перерешать, потому что часовой механизм  пущен,  секунды  тикают,  время
уходит.
   Видит бог, он перерешил бы, если бы мог!
   Она споткнулась впереди, и он корректно поддержал  ее  под  локоть  -
продолжая геройствовать по полной программе!
   - Это нога, - сказала Марина, чтобы нарушить молчание, потому что  он
странно молчал. Это заставляло ее волноваться.
   - Болит?
   - Нет. Не очень.
   - Конечно, было бы лучше, если бы ты не скакала по лесу.
   - Федор, как ты думаешь,  а  Павлик  мог  разговаривать  с  Геннадием
Ивановичем? Тучков Четвертый пожал плечами.
   - Что это значит?
   - Это значит, что я не знаю. Ты видела хоть один раз, чтобы Павлик  с
кем-нибудь разговаривал? Ну, кроме того случая, когда он разговаривал  с
нами на стоянке?
   - Он специально ни с кем не разговаривает, потому что он...
   - Убийца и бандит, - перебил Федор Федорович. - Значит, это  Геннадию
Ивановичу он угрожал  пистолетом?  И  Геннадию  Ивановичу  говорил,  что
завтра последний срок и больше ждать он не может? Если так, то  при  чем
здесь Вероника?
   - Вероника? - неуверенно переспросила Марина.
   - Ну да. Ты считала, что Павлик и его мамаша шантажируют Веронику.  И
Геннадия Ивановича тоже? И покойника, того, первого, тоже шантажировали?
   - Кстати, Геннадий  Иванович  зачем-то  следил  за  нами  в  лесу,  -
язвительно напомнила ему Марина. - Зачем? Что он хотел услышать?
   - Ты уверена, что он именно следил?
   - Ну, конечно! Что он еще мог делать в кустах?!  -  Тут  ее  внезапно
осенило, и это было так ослепительно и ярко, что она даже остановилась и
схватила его за руку.
   Федор посмотрел на ее пальцы, взявшиеся за его запястье.
   Черт ее побери. Черт ее побери совсем.
   Зачем она его трогает? Женщина тридцати пяти лет, какой бы  неопытной
она ни была, не  может  не  понимать,  что  мужчина  расценивает  эти...
хватания  совершенно  определенным  образом  и  совершенно  определенным
образом же на них реагирует!
   - А что, если Геннадий Иванович, Павлик и Валентина  Васильна  -  все
трое...
   - Шантажисты? Преступники?
   Марина посмотрела на него. Он не улыбался.
   - Ну, да. Шантажисты и преступники.  Так  бывает!  И  они  прикончили
своего четвертого... коллегу,  а  потом  решили  избавиться  от  Вадима,
потому что тот о чем-то догадался.
   - Вот о чем я никак не могу догадаться, так это о том, зачем Веронике
понадобилась инсценировка с телефонным звонком.
   Марина замерла посреди малинового коридора, и рот у нее приоткрылся.
   - Ка-какая инсценировка? С каким телефонным звонком?!
   - За обедом она разговаривала по телефону. Щебетала про университет и
постоянно повторяла что-то вроде "дуся и любовь моя".
   Марина отлично это помнила.  Она  даже  похвалила  себя  за  то,  что
оказалась проницательнее Федора Тучкова, который заподозрил было, что  у
Вероники любовное свидание - ночью, под санаторным забором!  -  а  умная
Марина была уверена, что Вероникин "роман"  в  Москве,  а  вовсе  не  на
Волге-реке!
   - Что значит - инсценировка, Федор?! Она разговаривала  с  приятелем,
все это слышали!
   - Все слышали, что она разговаривала,  но  никто  не  слышал,  что  с
приятелем. Марина смотрела на него.
   - Телефон у нее упал, - продолжил он негромко. - Я его поднял.
   - Ну и что?
   - Дата последнего вызова - вечер вчерашнего дня.
   - Откуда ты знаешь?!
   - Это очень просто. Телефон фиксирует  все  вызовы,  ставит  время  и
продолжительность разговора.  Чтобы  это  уточнить,  нужно  нажать  одну
кнопку. Я ее нажал и уточнил.
   - Да, но... он же звонил!
   - Марин, это очень просто. Ты набираешь что-то вроде "тон  звонка"  и
нажимаешь "о'кей". Он  начинает  звонить.  В  это  время  можно  сказать
"алло", и будет полная видимость звонка.
