аконец сказал он, -- вряд ли у тех, кто работает в индустрии
спиртных напитков, есть резон бояться похищения.
Наступило натянутое молчание. "Спиртные напитки" прозвучали в его
устах как "слабительная микстура" или "кошачий корм". Полли
неторопливо закурила, затянулась и выпустила краем рта длинную струю
дыма  --  подчеркнуто невозмутимо; глаза ее не отрывались от глаз Ника,
нога постукивала по полу.
     --  Так мы теперь уже не такие нечестивцы, как ты?
     --  Постой, -- сказал Ник, -- я не имел в виду ни тебя, ни Бобби, просто
табак, сравнительно со спиртным и оружием, ненавидят куда сильнее.
     --  Да ну?  --  отозвалась Полли.  --  Это ново.
     -- Ладно тебе, -- сказал Ник.  --  Я каждый день сравниваю наши цифры с
вашими. Курево уносит четыреста семьдесят пять тысяч жизней в год,
это тысяча триста в день...
     --  Минутку-минутку,  --  сказала Полли.  --  Ты же сам кричишь на всех
углах, что четыреста семьдесят пять тысяч  --  это дерь...
     -- Хорошо, пусть будет четыреста тридцать пять. Двенадцать сотен в
день.Сколько людей ежегодно мрет от спиртного? От силы сто тысяч.
Двести семьдесят с чем-то в день. Не будем мелочиться, возьмем
двести семьдесят. Скорее всего, примерно столько же гибнет,
поскользнувшись в ванной комнате на куске мыла. Так что я не
понимаю, с чего бы террористам озлобляться настолько, чтобы похищать
кого бы то ни было из работающих в алкогольной индустрии.
Бобби Джей сказал:
     --  Слушаю я, как ты считаешь потери в живой силе,  --  ну вылитый
Макнамара. Поостыньте, детки.
     Ник повернулся к нему:  -- Сколько людей каждый год погибает в США от
огнестрельного оружия?
     --  Тридцать тысяч,  --  сказал Бобби Джей,  --  это если брать чохом.
     --  Восемьдесят человек в день, -- фыркнул Ник,  --  меньше, чем на дорогах.
     --  На самом-то деле гораздо меньше,  --  мирно ответил Бобби Джей.  --
Пятьдесят пять процентов этой цифры дают самоубийства, еще процентов
восемь убийства с целью самозащиты, так что на нас приходится
чистыми одиннадцать тысяч сто.
     --  Тридцать человек в день,  --  сказал Ник.  --  Вообще говорить не о чем.
Никакие террористы в вашу сторону, и не посмотрят.
     -- Видел бы ты угрозы, которые я время от времени получаю по почте,  --
вспыхнула Полли. Ник не помнил ее такой сердитой со дня, когда ей
пришлось разговаривать на телевидении с родителями детей,
пострадавших в разбитом пьяным водителем школьном автобусе.
     --  Угрозы? Время от времени?  --  Ник саркастически усмехнулся.  --  Да вся
моя почта состоит из одних угроз. Я теперь и бандеролей-то не
распечатываю. Просто-напросто исхожу из того, что внутри бомба. Всю
мою почту отправляют прямехонько в лаборатории ФБР. И там мужики в
свинцовых костюмах вспарывают ее струей перегретого пара. Так что
насчет почты ты со мной состязаться даже и не пытайся.
     --  Может, снимем боксерские перчатки и закажем что-нибудь?  --  сказал
Бобби Джей.  --  Я есть хочу.
     -- Верно, -- стиснув зубы, выдавил Ник. "Ждешь от них Юмюго-никакого
сочувствия... стоп, стоп, Полли и была полна сочувствия, пока я не
вылез с поздравительными открытками". Снова во рту этот поганый
вкус, точно окурок держишь под языком. Врачи говорят, что никотин
будет выводиться из организма еще месяца три. Еда больше не
доставляет ему удовольствия, а специи так и вовсе отдают "Драно".
Ник заставил себя сказать:
     -- Я вовсе не утверждал, будто я нечестивее вас.
     --  Пустяки, -- лаконично отозвалась Полли.
Чтобы не смотреть друг на друга, Полли и Ник уставились в меню.
Разговор пришлось вести Бобби Джею  --  собственно, это был монолог.
Бобби сокрушался по поводу близящейся годовщины покушения на
президента Финистера. Каждая из них сопровождалась оргией, как
выразился Бобби, писем в газеты с призывами запретить продажу
ручного оружия: все почему-то забывали, что Финистера застрелили из
охотничьей винтовки с оптическим прицелом.
