его собственной дачи. Он знал  и  об  одной
слабости Марченко. Генерал вздохнул с облегчением. Надо прихватить  с  собой
побольше коньяка. Это будет тяжелое испытание.
 
*** 
 
   Главный инспектор Чарли Форбс внимательно слушал констеблей Крейга и  Мак
Бэйна, время от времени перебивая их вопросами. Он не  сомневался,  что  оба
говорят правду, но он служил давно и знал, что правда не всегда спасает твою
шкуру.
   Дело было плохо. Практически все время, даже в больнице, русского опекали
полицейские. И на крыше не было никого, кроме Крейга. Не было и явных причин
для самоубийства. Инспектор не мучился вопросом "почему", рассуждая,  как  и
все остальные, что у человека при сотрясении  мозга  начались  галлюцинации,
возник  панический  страх.  Инспектор   был   больше   озабочен   возможными
последствиями этого случая для полиции Стрэтлайда.
   Надо найти судно, переговорить с капитаном, провести формальное опознание
тела, сообщить обо всем советскому  консулу  и,  конечно  же,  прессе,  этой
чертовой прессе. Кое-кто из репортеров будет опять грязно намекать,  сев  на
своего любимого конька, что все это - результат жестокости  полицейских.  Но
самым загадочным  вопросом,  видимо,  так  и  останется  вопрос:  почему  же
все-таки бросился с крыши этот глупец?
   Было пол-пятого. В больнице больше нечего было делать. Машины  выедут  на
дежурство с рассветом, а пока пусть возвращаются в управление.
   К шести утра два полицейских констебля закончили  дачу  показаний.  Чарли
Форбс в своем кабинете разбирался с последними процедурными  формальностями.
Пытались, но пока тщетно, найти женщину, которая  набрала  номер  999.  Были
взяты показания у двух ребят со "скорой", которые  отвечали  на  звонок  Мак
Бэйна через полицейский селектор.
   Во всяком случае, не будет сомнения, что моряка избили панки.
   Сестра отделения  травматологии  предложила  свою  версию.  Встревоженный
доктор Мета сделал заявление, а один из санитаров отделения подтвердил,  что
видел голого по пояс человека, бежавшего через приемное отделение от Крейга.
После этого на пути на крышу обоих никто не видел.
   Форбс выяснил, что единственным советским судном в  порту  был  "Академик
Комаров". Он направил туда полицейскую машину  за  капитаном  для  опознания
тела. Он же разбудил советского консула, который прибудет к  девяти  и,  без
сомнения, с протестом. Он также  обратился  за  помощью  к  своему  главному
констеблю  и  прокурору  по  делам  финансовых  правонарушений,  которые   в
Шотландии также выполняют обязанности коронера. Все вещи пострадавшего  были
упакованы и отправлены на полицейский участок в Патрике (групповое нападение
было совершено именно там), где будут храниться под замком  по  распоряжению
прокурора. Прокурор обещал также дать разрешение на  вскрытие  после  десяти
часов утра. Чарли Форбс потянулся и, позвонив в столовую, попросил  прислать
ему кофе и булочек.
   Пока  в  стрэдклайдском  полицейском  управлении  на  Питт-стрит  главный
инспектор Форбс сортировал бумаги, в участке констебли  Крейг  и  Мак  Бэйн,
подписав свои показания, отправились завтракать в столовую. Оба  были  очень
взволнованы и поделились своими тревогами с  седеющим  сержантом  из  отдела
уголовного розыска, который сидел с ними за одним столом. После завтрака они
попросили у начальства разрешение пойти домой отоспаться и получили его.
   Что-то из рассказа  констеблей  заставило  сержанта  заказать  телефонный
разговор за свой счет. Человек, которого он оторвал своим звонком от бритья,
был инспектором уголовного розыска. Инспектор Кармайкл внимательно  выслушал
