досье значится под  буквой  "Б"...  -  он  листал,
листал бумаги, - где мы также владеем плантациями,  граничит  с  республикой
"А", и между ними существует старый спор о пограничных землях.
     Целлулоидно-мутная, холодная атмосфера; в  йодистом  свете  и  сигарном
дыму плавали кресла и люди, люди и кресла.
     - Решение. Использовать давнишний антагонизм между обеими республиками,
вновь нами подогретый под шум патриотических тамтамов и готовый перерасти  в
войну. Агенты наши действуют умело.  Мы  перехватили  телеграмму,  в  высшей
степени компрометирующую республику "А". Перехваченная  депеша  поможет  нам
оказать  давление  на  правительство  этой  страны  для  того,   чтобы   оно
предоставило необходимые нам концессии. Депеша  доказывает,  что  упомянутая
республика потворствует  проискам  одной  азиатской  державы.  Если  она  не
предоставит нам концессий, которых мы просим, мы припугнем ее,  сказав,  что
передадим перехваченную телеграмму в наш государственный департамент,  чтобы
он в пограничном конфликте поддержал республику, обозначенную буквой "Б".
     В пустой тишине, где  слышался  уже  не  шорох  бумаг,  а  лязг  мечей,
раздался  голос  пепельно-серого  старца,  который,  заговорив,  стал  почти
голубым. На лбу набухли синие жилки недоноска.
     - Прошу информировать нас о продаже оружия...
     - Агенты обеих республик, - продолжал президент Компании, - прибывшие в
США закупить оружие, попали к нам в руки. Обнаружив одних в  Новом  Орлеане,
других в Нью-Йорке, мы тотчас их перехватили.
     "Уа...уа...уа-а...уа-а-а!.." - зашелся телефон плачем грудного ребенка.
"Уа-а...уа-а...уа-а-а!.."
     Президент поднял трубку изумрудно-зеленого цвета и приложил к большому,
мясистому, красному уху.
     Голос женщины, которая встала перед  его  глазами,  перед  глазками  из
лиловатого битума в рыжих ресницах. Он причмокнул губами или, скорее, что-то
глотнул, нечто вроде неудобоглотаемых морщин своей шеи.
     - Протестую, господа, протестую! -  возвысил  голос  пепельный  старец;
заговорив, он стал совсем голубым. На лбу бились  выпуклые  синеватые  жилки
недоноска.  -  Я  протестую!..  Телефонные  разговоры  во  время   заседания
правления!..
     - На прямом проводе... - тихо  сказал  президент,  вращая  зрачками  из
лиловатого битума под золочеными ресницами. - Оружие... оружие... Они просят
оружия... - и обернулся к трубке: -  Алло,  алло,  Новый  Орлеан...  Алло...
Алло... Новый Орлеан... Вешаю трубку, я на заседании правления!
     Но едва он повесил трубку, снова заверещал телефон: "Уа... Уа...  Уа...
Уа-а-а... Уа-а-а-а!"
     - Нью-Йорк, - тихо сообщил президент. - Оружие... оружие... оружие... -
И, продолжая разговор с агентом  из  Нью-Йорка,  проговорил  (морщины  вдруг
разошлись, веки редко моргали): - Да  эти  страны  хотят  исчезнуть  с  лица
земли... Так много?.. Так много оружия?.. Не  может  быть!..  Нет...  нет...
Даже в Европу не отправляли столько оружия! Деревья? Останутся одни деревья?
Невыгодная операция для Компании, невыгодная операция для нас  -  нам  нужна
рабочая сила! Алло! Да, да, впрочем, не такая уж  беда  покончить  со  всеми
разом, то есть, чтобы они покончили друг с другом,  а  мы  потом  ввезем  на
плантации цветных... Вешаю... вешаю... Я на заседании дирекции!
     Упал рычаг  аппарата,  раздавив  далекий  эфирный  голос,  будто  жизнь
человеческую, а они в  это  время  метались:  акционеры,  бумаги  и  руки  в
табачном дыму.
     - Спокойствие! Спокойствие! Надо кончать доклад. Далее следует отчет  о
наследниках Лестера Стонера, известного на плантациях под именем Мид. Первые
поступившие к нам сведения благоприятны... - Суматоха мало-помалу стихала.Из
завещанных капиталов, - продолжал президент, - акции остались  у  Себастьяна
Кохубуля, Макарио Айук Гайтана, Хуана Состенеса Айук Гайтана и Лисандро Айук
Гайтана, обосновавшихся в Соединенных Штатах. Их  дети  зачислены  в  лучшие
колледжи, а родители разъезжают по  свету  -  товар  для  бюро  путешествий.
