забредший  в  академические  кущи  британских  островов
может запросто пропустить его.
   Здание колледжа - небольшое и стильное - скрыто от посторонних глаз.  Тут
не получают степени, не  обучают  студентов,  нет  выпускников,  не  вручают
дипломы. Здесь работают несколько постоянных профессоров. Слушателей  у  них
совсем мало. Они иногда вместе обедают в колледже,  но  живут  в  квартирах,
разбросанных по всему городу, некоторые приезжают на занятия из других мест.
Посторонних очень редко приглашают в колледж с лекциями. Для них это большая
честь. Профессора и слушатели пишут исследования и представляют их в  высшие
эшелоны британских государственных структур.  Там  их  внимательно  изучают.
Финансируется колледж частным образом.
   Фактически это "мозговой центр", где лучшие умы заняты самыми актуальными
проблемами и разработками, часто не академического характера.
   В тот вечер сэр Найджел ужинал в колледже  со  своим  другом  профессором
Джереми  Суитингом.   После   замечательного   ужина   оба   направились   в
профессорский домик на окраине Оксфорда, чтобы  выпить  по  чашечке  кофе  с
портвейном.
   - Ну, Найджел, - сказал  профессор  Суитинг,  когда  они,  выпив  немного
"Тэйлора", сидели, расслабившись, возле камина в кабинете, - чем  могу  тебе
помочь?
   - Джереми, ты слышал что-нибудь об МБР?
   Рука профессора Суитинга замерла на полпути ко рту.
   - Знаешь, Найджел, ты способен испортить  человеку  весь  вечер.  Где  ты
услышал эти буквы?
   Вместо ответа сэр Ирвин передал ему доклад  Престона.  Профессор  Суитинг
внимательно читал в течение часа. Ирвин знал,  что  в  отличие  от  Престона
профессор не писал подобных докладов. Его  интересы  не  выходили  за  рамки
чистой науки. Он обладал энциклопедическими знаниями по марксистской  теории
и практике, диалектическому  материализму,  ленинскому  учению  о  теории  и
практике  завоевания   власти.   Его   методами   были   чтение,   изучение,
сопоставление и анализ.
   - Очень интересно, - сказал Суитинг, возвращая доклад, -  другой  подход,
другое отношение, конечно же, совершенно другая методология. Но наши  выводы
совпадают.
   - А как вы пришли к нашим выводам? ? вкрадчиво спросил сэр Найджел.
   - Все это, разумеется, только  теория,  -  начал  Суитинг.  -  Из  тысячи
соломинок можно сложить копну сена, а можно и не сложить. Над своей темой  я
работаю с 1983 года.
   Он говорил в течение двух часов. И когда сэр Найджел отправился обратно в
Лондон, он выглядел очень озабоченным.
 
*** 
 
   "Академик Комаров" причалил в порту  Финнистон  в  центре  Глазго.  Утром
можно было уже грузиться. В этом порту нет  ни  таможни,  ни  иммиграционных
служб, иностранные  моряки  могут  запросто  сходить  на  берег,  попадая  с
пристани в центр города.
   В полночь, когда профессор Суитинг все еще беседовая с  сэром  Найджелом,
матрос Семенов сошел на пристань, пересек набережную, обойдя бар "Бэтти",  у
дверей которого несколько пьяных моряков требовали еще по одному стаканчику,
и повернул на Финнистон - стрит.
   Одет он был неброско:  стоптанные  туфли,  вельветовые  брюки,  свитер  и
куртка с капюшоном. В руке он нес брезентовый  рюкзак,  затянутый  веревкой.
Перейдя автостраду Клайд - сайд, он дошел до Арджил-стрит, повернул,  налево
и пошел  по  ней  вплоть  до  перекрестка  Патрик  Кросс.  Он  шел  прямо  в
Хиндлэнд-роуд. Пройдя милю" вышел на другую  магистраль  Грейт-Вестерн-роуд.
Он выучил маршрут назубок несколько дней назад.
   Семенов посмотрел на часы, в запасе было  полчаса,  а  до  места  встречи
отсюда минут десять ходу. Он повернул налево и пошел по направлению к  отелю
"Понд", который находился недалеко от озера с лодочной станцией, в ста ярдах
от бензоколонки, огни  которой  были  видны  издалека.  Он  почти  дошел  до
автобусной остановки на пересечении Грейт-Вестерн  с  Хьюэнжен  роуд,  когда
увидел их. Они сидели на остановке. Было полвторого ночи. Их было пятеро.
   В Англии их называют бритоголовыми, или панками, а в Глазго  -  нэды.  Он
подумал, что надо бы перейти  дорогу,  но  было  уже  поздно.  Один  из  них
окликнул его, и все пятеро вышли и из-под навеса. Он  мог  немного  говорить
по-английски, но их грубый пьяный местный диалект поставил его в тупик.  Они
встали поперек тротуара, и ему пришлось выйти  на  дорогу.  Один  из  парней
схватил его за руку и прокричал что-то  непонятное.  То,  что  он  произнес,
означало вопрос: что ты прячешь в своем рюкзаке?
   Он не понял, отрицательно повертел головой и попытался пройти вперед. Его
окружили, он упал под градом ударов. Когда он скатился в канаву,  его  стали
бить ногами. Сквозь боль он чувствовал, как чьи-то руки пытались вырвать его
рюкзак, поэтому он скрючился, прижав его к животу. Тогда его стали  бить  по
голове и по почкам.
   Прочные четырехэтажные дома из серого камня, в которых проживают семьи со
средним достатком, на Девоншир-террас  окнами  выходят  на  перекресток.  На
последнем этаже одного из  них  пожилая  вдова  миссис  Сильвестер,  мучимая
артритом, не могла заснуть. Она услышала крики и выглянула в окно.  То,  что
она увидела, заставило ее проковылять к  телефону,  набрать  999  и  вызвать
полицию. Она назвала дежурному улицу и попросила немедленно  выслать  наряд,
но на вопрос об имени и адресе звонившая  не  ответила  и  повесила  трубку.
Солидные люди с Девоншир-террас не любят попадать в разные истории.
 