     --  Что же, у нас теперь и охотничьи ружья отнимут?
     -- Никогда, разве что вырвут их из наших охладевших, мертвых рук,  --
пробурчал Ник, остановившийся на спагетти в надежде, что хоть они не
будут отзываться пятновыводителем.
     А Бобби Джей уже рассказывал об упреждающей пропагандистской
кампании, планируемой его Обществом по распространению в предвидении
этой годовщины. Через своих людей в Конгрессе Общество пыталось
также добиться от Белого дома разрешения на проведение "Недели
распространения знаний о мерах безопасности при обращении со
стрелковым оружием", на которую годовщина как раз бы и пришлась.
Белый дом пока чинил им препоны, но Обществу именно благодаря этому
удалось загнать его в угол: "Мы просили Белый дом, мы умоляли его
поддержать в масштабах страны недельные мероприятия, которые
позволят внушить людям более ответственное отношение к оружию, и
чего мы добились? Ничего..." Кроме того, Стоктон Драм, которого
программа "Лицо нации" обвинила недавно в геноциде по отношению к
молодежи негритянских гетто, распорядился, чтобы каждый высокий
чиновник Общества один час в неделю отрабатывал в общественных
организациях, подвизающихся среди чернокожего юношества. Так что в
следующий раз, когда какой-нибудь либеральный ханжа обвинит Драма в
массовых убийствах, тот сможет поотрывать ему яйца. Большинство
подчиненных восприняло приказ начальства без особого энтузиазма, но
кое-кто продемонстрировал и высокую гражданскую сознательность.
Один, например, предложил создать в гетто бесплатные стрелковые
курсы. Если эта шпана, говорил он, собирается превратить улицы в
зону свободного огня, так уж лучше научить их стрелять пометче,
чтобы они не убивали ни в чем не повинных прохожих. Бобби Джей это
предложение отклонил.
     --  Самое грустное,  --  вздохнул он, прилаживая специальной конструкции
нож к крюку на протезе (им уже принесли еду),  --  что идея-то
неплохая.
     Подали кофе глясе. За едой Полли молчала. Ника все пуще томило
раскаяние за свое поведение. Пока он размышлял о том, как загладить
содеянное, Бобби Джей упомянул о статье в сегодняшней "Вашингтон
мун", и Полли с нарочитой небрежностью спросила:
     --  Ну, как там Шизер?
     -- Шизер?
     -- Хизер.
     -- Хорошо, -- сказал Ник.  --  Вроде бы. Не знаю. Пытается получить работу в
"Сан". Беседовала с Атертоном Блэром.
     --  С этой поганой задницей? Скорее всего, он-то и вытащил пьяное
зачатие на первую полосу. Он ведь у нас трезвенник.
     --  Непьющий газетчик,  --  вздохнул Бобби Джей.  --  Дожили!
     --  Мало того, он состоит в АА.
     --  Неужто? -- удивился Ник.
     --  По нашим сведениям. Таскается зачем-то в Рестон, а зачем  --  никто
не знает.
     -- Интересно,  --  произнес Ник.  --  Надо будет сказать Хизер. Полли
нахмурилась:
     --  Это еще для чего?
     --  Не знаю. Вдруг да пригодится. Может, ей удастся всучить ему
статью, восхваляющую АА, или еще что-нибудь.
     --  И лишний раз вывалять нас в грязи? Это конфиденциальная
информация. Как и все, что говорится за нашим столом.
     --  Да ладно, что ты так дергаешься? Я просто.
     --  Вознамерился передать своей цыпочке конфиденциальную информацию.
Вмешался Бобби Джей.
     --  Не думаю, что кто-то из нас способен и на секунду предположить,
будто сказанное за нашим столом может уйти дальше... ну хоть вот
этой сахарницы.
     --  Правильно,  --  сказал Ник.
     -- Правильно, -- сказала Полли. А Ник мирно прибавил:
     -- Вообще-то, я последние несколько недель с ней почти не
разговаривал. И без того было о чем подумать  --  восстановится ли
когда-нибудь чувствительность пальцев или понадобится ли
трансплантация печени.
     -- Если ты решил превратить ее в своего глашатая, выкинь все эти мысли
из головы и приступай прямо к делу, -- сказала Полли. И, посмотрев на
часы, добавила, что ей пора. В город съехались калифорнийские
виноделы -- они надеются протолкнуть через Конгресс постановление о
борьбе с филоксерой. Кроме того, у нее совещание с рекламной
службой: необходимо что-то противопоставить опасному мнению насчет
того, что только французские красные вина способны защитить человека
от сердечных заболеваний.
