ют
его Мак с братьями и Кохубуль.
     - Презирают, говорите вы?
     - Да, я слышал, он и его жена были большие чудаки, любители все ставить
с ног на голову, - одним словом, люди с заскоком. Но это - дело  прошлое,  а
сейчас Мак и Кохубуль хотят, так же как и все мы, одного: чтобы  "Фрутамьель
компани" забрала  акции  "Тропикаль  платанеры",  которая  стала  дряхлой  и
неповоротливой, и мы стали бы акционерами  "Фрутамьель",  ясно?  Это  филиал
Компании, более мощный, чем "Тропикаль платанера", понятно? В то время,  как
в нашей стране с  нас  берут  налоги  за  вдох  и  выдох,  там,  в  соседнем
государстве, "Фрутамьель" добилась для себя  уменьшения  налогообложения  на
девять миллионов долларов в год, а так как льготный срок  составляет  десять
лет, подсчитайте-ка: около ста миллионов долларов будут  распределены  среди
акционеров, понятно? Вот где настоящий  порядок,  порядок  в  той,  соседней
стране! Допивайте виски. Здесь, с "Тропикаль платанерой", мы начали, правда,
неплохо; нам подарили железные дороги, у нас их купят через девяносто девять
лет, нам отдали даром причалы; но теперь - чем  дальше,  тем  хуже.  Поэтому
надо, чтобы президентом  Компании  стал  человек  из  "Фрутамьель  компани",
который злом ли, добром ли, войной или решением арбитража сделал бы все наши
здешние плантации собственностью "Фрутамьель",  отдав  тем,  с  той  стороны
границы, спорный кусок земли.  Тогда  все  смогли  бы  пользоваться  равными
благами. Вы, видимо, утомились?..
     - Немного. Как поднимешься с побережья, становится нехорошо.
     - Высота действует.
     - Да, мне тут просто невмоготу.
     - Что вы решили в  связи  с  письмом?..  Вы  должны  решать,  мне  надо
ответить Маку, можно ли рассчитывать на ваши  голоса.  В  последнем  случае,
заключив с вами джентльменское соглашение, я смогу назвать  вам  имя  нашего
кандидата.
     - Это не сеньор Мейкер Томпсон? - робко спросил Лусеро. Его вдруг взяло
сомнение, не ставит ли тот сразу на две карты, и сердце забилось в  ожидании
ответа.
     - Ни в коем случае... Беднягу Зеленого Папу пора бы ягуару на обед! Наш
кандидат - человек с когтями.
     Лусеро вздохнул с  облегчением  и,  стараясь  скрыть  радость,  закинул
голову назад и прижал  к  губам  стакан.  Лед  с  привкусом  виски  поцелуем
скользнул по губам, обжег небо.
     - Давайте заключим джентльменское соглашение, и я тотчас скажу вам имя.
     - Нет, доктор Лариос.
     - В таком случае, как полагается, дайте  мне  честное  слово,  что  наш
разговор останется между нами.
     - Насчет этого, доктор Лариос, не сомневайтесь - с моим ли  словом  или
без  такового.  Мне  стыдно  передавать  содержание  этой  бумажки  и   ваше
предложение. Что за человек, спросили бы те, кому бы я  все  это  рассказал,
что за человек, который не  плюнул  в  лицо  негодяю,  призывающему  предать
родину, оскверняющему память супругов Лестера Мида и  Лиленд  Фостер  в  его
присутствии?