его, повесил трубку и озабоченно закончил свое бритье.
   В половине восьмого Кармайкл разыскал главного инспектора, который должен
присутствовать при вскрытии, и  попросил  допустить  его  на  вскрытие.  Тот
согласился, напомнив, что процедура состоится в  городском  морге  в  десять
часов.
   В том же морге в  восемь  утра  капитан  "Академика  Комарова"  со  своим
замполитом (они были  неразлучны)  смотрели  на  видеоэкран,  где  появилось
изображение разбитого лица матроса Семенова.
   - Это он, - подтвердил замполит, - нам необходимо увидеть консула.
   - Он будет в девять на Питт-стрит, - сказал сопровождавший их  сержант  в
штатском. Оба русских выглядели потрясенными и подавленными. "Наверное,  они
потеряли близкого товарища", - подумал сержант.
   В девять утра советский консул вошел в кабинет главного инспектора Форбса
на Питт-стрит. Он бегло говорил по-английски. Форбс пригласил его присесть и
начал перечислять события минувшей ночи. Не успел он закончить,  как  консул
стал выговаривать ему:
   - Это возмутительно, я должен связаться с советским посольством в Лондоне
незамедлительно...
   Раздался стук в дверь, в кабинет вошли капитан и  замполит.  С  ними  был
сопровождающий сержант и еще один человек. Он кивнул Форбсу:
   - Доброе утро, сэр, не возражаете, если я присяду?
   - Устраивайтесь, Кармайкл. Дело не из приятных.
   Не пробыв и нескольких  секунд  в  кабинете,  замполит  отвел  консула  в
сторону и что-то зловеще прошептал ему  на  ухо.  Консул  извинился,  и  они
вдвоем вышли в коридор. Минуты через  три  они  вернулись.  Консул  держался
официально и корректно: он, конечно же, свяжется с посольством, он надеется,
что полиция Стрэтклайда сделает все возможное, чтобы поймать хулиганов, и...
можно ли рассчитывать на то, что тело и  все  личные  вещи  покойного  будут
отправлены в Ленинград на "Академике Комарове", который отплывает сегодня.
   Форбс был вежлив, но несокрушим. Попытки полиции поймать хулиганов  будут
продолжены. Все это время тело должно находиться в морге, а все личные  вещи
- в сейфе полицейского участка в Патрике. Консул кивнул. Он понимал важность
процедурных вопросов. С этим они ушли.
   В десять Кармайкл был  в  морге.  Вскрытие  проводил  профессор  Харланд.
Разговор, как обычно, был о  погоде,  о  гольфе,  о  будничных  мелочах.  На
анатомическом столе лежало тело матроса Семенова.
   - Можно взглянуть? - спросил Кармайкл. Патологоанатом кивнул.
   Десять минут провел Кармайкл, рассматривая то, что осталось от  Семенова.
Когда он ушел, профессор приступил к вскрытию. В это время инспектор  звонил
в Эдинбург, а точнее, в отдел управления внутренних  дел  и  здравоохранения
Шотландии, известный как Шотландский  офис,  размещавшийся  в  доме  Святого
Эндрю.  После  этого  он  поговорил  с   отставным   помощником   комиссара,
единственной обязанностью которого в  Шотландском  офисе  было  поддерживать
связь с МИ-5 в Лондоне.
   В полдень в отделе С-4(С) на Гордон-стрит зазвонил телефон. Брайт  поднял
трубку, прислушался и передал ее Престону:
   - Это тебя. Они ни с кем больше не хотят говорить.
   - Кто спрашивает?
   - Шотландский офис, Эдинбург. Престон взял трубку.
   - Джон Престон... Да...  Доброе  утро...  Послушав  несколько  минут,  он
нахмурился и записал имя Кармайкла в свой блокнот.
   - Да, я буду, прилечу  трехчасовым  рейсом.  Пусть  он  меня  встретит  в
аэропорту Глазго. Спасибо.
   - Глазго? - спросил Брайт. - Они и туда добрались?
   - Да там какой-то русский бросился с  крыши.  Я  вернусь  завтра.  Скорее
всего это пустячное дело, но мне хочется вырваться из  этого  дома  хоть  на
денек.
 