*** 
 
   Когда прозвучал телефонный звонок, полицейские констебли Элестэр Крейг  и
Хью Мак Бэйн находились в патрульной  машине  в  миле  от  Грейт-Вестерн,  в
Хилхеде. Дороги были пустынны, поэтому они добрались до автобусной остановки
за полторы минуты. Услышав звук сирены, нэды бросили попытки вырвать рюкзак,
бросились наутек через зеленый газон, разделяющий Большую Западную дорогу  и
Хьюхенден, куда полицейская машина проехать не могла. Когда констебль  Крейг
выскочил  из  машины,  они  уже  скрылись  из  виду,  и  преследование  было
бесполезным. В любом случае надо было заняться жертвой.
   Он склонился над лежащим. Тот был без сознания.
   - "Скорую", Хью, - крикнул он Мак Бэйну, который  тотчас  же  связался  с
больницей. Через шесть минут "Скорая" из больницы Вестерн была на  месте.  К
тому времени полицейские накрыли избитого одеялом.
   Санитары положили его на носилки  и  поместили  в  машину.  Крейг  поднял
лежавший на земле рюкзак и положил его рядом с санитарами.
   - Езжай с ними, я поеду следом, - крикнул Мак Бэйн. Крейг сел в "скорую".
Через пять минуть все они были в отделении травматологии. Санитары  выкатили
носилки и повезли по коридору.
   Крейг подождал, пока Мак Бэйн припарковал машину и подошел к нему,
   - Ты займись его оформлением, Хьюги, а я пойду попытаюсь узнать его имя.
   Мак Бэйн вздохнул, ему всегда приходилось возиться с  документами.  Крейг
поднял рюкзак и пошел вслед за носилками в отделение.  В  отделении  по  обе
стороны  большого  коридора  было  двенадцать   палат.   Одиннадцать   палат
использовались для пациентов, а  двенадцатая  служила  кабинетом  медсестры.
Двери, выходившие в приемное отделение, были зеркальными,  сквозь  них  были
видны пациенты, ждавшие приема, - избитые пьянчужки -  жертвы  ночных  драк.
Оставив Мак Бэйна заполнять необходимые документы, Крейг прошел в зеркальную
дверь и заметил, что носилки с потерпевшим  стоят  в  противоположном  конце
коридора.  Сестра  бегло  осмотрела  доставленного  и  попросила   санитаров
переложить его на кушетку в  одной  из  палат.  Палата  находилась  как  раз
напротив кабинета сестры.
   Вызвали младшего врача, жившего при больнице.  Это  был  индус  по  имени
Мета. Санитары раздели потерпевшего  до  пояса.  Доктор  тщательно  осмотрел
больного, не обнаружив никаких поверхностных ран,  велел  отправить  его  на
рентген. Затем он отправился  осматривать  человека,  поступившего  с  места
автомобильной катастрофы.
   Сестра позвонила в рентген - кабинет, ей ответили,  что  примут  пациента
как только освободятся. Она поставила чайник, чтобы заварить себе чашку чая.
Констебль Крейг, убедившись, что потерпевший без сознания, взял его куртку и
рюкзак и положил их на стол в кабинете медсестры. Он решил осмотреть их.
   - У тебя не будет  чашечки  чая  и  для  меня?  -  спросил  он  сестру  с
фамильярностью, свойственной стражам порядка.
   - Будет, - сказала она, - будет, но не для таких, как вы.
   Крейг хмыкнул. Он пощупал карманы куртки и вынул мореходную книжку. В ней
была вклеена фотография человека, которого они подобрали на улице. Текст был
на двух языках: русском и французском. Он не знал ни того, ни  другого,  но,
поскольку имя пострадавшего было написано  латинскими  буквами,  полицейский
все понял.
   - Кто этот парень? - спросила сестра, разливая по чашкам чай.
   - Похоже, что матрос и к тому же русский, - ответил Крейг. Житель Глазго,
избитый бандой нэдов, - это одно, но иностранец и к тому же  русский  -  это
совсем другое. Чтобы узнать с какого он судна, Крейг открыл рюкзак.
   В свитер толстой вязки была завернута круглая  табачная  коробка.  Вместо
табака в ней, проложенные ватой, лежали три диска: два алюминиевых  и  между
ними диск из серого матового металла.  Крейг  без  интереса  пощупал  диски,
снова обложил ватой, закрыл коробку и положил ее рядом с мореходной книжкой.
Он не заметил, что очнувшийся русский наблюдает за ним.  Полицейский  понял,
что нужно сообщить начальству о происшествии с иностранцем.
   - Я позвоню, крошка, - сказал он медсестре и пошел к телефону.
   - Я тебе не "крошка", - огрызнулась сестра, которая была  немного  старше
24-летнего констебля Крейга, - чем дольше работаю, тем наглее становятся эти
желторотые.
   Констебль Крейг начал набирать номер. О чем в это время думал  Константин
Семенов, мы никогда не  узнаем.  Забыв  о  боли,  он  пристально  следил  за
полицейским в  черном  мундире,  стоявшем  к  нему  спиной.  Он  видел  свою
платежную книжку и груз, который должен был доставить человеку  на  лодочную
станцию.  Он  наблюдал  за  тем,  как  полицейский  рассматривал  содержимое
табачной коробки, сам он так и не осмелился открыть ее.  Полицейский  звонил
куда-то. Кто знает, о чем думал русский?
   Крейга неожиданно грубо пихнули в бок. Он увидел голую  руку,  схватившую
жестяную коробку. Реакция  была  мгновенной  -  бросив  трубку,  полицейский
перехватил ее.
   - Что за черт, парень... - крикнул он, потом, подумав, что человек впал в
бредовое  состояние,  схватил  его,  пытаясь  удержать.   Жестяная   коробка
выскользнула из рук русского и упала на пол.  Мгновение  Семенов  глядел  на
полицейского, потом бросился бежать.  С  криками:  "Эй,  парень,  вернись!",
констебль ринулся за ним по коридору.
 