   - Да, но... зачем?! Зачем?!
   - Я не знаю, - признался Федор Тучков. - На  сегодняшний  момент  это
самое непонятное, потому что разговор был совершенно  бессмысленный.  То
есть абсолютно. Дуся, я тебя люблю, сходи в деканат,  скука  смертная...
Разве что...
   - Что?!
   - Да так.
   - Нет, скажи - что?!
   Он толкнул перед ней дверь, и они вышли на улицу,  в  ровное,  спелое
июльское тепло.
   - Ничего, - Федор Тучков водрузил на нос темные очки. - Это еще нужно
проверить. А ты с ней поговори. Попробуй.
   - В этих очках ты очень похож на Павлика Лазарева, - зачем-то сказала
Марина.
   - Вот именно, - почему-то согласился он.
   Ветер с Волги был крепким  и  плотным,  поднимал  мелкую  волну.  Над
красными горами на том берегу висели пышные облака  с  темными  доньями.
Тень бежала по  середине  реки  -  бежала,  бежала,  а  потом  пропадала
неизвестно куда. Щелкал вылинявший флаг на алюминиевом флагштоке, провод
тонко звенел.
   - Дождь будет, - тоном ведущего  программы  "Прогноз  погоды"  сказал
Федор Тучков. - Гроза идет. Успеть бы до нее.
   - Что успеть?
   - Посмотреть, что здесь такое.
   Полицейские капитаны в выцветших и потертых джинсах, с их всезнайским
тоном, очевидно, хороши только в  романах,  мрачно  подумала  Марина.  В
жизни нет  ничего  хуже,  чем  когда  тебя  принимают  за  идиотку.  Она
раздраженно пригладила вздыбленные ветром волосы.
   - Где он упал? Здесь?
   - Чуть подальше. Вот здесь. Смотри, еще следы не все затоптали.
   - Не все, - согласился Федор Тучков. - Это точно.
   Он  оглядывался  с  рассеянным  видом,  кажется,   даже   посвистывал
тихонько, и Марина опять усомнилась, не кретин ли он.
   Черт его знает? Может, первое впечатление самое правильное?
   Пооглядывавшись, он присел на  корточки  в  самую  кучу  размешанного
ногами песка и вперил взгляд в пыль.
   -  Ты  потерял  обручальное  кольцо   своей   бабушки?   -   тревожно
осведомилась Марина. - С бриллиантами и изумрудами?
   - Почти, - согласился он. Не поднимаясь с корточек,  он  переместился
на шаг и снова стал смотреть.
   Марина присела рядом. Очень близко оказалась загорелая мужская нога -
длинные мышцы, жесткие золотистые волосы.
   Боже, помоги мне!
   - Что ты ищешь?
   - Я пока сам не знаю, - вежливо отозвался Федор Тучков Четвертый. - Я
просто смотрю. Проверяю твое подозрение.
   - Какое мое подозрение?! Он мельком глянул на нее:
   - Относительно того, что лошадь могли сильно напугать  или  причинить
ей боль, чтобы она сбросила наездника.  Ты  сказала,  что,  если  мы  не
видели, это еще не значит, что этого не было.
   Федор зачерпнул горсть песка и ссыпал обратно. На ладони не  осталось
ничего интересного. Марина тоже зачерпнула и ссыпала - у нее  на  ладони
осталась  пивная  пробка.  Она  посмотрела  на  нее  с   отвращением   и
отшвырнула.
   - Как может выглядеть то, что мы ищем?
   - Я не знаю, - повторил он с вежливым раздражением. - Я  скажу  тебе,
когда найду.
   Некоторое время они молча рылись в песке. Хорошо, что над  обрывом  в
этот  час  не   было   отдыхающих!   Подбежал   веснушчатый   мальчишка,
приостановился и посмотрел на них.
   - Дядь, вы в куличики играете? - спросил он через некоторое  время  и
почесал нос.
   - Мы играем в песочек, - объяснил Федор Тучков туманно.
   - Вы, дядь, лучше в куличики, - посоветовал мальчишка. - Только здесь
песок сухой. У воды куличики лучше.
   Марина оглянулась на него и улыбнулась. Надо же, какой заботливый!
   Мальчишка еще постоял, а потом  поскакал  вверх,  к  корпусу,  откуда
протяжно и заунывно кричали: "Славик, Славик!"