Глава 15 
 
   Аэропорт Глазго находится в восьми милях  от  города  и  соединен  с  ним
автомагистралью М8. Самолет, на котором прилетел Престон, приземлился  около
половины пятого, и так как у Престона был только ручной багаж, он появился в
вестибюле аэропорта через десять  минут  после  приземления.  Он  подошел  к
справочному бюро, дежурная громко объявила: мистер Кармайкл, вас ожидает...
   Инспектор уголовного розыска из спецотдела подошел к нему и представился.
Через пять минут они сидели уже в  машине  инспектора,  которая  неслась  по
автомагистрали к темнеющему городу.
   - Обсудим все по дороге, - предложил Престон, - изложите, что произошло.
   Кармайкл был краток  и  точен.  В  обстоятельствах  было  довольно  много
пробелов, которые он не мог восполнить, но у него было время познакомиться с
показаниями полицейских констеблей. Он изложил все, что знал. Престон  молча
слушал его.
   - Так что же  заставило  вас  позвонить  в  Шотландский  офис  и  вызвать
человека из Лондона? - спросил он.
   - Возможно, я ошибаюсь, но мне  думается,  что  этот  человек  не  матрос
торгового флота, - сказал Кармайкл.
   - Продолжайте.
   - К тому же Крейг сообщил одну подробность  сегодня  утром,  -  продолжал
Кармайкл,  -  я  при  этом  не  присутствовал,  но  ее  услышал  человек  из
разведотдела. Он-то мне и позвонил. То, что сказал Крейг, подтвердил  и  его
напарник Мак Бэйн. Ни один из них не упомянул  о  ней  в  своих  официальных
показаниях, так как  это  всего  лишь  их  домыслы.  Но  все  же  это  стоит
проверить.
   - Я слушаю.
   - Они сказали, что, когда  нашли  этого  моряка,  он  лежал  скрючившись,
обхватив руками рюкзак и прижав его к  животу.  Крейгу  показалось,  что  он
защищал его пуще жизни.
   Престону это тоже показалось странным. Если человека избивают до  смерти,
он, конечно же, инстинктивно  скрючивается,  но  при  этом  защищает  руками
голову. Почему человек подставил голову, чтоб защитить ненужный рюкзак?
   - Затем, - продолжил Кармайкл, -  я  заинтересовался  местом  и  временем
происшествия. В порту Глазго моряки обычно идут в бары "Бэтти" или "Стэйбл",
Этого человека нашли в четырех милях  от  доков.  Он  шел  неизвестно  куда,
поздно ночью, и мне точно известно, что поблизости нет ни одного  бара.  Так
куда же он, черт возьми, шел?
   - Хороший вопрос, - сказал Престон, - что дальше?
   - В десять утра, когда я пришел на вскрытие, я обнаружил,  что  тело  при
падении сильно пострадало, но лицо, за  исключением  пары  синяков,  было  в
порядке. Нэды били его в спину и по затылку. Я видел лица моряков  торгового
флота  и  раньше.  Они  обычно  обветренны,  потрескавшиеся   от   непогоды,
загорелые, испещрены морщинками.  У  этого  же  было  лицо  бледное  -  лицо
человека, не привыкшего к жизни на палубе. Затем его  руки.  У  него  должны
быть загорелые руки с огрубевшими ладонями. У пострадавшего же были мягкие и
белые руки служащего. И, наконец, последнее -  его  зубы.  Я  думал,  что  у
матроса из  Ленинграда  состояние  зубов  будет  "типично  русское":  темные
пломбы, стальные коронки. У этого человека были золотые пломбы и две золотые
коронки.
   Престон одобрительно кивнул. Кармайкл был наблюдателен. Они  подъехали  к
стоянке перед отелем, в котором Кармайкл забронировал Престону номер на один
день.
   - И последняя деталь. Она мелка, но все же важна, - заключил Кармайкл,  -
перед  вскрытием  советский  консул  побывал  у   главного   инспектора   на
Питт-стрит. Я тоже там был. Он готов был заявить протест, но вошли капитан с
замполитом. Последний пошептался с консулом,  вышел  переговорить  с  ним  в
коридор. Вернувшись, консул стал вежливее и уступчивее, как  будто  замполит
сообщил ему что-то важное о погибшем. У меня сложилось впечатление, что  они
не хотят поднимать шум, пока не переговорят с посольством.
   - Вы кому-нибудь из полиции сообщили, что я приеду? - спросил Престон.
   - Нет еще, - ответил Кармайкл, - вы хотите, чтобы я это сделал?
   Престон покачал головой.
   - Подождите до утра. Там и решим. Может быть, все это пустяки.
   - Будут ли какие-нибудь распоряжения?
   - Дайте мне копии всех показаний  и  список  личных  вещей  потерпевшего.
Кстати, где они?
   - Закрыты в участке на Патрик-стрит. Я  достану  вам  копии  показаний  и
привезу их позже.
 
