олдатом,  и  трудился  в
научном отделе Управления боеприпасов.
 
*** 
 
   - Итак? - поинтересовался генерал Пьенаар, когда все расселись по кожаным
креслам вокруг кофейного столика. - Наш дипломат Ян Марэ виновен или нет?
   - Еще как виновен, - ответил Престон.
   - Какие доказательства, г-н Престон? Когда он сбился  с  пути  истинного,
кто его завербовал?
   - Он нигде не сбивался, его никто не вербовал, - заявил Престон. - Он  не
сделал ни одного неверного шага. Вы читали его автобиографию?
   - Да, и к тому же, как вам сообщил капитан Вилджоен, мы все проверили: от
даты рождения этого человека по сегодняшний день. Все точно.
   - Это так, - сказал  Престон.  -  История  детства  точна  до  мельчайших
деталей. Я думаю, он и сейчас будет пять часов говорить о своем детстве,  ни
разу не сбившись и не допустив ни одной неточности.
   - Значит, она правдива. Ведь ее можно проверить, - сказал генерал.
   - Правдиво все, что подтверждается. История правдива до того момента, как
два молодых солдата спрыгнули с немецкого грузовика в  Силезии  и  побежали.
После этого - сплошная ложь.  Позвольте  я  все  объясню,  начав  с  истории
человека, бежавшего с Яном Марэ, Фрикки Брандта.
   В 1933 году в Германии  к  власти  пришел  Адольф  Гитлер.  В  1935  году
немецкий железнодорожный рабочий Иосиф Брандт  обратился  в  южноафриканскую
миссию в Берлине и попросил предоставить ему политическое убежище, мотивируя
это тем, что он как еврей боится репрессий. Его обращение  не  осталось  без
ответа, он получил визу для въезда в Южную Африку со своей семьей.  В  ваших
архивах должно быть подтверждение его обращения и выдачи визы.
   - Совершенно верно, - кивнул генерал Пьенаар. -  Когда  Гитлер  пришел  к
власти, много евреев переселилось в Южную Африку.  Наша  статистика  в  этом
плане выгодно отличается от статистик некоторых других стран.
   - В сентябре 1935 года, - продолжал Престон,  -  Иосиф  Брандт  со  своей
женой  Ильзой  и  десятилетним  сыном  Фридрихом  садится   на   пароход   в
Бременхавене и через шесть недель прибывает в Восточный Лондон. Здесь  много
немцев и мало евреев, но они предпочли остаться  здесь.  Глава  семьи  нашел
работу на железной дороге. Чиновник иммиграционной службы  сообщил  местному
раввину о прибытии новичков.
   Раввин, энергичный молодой человек  по  имени  Соломон  Шапиро,  навестил
вновь прибывших и предложил им войти в еврейскую общину. Они отказались,  из
чего он предположил,  что  приехавшие  хотят  адаптироваться  в  нееврейском
сообществе. Он был разочарован, но у него не возникло никаких подозрений.
   В 1938 году мальчику, которого на местный манер  теперь  звали  Фредерик,
или  Фрикки,  исполнилось  13  лет.  По  еврейскому  обычаю  подошло   время
бар-митцва - совершеннолетия еврейского мальчика. Как Брандты  ни  старались
избегать национальных обрядов, этот - человеку, у которого единственный сын,
- обойти было невозможно. Раввин Шапиро вновь навестил их,  чтобы  спросить,
хотят  ли  они  совершить  обряд.  Брандты  наотрез  отказались.  У  раввина
появились тревожные подозрения, которые переросли в уверенность.
   - Какую уверенность? - озадаченно спросил генерал.
   - Уверенность в том, что они не евреи, - ответил Престон. - Он сказал мне
об  этом  вчера  вечером.  Во  время  церемонии   совершеннолетия   мальчика
благословляет раввин. До этого раввин должен удостовериться в его  еврейском