*** 
 
   ...Коротышка Паттерсон был алкоголиком. Он  посвятил  жизнь  "дегустации"
продукции  Спейсайда.  Безработный,  без  надежды  на  трудоустройство,   он
превратил  пьянство  в  искусство.  Вчера  вечером,  получив   пособие,   он
отправился в ближайшую пивнушку и к полуночи был уже "готов". Обидевшись  на
фонарный столб, который не подал ему стаканчика наливки, он избил его.
   В результате сломал собственную руку и уже собирался направиться к врачу,
как  заметил  голого  по  пояс,  избитого,  покрытого  синяками  человека  с
окровавленным лицом, выбежавшего из соседней комнаты,  которого  преследовал
полицейский. Чувство глубокого сострадания проснулось в  нем.  Он  не  любил
полицейских, которые, казалось, только и мечтали о том, чтобы  вытащить  его
то из облюбованного оврага, то из другого милого сердцу  убежища,  и  облить
холодной водой. Он пропустил беглеца и выставил ногу.
   - Придурок! - падая, закричал Крейг.  Когда  он  поднялся,  между  ним  и
русским было уже десять ярдов.
   Семенов выбежал через стеклянные двери в приемное отделение и, не заметив
маленькой узкой двери слева, которая вела на  улицу,  повернул  направо.  Он
оказался в том же коридоре, по которому его везли на носилках полчаса назад.
Он еще раз повернул направо и увидел, что по  коридору  прямо  на  него  две
медсестры и доктор Мета катят  носилки  с  очередным  пострадавшим.  Носилки
полностью  перекрыли   проход.   Сзади   доносился   звук   шагов   бегущего
полицейского.
   Слева были четыре лифта. Двери одного уже закрывались. Он  протиснулся  в
узкую щель. Двери закрылись за его спиной.  Полицейский  отчаянно  стучал  в
них. Семенов присел, страдальчески закрыв глаза.
   Крейг бросился вверх по лестнице.  На  каждом  этаже  он  проверял,  куда
движется лифт. Лифт  поднимался.  Добежав  до  десятого,  последнего  этажа,
вспотевший, злой, он совершенно вымотался.
   Семенов вышел на десятом. Он заглянул в одну дверь -  палата  со  спящими
пациентами. Другая дверь была открыта, она  вела  на  лестницу.  Он  побежал
дальше. В конце коридора последняя дверь тоже  была  открыта.  Она  вела  на
плоскую крышу здания, в теплую спокойную ночь.
   Крейг, спотыкаясь, вскоре добрался до этой  последней  двери,  переступил
порог и оказался на крыше. Привыкнув к темноте, он различил фигуру человека,
стоящего  на  парапете.  Раздражение  вмиг  покинуло  полицейского.  "Я  бы,
наверное, тоже бы запаниковал, очнувшись в московской больнице",  -  подумал
он и двинулся к человеку, подняв руки, чтобы показать, что в них ничего нет.
   - Эй, Иван, или как тебя там, все в порядке. Тебя стукнули по голове! Все
нормально. Пойдем вниз.
   Его глаза окончательно привыкли к темноте. Теперь он отчетливо видел лицо
русского.
   Человек подпустил его к себе не  более,  чем  на  двадцать  футов,  затем
посмотрел вниз, глубоко вздохнул, зажмурил глаза и прыгнул.
   Констебль не мог поверить своим глазам. Только  через  несколько  секунд,
услышав звук удара о землю, он понял,  что  случилось.  Человек  спрыгнул  с
высоты ста футов и упал на стоянку машин персонала.
   - О, господи, - выдохнул полицейский, - горе мне. - Дрожащими  руками  он
достал рацию и связался с участком.
 
*** 
 
   В ста ярдах от бензоколонки, в полумиле от  автобусной  остановки,  возле
отеля "Понд" есть пруд. Несколько  каменных  ступенек  ведут  с  тротуара  к
дорожке, опоясывающей его. Внизу у ступенек стоят две деревянные скамейки.
   Человек в черной  кожаной  куртке  и  штанах,  похожий  на  мотоциклиста,
взглянул на часы. Три ночи. Встреча была назначена на два. Предусматривалась
возможная часовая задержка. По запасному варианту  вторая  встреча  будет  в
другом месте ровно через сутки. Он будет там. Если связной не  появится,  то
придется воспользоваться радиоприемником. Мотоциклист поднялся и ушел.
 
*** 
 
   Полицейский констебль Хью Мак Бэйн, пока  его  напарник  пытался  догнать
русского, устанавливал точное время драки и телефонного  звонка  в  дежурную
часть. К тому моменту, когда его бледный, потрясенный  товарищ  спустился  в
приемное отделение, время было установлено.
   - Элистэр, ты узнал его имя, адрес? - спросил Хью.
   - Он... он был... русским матросом, - ответил Крейг.
   - О черт, этого нам еще не хватало! Как его имя?
   - Хью, он... только что... бросился с крыши.
   Мак Бэйн отложил ручку и недоуменно уставился  на  своего  напарника.  Но
полицейский взял в нем верх. Любой полицейский знает, что, когда  дела  идут
плохо, нужно страховаться, надо выполнить все  процедуры,  согласно  закону,
никаких "ковбойских" штучек, никаких, даже самых умных инициатив.
   - Ты связался с участком? - спросил он.
   - Да, они скоро будут здесь.
   - Пойдем за доктором, - сказал Мак Бэйн.
   Доктор Мета очень устал после ночных приемов. Он потратил не  более  двух
минут на осмотр  трупа,  констатировал  смерть.  Дальше  не  его  дело.  Два
санитара накрыли тело, "скорая" отвезла его  в  городской  морг  на  площади
Джослин  около  Соляного  рынка.  Теперь  уже  другие  люди  снимут  с  него
оставшуюся одежду: туфли, носки, брюки, кальсоны, наручные часы, упакуют, ко
всем вещам прикрепят бирки - все будет в порядке.
   В больнице оставалось заполнить еще  несколько  документов.  Документы  о
приеме больного решили сохранить как свидетельство, но, в принципе, они были
уже бесполезны.  Два  констебля  упаковали  и  надписали  все  оставшиеся  в
больнице вещи. Список был следующий: куртка - 1 шт., свитер со стойкой  -  1
шт., рюкзак - 1 шт., свитер толстой вязки - 1 шт., круглая табачная  коробка
- 1 шт.
   Когда работа уже заканчивалась, в больницу прибыли инспектор  и  сержант,
оба  в  форме,  и  попросили  выделить  им  кабинет.  Они   заняли   комнату
администратора и принялись записывать  показания  констеблей.  Через  десять
минут инспектор отправил сержанта в машину, чтобы тот  связался  с  дежурным
главным инспектором. Было 9 апреля, четверг, четыре утра, в Москве уже  было
восемь.
 