     Ник и Бобби Джей смотрели, как Полли уходит  --  на плече сумочка с
торчащей наружу антенной сотового телефона, каблучки щелкают об пол.
Юбка на Полли сегодня короче обычного, заметил Ник, соблазнительная
такая, плиссированная юбочка.
     -- Что с ней происходит?  --  спросил Ник у Бобби Джея.  --  По-моему, она
сегодня не в форме.
     -- Письмо от Гектора получила,  --  ответил Бобби Джей.  --  Он хочет начать
все за-ново. Только ей придется перебраться а Лагос.
     --  Ишь, умник! -- усмехнулся Ник. -- Ладно, тогда вопрос снимается.

     Вернувшись к себе, Ник только-только начал вникать в неотложные
бумаги, как в кабинет его вошел и плотно прикрыл за собою дверь
Гомес О'Нил.
     -- В чем дело?
     -- Не знаю,  --  хмуро ответил Гомес. Ник растерялся:
     --  Это что, новая буддийская притча?
     --  Побереги спину, малыш,  --  сказал Гомес и вышел.



Глава 14

Ник позвонил Капитану. Его ожидала неприятная новость: секретарша
Капитана сообщила, что тот в больнице. "Нет, ничего серьезного,  --
сказала секретарша,  --  мелкий ремонт". Вроде бы несколько поросячьих
сердечных клапанов, пересаженных другим людям, начали барахлить, и
Капитана решили обследовать на всякий случай. Голос у Капитана был
больной.
     --  Алло? Нет, черт побери, не хочу я прочищать кишечник. Я вам уже
четыре раза сказал, это не вашего ума дело. Алло? Ник, сынок!
Благослови Господь мою душу, как приятно тебя услышать. Что со мной?
Со мной все было отлично, пока меня не затащили в эту средневековую
камеру ужасов. Знаешь, в чем главная беда нашего здравоохранения? В
существовании больниц.
     Ник услышал, как медсестра -- судя по голосу, крупная немолодая
негритянка, полагающая, что ей принадлежит вся полнота власти,  --
потребовала, чтобы Капитан отложил разговор, пока они не закончат
дел поважнее. Капитан, как и всякий южанин, был перед нею бессилен.
Ей же было решительно наплевать на то, что он  --  Капитан, титан
индустрии, самый важный в Уинстон-Сейлеме человек.
     --  Я тебе сейчас перезвоню,  --  сказал Капитан.  --  Дай только управиться
с этой бабой.
     Перезвонил он минут через десять.
     -- Когда она получит новое назначение, в аду станет куда прохладней. -- И
Ник снова услышал голос сестры: "Пока вы не примете эту таблетку, я
отсюда не уйду".  --  Да принял я уже вашу чертову таблетку. Я тебя
видел вчера у Лэрри Кинга. Ты молодец, Ник. Превосходная работа.
Жаль, что малый, который тебя похитил, так и не позвонил.
     -- Скорее всего, он догадался, что ФБР записывает звонки. Капитан, я
потревожил вас по двум поводам  --  леди Бент и Лорн Латч.
     --  Да, -- сказал Капитан, -- пожирательница керосина и нематода. Последнее
обозначало червя, вредителя табачных растений. А первое содержало
намек на то, что бывшая премьер-министр Британии получила в полное
свое распоряжение Капитанов "Гольфстрим". Человек, владеющий
реактивным самолетом, всегда нарасхват.
     -- БР говорит, вы хотите, чтобы я ее натаскал?
     --  Верно. Ты молодой, красивый, жертва похищения. Тебя она послушает.
А меня слушать не станет, это могу точно сказать.
     --  Так, понял. Еще он сказал, будто вы хотите, чтобы я, когда поеду в
Калифорнию по киношным делам, дал Латчу взятку. Мне эта идея не
очень нравится.
     --  Это моя идея.
     -- По-моему, она может выйти нам боком.
     --  Всякий раз, включая телевизор, я вижу, как он каркает через это
его переговорное устройство, объясняя очередному сентиментальному
ведущему, что жить ему осталось два месяца и он хочет потратить
каждую из своих последних минут на то, чтобы отвратить нашу молодежь
от курения. Для человека, который и дышит-то с трудом, он лишком
много говорит. Нам было бы куда легче, если б он просто загнулся в
постели от курения, как те бедолаги, что с нами судились.
