организация, которой мы могли бы
выразить благодарность. Э-э... всемерную, разумеется.
     --  Хм,  --  произнес Ник.  --  Вообще-то, есть еще Совет по табачным
исследованиям.
     -- Да, -- разочарованно откликнулся его преподобие,  --  я так и полагал.
СТИ попал недавно в выпуски новостей в связи с процессом Бенавидеса.
Суд установил, что табачные компании основали СТИ как "витринную
организацию" в пятидесятые годы, когда американские курильщики
обнаружили, что кашляют они все сильнее а удовольствия получают все
меньше. Идея состояла в том, чтобы убедить всех, будто табачные
компании спят и видят, прости господи, как бы им досконально
разобраться в "вопросах здоровья". В первом же докладе СТИ вина за
распространение рака легких и эмфиземы взваливалась на глобальный
прирост объемов цветочной пыльцы. Похоже его преподобие все это
знал.
     -- А каких-либо иных организаций не существует? Ник сложил ладони
крышей.
     --  Мы входим в состав Коалиции за здоровье.
     --  А!  --  Его преподобие хлопнул в ладоши.  --  Замечательно!
Григе проводил Ника до самой машины. И только рядом с ней Ник
спросил:
     --  Кстати, как дела у Джоя?
     --  Джоя?
     --  У моего сына. Он учится у вас в седьмом классе.
     --  О! Превосходно,  --  сказал преподобный отец.  --  Очень умный паренек.
     --  Значит, все в порядке?
     --  Более чем. Ну что же,  --  он пожал протянутую Ником руку,  --  спасибо,
что за глянули. Буду ждать новостей от... -- он подмигнул, этот сукин
сын в собачьем ошейник так-таки взял да и подмигнул!  --  ...от
Коалиции за здоровье.



Глава 11

     Новокаин уже выветрился, но Ник, вылетая впереди своей охраны с
автостоянки Св. Эвтаназия, по-прежнему пребывал в приподнятом
настроении, а то, как он управился с его преподобием, подмешивало к
этому настроению толику торжества. "Сома" уж кралась на кошачьих
лапках по центральной нервной системе Ника и мурлыкала там или
шипела, отгоняя дурные мысли. Он оторвался от Майка с ребятами,
внезапно свернув с Массачусетс авеню налево -- на красный свет, -- чудом
уклонился от летевшего навстречу фургона химчистки, едва не
передавил целую компанию возвращавшихся из мечети мусульман и только
тут вспомнил наконец, что доктор Вит не велел ему и за руль-то
са-диться, а не то что изображать Парнелли Джонса в самой гуще
городского движения;
     Дженнет позвонила ему в машину сообщить, что он нужен ей на
совещании о выработке реакции АТИ на посвященный пассивному курению
отчет Агентства по по ране окружающей среды, который будет
опубликован на следующей неделе. И еще одна хорошая новость
замаячила на горизонте табачников: Эрхард, их научный эксперт,
подготовил доклад насчет того, что курение сдерживает развитие
болезни Паркинсона.
     --  Буду через десять минут, -- сказал Ник, уже испытывая усталость от
перспективы участия в очередном совещании. Вся его жизнь  --  одно
сплошное совещание. Интересно, в средние века люди тоже совещались с
утра до вечера? А в Древнем Риме, в Греции? Не диво, что обе эти
цивилизации погибли  --  видимо, упадок и визиготы в конце концов
показались им предпочтительней все новых и новых совещаний.
     -- Я заскочу в "Кафе Оле", запасусь капучино,  --  Ник зевнул, ощущая во
всем организме некую "сома"-тозность.  --  Тебе прихватить?
     -- О да, пожалуйста.
     Он оставил машину в подземном гараже, с удовлетворением отметил
отсутствие Майка, Джефа и Тома -- тоже мне, телохранители  --  и поднялся
наверх, в Атриум. Здесь находилось около дюжины заведений с
названиями вроде "Пекинский гурман" (весьма посредственный интерьер
и цыплята с глютамином), "Паста-Паста" (развесная торговля
Спагетти), "ПИЙ" (Просто Изумительный Йогурт) и "А ну-ка, бублики!".
Вокруг фонтана располагались столики, за которыми можно было поесть.
Хорошее, в общем, место для перекуса, особенно вашингтонским летом,
когда мало кому хватает решимости вылезать на плавящийся тротуар.