     - Если  подобное  мнение  обо  мне  будет  гарантией  вашего  молчания,
оставайтесь при нем,  сеньор  Лусеро,  но  тут  нет  никакого  предательства
родины,  никакого  предательства  вообще...  Дайте  сказать  мне"  позвольте
кончить... Пограничные земли, из-за которых  разгорелся  спор  между  обеими
странами, не принадлежат чьей-либо родине. Они не здешние и не тамошние, это
земля Компании,  ныне  -  "Тропикаль  платанеры",  а  завтра  -  "Фрутамьель
компани", если мы выиграем дело. Вопрос не стоит ни о родине, ни о границах,
как вам представляется, - это не деловые рассуждения.  Те  земли,  та  самая
полоса   у   границы,    из-за    которой    ссорится    наша    страна    с
соседней,собственность Компании, и борьба идет не между патриотами, а  между
двумя мощными акционерными группами.
     - А почему же тогда говорят о войне?
     - Тут ведь такое дело... Кое-кто заинтересован  в  том,  чтобы  продать
оружие, и старается использовать случай, погреть руки на порохе. И поднимают
шумиху, большую шумиху. Газеты кричат о войне все время и на все голоса,  но
только ради коммерции и не из-за чего более. Дураки те, кто делает из  этого
драму, болтает о смерти за отечество, о  борьбе  до  последнего  вздоха  под
сенью знамени,  о  защите  священной  родины  до  последней  капли  крови...
Ерунда... Чистейшая ерунда, потому что в конечном счете  все  пойдут  искать
чужой и собственной смерти, а не защищать свою землю, ибо и тут им ничто  не
принадлежит. Победят ли те, победят ли эти - спорная  территория  не  сменит
хозяина. Если  победят  соседи,мы  будем  с  "Фрутамьель  компани",  а  если
наоборот,  с  победой  вернется  наше  славное  войско,  -  мы  останемся  с
"Тропикаль платанерой".
     - Не той палкой машете, доктор Лариос, если хотите меня  убедить;  ясно
одно: кончится все это плохо.
     - Почему же, если это не  конфликт,  а  коммерция?  Вкладчику  ведь  не
безразличны ни выгоды, ни прибыль, ни собственное благоденствие. Сигарету?..
У  янки  есть  слово,  определяющее  суть   нашей   эпохи:   "просперити"...
"Просперити"  для  меня  означает:  да  преуспевают  преуспевающие   и   все
остальные, кто ухитрится. У современного человека  нет  иной  родины,  кроме
"просперити"; я родился в стране озер, но я - гражданин  отечества,  которое
зовется процветание и благоденствие. Важно одно - хорошо жить...  Однако  мы
болтаем о разных глупостях, надо решать вопрос.
     - Нечего нам решать, доктор  Лариос;  ответ  мой  прост.  Мы  не  будем
голосовать за то, что хоть самую малость может помочь  осуществлению  планов
"Фрутамьель компани".
     - Но вы могли бы воздержаться от голосования, не голосовать ни "за", ни
"против"...
     Лусеро молча пошел к двери, ведущей из приемной в другие  комнаты.  Вся
его фигура, покачиваясь на ходу, говорила "нет". Лариос бросился за ним.
     - Нет, доктор, не на того напали. - И  он  высвободил,  будто  стряхнул
какую-то мерзость, свою руку из рук Лариоса.
     - Давно вы здесь? Как я рада вас видеть!  -  остановила  Лусеро  давняя
приятельница его жены, положив конец его стычке  с  доктором.  -  Идемте,  я
представлю вас друзьям. Мужа моего вы знаете... Представляю  вам  одного  из
знаменитых наследников побережья; он из тех миллионеров, что  не  уехали  за
границу. Мы как раз сейчас о вас говорили. У вас, должно быть, горели уши.
     - Не понимаю, как люди  со  средствами  могут  здесь  жить...  -  томно
протянула дама, одетая в черное; на ее  белом  лице  у  самого  рта  чернела
родинка, которая средствами  косметики  была  превращена  в  одетый  трауром
Момотомбито.  Ее  соотечественник,  один  поэт,  сказал  ей   как-то   тоном
заговорщика: "Твоя родинка - Момотомбито в трауре".
     - Донья Маргарита из тех  краев,  что  и  доктор  Лариос,  -  объяснила
знакомая Лусеро, представлявшая ему гостей, - вдова дипломата.
     - Большого дипломата... - сказала вдова, вздыхая  и  поднося  кружевной
платочек к своему точеному носу греческой статуи, к Момотомбито в трауре  на
бледной щеке.
     - Расскажите мне,  Лусеро,  как  поживает  Крус?  Я  ее  так  давно  не
видела... Я думала, что вы хотя бы в столицу переедете; не подобает вам жить
на побережье, как беднякам.
     -  Ну,  положим,  не  как  беднякам...  -  вставил  супруг,  сеньор   в
черепаховых очках; на  длинной  сухой  шее  вращалась  почти  голая  голова,
которую прикрывали реденькие волоски - настоящая паутинка; он даже  хвастал,
что лысых с такой прической не беспокоят мухи, боясь попасть в ловушку.
     - Вы, должно быть, часто  бываете  в  столице...Донья  Маргарита  будто
метнула слова глазами, подхлестнула их своими  черными  зрачками,  косящими,
смеющимися в прищуренных веках среди длинных черных ресниц.
     - Приезжаю, когда дела требуют, но тут же и назад. Вдали от дома сердце
не на месте.
     - А сейчас вы одни приехали? Я непременно скажу Крус, что она  зря  вас
одного отпускает. Человек с вашими  миллионами  -  сплошной  соблазн.  Слава
богу, мы тут все замужем. Ах да, ведь донья Маргарита - вдова!.. Вот  вам  и
прекрасная вдовушка!
     - Я никогда не езжу один. Сейчас со мной мой первенец.
     - Ну, его всегда можно отправить погулять,съязвила вдова. -  Надо  жить
там, где жизнь есть жизнь, а не прозябать в ваших деревнях. Мой муж  приучил
меня к комфорту... Мы жили в Вашингтоне. Посольский дом утопал в  миндальных
деревьях. Такие цветы только во сне увидишь...
     - Вот и хорошо, поспали и проснулись, - сказал лысый.  До  ужина  слуги
разносили чашки с холодным консоме.
     - Но я  не  теряю  надежды  снова  уснуть,  уехать  за  границу.  Когда
покидаешь свою страну,  словно  грезишь  во  сне  -  дивные  вещи,  чудесные
впечатления...
     -  Настоящий  рай,  одним  словом,  -  прервала  ее   супруга   лысого,
отвернувшись от консоме.
     - Не желаете отведать? - спросил Лусеро.
     - Я не прочь попробовать, но лучше пусть  возьмет  муж.  Если  из  двух
любящих один ест досыта - уже хорошо. Вообще-то я не люблю холодный  бульон.
Новая мода. Мне подавай все погорячей. Тепло - это жизнь...
     - Тогда едемте со мной на побережье.
     - Ах нет, там ужасная жара... Лучше в ад отправиться...
     - Зато там веселее, чем на  небе,  -  сказал  лысый.  В  зубах  у  него
поблескивали зеленые кусочки маслин, которые он жевал.
     - Вы не ответили мне, сеньор  Лусеро,  думаете  ли  вы  послать  своего
мальчика  учиться  за  границу.  Я  спрашиваю  вас,  потому   что   мог   бы
рекомендовать вам одну  особу,  которая  специально  занимается  устройством
детей в колледжи, школы, университеты.
     - Позже - да. А сейчас - нет. Сначала он должен пустить корни  в  своей
земле. Кто уезжает отсюда ребенком, ни тут корней не оставляет,  ни  там  не
пускает. Как вон те цветочки неживые, с красивыми листиками, которые золотой
краской на стенах нарисованы. Я не хочу, чтобы мой  сын  был  цветочком  для
украшения, как многие богатые дети. А вот и  он  сам.  Познакомьтесь  -  Пио
Аделаидо Лусеро...
     - Точный портрет Крус, как две капли воды. Лысый, не  обратив  внимания
на замечание своей
     половины о внешности Пио Аделаидо - портрете Крус, -  завертел  головой
на сухой шее в поисках слуг, разносивших после ужина ароматный кофе,  ликеры
и сигары.
     - Что с тобой, мальчик? - спросила донья Маргарита, ласково беря его за
руку.
     - Мой папа не хочет уходить, а я уже хочу...
     - Кто тебе сказал, что я не хочу  уходить?  Давай  простимся  с  нашими
добрыми друзьями. Мы живем в "Сантьяго-де-лос-Кабальерос".  Я  был  бы  рад,
если бы вы навестили нас на этих днях; пообедали бы  вместе  или  поужинали.
Уедем мы числа двадцатого. Приходите в любой день. Только известите меня за-
ранее, чтобы я мог заказать что-нибудь особенное.
     - Трудно  поверить,  что  на  свете  еще  есть  такие  темные  люди!  -
воскликнула вдова, когда Лусеро и его сын отошли.
     - Бедная Крус: быть женой такого типа! Настоящий дикарь,  индеец,  хотя
лицо у него как у белого. А мозги навыворот.
     - По-моему, - сказал  лысый,  -  по-моему,  он  просто  ситуационно  не
созревший человек.
     - Где ты только подцепил это словечко?
     Донья Маргарита нацелила глаза и родинку - словно три черных  ока  -  в
затылок Лусеро, остановившегося перемолвиться словом с другими гостями.
     - Это великое заблуждение - жить на побережье. Простите, что я говорю с
вами так откровенно, но мне хотелось бы обратить ваше внимание на то,  какие
дела можно вершить в других местах с вашими финансовыми возможностями...
     Говоривший был родственник Айук Гайтанов, представитель одной известной
автомобильной фирмы.
     -  Вам  Макарио  пишет?..  Подожди,  сынок,  сейчас  пойдем,  дай   мне
поговорить.
     -  Мак,  хотите  вы   сказать.   Он,   видите   ли,   даже   имя   себе
усовершенствовал, вместо вульгарного  "Макарио"  взял  элегантное  "Мак".  И
теперь он больше не сборщик бананов, изможденный житель побережья, а  мистер
Мак, рядовой обитатель Ривер-Сайд в НьюЙорке. Так вот, Мак в  своих  письмах
просит меня поговорить с вами, чтобы вы не тратили попусту время и деньги  и
не портили детей, которые должны получить образование.
     - Война с  соседями  заставит  вас  уехать  с  побережья,  она  вот-вот
разразится, - вмешался в разговор кофейный плантатор с  голубыми  глазами  и
тевтонским акцентом.
     - Вы спутали, война будет на  Атлантическом  берегу,  а  мистер  Лусеро
живет на Тихоокеанском, - поправил агент по продаже автомобилей  и  запасных
частей.
     -  Все  равно,  неплохо   было   бы   вам   отправиться   в   небольшое
путешествие,сказал тевтон, - и не только в Соединенные Штаты.  Мне  кажется,
вам стоило бы съездить в Германию. Пока тут стихнет буря.
     - Прежде всего - в США, и ни в какую Германию. С гринго надо ладить!  -
возразил родственник Айук Гайтанов.
     - Папа, я хочу домой! - заныл Пио Аделаидо.
     - Одно дело - ладить, быть друзьями, - повысил голос Лусеро,  перебивая
сына, - а другое - зависеть от них, быть им  прислужником,  всем  их  бочкам
затычкой.
     - Папа, я хочу домой!
     - Какое там друзья!.. С тех пор как мир  создан,  друзья  только  тогда
друзья, когда они равны по мощи, назовите ее деньгами или силой.  Чего  ради
слону быть другом блохе? Он только терпит ее, как это и с  нами  происходит,
мистер Лусеро. Мы думаем, что слон существует для того, чтобы блохе  было  у
кого кровь сосать, думаем так потому, что ум-то у нас блошиный,  слышите?  -
блошиный.
     - Тогда пусть слон воюет с другими  слонами  и  оставит  нас,  блох,  в
покое...
     - Вот именно, ибо в конечном итоге, - сказал тевтон, - это будет  ваша,
блошиная война...
     - Папа, пойдем отсюда... Пойдем, папа... - тянул отца Пио Аделаидо.
     - Да, да, сейчас. Сеньоры, извините...
     - Вы не уйдете, не ответив мне на один вопрос,обратилась вдова к  Лино.
- Вы непременно должны ответить... Я умираю  от  желания  узнать,  кто  были
супруги Мид. Ведь это  редчайший  случай  встретить  таких  гринго,  гринго,
которые душой и телом встали бы на сторону сынов этой земли... Душой,  телом
и деньгами, ибо без этого ингредиента, сеньор Лусеро, на что годятся тело  и
душа? Вы можете быть самым добродетельнейшим и талантливейшим человеком, а я
- самой красивой женщиной на свете с  классическими  формами,  но  чего  это
стоит, если об этом не будут знать, без рекламы же  никто  и  не  узнает,  а
реклама - деньги.
     - Папа, скоро мы пойдем домой?
     - Мне кажется, что супруги Мид, - их, говорят, звали  также  Стонер,  -
все делали ради славы, гласности, да и завещание составили  в  вашу  пользу,
чтобы  прославиться,  не  подозревая,  что  смерть  близка.  Они,   наверно,
говорили:  составим  завещание,  а  потом,  как  попадем  в  наши  газеты  -
здешние-то ничего не  значат,  -  ликвидируем  завещание.  Люди,  бьющие  на
оригинальность, желающие войти в историю, - вам не кажется?
     - Нет, сеньора...
     - Маргарита зовут меня...
     - Нет, донья Маргарита...
     - Или вы считаете меня старухой? Бог вас накажет... Можете взять  назад
свою "донью".
     - Нет, Маргарита...
     - Нет, нет, нет... и раз я зовусь  Маргаритой,  могу  возразить  вам  и
сказать... да, да, да!
     - Папа, ну когда мы пойдем!.. Идем же, папа!
     - Малыш просто валится с ног от усталости.И вдова тронула  худое  плечо
Пио Аделаидо рукой, унизанной кольцами, на запястье звякнули браслеты.
     - Да, да, сейчас идем...
     -  Вы  мне  не  ответили,  и  я  зайду  к  вам  в  отель,  вы  ведь   в
"Сантьяго-де-лос-Кабальерос"? Я навещу вас, вы  мне  расскажете  о  супругах
Мид. О людях с другой планеты.
     Небесный купол  из  целой  глыбы  темно-синего  базальта,  под  которым
натянули звездную золотую сеть  -  чтобы  люди-насекомые  не  тревожили  сон
бога,содрогнулся от рева моторов. К другим, северным,  широтам  направлялись
ночью воздушные корабли с пассажирами, с людьми, которые  на  утренней  заре
стремились к другим снам, к снам наяву.


XVI

     Шеф полиции с круглым лицом и коротко остриженной головой  -  бронзовая
бляха с ядовитой прозеленью,оторвался от кипы  бумаг  -  дневной  порции  на
подпись, - чтобы встретить Лино Лусеро.  Аудиенция,  назначенная  на  восемь
утра, началась между пятым и седьмым ударом старых часов.  Гири,  на  первый
взгляд неподвижные, тихо сползали под тяжестью времени в вечность, скованную
цепями; сползали так тихо, что даже  покачивание  маятника  не  выдавало  их
движения.
     На  письменном  столе,  кроме  высоченной  бумажной  горы,   увенчанной
маленькими записками - приказами об освобождении, - стояло шесть  телефонов,
пульт с  кнопками  электрических  звонков,  лампа  под  зеленым  абажуром  и
монументальная чернильница,  украшенная  статуэткой  богини  правосудия:  на
глазах повязка, в руках весы, - очи невидящие, сердце невнемлющее.  Когда  в
дверях показался Лино Лусеро, чиновник постарался уравновесить  чаши  весов,
подтолкнув одну из них ручкой, и лишь затем опустил перо в чернила.
     Закачались весы правосудия, замер звон часов,  приглушенный  стенами  и
голубыми бархатными портьерами; к руке гостя  протянулся  широкий  обшлаг  с
золотым шитьем.
     Шеф полиции, вылезая из-за стола, к  которому  его  прижимало  винтовое
кресло, с трудом повернул сиденье, придержал рукой, проходя мимо  телефонов,
портупею и сделал  несколько  неуверенных  шагов,  разминая  затекшие  ноги.
Затем, поправив револьвер, свисающий с  портупеи,  и  все  остальное,  бодро
просеменил по темно-бордовому ковру и плюхнулся на середину софы, растопырив
ноги и пригласив Лусеро занять одно из кресел.
     - Я заставил вас встать чуть свет, сеньор Лусеро: хотел побеседовать  с
вами пораньше. И я рад, что вы в столице; иначе пришлось бы потревожить  вас
и вызвать сюда с побережья... Садитесь, поговорим, как друзья.  Не  смотрите
на меня, как на должностное лицо. Компания "Тропикаль платанера"  довела  до
сведения правительства, что вы подстрекаете людей против нее, а  такие  вещи
нельзя делать сейчас, когда нам нужна  поддержка  американцев  в  вопросе  о
границах.
     Лино Лусеро попытался вставить слово.
     - Вам не надо ничего объяснять мне, я не зря сижу почти круглые сутки в
этом кресле, за этим самым столом. И я не преувеличиваю. Хотите кофе? Сейчас
велю подать. Да, с пяти утра, вот так, как вы  меня  видите,  сижу  здесь  и
тружусь.
     Шеф тяжело поднялся - звякнули шпоры, сверкнули  сапоги,  натянутые  на
темно-зеленые галифе, - и нажал пальцем одну из кнопок.
     -  Еще  один  кофе  с  молоком,  -  приказал   он   слуге,   принесшему
завтрак.Чрезвычайно вежливо, - упрекнул он себя, - завтрак заказал, а о  вас
и не вспомнил. Привычка, друг Лусеро, завтракать в одиночестве. Вам  какого,
пожиже или погуще? Я предпочитаю совсем черный, густой. Тогда от кофе пахнет
полями, дружище. Эх, были времена! Иногда я даже пальцами  шевелю,вспоминаю,
как коров доят.
     - У вас, наверное, хорошие земли, - отважился заметить Лусеро.
     - Несколько участков... Так, ерунда... Сейчас хочу прикупить.
     - О побережье не думали?
     - Думал, думал, много раз.
     - Иметь землю на побережье - дело хорошее.
     - Вот я и дам, друг Лусеро,  вам  поручение...  Присмотрите-ка  усадьбу
подешевле...
     - Найти всегда можно, только поискать.
     - Вот и возьмите на себя... Знаете, одна идея рождает другую: мы  могли
бы купить землю  вместе.Шеф  полиции  допил  кофе  с  молоком,  стараясь  не
запачкать смоляных усов. - Образуем компанию и купим. Мне бы хотелось, чтобы
вы об этом подумали.
     -  Просто  не  знаю,  найдется  ли  время.  Я  по  горло  занят  своими
плантациями и другими делами там, внизу.
     - Кто-то из моих предков говорил: "Хоть есть у тебя быки,  не  выпускай
топор из руки". Этой дурацкой поговоркой он хотел сказать, что одно  другому
не мешает - в горах можно лес рубить, а в низине скот разводить.
     С завтраком было  покончено,  и  шеф  полици