Некоторое время назад трое людей, заболевших раком легких и
судившихся из-за этого табачными кампаниями, ухитрились заснуть с
зажженными сигаретами и задохнуться.
     --  Не думаю, что он причиняет нам такой уж серьезный ущерб,  --  сказал
Ник.  --  Он просто спускает пар.
     -- Скажи это моему старшему вице-президенту по торговле. Три недели
назад Латч выступал у Донахью -- меня до сих пор мороз по коже дерет,
стоит вспомнить, как воровала эта парочка,  --  и продажа
"Перекати-Поля" упала на шесть процентов. Шесть процентов, Ник!
     -- Когда он умрет, все восстановится.
     --  Я бы не стал на это рассчитывать. Латч  --  перебежчик очень высокого
ранга.. Эти горлопаны намерены превратить его в мученика,  --  Капитан
понизил голос до шепота.  --  По сведениям Гомеса О'Нила, они
собираются учредить фонд. Фонд Лорна Латча. Построят ранчо для
детишек, больных...  --  он не смог заставить себя произнести это
слово.
     -- Раком?
     --  Меня от одной мысли об этом страх берет.
     --  Именно потому нам и нужна антитабачная кампания, адресованная
детям.
     --  Каждый раз, как я включаю телевизор и вижу человека, когда-то
делавшего для юс рекламу, я думаю: а что, если и у него рак?
Помнишь, как Дик Ван Дайк и Мэри Тай-лер Мор рекламировали "Кент" в
шестидесятых? Боже ты мой, а что, если и у нее рак? Представляешь?
Любимица всей Америки хрипит в шоу Донахью... Я хочу, чтобы ты
переговорил с ним, сынок. Тебя он послушает.
     --  С чего бы это?  --  спросил Ник.
     -- Латч знает, что, когда он поднял весь этот шум и мы надумали
отодрать ему седельную мозоль, именно ты нас отговорил. А тут еще
похищение. Ты вроде бы кровь пролил, пострадал. Он же ковбой, он с
уважением относится к подобным вещам. Да и сноб к тому же -- я ведь
хорошо его знаю,  --  а поскольку ты у нас теперь вон какая звезда, он
не устоит перед искушением познакомиться с тобой. Сделай это для
меня, сынок.
     Ник вздохнул:
     -- Хорошо, хотя, по правде сказать...
     --  Ну и прекрасно. Теперь торговаться нам с ним не с руки, поэтому
первое же наше предложение должно быть достаточно впечатляющим. Где
мои очки? Сперла-таки, чертова баба! А, вот они. Тут у меня справка
Гомеса О'Нила... Так, в прошлом небольшие проблемы с выпивкой, пара
драк в барах, ничего особенного, даже жену не бил. Деть бросил...
вступил в АА. Никто теперь больше не пьет, верно? Только и делают,
что пекутся о здоровье. Здоровье, здоровье, здоровье, трусцой,
трусцой, трусцой. Раньше жизнь была куда веселее. Я в прошлом году
ездил по делам в Калифорнию, так там приходишь на коктейль и ничего,
кроме разговоров об уровне холестерина, не слышишь. Да, последнее,
что мне интересно в человеке,  --  это какое у него соотношение
хорошего и плохого холестерина... Трое детей. Судя по справке,
особое преуспеяние им не грозит. Правда, есть еще пять внуков,
подростки. Двадцать пять тысяч на пять... -- Ник слушал, как Капитан
бормочет, производя вычисления,  --  ...множим на четыре, получается
пятьсот тысяч. Подкинем немного за его горести. Пусть будет миллион.
Налоги мы платим сами, все по-честному, просто, мило и законно. А
чек всегда можно выписать от имени Коалиции за здоровье... Хотя нет,
ни к чему, чтобы какой-нибудь репортер пронюхал о погашенном нами
чеке. Представляешь, какой поднимется шум? Обойдемся наличными. Да и
в любом случае ничто не производит такого драматического эффекта,
как толстая пачка прохладных, хрустящих банкнот. Когда я только еще
пришел в наш бизнес и занимался торговлей, я набивал саквояж пяти- и
десятидолларовыми бумажками и объезжал сельские
магазинчики,расплачивался с их владельцами, выставлявшими в витринах
наши сорта. Вот были времена! Да, стало быть, наличными, и деньги на
бочку.
     Ник сказал:
     -- Если позволите, я процитирую вам заголовок: "Умирающий
Перекати-Поле отвергает плату за молчание, предложенную табачным
лобби". Это из "Уолл-стрит джор-нэл". Таблоидный вариант будет
выглядеть примерно так: "Торговец смертью говорит Перекати-Полю:
заткнись и сдохни!"