*** 
 
   Генерал позвонил своему другу из  ГРУ.  Сообщив,  что  курьер  из  Парижа
привез ему две бутылки французского бренди, он сказал, что сам он  не  пьет,
но хотел бы в качестве подарка отвезти  бренди  Петру  Марченко  на  дачу  в
выходные. Будет ли на даче кто-нибудь, чтобы вручить пакет. Нет ли  телефона
на даче Марченко и как туда позвонить. У сотрудника ГРУ были  все  сведения.
Сообщив их генералу, он сразу же забыл этот разговор.
   Зимой на большинстве дач советской элиты живут домработницы  и  персонал,
обслуживающий  хозяйство.  Когда  Карпов  позвонил,   к   телефону   подошла
домработница Марченко. Она сказала, что хозяин приедет на следующий день,  в
пятницу, как обычно после шести вечера. Он поблагодарил ее и положил трубку.
Он решил отпустить шофера и устроить Марченко сюрприз  -  подъехать  к  нему
часам к семи.
 
*** 
 
   Престон лежал на кровати, рассуждая сам с собой. Кармайкл привез ему  все
показания, взятые в больнице и в управлении. Как любые показания,  они  были
изложены сухим канцелярским языком, совсем не похожим  на  тот,  каким  люди
обычно излагают то, что они видели и слышали. Факты и никаких эмоций.
   Престон не знал одной детали, потому что  Крейг  не  упомянул  о  ней,  а
медсестра просто не видела: перед тем как  выбежать  из  палаты  в  коридор,
Семенов пытался схватить круглую табачную коробку. Крейг просто сообщил, что
пострадавший толкнул его.
   В списке личных вещей тоже не было ничего интересного. Числилась  круглая
табачная коробка с содержимым. А что имелось в виду под "содержимым"?  Может
быть, махорка?
   Престон перебрал в уме возможные версии. Первая: Семенов - тайный  агент,
которого забросили на территорию Британии, что маловероятно. Он  числится  в
списке экипажа, его отсутствие на судне в момент отплытия в Ленинград  могло
вызвать подозрение.
   Итак, он прибыл в Глазго и покинул судно ночью в четверг. Что он делал  в
тот поздний час на полпути  к  Грейт-Вестерн-роуд?  Хотел  передать  посылку
через тайник или шел на встречу? Неплохо.  А  может,  взять  посылку,  чтобы
доставить ее в Ленинград? Уже лучше. Но некоторые сомнения мучили Престона.
   Зачем с таким отчаянием матрос защищал рюкзак, будто вся  жизнь  зависела
от этого? Он же уже должен был освободиться от того, что доставил.
   Если, наоборот, он прибыл забрать груз, но еще не успел этого сделать, то
опять возникал все тот же вопрос. Если он забрал  груз,  то  почему  никаких
интересных документов или вещей при нем не найдено.
   И если то, что он должен  был  передать  или  забрать,  было  спрятано  в
одежде, то зачем ему понадобился рюкзак. Если что-то было зашито в подкладку
его куртки или брюк, спрятано в каблуке ботинка,  то  почему  бы  не  отдать
нэдам рюкзак, из-за которого все и началось. Он бы спас свою жизнь, придя на
встречу или обратно на корабль (неизвестно куда именно он направлялся) всего
с парой синяков.
   Престон прокрутил еще несколько вариантов. Возможно,  матрос  прибыл  как
курьер для очной встречи с советским агентом, работающим в Британии.  Зачем?
Чтобы передать устную информацию? Непохоже. Есть более надежные способы  это
сделать. Получить устный рапорт? То  же  самое.  Встретиться  с  резидентом,
чтобы поменяться с ним местами? Тоже не подходит.  Фотография  в  мореходной
книжке была его, Семенова. Если  бы  он  должен  был  поменяться  местами  с
нелегалом,  Москва  бы  выдала  ему  вторую  платежную   книжку   с   нужной
фотографией, чтобы тот, другой, мог взойти на судно как  матрос  Семенов.  И
вторая книжка была бы при нем. В крайнем случае  зашитая  в  подкладку...  В
подкладку чего? В подкладку жакета? Тогда зачем защищать рюкзак?  В  рюкзак?
Ближе к истине. Все дороги ведут к этому проклятому рюкзаку.
   Около полуночи он позвонил Кармайклу домой.
   - Вы не могли бы заехать за мной в восемь? - спросил Престон,  -  Я  хочу
поехать в участок и осмотреть личные вещи погибшего.
 