происхождении. У евреев национальность определяется не по отцу, а по матери.
Мать должна представить документ - кетубу,  который  подтверждает,  что  она
еврейка. У Ильзы Брандт не было кетубы. Не могло быть и речи о бар-митцве.
   - Значит, они въехали в Южную Африку, указав ложную причину, -  подытожил
генерал Пьенаар. - Но это было так давно!
   - Дело не только в этом, - возразил Престон. - У меня нет  доказательств,
но думаю, что я прав. Иосиф Брандт не соврал, когда  сказал  южноафриканской
миссии много лет назад, что ему угрожает гестапо. Так оно и было,  опасность
над  ним  нависла  не  из-за  национальности,  а  из-за  убеждений.  Он  был
коммунистом. Он знал, что, если скажет об этом в вашей миссии, ему  визы  не
дадут.
   - Продолжайте, - мрачно буркнул генерал.
   - К восемнадцати годам Фрикки полностью разделял  убеждения  отца  и  как
коммунист готов был работать на Коминтерн. В 1943 году  двое  молодых  людей
вступили в южноафриканскую армию и ушли на войну: Ян Марэ из Дуйвельсклофа -
воевать за Южную Африку и Британское Содружество, а Фрикки Брандт -  воевать
за родину своих убеждений - Советский Союз. Они не встретились ни  во  время
начальной  подготовки,  ни  в  строю,  ни  в  Италии,  ни  в  Мусберге.  Они
встретились в Сталаге 344. Я не знаю, был ли Брандт автором плана побега, но
он выбрал в спутники молодого человека, высокого и светловолосого, как  сам.
Я думаю, что именно он, а не Марэ, предложил бежать в  лес,  когда  сломался
грузовик.
   - А как же воспаление легких? - спросил Вилджоен.
   - Не было  никакого  воспаления,  -  ответил  Престон.  -  И  к  польским
партизанам  -  католикам  они  не  попадали.  Скорее  всего  они  попали   к
партизанам-коммунистам, с которыми Брандт изъяснялся на немецком. Те привели
их к красным. У них они попали в НКВД.
   В период с марта по август что-то произошло. Насчет  промозглых  камер  -
это все ерунда. У  Марэ  узнали  подробности  его  детства,  Брандт  все  их
запомнил, потом, подучив получше английский  и  изменив  немного  внешность,
надел на шею личный знак Яна Марэ. После этого настоящий  Ян,  надобность  в
котором отпала, скорее  всего  был  ликвидирован.  В  НКВД  Брандта  немного
помяли, чтобы он выглядел худым и больным, и передали англичанам в Потсдаме.
Он полежал какое-то  время  сначала  в  госпитале  в  Бьелефельде,  затем  в
окрестностях Глазго. К зиме 1945 года все южноафриканские солдаты  вернулись
домой, он вряд ли мог столкнуться с кем-либо из полка Делла Рей.  В  декабре
он отправился в Кейптаун, куда прибыл в январе 1946 года.
   Правда, была одна неувязка. Он не мог  ехать  в  Дуйвельсклоф,  да  и  не
собирался  этого  делать.  Некто  из  Штаба  обороны  послал  старику   Марэ
телеграмму о  возвращении  сына,  который  числился  "без  вести  пропавшим,
предположительно, убитым". К ужасу  Брандта-Марэ  он  получил  телеграмму  -
здесь я уже предполагаю, но логично допустить -  с  просьбой  от  отца  Марэ
вернуться домой. Брандт притворяется больным и ложится в  военный  госпиталь
Винберг.
   Но старика-отца это не остановило. Он вновь шлет телеграмму, на  сей  раз
чтобы сообщить, что сам приедет в Кейптаун. В отчаянии Брандт  обращается  к
своим друзьям из Коминтерна. Все улажено. Старик сбит на пустынной дороге  в
долине Мутсеки. После этого проблем больше не возникало. Молодой человек  не
попал на похороны, это ни у кого в Дуйвельсклофе  не  вызвало  удивления,  у
юриста Бенсона не возникло  никаких  подозрений  даже  когда  его  попросили
продать недвижимость и переслать деньги в Кейптаун.
   В кабинете генерала воцарилось молчание, было слышно,  как  муха  жужжит,
ползая по окну. Генерал кивнул несколько раз.
   - Похоже на правду, - согласился он. - Но нет никаких  доказательств.  Мы
не можем доказать, что Брандты не были  евреями,  тем  более  что  они  были
коммунистами. У вас есть что-нибудь, что поможет развеять сомнения?
   Престон вынул из кармана фотографию и положил ее на стол перед  генералом
Пьенааром.
   - Это последняя фотография настоящего Яна Марэ. Видите, он был  в  юности
заядлым игроком в крикет. Он был нападающим. Если вы посмотрите, как  держит
мяч, вы увидите, что он левша.
   Я неделю в Лондоне наблюдал за Яном Марэ в бинокль. По тому, как он водит
машину, курит, ест, пьет, видно, что он правша. Генерал, с человеком  многое
можно сделать: изменить внешность, изменить волосы, речь, лицо,  манеры.  Но
невозможно превратить левшу в правшу.
   Генерал  Пьенаар,  который   полжизни   играл   в   крикет,   внимательно
рассматривал фотографию.
   - Тогда кого мы имеем в Лондоне, г-н Престон?
   - Генерал, вы имеете агента-коммуниста,  который  уже  более  сорока  лет
работает под крышей  южноафриканской  дипломатической  службы  на  Советский
Союз.
   Генерал  Пьенаар  поднял  глаза  и  обратил   свой   взор   на   монумент
"Фоортреккер" за окном.
   - Я раскрошу его на мелкие кусочки, - прошептал  он,  -  я  втопчу  их  в
грязь! Престон кашлянул.
   - Принимая во внимание то, что у нас тоже возникли проблемы  из-за  этого
человека, не могли  бы  вы  воздержаться  от  каких-либо  действий  пока  не
побеседуете лично с сэром Найджелом Ирвином?
   - Хорошо, г-н Престон, - кивнул генерал Пьенаар. - Я переговорю  с  сэром
Найджелом. Какие у вас планы?
   - Я хотел бы вылететь в Лондон сегодня вечером. Генерал Пьенаар  поднялся
и протянул ему руку:
   - Счастливо, г-н Престон. Капитан  Вилджоен  проводит  вас  до  самолета.
Спасибо за помощь.
   Из гостиницы, где он  укладывал  вещи,  Престон  позвонил  Деннису  Грею,
приехавшему из Йоханнесбурга,  чтобы  забрать  сообщение  для  отправки  его
шифровкой в Лондон. Через два часа придет  подтверждение  и  сообщение,  что
завтра, в субботу, Хеммингс ждет Престона в своем кабинете.
   Около восьми часов вечера Престон и Вилджоен  стояли  в  зале  аэропорта.
Объявили рейс  на  Лондон.  Престон  предъявил  посадочный  талон,  Вилджоен
неизменное удостоверение.
   - Я хочу сказать вам, англичанин, вы чертовски хорошая жагдхонд.
   - Спасибо, - поблагодарил Престон.
   - Вы знаете, что такое жагдхонд?
   - Догадываюсь, - аккуратно подбирая слова, произнес Престон, -  охотничья
собака - медлительная, неуклюжая, но с мертвой хваткой.
   Впервые за эту неделю  капитан  Вилджоен  засмеялся,  запрокинув  голову.
Потом снова посерьезнел:
   - Можно задать вам вопрос?
   - Да.
   - Зачем вы положили цветы на могилу?
   Престон посмотрел на сверкающий в темноте огнями лайнер в двадцати метрах
от них. По трапу поднимались последние пассажиры.
   - Они отняли у него сына, а потом  убили.  Положить  цветы  на  могилу  -
единственное, что можно сделать для старика.
   Вилджоен протянул ему руку.
   - До свидания, Джон, желаю удачи.
   - До свидания, Андриес.
   Через десять минут самолет взлетел, держа курс на север, в Европу.
 
Глава 11 
 
   Сэр  Бернард  Хеммингс  и  Брайан  Харкорт-Смит  молча  выслушали  доклад
Престона.
   - Боже мой, - произнес сэр Бернард, когда Престон закончил, -  значит,  и
тут  рука  Москвы.  Мы  серьезно  поплатимся,  ущерб  огромен.  Брайан,  оба
находятся под наблюдением?
   - Да, сэр Бернард.
   -  Пусть  так  все  и  останется  на  субботу  и  воскресенье.  Не  будем
предпринимать никаких шагов, пока комитет "Парагон" не  выслушает  Престона.
Джон, я знаю, ты устал, но все-таки к вечеру в воскресенье подготовь доклад.
   - Да, сэр.
   - Сдай мне его утром в понедельник. Я обзвоню членов  комитета  и  созову
срочное совещание на утро понедельника.
 
*** 
 
   Майор Валерий Петровский чувствовал внутреннюю дрожь и волнение, входя  в
гостиную дачи  в  Усове.  Он  никогда  лично  не  встречался  с  Генеральным
секретарем ЦК КПСС и не мог предполагать, что такое когда-нибудь случится,
   Он  провел  беспокойные,   даже   жуткие   три   дня.   Когда   начальник
откомандировал  его  для  выполнения   специального   задания,   Петровского
изолировали в квартире в центре Москвы, охраняемой днем и  ночью  людьми  из
Девятого управления КГБ. Естественно, он предположил наихудшее, хотя не имел
ни малейшего представления о том, в чем мог провиниться.
   Затем последовал неожиданный приказ в воскресенье  вечером  одеть  лучший
костюм и следовать за охранниками в  машину.  На  "Чайке",  не  проронив  ни
слова, они довезли его до Усова. Он не знал, куда его привезли.
   И только когда майор  Павлов  сказал  ему:  "Сейчас  вас  примет  товарищ
Генеральный секретарь", он понял, где находится. Во рту пересохло, когда  он
вошел в гостиную. Он пытался взять себя в руки, уговаривая себя, что  сможет
с достоинством опровергнуть любые обвинения.
   Войдя, он встал по стойке смирно. Человек в инвалидном  кресле  несколько
минут молча его рассматривал, затем поднял руку и жестом  пригласил  подойти
ближе.  Петровский  сделал  четыре  строевых  шага  вперед  и  замер.  Когда
советский лидер заговорил, в его тоне не  было  нот  обвинения.  Он  говорил
вкрадчиво.
   - Майор Петровский, не стойте истуканом. Подойдите ближе, к свету,  чтобы
вас было видно, садитесь.
   Петровский был ошеломлен. Сидеть в присутствии Генерального  секретаря  -
неслыханное дело для молодого майора! Он сделал, как ему велели,  присел  на
краешек указанного стула, выпрямив спину и сжав колени.
   - Вы знаете, зачем я вас пригласил?
   - Нет, товарищ Генеральный секретарь.
   - Я так и предполагал. Никто об этом не знает. Теперь  я  вам  скажу.  Вы
должны выполнить задание, имеющее огромное значение для Советского  Союза  и
дела революции. В случае успеха выигрыш для нашей страны  будет  огромен,  в
случае провала - катастрофа. Я лично выбрал  вас,  Валерий  Алексеевич,  для
выполнения этого задания.
   У Петровского голова пошла кругом.  Первоначальный  страх  перед  угрозой
позора и  ссылки  сменился  безудержным  ликованием.  С  тех  пор  как  его,
выпускника-отличника Московского университета, перебросили  из  министерства
иностранных дел в Первое Главное управление, с тех  пор  как  он  согласился
работать в Управлении "С", он мечтал о  важном  задании.  Но  даже  в  самых
дерзких мечтах он не мог себе представить  что-либо  подобное.  Он  позволил
себе посмотреть Генеральному секретарю прямо в глаза.
   - Благодарю вас, товарищ Генеральный секретарь, за оказанное доверие.
   - Детали вам изложат потом. Времени для подготовки мало, но вы -  человек
тренированный, в  отличной  форме.  Вы  получите  все,  что  необходимо  для
выполнения задания. Я хотел лично встретиться с вами по  одной  причине.  Вы
должны знать об этом. Я решил сам вам об  этом  сообщить.  В  случае  успеха
операции, а я не сомневаюсь в этом,  вы  получите  повышение  и  награды,  о
которых не могли и мечтать. Я об этом позабочусь.  Если  полиция  или  армия
страны, в которую вы будете посланы, выйдут на ваш след,  вы  должны  будете
без всяких колебаний принять все меры к тому, чтобы вас не взяли  живым.  Вы
меня поняли, Валерий Алексеевич?
   - Да, товарищ Генеральный секретарь.
   -  В  любом  случае  вас  ждет  ад,  если  попадетесь  живым.  Вас  будут
допрашивать, никакое мужество  не  поможет  вам  устоять  перед  химическими
средствами, вы все скажете. Это обернется  кошмаром  для  Советского  Союза,
вашей Родины.
   Майор Петровский глубоко вздохнул.
   - Я не подведу, - сказал он, - я живым не  дамся.  Генеральный  секретарь
нажал кнопку под столом, дверь открылась. Появился майор Павлов.
   - Ступайте, молодой человек. Здесь, в этом  доме,  знакомый  вам  человек
изложит  суть  задания.  Потом  вы  получите  подробные  инструкции.  Мы  не
встретимся до тех пор, пока вы не вернетесь.
   Когда дверь  за  майорами  КГБ  закрылась,  Генеральный  секретарь  долго
смотрел на языки пламени, пляшущие в камине.
   "Такой приятный молодой человек, - думал он, - как жаль".
 
*** 
 
   Пока Петровский шел за майором Павловым по длинным коридорам  в  гостевое
крыло, ему казалось, что его грудь едва вмещает  переполняющие  его  чувства
ожидания и гордости.
   Майор Валерий Алексеевич Петровский был  убежденным  русским  солдатом  и
патриотом. Он настолько прекрасно владел английским, что не  только  понимал
значение фразы "умереть за бога, короля и отечество", но  и  чувствовал  ее.
Собственно, в бога он не верил, но доверие главы его страны вселяло  в  него
решимость неукоснительно  выполнить  то,  что  велено.  Об  этом  он  думал,
вышагивая по коридору в Усове.
   Майор Павлов остановился у двери, постучал и открыл ее. Он  посторонился,
пропуская Петровского вперед. Затем он закрыл дверь и удалился. из-за  стола
с разложенными листами бумаги и картами поднялся седовласый человек.
   - Значит, вы - майор Петровский? -  спросил  он,  улыбаясь  и  протягивая
руку.
   Петровского удивило заикание старика. Ему был знаком этот  человек,  хотя
они никогда не встречались. В ПГУ о нем ходили легенды,  он  воплощал  собою
торжество советской идеи над капитализмом.
   - Да, товарищ полковник, - ответил Петровский.
   Филби внимательно изучил  его  личное  дело  и  знал  его  до  мельчайших
подробностей. Петровскому было тридцать шесть лет, десять лет он вживался  в
образ истинного  англичанина,  дважды  совершал  ознакомительные  поездки  в
Великобританию, каждый раз по надежной легенде, не  подходя  ближе,  чем  на
километр, к советскому посольству и не выполняя никакого задания.
   Подобные поездки  предпринимались  с  единственной  целью  -  познакомить
нелегалов с той повседневностью, в которой  им  придется  жить  и  работать,
когда они получат задание - как открыть банковский счет,  что  делать,  если
случайно попал в дорожную аварию, как ездить  в  лондонском  метро.  Поездки
давали возможность пополнить лексикон современным сленгом.
   Филби знал, что сидящий перед ним молодой человек не  только  говорит  на
идеальном английском, но  и  владеет  диалектами  четырех  регионов  Англии,
прекрасно знает ирландский и валлонский. Он перешел на английский.
   - Садитесь, - пригласил Филби, - я расскажу в  целом  о  задании.  Другие
уточнят детали. Времени мало, катастрофически мало, вам придется  схватывать
все на лету и запоминать сразу.
   Пока они разговаривали, Филби понял, что после тридцатилетнего отсутствия
на родине, несмотря на то, что ежедневно читал газеты и журналы  оттуда,  из
них двоих ему не хватало слов, его  язык  был  старомодным  и  высокопарным.
Молодой русский говорил на современном языке.
   Филби  за  два  часа  изложил  план  "Аврора".   Петровский   старательно
запоминал. Его потрясла смелость замысла.
   - Несколько дней вы проведете в обществе четырех людей. Они дадут  имена,
адреса, даты, сроки передачи сообщений, места встреч со связником и запасные
варианты. Все это вы должны запомнить. Единственное, что можно взять с собой
- это блокнот с одноразовыми шифрами. Ну, вот и все.
   Петровский молча кивал, слушая Филби.
   - Я заверил Генерального секретаря, что не подведу, - сказал  он.  -  Все
будет сделано как надо  и  в  срок.  Если  компоненты  прибудут,  все  будет
исполнено.
   Филби встал.
   - Хорошо, сейчас вас отвезут обратно в Москву, туда, где вы пробудете  до
отъезда.
   Когда Филби пересек комнату, чтобы  позвонить  по  внутреннему  телефону,
Петровский  вздрогнул  от  громкого  воркования,  донесшегося  из  угла.  Он
взглянул туда и увидел большую клетку, в которой  сидел  красивый  голубь  с
забинтованной лапкой. Филби обернулся и извиняюще улыбнулся.
   - Хопалонг, - сказал он, набирая номер телефона майора Павлова,  -  нашел
его на улице со сломанным крылом и лапкой. Крыло уже зажило, а лапка нет.
   Петровский  подошел  к  клетке  и   пальцем   погладил   птицу.   Голубь,
прихрамывая, отошел к задней стенке.  Вошел  майор  Павлов.  Он  как  обычно
ничего не сказал, только знаком пригласил Петровского следовать за ним.
   - До встречи. Желаю удачи, - напутствовал Филби.
 
*** 
 
   Члены комитета "Парагон" расселись, каждый прочитал доклад Престона.
   - Ну что, - сказал сэр Энтони Пламб, начиная обсуждение. - Теперь  мы  по
крайней мере знаем, что, где, когда и кто, правда, не знаем почему.
   - А также - сколько?
   - Мы знаем размеры ущерба, - вмешался сэр  Патрик  Стрикленд.  Необходимо
информировать союзников, хотя ничего важного, кроме фиктивного документа,  с
января в Москву не поступало.
   - Согласен, - сказал сэр  Энтони,  -  Джентльмены,  мы  должны  закончить
расследование. Что будем делать с этим человеком? У тебя есть идеи, Брайан?
   Генеральны