тесь, пожалуйста, - велел мертвый Егор  Шубин  секретаршам.
Обе они устремились в кабинет, как будто сообразив наконец, что  от  них
требуется, и тут настежь  распахнулась  тяжеленная  дубовая  дверь  и  в
приемную шагнул Барышев. Кто-то  из  коридора,  из-за  его  спины  жадно
заглядывал в приемную, и он досадливо захлопнул за собой дверь.
   - Привет, - коротко бросил он охраннику.  -  Ты  чего  делаешь,  Егор
Степаныч?
   - Собираюсь, - ответил Егор холодно. Только Барышева ему сейчас и  не
хватало для полного счастья! - Ты разве не видишь?
   - Вижу, - подтвердил Барышев. - Да я не про  то.  Ты  чего  делать-то
собираешься?
   Егор посмотрел на него.
   - Егор Степаныч, - несколько иным тоном произнес  Барышев,  -  ты  же
знаешь батяню.  Знаешь,  как  он  может...  под  дых  дать.  Успокоится,
отойдет, и можно будет во всем спокойно разобраться.
   - В  чем?  -  спросил  Егор  и  потер  глаза  под  очками.  -  В  чем
разобраться, Николай Николаевич? В этом-то  и  вся  прелесть  хода,  что
разбираться,  собственно  говоря,  не  в  чем.  Договоров,  на   которые
ссылаются в статье, у меня нет. Можно тут все обыскать четыре раза  -  у
меня нет этих договоров. Что-то такое я помню про фирму  "Континенталь",
которая там к месту и не к месту поминается, но  это  не  моя  фирма,  я
через нее ничего не покупал и не продавал...
   - Ну? Это и есть самое главное. Тебе нужно батяне  доказать,  что  ты
его не... того... Что ты у него ничего не крал  и  его  именем  в  своих
делах не прикрывался...
   - Николай Николаевич! - Егор вернул очки на место. Он сдерживался  из
последних сил, а сдерживаться еще предстояло долго. - Я не  могу  это  с
тобой обсуждать. Я... не готов. Я только утром обо всем узнал, да  и  то
случайно, потому что мне в  "Саатчи"  попалась  на  глаза  эта  гребаная
газета. Кольцов меня уволил, что будет дальше, я не  знаю.  Он  дал  мне
неделю срока на то, чтобы я разобрался в  ситуации,  а  потом  он  будет
действовать  по  своему  усмотрению.  -  Егор  улыбнулся,   рассматривая
встревоженное лицо Барышева. - Я не имею представления о том, кто  решил
меня... сместить. Пока я никакого выхода из положения не вижу.
   - А ты не допускаешь, что это  все  журналисты  устроили?  -  Барышев
оглянулся на открытую дверь кабинета, где со  стеклянным  звоном  что-то
упало и разлетелось в разные стороны.
   - Нет, - отрезал Егор. - Не допускаю. Прости меня, Николай. Я  правда
ничего пока не соображаю.
   - Еще бы, - пробормотал Барышев. - Ладно, Егор Степаныч,  не  дрейфь.
Меня на два батяня вызвал,  я  с  ним  попробую  поговорить  и  вечерком
позвоню тебе. Так что ты телефончик не выключай. И  постарайся  спокойно
все обдумать.
   - Ладно, - пообещал Егор, - постараюсь. -  Как  только  за  Барышевым
закрылась дверь, из кабинета разом показались обе секретарши. У одной  в
руках была огромная коробка, у второй два каких-то пакета.
   - Мы все собрали, - пропищала вечно напуганная малышка  Юля.  -  Все,
что было, Егор Степанович.
   "Им сегодня тоже предстоит тяжелый день, - подумал Егор. - Как только
я уеду, к ним начнут ломиться сотрудники, уже осведомленные о скандале в
верхах родного учреждения, а две эти мыши  не  только  осведомлены,  они
даже видели часть скандала собственными глазами!  Под  вечер  весь  офис
будет гудеть и упиваться, смакуя подробности того, как  уволенный  Шубин
плакал и катался по  ковру,  а  Барышев,  отец  родной,  его  утешал,  а
охранник стоял в дверях и смотрел на все представление.  "Вы  знаете,  я
даже не ожидала от Шубина, что он так может... Ну, подлец -  он  и  есть
подлец. Сегодня он шефа сдал, а завтра... И все ему мало, все мало! Ведь
половина компании под ним ходила, а его еще куда-то понесло,  все  денег
не хватает! Да, с такими соблазнами не многие справляются... Но  наш-то,
наш-то на работе по двадцать часов сидел, сотрудников чуть  до  больницы
не довел,  требовательность  повышал,  какие-то  экзамены  выдумывал,  а
сам... И вечно сердитый, холодный, слова доброго никому  не  скажет,  не
человек, а льдина. Вот вам и льдина!"
   Егор быстро шел по устланному серым ковром коридору к выходу.  Позади
охранник тащил его вещи. Встречные останавливались и смотрели ему вслед.
Телефон, поставленный на минимальную громкость, непрерывно  стрекотал  в
кармане - крути расходились все шире и шире, и, вопреки законам  физики,
волна не угасала, а, наоборот, нарастала.
   Ничего. Осталось совсем немного. Вестибюль, крыльцо, а там...
   И в вестибюле было много народу, как будто нарочно все решили сегодня
немного опоздать и таращились на странную процессию с изумлением. Еще не
охваченные сенсационной информацией получали исчерпывающие данные  прямо
на месте. Спиной, затылком, шеей Егор чувствовал неистовое  возбуждение,
любопытство и страх - адскую смесь, в которую сплавлялись эмоции,  когда
в воздухе начинало пахнуть скандалом.
   Охранник вынес коробку и пакет на крыльцо, аккуратно составил одно на
другое и сказал, не глядя на Шубина и отряхивая руки:
   - До свидания, Егор Степанович, - и моментально скрылся в  сверкающих
недрах вестибюля. Это означало, что тут его полномочия  исчерпаны.  Егор
больше не работает в этой компании, и охранник,  следовательно,  ему  не
служит.
   На крыльцо поднимались люди и осторожно здоровались с  Егором.  Из-за
чистых стекол все смотрели на него. Ему хотелось исчезнуть. Чтобы больше
никто и никогда не мог на него смотреть.
   Неловко, двумя руками прижимая к животу свою поклажу, он добрался  до
машины  и  пихнул  все  на  переднее  сиденье.   За   "дворник"   кто-то
внимательный и заботливый уже засунул  утренний  выпуск  газеты  "Время,
вперед!". Егор вытащил газету, швырнул  ее  на  щиток  и  долго  не  мог
сообразить, что должен делать дальше. Кажется, нужно  попасть  ключом  в
замок, повернуть его, запустить двигатель и уехать, но как это  сделать,
он не понимал.
   Нужно уехать. Хватит развлекать широкую  общественность.  На  сегодня
она уже развлеклась достаточно. Телефон все не унимался.
   "Сейчас, если только мне  удастся  вспомнить,  как  это  делается,  я
заведу машину, поеду в редакцию и убью ту суку, что  написала  про  меня
всю эту ложь". Она наверняка сейчас сидит и радуется, как ловко обтяпала
дельце, свалила с ног такого исполина, как  Егор  Шубин.  И  все  это  с
помощью одной-единственной статьи, напечатанной  на  дерьмовой  газетной
бумаге. Она уверена,  что  умнее  и  хитрее  всех,  эта  злобная  шлюха,
наверное, одна из самых выдающихся газетных  шлюх.  Она  уничтожила  его
полностью и целиком, и он тоже сейчас уничтожит ее.  Ему  теперь  нечего
терять, он только что потерял все, что у него было, - работу, которой он
добивался многие годы, и доверие людей, которых он уважал.
   Больше в его жизни не осталось ничего, за что стоило бы бороться.
   Мысль о том, что он  может  поехать  и  убить  ее,  странным  образом
воодушевила существо, которое  еще  три  часа  назад  было  человеком  и
называло себя Егором Шубиным. Как будто враг перестал быть виртуальным и
обрел совершенно  конкретные  очертания.  Как  чудовище  из  фильма  про
Годзиллу, в которое никто не верил, пока оно не откусывало  недоверчивым
ногу или голову.
   Только бы вспомнить, где расположена эта гребаная редакция.
   И  еще  Барышев  со  своим  сочувствием.   Все   теперь   будут   ему
сочувствовать, жалеть, давать неискренние и  бестолковые  советы,  а  он
должен все это слушать, поддакивать, кивать. У него больше  нет  никаких
прав. Он никто. Кусок дерьма, безобразный и отвратительно воняющий.
   Жалко деда. Дед не переживет позора.
   Ключ - наконец попал в замок, двигатель привычно и негромко  заурчал,
Егор нажал на газ и вылетел со стоянки в неспешное и  солидное  движение
Ильинки.
   Охранники топтались возле светлой  будочки,  курили  и  смотрели  ему
вслед.
 
*** 
 
   - А я бы не решилась, -  вставила  из  своего  угла  Нинулька.  Лидии
почему-то казалось, что она ее осуждает. - Ты же не Генеральный прокурор
и не Сергей Доренко, который за каждую  программу  "Время"  по  двадцать
тысяч баксов получал. Ты-то зачем во все это полезла?
   -  Интересно  же...  -  жалобно  пробормотала  Лидия.  -   Невозможно
удержаться, когда к тебе в руки попадает такая информация, которой ни  у
кого нет.
   - Ну да, ну да! - сказал Стас Смирнов язвительно.  Он  был  недоволен
тем, что материал  вышел  без  всякого  с  ним  согласования.  Никто  не
спрашивал его мнения, просто пришел Леонтьев, выкинул половину материала
и поставил шевелевскую  статью,  которая  с  утра  наделала  в  редакции
столько шуму. - Леонтьев у нас мастак на чужой спине в рай въехать.  Или
ты думаешь, что он тебя отмажет, если этот Шубин начнет рыпаться, в  суд
подавать, опровержения печатать?
   - Как раз если в суд,  то  отмажет,  -  подлил  масла  в  огонь  Саша
Воронин, - а если этот твой  персонаж  окажется  обыкновенным  бандитом,
который запрет тебя на какой-нибудь даче и не выпустит,  пока  всю  кожу
полосками не срежет?
   - Да вы что?! - не выдержала Лидия. - Белены объелись, что ли?! Какие
все грамотные и правильные, одна я дура! Что я должна была делать, когда
на меля вышел этот осведомитель? Подарить все Грише Распутину? Или Игорю
Леонтьеву? У меня, может, это единственный  шанс  пробиться,  и  все  вы
злитесь, потому что это мой шанс, а не ваш!
   - Тю! - фыркнула Нина. - Молодец. Хорошо придумала. Правильно.
   Лидия поднялась из скрипучего старого кресла, раздраженно пнула ногой
портфель, попавшийся ей по дороге, и плеснула кофе  в  кружку  "Я  люблю
чай".
   - Кстати, написано неплохо, - заметил Смирнов. - Живенько так,  и  за
душу берет, и сразу понятно,  какая  первостатейная  сволочь  этот  твой
Шубин.
   - Вовсе я и не  хотела  писать,  что  он  первостатейная  сволочь!  -
обозлилась  Лидия.  -  Я  старалась   соблюдать   и   соблюла   максимум
объективности.
   - Не знаю, что уж ты там старалась сделать, но Шубин у тебя получился
ну просто плакатный враг народа. Правда. -  Саша  вылил  в  свою  кружку
остатки кофе и даже потряс кофейником, словно выжимая из  него  все,  до
последней капли. - Чертов снег. Идет и идет. Я  сегодня  на  работу  два
часа пилил. Думал, с ума сойду. Кстати, братва, вы слыхали новую феню на
"Русском радио"?
   - А где теперь все эти материалы, Лидия? - спросила Нина задумчиво. -
Их, наверное, дома держать опасно...
   - У Леонтьева, - ответила Лидия  мрачно.  -  Испортили  настроение  и
радуетесь, сволочи.
   - Кто  сволочи?  -  спросил,  появляясь  на  пороге,  основной  Лидии
конкурент Гришка Распутин. - Ты о ком, любовь моя?
   - О коллегах, - пояснила Лидия. - Они как раз учат меня жить.
   Гришка закатил глаза, как бы давая всем понять, что  такую  умницу  и
красавицу, как Лидия, никто не смеет учить жить, по крайней мере, в его,
Тришкином, присутствии.
   - Я пришел тебя поздравить, - объявил он нежно.  -  Отличная  статья.
Статья вполне большой девочки, которая полностью  отдает  себе  отчет  в
том, что она делает, и умеет раздобыть самую хитовую информацию.
   Лидия насторожилась, а Гришка продолжай соловьиные трели и рулады:
   - Мне Леонтьев еще вчера макет показал, -  сообщил  он  доверительно.
Обойденный вниманием начальства, Стас Смирнов поморщился, но  промолчал.
- И знаешь, я сначала на него обиделся, что он весь материал тебе отдал,
а потом решил, что это правильно, особенно когда статью просмотрел.
   - Особенно учитывая  то,  что  компромат  предложили  именно  мне,  -
уточнила Лидия на всякий случай, - а я его предложила Леонтьеву.
   - Вот именно! - согласился Гришка, которого  было  не  так-то  просто
сбить с толку. - Ты молодец, любовь моя, тебя  ждет  великая  карьера  и
Пулитцеровская премия в недалеком будущем.
   Все это было бы просто прекрасно, если бы  эти  слова  произносил  не
Гриша Распутин, а кто-нибудь другой. Гришка сейчас должен быть обиженным
и надутым, в конце концов, именно он - гордость  редакции,  а  вовсе  не
Лидия  Шевелева,  которая  в  одночасье  прославилась  из-за  материала,
который вполне мог написать и Гришка, и то, что он был предложен  именно
Лидии, на самом деле не имело почти никакого значения.
   Странно. Непонятно. Чему он радуется? Или играет? А если  играет,  то
зачем?
   Лидию почти не огорчили вялые  нападки  коллег,  но  Гришкина  чистая
радость почему-то  показалась  подозрительной  и  неуместной.  С  Игорем
поговорить, что ли?
   - Спасибо тебе за хорошие слова, Гриш. - Она сказала  это  совершенно
спокойно и даже радостно. - И вам  также!  -  Это  было  заявлено  более
язвительно и относилось к остальной компании. - Пойду навещу начальство.
Вдруг  оно  тоже  жаждет  дать  мне   ценные   указания   или   посулить
Пулитцеровскую премию?..
   - Лидочка! - окликнули ее, едва она вышла в коридор.
   Секретарь редакции Тамара Петровна  приближалась  к  ней  со  стороны
туалета, держа в одной  руке  несколько  мокрых  кружек,  нанизанных  на
толстые пальчики, а в другой не слишком  чистую  пластмассовую  бутылку,
наполненную водой, из которой она поливала цветы.
   Лидия  притормозила  и  изобразила  на  лице  величайшее  внимание  и
радушие.
   Тамара Петровна была оплотом редакционной жизни, проработав на  одном
и том же месте лет тридцать. Менялись  названия  газет  и  сами  газеты,
уходили в прошлое, то есть на пенсию, и в будущее, то есть на постоянную
работу за границу, главные редактора, менялись типографии,  направления,
авторы, лишь Тамара Петровна оставалась неизменной. Казалось,  что  если
она однажды утром не выйдет на работу, то  это  будет  означать,  что  к
обеду  следует  ожидать  конца   света.   Нынешний   главный   редактор,
тридцатилетний,  рафинированный,  знаменитый,   предпочитавший   пиджаки
"Хьюго Босс", итальянский капуччино и швейцарские  горнолыжные  курорты,
наверное, просто упал бы  замертво,  если  бы,  приехав  на  работу,  не
обнаружил в собственной  приемной  Тамару  Петровну,  внушительную,  как
волжский баркас, в облаке табачного  дыма  и  в  окружении  бесчисленных
телефонов и кофейных чашек. Никому даже в голову  не  приходило  сменить
Тамару Петровну на юную красавицу с волшебным  голоском  и  волосами  до
попы.
   - Ты спешишь? - спросила Тамара Петровна Лидию. У нее был прокуренный
бас Фаины Раневской, длинный ехидный нос и прическа валиком.
   - Нет, что вы, Тамара Петровна! - Как она могла сказать, что  спешит,
если секретарь выразила желание с ней поболтать!
   - Я знаю, что ты всегда спешишь, - заявила та безапелляционно.  -  Не
нужно врать. Врать нехорошо.
   Лидия улыбнулась.
   - Я просто хотела тебе  сказать,  что  сегодня  с  нашими  телефонами
происходит настоящая истерика.  И  все  из-за  тебя.  Откуда  только  не
звонили - даже из  Министерства  юстиции.  Сергей  Витальевич  все  утро
только и делал, что отвечал на звонки.
   - Это хорошо или плохо? - спросила Лидия с тревогой. Тамара  Петровна
пожала необъятными плечами и сказала, заговорщицки приближая свой нос  к
Лидиному плечу:
   - Было бы плохо, тебя бы уже вызвали, наверное. А статью я прочитала.
   - И как вам она, Тамара Петровна?
   - Смело написано, - оценила та. - Очень даже смело.
   Лидия не поняла, похвала это или наоборот.
   - А главный ничего не говорил?
   - А что главный? Главный свое дело сделал, разрешение  на  публикацию
Леонтьеву дал, так что теперь остается только...
   Дверь на лестничную клетку, мимо которой  они  проходили,  неожиданно
отлетела в сторону,  как  будто  кто-то  собирался  вышибить  ее,  но  в
последнюю секунду удержался, со всего размаха ударилась о стену,  осыпая
на пол тонкие хлопья штукатурки, и в коридор ворвался  какой-то  высокий
человек в развевающемся черном пальто, похожий на графа Дракулу.
   - Господи Иисусе! - пробормотала рядом Тамара Петровна. - Это еще что
такое?
   Лидия смотрела с интересом. Совершенно черные  и  как  будто  мертвые
глаза уперлись ей в лицо, и она попятилась,  все  еще  не  понимая,  что
происходит.
   В один громадный шаг Дракула приблизился к ней,  сгреб  в  кулаки  ее
пиджак - затрещали швы, поскакали по полу пуговицы - и поволок за  собой
на лестничную клетку. Лидия хрипела и не успевала переставлять ноги, они
волочились сзади, как чужие.
   - Охрана! - неуверенно пробормотала где-то в другом измерении  Тамара
Петровна. - Охрана!
   - Будет вам охрана, - пообещал Дракула, еще сильнее  стискивая  горло
Лидии. - Еще чуть-чуть, и кругом будет одна сплошная охрана...
   В ушах звенело, и, кажется, из носа лилась кровь. Лестничная площадка
была где-то очень далеко внизу, чужие короткие ноги все никак  не  могли
достать до пола, а достать очень хотелось, тогда можно было бы опереться
на ноги и хлебнуть хоть немножко воздуха, который вдруг  стал  колким  и
острым, как битое стекло. И почему-то его было очень мало.
   "Дракула забрал весь воздух. Мне ничего не осталось..."
   Мысли были медленные и вязкие и с  каждой  секундой  становились  все
медленнее и медленнее, и уже был виден тот  конец  тоннеля,  за  которым
мыслей не станет совсем. Скорее бы туда добраться...
   Послышался внезапный всплеск, удар, тускло сверкнуло  что-то  похожее
на ртуть, пролившуюся из разбитого  градусника.  Пол  стал  стремительно
приближаться к ногам, пока не ударился в них с чудовищной  силой.  Лидия
упала  на  колени,  и  колкий  воздух   рванулся   в   горло,   разрывая
внутренности.
   Тоннель закрылся.
   Не было никакого тоннеля.
   Она стояла на коленях  на  лестничной  площадке  возле  урны,  полной
окурков, держалась за горло и кашляла, кашляла, не в силах остановиться.
Прямо перед ее носом на грязном полу как бы сами по себе возникали  алые
пятна. Наверное, это течет у нее из горла. Нет, не может быть, чтобы  из
горла. Может, из носа?..
   Тот, кто напал на нее, возвышался совсем  близко,  как  Гулливер  над
лилипутами,  или  это  у  нее  в  голове  произошло  такое   искривление
пространства?
   - Ну что? - хладнокровно спросила где-то рядом Тамара Петровна. Лидия
не видела ее, но знала, что это именно она. - Остыли или еще добавить?
   Лидия подняла голову. Тамара Петровна наперевес, как пожарный  шланг,
держала древнюю пластиковую бутылку, из которой обычно  поливала  цветы.
Нападавший был с ног до головы залит водой - волосы, лицо, пальто...
   - Больше не надо, - хрипло выдавил он. - Спасибо.
   Он тяжело дышал, с трудом справляясь с собой, и только в этот  момент
Лидия узнала в нем Егора Шубина.
   Героя ее сегодняшнего литературного труда. "Плакатного врага народа",
как выразился Сашка Воронин. Человека, который  через  подставную  фирму
"Континенталь" обирал своего Большого Босса, так она написала  о  нем  в
своей статье.
   Он только что пытался ее задушить.
   - Вы что?! - спросила она чудовищным шепотом, совершенно непохожим на
нормальный человеческий голос. - Спятили совсем?! - И тяжело  поднялась,
взявшись руками за заплеванный край урны. Тамара Петровна поддержала  ее
под руку.
   На это он ничего не ответил, и Лидия  принялась  рассматривать  себя,
пытаясь оценить масштабы бедствия. Лацканы пиджака были оторваны, из них
лезли наивные белые нитки. Воротник блузки странно топорщился,  и  когда
она потянула за него, он подозрительно легко подался и весь  оказался  у
нее в руке. Лидия посмотрела на него с отвращением и  швырнула  в  урну.
Остатки блузки и пиджака были обильно политы кровью, которая  продолжала
потихоньку капать из носа.
   Смотреть ниже не  хотелось,  но  она  все-таки  посмотрела.  Колготки
порваны на  коленях,  из  дырок  торчала  вымазанная  пеплом  лестничной
площадки  бледная  кожа.  От  правого  ботинка  почему-то  до   половины
отклеилась подошва. Наверное, оттого, что он волоком  тащил  ее,  а  она
цеплялась ботинками за пол.
   - Лидия, вытри нос! - скомандовала Тамара Петровна.  Она  не  вызвала
охрану, и вокруг никого не  было,  хотя  обычно  на  площадке  толпилось
человек пять, кото