улеметы,
защитные доспехи  из  тончайшей  стали,  бронированные  ложи  и  автомобили.
Приходили льстецы поглядеться в фарфоровые  зеркала.  Для  мультимиллионеров
устраивались роскошные приемы.
     Жесткой газетной бумаги не существовало отныне  для  него,  ее  сменили
рулоны воскуряющих фимиам шелковых листов; их  золотые  буквы  освещали  его
сверху донизу, его, возможного  кандидата  на  пост  президента  Компании  с
титулом Зеленого Папы.
     Его Зеленое Святейшество,  Карибский  Папа,  достойный  носить  Великий
Изумруд!
     Мейкер Томпсон желал получить все. Его мечта - стать Зеленым Папой  или
губернатором новых присоединенных земель.  Он  считал  это  делом  решенным.
Президент Компании и сенатор от Массачусетса ожидали  его  к  десяти  часам.
Белый вкрадчивый орангутанг протянул ему мохнатые руки с блестящими -  цвета
незрелого мандарина - ногтями: сердечность небывалая, но  объяснимая,сенатор
видел, что писали о нем газеты, и стал его больше ценить.
     - Я прибыл из Вашингтона, - поспешил сообщить  ему  сенатор,  -  однако
сядем, если вам угодно. Я обсуждал  вопрос  об  аннексии  с  государственным
секретарем,  моим  старым  другом,  и  доложу  вам,  пришлось  бы   порядком
перекроить  международную  карту.  Скажите,  мистер  Мейкер  Томпсон,  какое
расстояние  отделяет  наши  владения  в  тех  краях  от  английской  колонии
Британский Гондурас?..
     - На карте точно указано, сенатор,  и,  если  вы  позволите,  мы  можем
определить в одну минуту.
     - Теснейшее английское соседство!.. - воскликнул  сенатор,  чиркнув  по
карте леденцом розового глаза под мутным стеклышком. - Теснейшее  английское
соседство! Англия имеет обыкновение прибирать к рукам  все,  что  на  земном
шаре кажется ей полезным для короны, ссылаясь при этом на опасное соседство.
На то она и владычица морей, чтобы  стать  соседкой  всего  того,  чего  она
вожделеет и что покоряет, но в данном случае наше соседство - не  фикция,  а
географическая реальность.
     Золотистые ворсинки мха снова вырвались за пределы сенаторской  одежды,
и он,  склонившись  над  мелкомасштабной  картой,  пыхтя  и  морщась,  чтобы
удержать на месте непоседливый  монокль,  приглаживал  одним,  двумя,  тремя
пальцами - мизинец, торчком - бело-желтую стружку, снимаемую  воротничком  с
толстых складок шеи.
     -   Теснейшее   английское   соседство...   Господа,    нам    придется
удовлетвориться лишь выгодами аннексии...
     - Не вижу выгод без аннексии, - ответил Мейкер Томпсон.  -  Если  из-за
боязни подразнить немного этих свиней британцев мы откажемся от захвата,  то
потеряем все.
     - К несчастью, речь идет не об одних лишь англичанах.  Имеются  речные,
озерные и морские порты,  жизненно  необходимые  для  транспортировки  кофе,
идущего в Германию, и немцы, а вместе с ними и другие великие державы сочтут
себя ущемленными нашим аннексионистским демаршем в этой области.
     - Не думаю, немцы скорее поддержат нашу затею, они  злы  на  британцев,
идущих напролом все  дальше,  ощипывающих  землю,  как  индейку.  Достаточно
взглянуть, что они сделали с Британским Гондурасом,  -  голая  коленка,  без
единого кустика, где население, в основном негры, живет  хуже,  чем  вьючный
скот. Я туда наведывался и говорил  с  губернатором,  англичанином,  который
напяливает смокинг, чтобы съесть картофелину  с  листиком  салата.  Когда  я
сказал ему о рабстве негров, он мне ответил: "Мой дорогой друг, где  бы  мы,
англичане, ни появились, мы везде даруем свободу рабам, но  не  скоту..."  И
как  ни  в  чем  не  бывало  мы  продолжали  смотреть  из   огромного   окна
губернаторского дома  на  море,  божественное  Карибское  море.  Все  это  я
вспомнил к слову, британцы не могут противиться нашей аннексии,  потому  что
обладают не большими, чем мы, правами на владение своим Белизом.