Ник стоял у прилавка "Кафе Оле", дожидаясь двух своих двойных
капучино, как вдруг ощутил уставленный ему в спину взгляд. Он
обернулся, но никого не увидел -- не считая какого-то бродяги. Ник,
рожденный в 1952 году, по старинке называл их "бродягами" вместо
"бомжей", но, разумеется, про себя, а не в лицо. Некоторое время
назад он пытался протолкнуть программу бесплатной раздачи сигарет в
приютах для бездомных, однако записные антитабачные горлопаны
пронюхали о ней и надавили на Министерство здравоохранения, чтобы
оно воспрепятствовало ее осуществлению, так что люди, более кого бы
то ни было нуждающиеся в бесплатном куреве, такового не получили.
Ник знал большинство бродяг, попрошайничавших в Атриуме, пока их не
шугала охрана, но этот был ему незнаком. Недурной образчик  --
крупный, нескладный, а уж грязен! Бродягу облекали останки дюжины,
примерно, разных пальто. Волосы сальными прядями свисали на лицо,
похоже раззнакомившееся с водой и мылом где-то в семидесятых.
Бродяга приблизился.
     -- Щитвертаканинайжется?  --  глаза у него были неожиданно ясные, у
большинства ему подобных они смахивали обычно на желтки протухших
яиц.
     Ник протянул бродяге доллар и спросил, не хочет ли он покурить.
     -- Жааблажаславитибябох.
     Ник отдал ему всю початую пачку.
     --  Ашпищки?
     Ник отдал ему и разовую зажигалку.
Принесли капучино. Ник направился к эскалатору, ведшему к холлу с
лифтами. Бомж поплелся за ним. Ник вовсе не собирался завязывать с
ним близкое знакомство, но, как бывший католик, так и не смог
совершенно избавиться от мысли -- хоть и считал ее глупостью,  --  что
один из этих убогих вполне может оказаться Христом в штатском,
пришедшим посмотреть, кто являет милосердие к ничтожнейшим из тварей
Его и кого, стало быть, Он сможет в дальнейшем избавить от вечного
пламени, в сравнении с которым и летний Вашингтон покажется
Антарктидой.
     -- Как тебя зовут? -- Спросил Ник.
     -- Режжжарх.
     -- Ник. Ты откуда?
     --  Балмурр.
     --  Приятный город,  --  они уже поднимались по эскалатору. Ник сказал:  --
Ладно, удачи.
     Что-то ткнуло его в середину спины, что-то, похожее на кончик зонта.
Затем он услышал, как голос  --  определенно принадлежавший бродяге, но
звучавший совсем иначе  --  произнес:
     --  Не оборачивайся. Не дергайся и не вякай. Это дуло
девятимиллиметрового, не будешь делать, что тебе говорят и когда
говорят, окажешься в морге с биркой на ноге раньше, чем остынет твой
кофе.
     В качестве вступительного слова это, несомненно, производило сильное
впечатление. Эскалатор кончился. Их окружало множество людей, и Ника
подмывало крикнуть: "На помощь!"  --  но этот голос... голос очень и
очень не советовал ему так поступать.
     --  Видишь тот лимузин?  --  спросил бродяга. -- Топай к нему, но медленно.
Бежать не надо.
     Ник и не побежал. Окна лимузина были непроницаемо черны. До него
оставалось футов пятьдесят. Вот он, Ник, вот люди -- и вот его среди
бела дня похищают на глазах у сотен свидетелей. И -- для чего?
Не дойдя до машины футов пяти, Ник притормозил. Пистолет впился в
спину.
     -- Пошевеливайся.
Надо запомнить подробности. Черный. Нет, темно-синий. "Кадиллак".
Нет, "линкольн". Нет, "кадиллак". Здорово ему это поможет. Лимузины
в Вашингтоне так редки...
     Распахнулась задняя дверца.
В сознании Ника замельтешили все истории о бейрутских заложниках,
какие он когда-либо слышал. "В последний раз его видели четыре года
назад -- запихиваемым в багажник черного "седана". Его, по крайней
мере, хоть в багажник не запихивают...
     Ник ощутил боль в руках. Он так и держал два пластиковых стакана с
кофе. Сердце колотилось. Кофеин ему не понадобится.
Резко повернувшись, он швырнул стаканчики в бродягу с пистолетом.
Стаканчики ударились о грудь бродяги и отскочили. Но крышки на них
удержались. Стаканчик" шмякнулись на пол и лопнули, ошпарив Нику
ступни пенистым капучино. Сколько раз за последние годы пластиковые
крышки таких вот стаканчиков слетали в самое неподходящее время,
обжигая ему руки, колени, портя обшивку сидений в машине, оставляя
бурые пятна в паху светлых летних брюк -- как правило, перед важной
встречей. Но не сейчас, не в тот единственный в жизни раз, когда ему
это действительно было нужно, -- сейчас они держались, наглые,
насмешливые пластиковые ублюдки.
     Бродяга затолкал его на заднее сиденье. Ник успел еще приложиться
головой о косяк дверцы. Бродяга дернул его на себя, и пока в
зрительных нервах Ника пульсировал все звезды Млечного Пути, на
голову ему сноровисто натянули черный шелковый мешок, а руки связали
за спиной чем-то вроде ленты, какой стягивают мешки с мусором Машина
медленно тронулась, выруливая на улицу.
     -- Привет, Ник. Данятно наконец-то повидаться с тобой. Странный
акцент, среднеевропейский; вкрадчивый, елейный голос.
     -- В чем, собственно, дело? -- спросил Ник.
     -- Как тебе там дышится, под мешком? Будет просто ужасно, если ты не
сможешь дышать, -- короткий смешок. Что-то знакомое в голосе, что-то...
     -- Куда мы едем?  --  спросил Ник.
     -- Какой невероятно нереалистичный вопрос, Ник. Ты полагаешь, что мы
надовей тебе адрес?
     Акцент. Точно -- Питер Лорри, актер, игравший в "Касабланке"
маленького, сального проходимца, как же его? Угарте. Но Лорри,
насколько Ник помнил, давным-давно помер.
     --  Это все ради выкупа?
     --  Это все ради дакладной, Ник.
     Смешок. Ник решил воздержаться от дальнейших попыток завязать
дружескую беседу.
     Примерно через полчаса машина остановилась, дверцы открылись, чьи-то
руки выволокли его наружу, затем он услышал стук отворявшихся и
захлопывавшихся дверей, приглушенные голоса, поднялся по лестнице,
спустился в какую-то комнату, раствори- лась и захлопнулась еще одна
дверь, его затолкали в кресло, привязали лодыжки к ножкам. Все это
не обнадеживало. Мешок с головы не сняли. А вот это обнадеживало:
значит, они не хотят показывать ему свои физиономии. Нику развязали
руки, а затем началось то, что Нику ничуть не понравилось, -- его стали
раздевать.
     -- Простите. Что происходит?
     -- Не беспокойся, Ник, женщин д' десь нет. Можешь не стесняться. Этот
голос. Вкрадчивый, пугающий. Голос из фильмов с Питером Лорри, даром
что "Касабланка" -- одна из любимых его картин.
     -- Ах да, прости, ты, наверное, умираешь от желания покурить.
Это верно, сигарета ему сейчас не помешала бы.
     -- С другой стороны, если ты немного подождешь, то получишь столько
никотин сколько сможешь усвоить.
     Смех. Отнюдь не внушающий розовых надежд -- смех человека с серьезно
расстроенной психикой. И все же надо постараться поддерживать
разговор.
     -- Может быть, нам стоит обсудить происходящее? Людям обычно
объясняют, ради чего их похитили. Иначе вроде бы получается
бессмыслица.
     -- Ты днаешь, ради чего, Ник. Мы хотим, чтобы ты перестал убивать
людей. Многих многих людей. Больше полумиллиона в год. И это только
в Соединенных Штатах.
     -- Нет никаких данных, которые подтверждали бы это, -- сказал Ник.  --  Ник!
Это не пройдет. Ты не в шоу Опры Уинфри.
     -- Да ведь настоящая цифра и близко к полумиллиону не лежит. Даже
антитабачные Горлопаны не решаются называть больше 435 тысяч.
     --  Горлопаны. Очень данятно, Ник. Это ты так именуешь людей, которым
хочется, чтобы табачные компании перестали совершать в погоне да
прибылями человеческие жертвоприношения?
     Ника уже раздели до трусов. Он услышал звук открываемых картонных
коробок. Когда вам на голову надевают непроницаемый мешок, вы
приобретаете восприимчивость к разного рода шумам. Послышался треск,
с каким разрывается пластик.
     Рука надавила Нику на грудь. Он подскочил в кресле, напрягая лодыжки
и заново связанные запястья. Рука отстранилась, что-то оставив на
груди, что-то липкое, льнущее, да бандаж.
     Другая рука -- или та же -- прижалась к груди, чуть сместясь, и тоже
что-то оставила Так оно и продолжалось, пока ему не залепили всю
грудь, а следом руки, спину и ноги, от трусов до лодыжек.
Настал черед лба и щек. Скоро оклеенным оказался каждый квадратный
дюйм его тела. Поерзывая в кресле, он ощущал себя некой клейкой
массой, слепленной из пластырей куклой.
     -- Послушайте, может, все-таки поговорим?
     --  Ты помнишь, Ник, как я пообещал у Лэрри Кинга тебя погасить?
Меня? Погасить? До Ника дошло наконец, что этот психопат облепил его
с головы до ног никотиновыми пластырями. И стало быть, прямо сейчас
огромное, может быть, смертельное количество никотина просачивается
сквозь кожу в его кровь. Оно конечно, научных доказательств того,
что никотин вреден, не существует...
     Он произвел в уме вычисления. Сколько там никотина в одном пластыре
     --  двадцать два миллиграмма? А в сигарете около одного, то есть
каждый пластырь  --  это примерно пачка сигарет... а на него, похоже,
налепили штук сорок... четыре блока? Даже по меркам табачной
индустрии для одного дня многовато.
     --  Радреши я тебе кое-что почитаю, -- сказал Питер Лорри.  --  Это ид
листка, который прилагается к пластырям, по одному на коробку.
Надывается "Побочное действие". Мой любимый рад'дел. Насчет опухолей
в дащечных мешках хомяков и передних отделах желудков крыс Ф344 мне
не очень интересно. Я даже понятия не имею, что это да крысы такие.
Вообще, тут столько всего понаписано, прямо не днаю с чего начать.
Давай я тебе пивное дачитаю.
     Ника начинало подташнивать. И пульс, похоже... конечно, он
нервничает -- как тут не нервничать?  --  но сердце бьется слишком уж
быстро.
     -- Послушайте, я считаю, что некурящие имеют полное право дышать
воздухом, не смешанным с табачным дымом. Наша индустрия трудится
рука об руку с общественными и правительственными организациями,
добиваясь того, чтобы...
     --  Ник... Ты просто слушай, ладно? Тут скадано "эритема". Днаешь, что
это? Мне так пришлось в словаре посмотреть. Покраснение кожи, вот
что, вроде как от химического отравления или когда на солнце
обгоришь. Осмелюсь даметить, у тебя будет ну очень красная кожа,
Ник. Может тебя даже в кино водьмут, на роль индейца. Хе-хе. Ой,
прости, Ник, это была неудачная шутка.
     -- Моя индустрия получает в год сорок восемь миллиардов прибыли. Мне
кажется, для вас тут кроются очень интересные возможности. Думаю,
никто из присутствующих здесь не откажется пораньше уйти на покой и
скоротать остаток дней на Сен-Барте или еще где-нибудь.
     --  А вот это я и сам понял. "Боли в брюшной полости, сонливость"  --
это когда в сон клонит, верно? -- "кожная сыпь, потливость. Боли в
спине, дапор, диспепсия, тошнота, миалгия". Ну и словечки у них. А,
вот хорошо: "головокружение, головная боль, бессонница" .Чего-то я
не понял, то у них сонливость, то бессонница. Ладно, выясним опытным
путем. Днаешь, Ник, ты внесешь черт-те какой вклад в науку. Про тебя
напишут в "Медицинском журнале Новой Англии". Ну-с, что еще?
"Фарингит"? Это когда по горлу полоснут, что ли? "Синусит и...
дисменорея". А вот что это такое, я и днать не хочу, уж больно
страшно двучит. Ты мне про нее поподже расскажешь.
Жжет. Сильно жжет кожу.
     --  По-моему, для начала вам стоит потребовать пять миллионов. А после
поднять цифру. Не хочу хвастаться, но на мне держится очень важная
часть нашей стратегии в сфере средств массовой информации, так
что...
     --  Да ведь мне деньги-то не нужны, Ник.
     --  Так что вам тогда нужно? Мне не терпится услышать. Сердце. Ничего
себе! Бу-бум, бу-бум.
     -- А что нужно каждому ид нас? Скромный достаток, любовь достойной
женщины, не слишком большая дакладная, хорошо поджаренный бекон.
У Ника совсем пересохло во рту да еще появилось чувство, будто его
завернули в фольгу. В голове бухало. Сердце дергалось, как отбойный
молоток. И в желудке начало что-то такое завариваться... что долго
там не задержится.
     -- Фуух.
     -- Кстати, ты видел статью в "Ланцете"? Насчет того непостижимого
факта, что в ближайшие десять лет в индустриальном мире дагнется от
курения 250 миллионов человек? Каждый пятый, Ник. Потрясающе, а?
Впятеро больше, чем погибло в прошлой войне.
Бумбумбумбум.
     --  Агхрррр.
     -- Все население Соединенных Штатов.
     --  Я уволюсь. Пойду... работать... в ассоциацию... "Легкие"...
     --  Очень хорошо, Ник. Мальчики, вам не кажется, что Ник делает
большие успехи?
     --  Ахрррр.
     --  Тебе вроде неможется, Ник?
     --  ...хррр...
Бумбумбумбум. Сердце колотилось о ребра с криком: "Гулять хочу!"
     --  Нет худа бед'добра, Ник. Готов поспорить, на курево тебя больше
никогда не потянет.
     -- ...бррлуп.



Глава 12

     --  Видал?  --  спросил патрульный полицейский у своего напарника,
сидевшего рядом с ним в машине на авеню Конституции, неподалеку от
Мемориала ветеранов Вьетнама.
     --  Для бега трусцой поздновато,  --  зевнул напарник.
     --  Давай-ка посмотрим.
     Они вылезли из машины и двинулись в сторону парка Конституции,
освещая фонарями объект своей любознательности. Мужчина, белый  --
хотя кожа у него странноватая, оттенок какой-то неживой и рыхлая,
что ли,  --  шесть футов, 170 фунтов, шатен, сложение атлетическое.
Спотыкаясь, бежит вдоль пруда. Наркоман, конечно.
     --  Сэр. СЭР. Пожалуйста, остановитесь и повернитесь к нам лицом.
     -- Ты видел его лицо?
     Да уж. Как у загнанного оленя. А что у него на теле?
     -Повязки, вроде.
     -Ты не слышал, из больницы никто не удирал?
     -Сообщений вроде не было. А быстро бегает, сукин сын. Нет, ты только
глянь.
     -Кока?
     -Не-а. Похоже на ангельскую пыль.
     Они догнали его на маленьком островке посреди парка Конституции,
том, где можно прогуляться по преамбуле к Декларации независимости,
вырезанной в граните вместе с именами подписавших ее людей.
     -Сэр?
     -Отстань от меня! Ты мне даже в кино не нравился! Ненавижу
"Касабланку"!
     -О чем это он?
     -Спокойнее, приятель. Мы не причиним тебе зла.
     -Свяжите меня с Главным врачом! У меня для нее сведения чрезвычайной
важности!
     - Ладно, друг, поехали к Главному врачу. -Об этом никто не должен
знать, только она! - Хорошо, приятель. Что это у тебя не шее?
     -Плакат.
     - "Казнен за преступления против человечины".
     -Человечности.
     -И что это значит?
     - Понятия не имею, но для казненного он больно уж шустрый.
     --  О господи, отойдите в сторонку.
     -Ничего, приятель. Вздохни поглубже. Сроду не видел, чтобы
кто-нибудь так блевал.
     -Явно чем-то накачался. Вызови-ка "скорую". А, черт, держись
подальше, он опять
     -- Знаешь, на что они похожи  --  на эти штуки для курильщиков, на
пластыри.
     --  Джо Ринкхауз их пробовал. Все равно курит.
     -- Спорим, он на себя столько не лепил. Эй, приятель, ты в порядке?
     -- В каком там порядке! Ты посмотри на него.
     -- Похоже, придется ему КПР делать.
     --  Милости прошу.
     - Ну вот еще. Нынче твоя очередь.
     --  Давай "скорую" подождем. Не нравится мне все это. Может, тут какое
новое извращение?
     -- Интересная мысль.
     -- Готово.
     -- Что у нас есть?
     -- Имя неизвестно, сильно возбужден, рвота, резкое обезвоживание.
Давление двести сорок на сто двадцать. Рвота, эритема. Пульс сто
восемьдесят, стабильный. Похоже на ППТ.
     --  Сэр? Сэр, вы меня слышите? СЭР? Ладно, продолжайте нитраты.
Верапамил,десять миллиграммов, в четыре приема. И сегодня,
пожалуйста.
     -- Приходит в себя.
     -- Чем это он облеплен?
     --  Похоже на никотиновые пластыри.
     --  Новый способ самоубийства?
     --  Снимите их, и побыстрее. Этого хватит, чтобы лошадь угробить.
     -- Ух ты, беднягу ожидают неприятные ощущения.
     -- Беднягу ожидает могила. Сэр? СЭР? Как вас зовут?
     --  А, чтоб тебя! Дефибриллятор!
     -- Ладно, сейчас мы тебя прокатим на молнии. Поставь на максимум.
Давайте электроды. Готово? Все отошли.
     Вввввамп!
     --  Еще разок. Отошли.
     Вввввамп!
     -- Отлично, отлично! Есть синусовый. Ставьте ка