*** 
 
   Пропустив поток транспорта, машина генерала  Карпова  выехала  на  прямую
магистраль, ведущую в Ясенево. Тридцатилетний шофер знал, что генерал  лично
выбрал его и был готов оправдать оказанное доверие.
   - Как вам нравится работа у нас? - спросил Карпов.
   - Очень нравится.
   - Приходится много ездить, но это лучше, чем сидеть в душном помещении?
   - Да, я тоже так думаю.
   - Вы недавно работали с моим другом полковником Филби?
   Небольшая пауза. Черт, подумал Карпов, ему было приказано не упоминать об
этом.
   - Мм-да.
   - Обычно он сам водил машину, до инсульта...
   - Он мне говорил об этом. Лучше спрашивать напрямую.
   - Куда вы его возили?
   Пауза. Карпов видел лицо водителя в зеркало. Он был встревожен. Положение
было действительно затруднительным.
   - Так, кое-куда в Москве.
   - Куда именно, Григорьев?
   - Так, никуда, просто по Москве.
   - Притормози, Григорьев.
   Свернув с главной дороги, "Чайка" остановилась. Карпов подался вперед:
   - Знаешь кто я?
   - Да.
   - Тебе известно мое звание в КГБ?
   - Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
   - Тогда не шутите  со  мной,  молодой  человек.  Куда  конкретно  вы  его
возили?
   Григорьев сглотнул. Карпов видел, что он борется сам с собой. Вопрос  был
в том, кто приказал ему молчать. Если Филби, то Карпов был выше званием. Но,
если это кто-то выше... На самом  деле,  майор  Павлов  -  вот  кто  напугал
Григорьева. Но для русского человека люди из ПГУ - фигуры неизвестные,  зато
майор кремлевской охраны... Все же генерал оставался генералом.
   - В основном на несколько встреч, товарищ генерал. Несколько из них  были
в центре Москвы, но я  был  в  машине,  поэтому  не  знаю,  в  какие  именно
квартиры...
   - Несколько в Москве. А еще куда?
   - Больше никуда... Еще на одну из дач в Жуковку. "Гнездовье" ЦК", подумал
Карпов.
   - На чью дачу?
   - Честно, не знаю. Мне только давали направление  куда  ехать  и  все.  А
потом я ждал.
   - А кто еще приезжал на эти встречи?
   - Один раз две машины прибыли вместе, я видел, что кто-то вышел из  одной
и зашел на эту дачу...
   - Вы его узнали?
   - Да. До того как я начал работать в гараже КГБ, я был шофером в армии, в
1985 году возил одного полковника из ГРУ. Мы тогда базировались в  Кандагаре
в Афганистане. Однажды этот  офицер  ехал  с  моим  генералом.  Это  генерал
Марченко.
   "Да - а, - подумал Карпов. - Петр Марченко, мой старый  друг,  специалист
по подрывным акциям".
   - А кто-нибудь еще?
   - Была еще одна машина. Мы, шоферы, обычно перекидываемся парой слов.  Но
этот был очень угрюм. Мне только и удалось узнать, что он возит какого -  то
академика. Честно, это все, что я знаю.
   - Поехали, Григорьев.
   Карпов откинулся назад и стал разглядывать деревья вдоль дороги.  Значит,
их четверо. Эти четыре человека что-то планируют для Генерального секретаря.
Хозяин - член ЦК или Верховного  суда,  трое  других  -  Филби,  Марченко  и
неизвестный академик.
   Завтра - пятница, день, когда сильные мира сего  рано  кончают  работу  и
разъезжаются по дачам. Карпов знал, что дача Марченко находится недалеко  от
Переделкина, то есть недалеко от