     - Причин вполне достаточно,  чтобы  противиться,вмешался  президент.  -
Если у них нет законного основания для пребывания в Белизе, они боятся,  что
более могущественный сосед, вроде нас,  присоединив  эту  маленькую  страну,
потребует от них очистить  не  принадлежащие  им  земли,  выкатиться  раз  и
навсегда отсюда, убраться на свой остров.
     - Вы попали в самую точку! - воскликнул Мейкер Томпсон,  обжигая  карим
пламенем своих глаз металлические глаза президента Компании.  И,  посмаковав
секунду свои мысли, продолжал: - Присоединив к себе Британский Гондурас,  мы
их выбросим из этой маленькой страны на основании  доктрины  Монро,  которая
нам уже дала один сахарный остров.
     - Доктрина Монро в данном случае бессильна,вмешался в разговор сенатор.
- Не надо забывать, что еще не высохли чернила на англо-японском  соглашении
и что Трафальгарское сражение началось не просто так.  Англия,  конечно,  не
Испания, но не будем терять времени и вкратце подведем итог, чтобы прийти  к
какому-то решению. Англия, Германия и  другие  державы  воспротивятся  любой
аннексии в широком плане, и мы должны сейчас удовлетвориться тем, что имеем:
фактической аннексией. Оставим в покое англичан с их  голым  Гондурасом  без
единого кустика, - представляю себе его! Есть там,  наверное,  и  клуб,  где
можно валяться пьяным, и их женщины, эти страшные  "лед"...  -  он  произнес
"леди" на французский лад, чтобы получилось "страшными уродками" {Игра слов:
laide (фр.) - некрасивая, уродливая.}, засмеялся и провел по  губам  ладонью
вместо платка, который торчал из кармана и,  казалось,  ждал,  когда  сможет
вобрать в себя слюну с его пальцев.
     Глава Компании тоже усмехнулся. Сенатор закончил:
     - И будем довольствоваться, -  повторил  он,  -  тем,  что  уже  имеем:
железными дорогами, причалами, плантациями... Какую еще аннексию нам надо?..
     - Если уважаемый сенатор мне позволит...
     - Все, что хотите, мистер Мейкер Томпсон...
     - Вопрос неправильно поставлен, и потому  решение,  к  которому  пришел
господин  сенатор  вместе  с  высокочтимым  государственным  секретарем,   я
осмелюсь  назвать  абсолютно  неприемлемым.   Я   поясню.   Земли,   которые
эксплуатирует Компания, не принадлежат ей по закону. Мы не  хозяева.  У  нас
нет юридической зацепки, чтобы остаться навсегда. В любой момент  нам  могут
сказать: вон отсюда, кабальеро, это не ваше! Мы  держимся  там,  расшвыривая
песо и доллары  в  правительственных  сферах.  Жалобы  местных  крестьян  не
доходят туда, куда надо, не возносятся, глохнут в  их  раскрытых  ртах,  как
зевота голодных. Между народом и правителями воздвигнута стена из золота,  и
эта золотая стена - мы; стена, которая вбирает звук, не  дав  ему  растечься
эхом, даже если это крик многих; об нее дробятся камни | и  осколками  разят
восставших. С другой  стороны,  контракт,  единственный  в  своем  роде,  по
которому нам отданы железные дороги, причалы,  все  сооружения,  резервуары,
подвижной состав, полоса земли на побережье без какой-либо  компенсации  или
выплаты,выгоднее, чем участие в лотерее, - этот контракт может быть в  любой
момент пересмотрен и расторгнут, потому что  в  числе  его  многих  правовых
изъянов имеется один, сводящий  весь  договор  на  нет:  он  по  сути  своей
противоречит конституции страны. И поскольку мы рискуем потерять все выгоды,
я предлагаю аннексию как  средство  защиты  американских  капиталов.  Нельзя
забывать, что мы проникли в эту страну под предлогом доставки почты на наших
судах, что мало-помалу мы стали...
     - Полными хозяевами, честь вам и хвала,  Мейкер  Томпсон!  Весь  Чикаго
рукоплещет вашему бесподобному деянию!
     - Аплодисменты, - обернулся он к президенту,вовсе не  страхуют  нас  от
катастрофы! Поэтому я  продолжаю  настаивать  на  аннексии  и  надеюсь,  что
уважаемый  сенатор,  учитывая  высказанные   соображения,   снова   повидает
государственного секретаря, с которым его связывает, как  я  слышал,  старая
дружба, и соответствующим образом осветит проблему. Нам нужно защитить  наши
капиталы присоединением этой республики, которая передала нам свои  железные
дороги, свои причалы, свои богатства и  в  банках  которой,  в  торговле,  в
политике мы безраздельно господствуем; с нами  советуются,  нас  боятся;  мы
значим  больше,  чем  законодательная,  исполнительная  и  судебная   власти
республики,  вместе  взятые,  а  четвертую  мы  содержим,  ибо  без   нашего
"паблисити" и денег, идущих тайными  каналами  в  карманы  журналистов,  эта
власть не существовала бы.