Другие наследники, Лино, Хуан и Кандидо Росалио Лусеро, отказались переехать
в США и орудуют в тропиках под вывеской "Мид, Лусеро и К o. Преемники".
     "Уа... уа... уа... Уа-а-а... Уа-а-а!.." - снова зашелся телефон  визгом
грудного ребенка. "...Уа-а-а... Уа-а-а-а... Уа-а-а-а!.."
     - Вашингтон, - тихо сказал президент Компании и прижался ртом к трубке,
стараясь говорить глуше.А? Арбитраж? Передать спор о границах в  арбитраж?..
Подождите минутку, здесь заседание членов правления!
     Он не разъединил телефон  цвета  надежды.  Из  трубки  неслось  далекое
жужжание   голоса,   терявшегося   в   пространстве,   бормотавшего   что-то
впустую,будто клокочет вода в бутылке перед тем, как вырваться наружу.
     - Господа акционеры,  разрешите  мне  прервать  доклад:  из  Вашингтона
сообщают, что спорный вопрос о границах между этими странами будет передан в
арбитраж. Война обошлась бы недешево им. Арбитраж будет стоить недешево нам.
Однако, если поставки оружия не прекратятся  и  наша  сделка  состоится,  мы
будем иметь возможность  заплатить  арбитрам,  чтобы  они  вынесли  решение,
отвечающее нашим интересам.
     А чувствительная металлическая облатка трубки все вибрировала.  Неясный
трепет слов, извещавших о предстоящей  дипломатической  борьбе  между  двумя
американскими республиками.
     Голубовато-пепельный  старец  с  круглыми  синими  жилками   недоноска,
пульсирующими на висках, показал президенту  на  аппарат:  мол,  оттуда  еще
говорят,но тот, не обращая на трубку внимания, объявил  заседание  закрытым.
Голос жужжал  то  хрипло,  то  звонко,  словно  какой-то  абстрактный  звук.
Акционеры между тем уходили: очень  старые  -  волоча  ноги  по  зеркальному
паркету из ценного дерева, менее старые - пружинящим шагом. Одни - укутанные
в темные костюмы, другие - в модных фланелевых тройках; кое-кто  в  фетровых
шляпах, легких, как пух.
     - Болтай, болтай, паршивая  дрянь,  -  обратился  президент,  оставшись
один, к голосу, скрежетавшему в трубке, - на этот раз  я  имею  удовольствие
тебя не слушать... Ха-ха-ха-ха!.. Гра, гра, гра, гри... Вот что остается  от
твоего угрожающего  лепета.  Гре,  гре,  гри,  гра,  гра,  гру...  Болтун!..
Попугай...  попка...  попка!..Зеленый  аппарат  действительно   походил   на
говорящего попугая.
     Зрачки из лилового битума под золочеными ресницами качнулись в  сторону
двери. Приближались шаги. Конечно, секретарь. Президент поднял трубку жестом
короля, вздымающего скипетр, чтобы побеседовать с самим господом  богом.  Но
поднес ее не к уху, а к губам и притворно плюнул. Сколько раз телефонный зев
казался ему клоакой, извергающей нечистоты, маленькой  урной,  куда  больные
выворачивают нутро. На этот раз его осведомитель  вылил  туда  всю  подлость
анонимности, обратившуюся в звучное жужжание. Однако звуки  голоса  смолкли.
Слышался только шепот электротока, дрожь неизвестного флюида.
     Ожерелье из морщин - неотъемлемая принадлежность президентского  смеха,
звучавшего теперь  нелепо;  внимание  президента  разделилось  между  шагами
секретаря, который топтался у двери, и  гудением  тока,  где  терялся  голос
бесплатного друга,  ежедневно  предупреждавшего  его  об  опасности;  нельзя
делать всю ставку в игре на "Фрутамьель компани". А ныне еще  это  сообщение
об арбитраже. Он, президент, сам предвидел такой поворот. Да, но  только  не
суд, выносящий решение без права обжалования и заседающий в Вашингтоне. Ну и
прекрасно. Одна лишь "Фрутамьель" в  состоянии  истратить  сумму,  способную
ошеломить весь арбитраж. Величина  предоставляемых  ею  займов  для  закупки
оружия  показывала,  на  какие  расходы  она  может  пойти,  лишь  бы  судьи
склонились на ее сторону.
     Секретарь доложил ему, что пришел слуга  с  двумя  клетками.  Он  велел
впустить и тут же подскочил на месте:
     - Но эти же крысы - чистые! - вскричал он в ярости, едва владея  собой.
- Я просил доставить мне двух грязных крыс. Неужто  во  всем  Чикаго  нельзя
найти двух грязных крыс?

     Смех женщины - лейка с брызгами-бубенцами - возвестил о приходе Аурелии
Мейкер Томпсон. Она открыла дверь, доложив о себе только смехом.
     - Возможно ли, Аурелия, что во всем Чикаго нет двух грязных  крыс?  Те,
что в этих клетках, побывали в  парикмахерской,  у  массажиста,  черт  знает
где!.. Белые крысы с рубиновыми глазками и розовыми ушками,  лучше  посадить
бы туда канареек... Я просил дать мне  пару  мерзких  зачумленных  тварей  с
облезлой шерстью и бешеными глазами, мокрыми носами и обтрепанными  ушами...
Неужели в этом городе нет ни одной крысы, ни одной  отвратительной  крысы?..
Или двух... Двух я просил... Такие не подойдут для моей  затеи,  не  годятся
для шутки, какую я задумал сыграть с вашим отцом. Да он сам здесь!.. О, ну и
приятный сюрприз! Аурелия, вы не сказали, что пришли ко мне вместе с ним...
     - Но вы слова не дали вымолвить...
     - А эти твари зачем тут? - спросил Мейкер Томпсон, пожав руку  и  обняв
президента Компании;  он  с  удивлением  глядел  на  две  золоченые  клетки,
превращенные в крысоловки и стоявшие  на  письменном  столе  могущественного
бананового магната.
     - Я хотел держать с вами пари, угадаете вы или нет, что знаменуют собой
эти клетки; я задумал придвинуть их к некоей демаркационной линии,  пахнущей
сыром; но не с такими крысами... Для этого  я  заказал  двух  мерзопакостных
животных, грязных, жалких,более точный прообраз  народов,  запертых  в  наши
золотые клетки и готовых подраться из-за сыра...
     Старый Мейкер Томпсон рассмеялся от души, провел рукой по широкому  лбу
и поредевшим волосам, потом, лукаво блеснув глазами, сказал:
     - Ну, если так, я тоже задам вам загадку. Что  являют  собою  два  этих
белых зверька?.. Придвинем клетки к тому, что  вы  называете  демаркационной
линией, - к сыру... Глядите, как они  зашевелились,  почуяв  запах,  целиком
обратились в нюх, - как пищат, стараясь достать сыр,  вытянув  морды,  дрожа
всем телом... Подумайте, отгадайте, кого они изображают, а  если  сдадитесь,
заплатите за все, что мы съедим и выпьем сегодня вечером... Да, угадать  вы,
пожалуй, сможете, но  сказать  об  этом  не  захотите,  -  продолжал  Мейкер
Томпсон, - они изображают две компании, воюющие за  господство  над  спорной
территорией.
     - Слышали последнюю новость? Войны  не  будет.  Конфликт  передается  в
арбитраж.
     - А  каково  положение  "Тропикаль  платанеры"?  Я  приехал,  ибо  имею
несколько ее акций; они, собственно, принадлежат Аурелии, - но  я  хотел  бы
посоветоваться с вами по этому поводу.
     - Аурелия уже говорила со мной, и я дружески порекомендовал ей  продать
их и купить акции "Фрутамьель". Многие акционеры так поступили.  Дело  не  в
том, что "Фрутамьель" более солидная фирма, просто в споре  о  границах  она
имеет все шансы на выигрыш. Она действует более напористо и  раздает  больше
денег. С другой стороны, "Тропикаль платанера" совсем потеряла престиж из-за
всяческих обвинений и безрассудного завещания Лестера  Стонера.  К  счастью,
нам удалось приструнить наследников. Там  остались  только  те,  по  фамилии
Лусеро: Лино, Хуан и третий... Но у нас еще будет время  поговорить  о  них.
Теперь идемте, отметим прибытие Зеленого Папы инкогнито.
     - Я упиваюсь этим прозвищем, когда бываю  в  Чикаго.  Сразу  становлюсь
молодым, готовым на бесшабашные выходки. Скупить  бы,  например,  все  акции
"Платанеры", какие попадут под руку, и броситься в атаку на "Фрутамьель".
     - Чистейшее безумие...
     - Да, да, я знаю, безумные фантазии старого пирата, но чего  хотите  вы
от старца, вернувшегося на  родную  землю;  как  не  мечтать  ему  о  всяких
безумствах, чтобы снова почувствовать себя молодым?
     Аурелия, протиснувшись между мужчинами, взяла их под руки и  увлекла  к
дверям. Она мурлыкала песенку моряков  из  Нового  Орлеана.  В  кабинете  на
письменном столе остались  две  позолоченные  клетки  с  пищавшими  крысами,
которые исходили слюной и яростно прыгали, пытаясь  достать  сыр.  Вдруг  их
сковал  звук  телефона.  Цикада.  Какой-то  странный  звон.   "Уа...   Уа...
Уа-а-а!.." Аппарат звонил, не переставая, и, когда умолк,  снова  зашныряли,
волнуясь, по клеткам голодные грызуны.  "Уа...  Уа...  Уа-а-а-а!.."  Никаких
признаков жизни. Все замерло. Остался в живых только блеск их  глаз,  четыре
рубиновые искры, пока звонил зеленый телефон. Одна из клеток соскользнула со
стола, а вместе с клеткой, где кувыркалась  более  крупная  крыса,  свалился
телефон, и из трубки вырвался  голос,  тот  самый  голос,  голос  анонимного
осведомителя, далекий, слышимый теперь только  крысами,  -  большой  крысой,
которая, упав, оказалась рядом с трубкой. Тому, кто говорил, казалось, что
     - Не важно, что вы не удостаиваете меня ответом. Достаточно  того,  что
вы слушаете. Этого довольно. Я прекрасно слышу, как вы дышите, будто  дышите
надо мной, и слышу,  как  щекочет  аппарат  ваше  ухо,  когда  я  читаю  вам
документ: "Мы, король. (Далее слышались лишь отдельные слова.  Другая  крыса
осталась на столе, ближе  к  сыру.)  ...каковое  рассмотрено  нашим  советом
совместно с географическими картами, о коих упомянуто. Дано в  городе  нашем
Вальядолиде мая девятого числа, года тысяча шестьсот  сорок  шестого..."  Вы
меня  слышите?..  Вы  слышите,  что,  согласно  королевскому  вердикту,   не
устанавливается  точное  местонахождение  пограничных  вех  на  тех  землях,
которые относятся к одному королевству или владению  и  которые  могут  быть
разделены лишь на отдельные угодья  в  пределах  этого  же  королевства  или
владения? "Повелеваем, чтобы никто не преступал и не пытался преступить  или
обойти дух и букву нашего вердикта..." А кто ныне преступает?..  Полномочные
представители стран, действующие по закону, имеющие расчудесные документы на
владение землей, старые и новые, новые  и  новейшие,  ни  один  из  коих  не
сравнится, однако, с Вальядолидским вердиктом... Ну,  хорошо,  ответьте  же,
отвечайте. Я слышу ваше дыхание, а вы не хотите говорить.
     Анонимный голос сообщал о тех  документах,  которые  привезли  с  собой
полномочные представители спорящих  стран,  чтобы  отстоять  свои  права  на
спорную землю перед арбитрами, призванными вынести решение в ближайшие  дни.
Глядите-ка, вот идет кабальеро в красном мундире!  Руки  в  белых  перчатках
сжимают пергаментный рулон с печатью  британского  адмиралтейства.  Если  он
развернет пергамент,  заиграют  белые  барашки  пенного  прибоя,  затрепещут
иссеченные временем геометрические прямые  перед  глазами  арбитров.  А  вон
прелат в тунике и лиловых перчатках показывает  земельный  план  с  кровавой
раной посередине - отражением аметиста, вделанного  в  искрящийся  крест  на
груди священнослужителя. Ладан и благовоние проникли  в  арбитраж  вместе  с
подлыми документами, подтверждающими право собственности на земли, отнятые у
индейцев...
     Чей же голос сообщал обо всем этом из зеленого аппарата, аппарата цвета
надежды, лежащего на полу рядом с клеткой, даже не клеткой,  а  крысоловкой,
если вспомнить о ее обитателе, мечущемся внутри?
     Чьи  уста  вещали,  будто  из  мира  снов,  о  том,  что  происходит  в
Вашингтоне,  шептали  крысе,   запертой   в   золоченую   клетку-тюрьму,   в
уверенности, что слушает президент Компании  своим  большим  холодным  ухом,
сопя, как старый, седой грызун?
     -  "Мы,  король",  -  продолжал  аноним,  -  юридически  самый  сильный
документ, найденный одним школьным учителем в Национальном архиве и  изъятый
им оттуда для "Фрутамьель компани", королевский вердикт, допускающий  разное
толкование, словно триста лет тому назад в  Вальядолиде  суверен  предугадал
нынешние события: для того чтобы документ обрел действительную  силу,  некий
банановый концерн должен придать ему вес своим зеленым золотом...
     А "Тропикаль платанера" - что она делает, думает  ли  обратить  в  свою
пользу этот королевский документ, пустив в ход свои миллионы?
     Что сталось с Зеленым Папой?
     Анонимный осведомитель услышал вдруг  странный  шум  (секретарь  поднял
телефон) и глупо-растерянный голос, проговоривший:
     - Карамба, все рухнуло!
     Привратник, возвращаясь домой из офиса, выпустил крыс на  улицу  -  две
лишние крысы в старом Чикаго никого не могли испугать, - а нищий съел  кусок
сыра, который так близко и так далеко был от розовых носиков хищных тварей.

     Шум улиц словно шум волн  -  спиной  к  городу  стоял  Мейкер  Томпсон,
спасаясь на краю висячего балкона от брызг, которые вылетали изо рта мистера
Герберта Крилла вместе со словами. Мистер Герберт страдал боязнью  высоты  и
на разумном расстоянии от  края,  жуя  свои  фисташки,  высказывался  против
скупки акций "Тропикаль платанеры": ее явная индифферентность и  пассивность
в вопросе о границах означала полный триумф "Фрутамьель компани". Он приехал
в Чикаго, вопреки запрету своих докторов, чтобы лично показать Джо фотокопию
бесподобного документа, найденного в архиве, ту самую  копию,  что  передала
Лино  Лусеро  донья  Маргарита,   -   по   словам   экспертов,   неоспоримое
доказательство того, что "Тропикаль платанера" бесповоротно проиграла дело.
     - Счастливый вы, дон Герберт, живете в стране жуй-жуй. - Мейкер Томпсон
уклонялся от разговора.Здесь все вас понимают  и  говорят  на  вашем  родном
языке; жуют, жуют, жуют всегда и повсюду. Скрытая форма  каннибализма.  Деды
съели краснокожих, а внуки жуют резинку, экономически пожирая меж тем страны
и континенты...
     Крилл позабыл о своей боязни высоты. Надо  немедленно  убедить  старого
морского волка в том, что промедление в нынешнее время  грозит  разгромом  и
катастрофой. Он ринулся в пустоту, туда, где балкон, оттолкнувшись от стены,
висел над улицей, ничем не скованный, воздушный, и наскочил на друга,  долбя
ему пальцами грудь, нервно хватая за лацканы и карманы, тыча носищем в щеки,
будто телесная близость  могла  помочь  уговорить  его  не  рисковать  своим
капиталом, капиталом всех, не покупать больше акций "Тропикаль платанеры".
     Но вдруг дона Герберта качнуло, будто висельника, хоть под  ногами  уже
была не пустота, а твердый пол,с улицы летели вверх крики газетчиков: "Green
Pope!", "Зеленый Папа!", "Green Pope!", "Green Pope!"  "Банановый  Король!",
"Banane King!", "Banane King!"
     Да, Герберт Крилл с порога старости вдруг увидел сон  своих  юных  лет,
глянул в глубь смутного страха перед необратимостью жизни,  перед  временем,
которое отбивают часы, рушащие сон, чтобы разбудить его, Крилла, оставить  с
одной зубною щеткой,  мылом,  полотенцем  и,  внезапно,  напомнить  о  былой
работе,  об  алмазах,  льющихся  между  пальцев  в   мастерской   знаменитых
шлифовщиков с Борнео.
     - "Green Pope", "Green Pope"!
     Что это значило? Глаза дона Герберта буравили старого Томпсона, ища  на
его лице ответ. Что это значило?
     Утонуть... пойти ко дну вместе с командой и кораблем...
     Да, Джо Мейкер способен...
     Но если старик потерял голову, другие еще не совсем рехнулись.
     Вошла Аурелия с газетой в руке.
     - Бомба взорвалась! - Это  все,  что  она  сказала.  Остальное  было  в
газете. Крилл с жадностью
     близорукого глотал ее по буквам, которые постепенно  развертывались  на
бумажной простыне, сливаясь  в  колонки,  в  муравьиные  полчища,  шедшие  в
наступление с оружием более грозным, чем порох.
     Все, все  было  так,  как  он  предполагал.  Заносчивость  -  и  больше
ничего... Заносчивость старого кретина. Но заносчивость такого рода  уместна
лишь в парикмахерской, где можно снова увидеть себя молодым, если намазаться
кремом и вздыбить остатки волос на лысине. Заносчивость старца в парикмахер-
ской,  где  вместо  зеркал  блестят  доски  с  цифрами  и  которая   зовется
"Уолл-стрит".
     Пришло разорение. Было одиннадцать вечера. День  напролет  они  курили.
Пиво и прохладительные напитки  стояли  нетронутыми  на  под