   Сильный порыв ветра с Волги швырнул песок в лицо. Марина зажмурилась,
дернула головой и стала тереть моментально  заслезившиеся  глаза.  Песок
попал под веки, смотреть было больно, и глаза она открыла не сразу.
   А когда открыла,  увидела,  что  в  руке  у  Федора  Тучкова  длинный
металлический прутик, похожий на стержень от шариковой ручки.
   Марина моментально перестала обливаться слезами и тереть глаза.
   - Что это?!
   - Железка.
   Марина придвинулась поближе, так, что почти  коснулась  коленкой  его
ноги, и стала разглядывать прутик. Прутик как прутик.  На  проволоку  не
похож, сделан из какой-то  твердой  стали.  Один  кончик  очень  острый,
второй тупой, как будто с темной бороздкой.
   -  Слушай,  -  произнес  Тучков  Четвертый  медленно.  -  Это  просто
потрясающе. Ты оказалась права.
   Марина немного погордилась, что "оказалась права", хотя до  конца  ей
не было ясно, в чем именно, и тем, что он это признал, тоже погордилась.
   Ну хоть в чем-то права, а то полицейский капитан совсем  уж  перестал
считать ее стоящим напарником! Впрочем, это ее "приключение", и как  раз
капитан - напарник, а главное действующее лицо - она сама.
   - В чем?! В чем я права?!
   - Лошадь сбросила его не просто так.  И  мы  действительно  не  могли
видеть, что с ней что-то произошло.
   Он сел в песок, неудобно подвернув под себя  ногу,  и  близко  поднес
прутик к глазам.
   - Нет, - произнес он через некоторое время. - Так ничего не видно.
   - А что должно быть видно? - сгорая от любопытства, спросила  Марина.
Он постучат себя по ладони.
   - Черт возьми, это же совершенно нелогично! - задумчиво сказал он сам
себе. - Он ведь мог и не  упасть!  Или  упасть,  но  не  разбиться!  Или
разбиться, но не насмерть! Что за странный способ? И вообще... зачем?
   - Он же что-то знал, - подсказала Марина. - Хотел в милицию идти. Его
убили, чтобы он туда не пошел!
   Федор Тучков снова поднес прутик к глазам.
   Марина слегка толкнула его в плечо. Он оперся рукой о землю.
   - Что?
   - Почему ты не веришь, что его могли  убить,  чтобы  он  не  пошел  в
милицию? Он же заявил, что знает - покойник не сам утонул, это убийство!
   - Ну и  что?  -  спросил  Федор  Федорович  все  с  тем  же  вежливым
раздражением.
   - Как - что?! Преступник понял - ему угрожает разоблачение...
   -  Преступникам  угрожает  разоблачение  только  в  книжках,  Марина.
Представь себе, что ты милиционер. Из раиотдела. У  тебя  на  территории
утонул отдыхающий. И все вроде бы понятно. Пришел пьяный, сел на берегу,
свалился и не выплыл.
   - Но он не сам свалился!
   - Да-да. Конечно.  Разумеется.  К  тебе  приходит  Вадим...  как  его
фамилия?
   - Не знаю.
   - Ну,  значит,  просто  Вадим  или  Марина  Евгеньевна  Корсунская  и
говорят, что точно знают, что покойник утонул не сам, а его утопили злые
люди. Это, говорят Марина или Вадим, вовсе даже не несчастный случай,  а
кровавое убийство, и приводят  некие  доказательства.  Абсолютно  дикие,
вроде нашего с тобой ремня. Значит, налицо преступление,  которое  нужно
расследовать, доводить до конца, то  есть  до  суда,  собирать  улики  и
свидетельские показания, предъявлять обвинение и  так  далее.  В  лучшем
случае милиционер попросил бы Вадима  ничего  не  придумывать,  а  тихо,
спокойно и с удовольствием отдыхать  в  таком  райском  месте,  как  наш
санаторий. В худшем - выгнал бы взашей. Вот  тебе  и  все  разоблачение.
Только очень наивный  человек  мог  решить,  что  Вадимовы  разоблачения
опасны. Наш... преступник не наивный человек.
   И словно в доказательство он снова постучал прутиком по ладони.
   - Значит, преступление все-таки было?
   - Безусловно. И, как я теперь понимаю, не одно.
   - А прутик при чем?
   - Я тебе все расскажу, - пообещал  он  серьезно,  -  только  дай  мне
время.
   Это должна была говорить она - ведь это ее  "приключение",  первое  и