     -  Да,  конечно,  если  подвести  такую  базу,  вся  проблема  выглядит
иначе,согласился сенатор, - но мне кажется все же рискованным  обращаться  в
госдепартамент  с  просьбой  о  присоединении  республики,  чтобы   защитить
капитал, вложенный в какие-то несколько плантаций...
     - Уважаемый сенатор не должен сводить проблему к  одним  плантациям,  к
защите нашего имущества, это лишь потеря времени. Есть другой важный  момент
в политической игре - общественное мнение, глупая мошка, которую наша пресса
легко поймает в свои сети. Надо развязать  кампанию  в  защиту  безопасности
нашей территории, которая, по сути дела, простирается до Панамы, потому  что
Мексика, даже без Теуантепека, географически является нашим  продолжением  и
копией  североамериканской  системы.  Такая   кампания   вместе   с   серией
сенсационных сообщений о широкой сети японского шпионажа в Латинской Америке
и статей о  желтой  опасности  создаст  благоприятную  атмосферу  для  нашей
аннексионистской политики. Если до  сооружения  канала  в  Панаме  в  центре
внимания стояли Никарагуа и Теуантепек, ничего нет удивительного в том,  что
между Теуантепеком и Никарагуа возникнет новый  штат;  он  помешает  японцам
использовать строящуюся панамериканскую магистраль для нападения со  стороны
Мексики на Панамский канал и блокирования нашего флота. Упирать надо  именно
на блокаду флота. Технические данные, заключения экспертов,  всегда  готовых
любое измыслить в нашу пользу, мы добудем и, как я думаю, можем рассчитывать
на некоторых представителей в конгрессе...
     "Первосвященником божественного Карибского  моря  -  вот  кем  бы  тебе
быть", - подумал сенатор от Массачусетса, слушая его речи.
     - Сенатор окажет нам любезность и еще раз посетит Вашингтон,  -  сказал
президент "Тропикаль платанеры", - а если международное положение  в  данный
момент не способствует аннексии а-ля  Полк,  аннексии  в  широком  плане,  я
полагаю, что  наши  капиталы  будут  ограждены,  если  на  этих  территориях
установить протекторат на сто или двести лет.
     - Не знаю, надежно ли это будет, ибо,  как  я  говорил,  там  живут  не
танцоры хула-хула, а воины. Протекторат, который прельщает приманкой - осво-
бождением, стал бы сильно стимулировать их воинственные инстинкты и  породил
бы мученичество за свободу, сопротивление... Напротив, аннексия не оставляет
никакой надежды, ни малейшей... Подумайте, ведь ради достижения  всего,  что
мы имеем, надо было выкорчевать людей из почвы,  как  деревья,  оборвать  их
старые корни и пересадить; надо было жечь их дома  под  предлогом  борьбы  с
заразой, которую мы  сами  заносили  из  Панамы.  Пришлось  проделать  самое
невероятное  -  сломить  их  упорство,  убить  охоту  к  работе,  ведь  наша
конкуренция их подгоняла,  и  местные  жители  получали  неплохой  доход  от
продажи своих фруктов. Надо было  разделаться  с  ними  самими.  Одних  -  в
казармы, на военную службу, других -  в  воду,  на  дно,  или  в  сельву,  к
ягуарам, к змеям... Все это должно убедить вас, как трудно пришлось  бы  нам
при установлении протектората.
     - Не менее трудно было бы, - возразил сенатор,получить подписи тех, кто
должен просить наше правительство о присоединении, как это было с Гаваями.
     - Иное дело,  совсем  иное...  О  том,  что  они  хотят  присоединения,
говорит, в первую очередь, и весьма  красноречиво,  сам  факт  безвозмездной
уступки железной дороги,  которую  они  нам  не  только  подарили,  но  и  -
представьте! - после использования ее для  транспортировки  наших  банановых
богатств готовы купить у нас, уплатив за нее золотом. То, что нам подарено и
будет  нами  использовано,  они,  по  контракту,  у  нас  же  купят.  Случай
беспрецедентный, а потому надо действовать, чтобы завтра не был  пересмотрен
договор, который выглядит как сказка из "Тысячи и одной ночи" и который надо
толковать  как  выражение  их  явного   желания   принадлежать   нам,   быть
присоединенными.
     - Этого, однако, недостаточно, мистер Мейкер Томпсон,  нужны  граждане,
видные  люди  из  местного  населения,  которые  пришли  бы  в  Вашингтон  и
представили петицию об аннексии.
     - Уважаемый сенатор согласится со мной, что те, кто отдал нам  железные
дороги на таких "тысяча-иодноночных" условиях, непременно пойдут в Вашингтон
просить об аннексии,  гордые  и  кичащиеся  выпавшей  им  честью;  это  люди
деклассированной  касты,  думающие,  что,  сделавшись  гражданами  США,  они
встанут рядом с нами. Они и во  сне  видят,  что  смогут  сделать  из  своих
сыновей североамериканцев, и гнушаются всем  местным,  презирают  все  свое,
национальное.
     - При таких обстоятельствах, пожалуй, не будет слишком неудобным  вновь
обратиться в госдепартамент.
     - Надо дать бой, -  подбадривал  сенатора  президент  Компании,  снимая
трубку  с  зеленого  аппарата,  чтобы  белый   вкрадчивый   орангутанг   мог
соединиться с Вашингтоном.
     - Я оставлю вас, - Мейкер Томпсон встал, - мне тоже  надо  съездить  на
несколько дней в Новый Орлеан. Надеюсь, все удастся, и при следующей встрече
уважаемый  сенатор  сообщит  нам,  что  мы  станем  достойными   преемниками
аннексионистов высшего класса - Джексона, Полка, Мак-Кинли.

     Джо Мейкер, как его называла Аурелия, прибыл в Новый  Орлеан  инкогнито
и, впервые в жизни играя роль отца, метался с дочерью по улицам города,  как
зверь, попавший в западню, - безукоризненно блестящие ботинки, побывавшие  в
руках темнокожих  чистильщиков,  которые  улыбкой  навели  на  кожу  глянец,
обмазав ее ваксой, обмахнув щеткой и  помузицировав  замшей,  пока  кожа  не
стала  зеркалом;  костюм  из  лазурной  ткани,  безукоризненно   чистый,   и
надвинутая  на  глаза  шляпа,  из-под   которой   выбивалась   рыжая,   чуть
припудренная пеплом прядь.
     Аурелия, повисшая на его руке, не видела в нем будущего дедушку, как не
видела ни отца, ни родственника. Человек. Человек без семьи,  человек  моря,
человек  банановых  плантаций,  человек  сегодняшнего  дня,  который   ловит
сообщения газет, несущих груз новостей по реке времени.
     Аурелии были теперь полезны прогулки пешком, и Джо  Мейкер  сопровождал
ее от угла до угла, "пузировал", как говорят в  тропиках,  перед  витринами.
Небо рассыпало свои драгоценности на черном бархате ночи, а город высыпал на
тротуары, побеленные луной, своих темных жителей - негров в  ярких  одеждах,
словно бобы на праздничную скатерть.
     - Джо Мейкер, - сказала дочь, потянув его за руку,  -  пойдем  почитаем
это сообщение, там что-то говорится о желтой лихорадке.
     - Не нашла ничего лучшего!
     - Пойдем почитаем, надо знать, что там написано!
     - То же самое, что в других. Все объявления на один манер...
     Он мягко увлек ее за собой, не дав  задержаться  у  стены,  где  висел,
составленный  в  официальных  выражениях,  вестник  смерти.  От  его   букв,
окутанных трауром чумы, исходил дух тревоги, напоминавший о лете 1867  года,
когда желтая лихорадка косила людей.
     Мейкер Томпсон часто проезжал мимо Нового Орлеана, но никогда здесь  не
останавливался, - до настоящего времени, когда отец внял зову дочери. Он  не
был здесь с той самой ночи, когда совсем  еще  мальчишкой  выпил  лишнего  в
таверне и, выходя оттуда, попал в водяную лавину, - на город вдруг обрушился
страшный ливень. Волны били Мейкера Томпсона о плывущую  мебель,  как  живую
колоду, и он скоро понял, что это не бред  с  похмелья,  -  настоящий  поток
несет его, пьяного, доверху нагруженного виски. Удар головой о  балкон  -  и
хмельной угар улетучился, не осталось винного духа ни за  воротником,  ни  в
складках костюма, насквозь пропитавшегося вонючей водой. Он открыл глаза  и,
осознав опасность, предпочел отдаться на волю потока, пока не  смог  наконец
зацепиться за дерево. В темноте едва рисовались очертания  людей,  и  трудно
было разглядеть тех, кто плыл рядом, чуть шевеля руками и  ногами.  Какой-то
сеньор, распластавшийся на воде - без сомнения пьяный, судя по движениям,  -
не Держитесь вон за ту ветку, рядом с  вами!.."  -  крикнул  Мейкер  Томпсон
распластавшемуся человеку. Тут поток принес еще одного субъекта, скрюченного
и молчаливого; он не пускал даже пузырей, а вода тихо струилась,  поднявшись
уже почти до самых крыш. Многие проплывали мимо  безмолвно,  не  издавая  ни
звука, не барахтаясь. Кто-то задел плечом Джо  Мейкера:  схватив  пловца  за
руку, он понял, что поймал утопленника.
     Рассвет разлился над городом, и  Мейкер  Томпсон,  для  которого  вечер
начался в таверне среди веселых  гуляк,  увидел,  что  плывет  среди  одетых
скелетов, не менее оживленных, чем члены какого-нибудь клуба; одни  блистали
черепами, другие являли свету пергаментные лица - это были трупы с размытого
наводнением кладбища.
     Он содрогнулся, вспомнив женщину, которая плыла,  натыкаясь  на  всякие
предметы, и показалась ему пьяной проституткой...
     Огнедышащее пекло. Влажная духота. На одном из пароходов, готовых выйти
из порта в Карибское море, Мейкер  Томпсон,  устрашенный  клубом  мертвецов,
среди которых начался для него этот день, нашел наконец прибежище; и  он  не
мог успокоиться до тех пор, пока не высадился на побережье Гондураса.
     -  Джо  Мейкер,  ты  согласен?..  -  спросила  дочь,  выводя   его   из
задумчивости. - Согласен заключить со своей дочерью договор наудачу?
     - Я должен знать, о чем идет речь...
     - Если тебя назначат губернатором новых  территорий,  ты  простишь  Рэя
Сальседо.
     Мейкер Томпсон почти выдернул руку, лишив Аурелию опоры, но  она  снова
взяла его молча под локоть, и они возобновили свое шествие по улицам, она  -
глядя себе под ноги: мелькали башмаки прохожих, колеса автомобилей; он - ища
глазами часы на зданиях, чтобы проверить время.
     - Предположим, что не прощу... Аурелия пришла в себя, подняла голову.
     - Значит, Джо Мейкер, ты не прощаешь и меня, не прощаешь...
     - Отлично, значит, и тебя не прощаю.  Кстати,  поговорим  уж  обо  всем
сразу... Не знаю, известили тебя мои  адвокаты  или  нет  о  том,  что  весь
капитал твоей матери и Майари, твоей сестры, находится в твоем распоряжении,
он твой, можешь вступить во владение и действовать, как тебе угодно.
     - Они вчера мне сообщили... Но речь идет не об имуществе, а о том,  что
не переводится в валюту,о твоем прощении. Мне кажется, если ты простишь его,
Рэй навсегда останется для меня таким, какой, я  думаю,  он  есть  на  самом
деле. Без твоего прощения, Джо Мейкер, совсем другое дело.
     - Я считаю оскорблением не то, что ты станешь матерью,  а  то,  что  он
сбежал, не написав мне ни строчки о своих намерениях. Ты почти  брошена.  Не
имеешь о нем известий. С какой стати мне прощать его? Нет, ни в коем случае.
     - Он напишет. Он в Египте, ведь археологи забывают  всех  живых,  когда
оказываются в мире тишины, который они открывают.
     - Если не оставил тебе адреса, позвони ему по телефону в Каир...
     - Сказал, что вышлет...
     - Он знал, в каком ты положении?
     - Я ему ничего не сообщила. По-моему, это значило бы связать его еще не
появившимся на свет существом; нас и так жизнь связала  помимо  нашей  воли.
Зачем же превращать в капкан и путы то, что еще не родилось?..
     Они ускорили шаги. Джо Мейкер торопился  на  важное  деловое  свидание.
Время переодеваться. Черные брюки, черный галстук, белый смокинг,  сигареты,
духи и маленький револьвер.

     Кто знает, вода ли, тишина ли плыла мимо дома, если бы отблески окон не
золотили поверхн