*** 
 
   В пятницу утром за завтраком Евгений Карпов спросил свою жену Людмилу:
   - Ты сможешь поехать с детьми на дачу сегодня сама?
   - Конечно. Ты приедешь после работы? Он рассеянно кивнул.
   - Я опоздаю. Мне нужно повидаться с человеком из ГРУ.
   Людмила вздохнула  про  себя.  Она  знала,  что  у  него  есть  маленькая
щупленькая секретарша, похожая на куропатку, с квартирой в районе Арбата. Ей
это было известно, жены часто сплетничают между собой, а в таком расслоенном
обществе, как их, большинство ее  подруг  были  женами  офицеров  такого  же
ранга, как и ее муж. Она скрывала от мужа, что знает о его слабости.
   Ей было пятьдесят, она была замужем за Карповым  уже  28  лет.  Это  было
удачное замужество, если брать  в  расчет  его  службу.  Она  была  неплохой
хозяйкой. Как и другие жены офицеров ПГУ, она потеряла счет вечерам, которые
провела в ожидании, пока муж сидел в шифровальной комнате посольства  далеко
за рубежом. Она выдерживала бесконечную скуку  бесчисленных  дипломатических
приемов, выдерживала молча, не зная иностранных языков, в то  время  как  ее
муж, элегантный  и  приветливый,  довольно  свободно  болтал  по  английски,
французски и немецки, делая свою работу под прикрытием посольства.
   Она потеряла счет неделям, проведенным в одиночестве с маленькими  детьми
на руках в тесной квартирке, когда он, будучи младшим офицером,  был  где-то
далеко на курсах или на задании стоял в тени у Берлинской стены  в  ожидании
возвращения курьера.
   Она испытала и панический страх, когда на  заграничной  станции  один  из
коллег  ее  мужа  сдался  западным  властям  и  контрразведчики  в   течение
нескольких часов мучили ее расспросами  об  этом  человеке  и  его  жене.  С
сожалением она наблюдала, как жену перебежчика, женщину, с которой она могла
быть знакома, а сейчас не рискнула бы даже до нее дотронуться,  выводили  из
самолета. Это - работа, говорил ей муж, стараясь успокоить.
   Все это было  давно.  Теперь  ее  Женя  уже  генерал,  у  них  светлая  и
просторная квартира, прекрасно обустроенная дача в строгом  соответствии  со
вкусами мужа: дерево, ковры - удобно, но чуть грубовато.  Их  сыновья  -  их
гордость, оба учились в университете: один на врача, другой  на  физика.  Не
будет больше страшных  посольских  квартир,  через  три  года  муж  уйдет  в
отставку с почестями и хорошей пенсией. А то, что он  встречается  с  другой
женщиной раз в неделю, не оригинально. Может быть, так  даже  и  лучше,  чем
иметь мужа грубого пьянчугу,  как  у  некоторых,  или  заштатного  майора  в
забытой богом азиатской республике. И все-таки она вздохнула про себя.
 
*** 
 
   Здание полицейского участка в Глазго не самое привлекательное в городе. В
нем дело о драке и самоубийстве потонуло в рутине других дел.
   - Дежурный сержант  помахал  констеблю  и  провел  Кармайкла  и  Престона
внутрь,  где  открыл  комнату,   уставленную   коробками   с   вещественными
доказательствами различных дел. Он посмотрел на удостоверение Кармайкла  без
удивления, не  удивился  он  и  тому,  что  Кармайкл  с  коллегой  собрались
проверить личные  вещи  погибшего  человека,  который  оказался  иностранным
моряком. Сержант знал порядок расследований - полжизни он потратил  на  них,
но он отказался покинуть комнату, пока они открывали коробку  и  осматривали
содержимое.
   Престон начал с ботинок. Он проверил каблуки, посмотрел, не снимаются  ли
подошвы и нет ли специальных тайников внутри.
   Носки и нижнее белье заняли меньше времени. Он  снял  крышку  с  разбитых
наручных часов, но они оказались просто часами. На проверку брюк ушло больше
времени: он прощупал все швы и складки в поисках каких  -  либо  уплотнений.
Никаких результатов.
   Свитер со стойкой, который носил этот  русский,  осмотреть  было  гораздо
проще: ни швов, ни уплотнений. Гораздо  дольше  он  возился  с  курткой,  но
безрезультатно. Когда подошла очередь рюкзака, Престон был убежден, что если
этот загадочный товарищ Семенов и имел что-то при себе, то это что-то должно
быть тут.
   Он начал с грубого свитера, место которого  было  разве  что  на  свалке.
Ничего. Тогда он занялся самим рюкзаком. Через полчаса Престон убедился, что
рюкзак имеет двойное брезентовое дно, прошитое несколькими швами, сам  мешок
сшит из однослойного брезента. Маленькие заклепки в  верхней  час