     -- Мы ему не взятку даем,  --  с достоинством произнес Капитан,  --  ничего
подобного. Ангелы понесут тебя туда на своих крыльях, сынок. Это
чистой воды благотворительность.
     -- Но, Капитан...
     -- Именно так! Жест, исполненный высокой гуманности. Человек направо и
налево обзывает нас торговцами смертью, и чем мы ему отвечаем?
     -- Попыткой привлечения к суду за нарушение контракта.
     --  Это история давняя. Сейчас мы предлагаем помочь его внукам
закончить университет, чтобы им не пришлось, как их родителям,
работать на бензозаправках и в ночных магазинчиках. Да еще
прикидываем сверху пятьсот тысяч, как бы говоря: "Никаких обид". Мы
ему все равно что другую щеку подставляем. Я думаю, сам Христос
сказал бы нам: "Ребята, вы поступили как порядочные люди". Сколько я
помню, Иисус призывал нас возлюбить врагов наших. Но уж никак не
делать этих сволочей богачами.
     --  Вы хотите сказать, -- спросил Ник, -- что отдаете ему деньги просто...
просто так?
     --  Ну, а я тебе о чем толкую? Именно что просто так.
     -- И ему ничего не придется подписывать?
     -- Ничегошеньки.
     -- Никаких соглашений о молчании?
     -- Что с тобой, сынок? Родной язык перестал понимать? Конечно никаких.
Хотя, с другой стороны, ты можешь сказать ему, что мы были бы
благодарны, если б он сохранил наш жест втайне. Так сказать,
семейное дело. И прибавь еще, что, обратись он к нам, а не к прессе,
мы бы ему помогли. Табак сам о себе заботится.
     -- Ладно, -- с облегчением сказал Ник, -- тут я никаких сложностей не вижу.
Капитан, оказавшись на больничной койке наедине с мыслями о
собственной смерти, решил, по-видимому, примириться с врагами
своими.
     -- Насколько я понимаю,  --  сказал со смешком Капитан, -- сукин сын
проникнется к нам такой благодарностью, что поневоле заткнется. А
если нам повезет по-настоящему, то он, увидев такие деньги, просто
окочурится.
     Гэзел позвонила по внутренней связи -- пришли агенты ФБР. Агент Олман,
тот, что подружелюбней, пожал Нику руку. Агент Монмани, выглядевший
так, словно он сию минуту отобедал гвоздями с толченым стеклом,
просто кивнул.
     -- Вы их поймали?  --  спросил Ник.
     -- Кого? -- ответил агент Монмани.
     -- Похитителей. Кого же еще?
Монмани молча смотрел на него. Что это с ним? Ник взглянул на
Олмана, однако тот уже углубился в беглый, но доскональный осмотр
Никова кабинета. Странные манеры у этих господ.
     --  Я, может быть, чего-то не понимаю?  --  спросил Ник.
     -- Расследование продолжается, -- известил его Монмани.
     --  Хорошо,  --  сказал Ник,  --  чем могу быть полезен?
     --  Для чего? -- спросил Монмани. Прелестно, еще один буддист-головорез.
     --  Вы хотели о чем-то со мной поговорить?  --  спросил Ник.  --  Или просто
зашли проведать?
     Агент Олман разглядывал плакат с доктором, удостоверяющим
превосходные качества "Лаки страйк".
     -- Занятно,  --  хмыкнул он.
     --  Да,  --  сказал Ник.  --  В те времена работать нам было гораздо легче.
     --  Мой старик курил "Лаки".
     -- Вот как? -- откликнулся Ник.
     --  Угу,  --  подтвердил Олман тоном, заставившим Ника заподозрить, что
отец его долго и мучительно умирал от рака легких. Только
антитабачного изувера ему и не хватало.
     --  Он, м-м, служил...  --  Ник запнулся,  --  в полиции?
     -- Нет, владел гаражом. Сейчас на покое, во Флориде.
Известие, что папа Олман благополучно пребывает среди живых,
несколько успокоило Ника.
     --  Скорее всего, солнце доконает его раньше, чем сигареты,  --  сказал
Олман.
     -- А,  --  произнес Ник.
     --  Кто-нибудь еще вашим служебным телефоном пользуется?  --  спросил
агент Монмани.
     --  Моим телефоном? Да, конечно, то есть возможно.
     --  Конечно или возможно?
     --  Может быть. А что?
     -- Да так.
     Ник и Монмани смотрели один на другого. Следующий вопрос задал
Олман: