ния тоном произнес БР, -- ты столько всего
пережил. Мне кажется, тебе следует обратиться к врачу.
     --  Да,  --  согласился Ник,  --  я много чего пережил. И все из-за вас,
СУКИ ВЫ ПОДЗАБОРНЫЕ!!!
     БР и Дженнет испуганно дернулись.
     --  Прошу прощения,  --  сказал Ник,  --  Это у меня от переживаний. Ну
ладно, до встречи в тюрьме.
     Захлопывая за собой дверь, Ник испытывал еще больший душевный
подъем. У себя в кабинете он увидел Гэзел, с пришибленным видом
сидевшую за столом.
     --  Не горюй,  --  сказал Ник.  --  Наша берет.
     --  Ты еще не слышал?
     --  Что именно?
     --  Капитан умер сегодня утром.
     --  Чего я решительно не понимаю,  --  сказал Карлински,  --  так это почему
вы мне раньше этого не рассказали.
     --  Раньше я этого не знал. И не могли бы вы не прибегать больше к
этому обороту? Очень действует на нервы.
     --  Стало быть, вы считаете, что похищение организовал БР. Успехом оно
не увенчалось. Тогда они с Дженнет подставили вас, раздобыв ваши
отпечатки на коробочках, которые вы приняли в темноте за упаковки
презервативов, между тем как в действительности это были у паковки
от никотиновых пластырей.
     -- Именно так.
     --  Но доказательств у вас нет.
     --  Нет,  --  сказал Ник,  --  я не записываю на видео то, что происходит в
моей спальне.
     --  И в ночь перед смертью мистера Бойкина вы поделились с ним своими
соображениями.
     --  Да. Он собирался уволить БР и Дженнет, а после...
     --  Прошу вас, ничего не утаивайте. Это вам лишь повредит.
     --  Но он же умер. Какой смысл говорить теперь, что он собирался
сделать?
     --  Смысл есть во всем.
     --  Он попросил меня подумать о том, чтобы принять вину на себя и тем
самым избавить индустрию от позора. Предложил очень щедрую
компенсацию. Я решил не делать этого, драться до конца. Но тут он
умер.
     --  Ваш разговор записывался?
     -- Нет.
     --  Очень жаль. В качестве доказательства суд этой записи, конечно, не
принял бы, но мы могли б передать ее прессе. Поднялся бы шум, сильно
затрудняющий подбор присяжных. В итоге мы получили бы тех, что
поглупее. Вы, наверное, уже поняли, что я предпочитаю глупых
присяжных. Чем глупее, тем лучше. Так, теперь относительно
пред-положения мистера Бойкина о причастности БР к кончинам людей,
судившихся с табачной индустрией. Вот это уже попахивает большими
неприятностями.
     --  Правильно.
     --  С другой стороны, доказательств опять-таки никаких.
     --  Значит, нам придется расследовать обстоятельства их смерти,  --
сказал Ник.  --  Дадим информацию прессе, начнем шарить по кустам,
рыться в каждом дупле. Что-нибудь да обнаружится. Весело будет.
Ник возбужденно потер руки.
     --  Возможно. Но прежде чем тыкать обвиняющим перстом в больших людей,
необходимо продумать возможные последствия. Это очень рискованная
стратегия. Потому что, если мы ничего не найдем, а просто будем
плясать на могилах, крича о заговорах, в которые Оливер Стоун и тот
не поверит, мы кончим тем, что до смерти обозлим всех и вся, и
особенно судью, и вы получите срок даже больше максимального. Когда
дойдет до вынесения приговора, судья может решить, что вам следует
отсиживать по каждому пункту обвинения отдельно, а не одновременно
по всем. Кроме того, он может отправить вас в тюрьму особо строгого
режима. Не уверен, что вам в ней понравится. Но, разумеется, решение
за вами. Лично я люблю хорошую грызню в зале суда. Однако на кону
стоит, так сказать, ваша задница, а не моя.
     Ник еще размышлял о сказанном, явственно слыша, как за ним
захлопываются, одна за другой, стальные двери, когда из динамика
донесся голос секретарши Стива Карлински.
     --  Звонит мистер Рорабачер из Академии табачных исследований.
Говорит, очень срочно. Я сказала, что вы заняты с клиентом.
     --  Пожалуй, стоит послушать,  --  сказал Нику Карлински и снял трубку.
     --  Да. Да. Да, здесь. Понимаю. Он уже знает? Понятно,  --  Карлински
взглянул на Ника и приподнял дугою брови.  --  Да. Все? Ну, в общем,
да. Справимся. Разумеется. У нас крупная фирма. Понятно. Я
переговорю с партнерами и в конце дня дам вам ответ.
Карлински положил трубку. Откашлялся.
     --  Боюсь, ситуация несколько усложнилась. Мне сообщили, что вы больше
не работаете в Академии табачных исследований.
Обычное дело в Вашингтоне  --  о том, что тебя уволили, ты узнаешь со
стороны. Как правило, из новостей Си-эн-эн или от репортера, который
звонит в надежде услышать подтверждение, что, пока тебя носило в
химчистку, на дверях твоего кабинета поменяли замки. Ник не
удивился, тем более что он уже получил от БР выдержанный в ледяных
тонах меморандум, извещавший о нежелательности его присутствия на
похоронах Капитана.
     --  Да и черт с ним. Мы его еще прижмем. Карлински выпятил губы и
собрал чело в складки.
     --  Это может оказаться весьма затруднительным.
     --  Я знаю, вы стоите дорого. Но я уверен, мы сумеем что-нибудь
придумать. Будете, пока я жив, получать часть моих заработков.
     --  Дело не в этом. Дело в столкновении интересов.
     --  Это каких же?
     --  Я не вправе защищать одного клиента, действуя во вред другому.
     --  Да какому "другому"?
     --  Наша фирма только что получила предложение стать юрисконсультом
Академии табачных исследований.
     --  "Только что" означает "минуту назад"?
     --  Да. Такой клиент, как Академия, позволил бы значительно расширить
нашу практику. Одни иски курильщиков чего стоят. Хотя зачем мне
вам-то об этом рассказывать?
     --  Да уж,  --  сказал Ник,  --  мне рассказывать не надо.
     --  Если бы решение зависело только от меня, это было бы одно дело. Но
я скован фидуциарными обязательствами и должен сообщить об этом
предложении моим партнерам. Впрочем, как знать? Может быть, они
ответят отказом.
     --  Чего я решительно не понимаю,  --  сказал Ник,  --  так это почему вы не
сказали мне раньше, что вы такое говно?
     --  Я думал, вы в курсе,  --  ответил Карлински.
Ник вышел из лифта в приемную Академии. Его поджидал Карлтон.
     --  Ники,  --  покраснев, сказал Карлтон,  --  можно тебя на два слова?
     --  Конечно,  --  ответил Ник.  --  Давай поговорим в моем кабинете.
     -- Я... я, собственно, об этом и хотел,  --  промямлил, почему-то
шепотом, Карлтон.  --  БР сказал... а, черт! Ники, я чувствую себя
последним дерьмом...
     --  Мне кажется, Карлтон, в последние дни мы все себя именно так и
чувствуем.
     --  Точно. Хочешь, я привезу твои вещи прямо к тебе на квартиру  --
или?..
     --  Это будет неплохо. Могу я попрощаться с сотрудниками? Или у нас
теперь сталинский режим и мне надлежит сгинуть бесследно? Карлтон
покраснел еще гуще.
     --  Моя бы воля...
Мимо них, цокая каблучками, прошествовала Дженнет, чрезвычайно
элегантная в новом замшевом костюме.
     --  Ник!  --  она улыбнулась.  --  Уже уходишь? И перевела взгляд на
Карлтона:
     -- Я же тебе сказала, мне нужны бюджетные показатели, и поскорее.
Дженнет развернулась и удалилась в сторону кабинета БР.
     --  Наш новый исполнительный вице-президент, -- сказал Карлтон.  --  Вот же
гребенный геморрой, а?

     ТАБАЧНОЕ ЛОББИ ИЗГОНЯЕТ НИКА НЕЙЛОРА
     Рорабачер заявил, что он "шокирован" доказательствами,
предъявленными ФБР
     Хизер Холлуэй, корреспондент "Мун"

     "Торговцы смертью" встречались теперь не у Берта, а в темном углу
расположенного в виргинском пригороде ресторанчика "Сербский князь".
Они решили, что так будет безопаснее  --  число желающих посещать
сербские рестораны в последнее время изрядно подсократилось. По
правде сказать, тут было так пусто, что оставалось только гадать,
каким образом ресторан все еще ухитряется держаться на плаву. Бобби
Джей заявил, что он наверняка является крышей сербских торговцев
оружием. Как бы там ни было, для "Торговцев смертью" это было самое
подходящее место, и по двум причинам. Во-первых, журналисты вряд ли
стали бы искать их здесь. Во-вторых, то же самое можно было сказать
и о мусульманах. ФБР, желая отомстить Нику за его бегство в такси,
похоже, убедило Акмаля, что Ник не кто иной, как агент-провокатор,
работающий на израильтян, и сообщило ему телефон и адрес Ника,
девичью фамилию его матери, в общем, все. Теперь та небольшая часть
магнитной ленты автоответчика Ника, какая оставалась незанятой
звонками репортеров, заполнялась оскорблениями и угрозами неведомых
личностей, говоривших с разнообразными ближневосточными акцентами.
     --  Они аннулировали мою медицинскую страховку,  --  сказал Ник в чашку
черного кофе.  --  Известно ли вам, как трудно получить медицинскую
страховку человеку, последним местом работы которого была Академия
табачных исследований?
     --  На что тебе медицинская страховка, если ты будешь сидеть в
федеральной тюрьме?  --  спросила Полли. Полли, тоже скрывавшаяся от
репортеров, ходила теперь в элегантном платье, темных очках и
платочке. Этакая помесь Жаклин О. с Россией-матушкой. В ресторане
было темно, и Полли, очков так и не снявшая, то и дело сшибала
что-нибудь со стола.
     --  Действительно,  --  сказал, помешивая крюком кофе, Бобби Джей.  --  В
тюрьмах свои врачи. Естественно, очень опытные, все до одного из
медицинских школ "Лиги плюща".
     --  А другой темы для разговора у нас не найдется?  --  хмуро
поинтересовался Ник.
     --  Ну брось, я уверена, до этого не дойдет,  --  сказала Полли, погладив
его по руке.
     --  Вот и все остальные говорят примерно то же. Мне-де может еще
повезти, и я проведу ближайшие десять лет на переделанной под тюрьму
военной базе в пустыне. Очень утешительная мысль.
     --  Все лучше, чем "Лортон",  --  всхрапнул Бобби Джей.
"Лортоном" называлась тюрьма в Виргинии, в которую из округа
Колумбия сплавляли излишки закоренелых рецидивистов. Репутация у нее
была весьма скверная  --  особенно туго приходилось там белым.
     -- Да никто тебя в "Лортон" не пошлет,  --  сказал Ник, раздраженный
попыткой Бобби сравняться с ним.  --  Ты ветеран Вьетнама, инвалид, это
твой первый срок. Получишь шесть месяцев условно. Так что, ради
бога, не надо пересказывать мне своими словами "Балладу Редингской
тюрьмы".
     --  Да? А почему же мои. адвокаты твердят, что у обвинения руки
чешутся упрятать меня за решетку? Во-первых, я белый, во-вторых,
работаю на самое ненавидимое лобби Америки...
     --  Ах, неужели? Оружейное лобби  --  самое ненавидимое в Америке? Мне
что же, каждый день напоминать тебе, что я несу личную
ответственность за гибель более полумиллиона людей в год, между тем
как на твоей совести от силы тридцать тысяч...
     --  О господи,  --  вздохнула Полли.
     --  Простите,  --  сказал Ник.  -- Я нынче не в своей тарелке.
     --  Странно, с чего бы это?  --  откликнулась Полли.
     --  Завтра похороны Капитана. Мне совершенно ясно дали понять, что мое
присутствие на них нежелательно. И угадайте, кто будет произносить
надгробное слово?  --  Ник покачал головой.  --  БР.
Ощущая, как под накладным носом и фальшивой бородой скапливается
пот, Ник думал о том, что Капитан правильно поступил, завещав
похоронить себя в Ревущем ущелье. Все-таки здесь не такая адская
жара, как в Уинстон-Сейлеме. В битком набитой баптистской церкви
было не продохнуть. Резиновый нос Ника грозил в любую минуту
отвалиться. Сидевшая рядом с ним тощая старуха уже начала странно на
него поглядывать.
     В задних рядах теснились репортеры, кое-кто даже из национальной
прессы. Кончина Капитана в самый разгар связанного с похищением
скандала истолковывалась как "конец эпохи". "ЧТО ТЕБЯ ЖДЕТ, ТАБАК?"
БР только что взгромоздился на кафедру.
     --  Доук Бойкин,  --  начал он,  --  вошел в мир табака как гигант. Да он и
был гигантом. Он был человеком, готовым отдать ближнему последнюю
рубаху. Он был, если говорить правду, солью земли.
Боже ты мой, кто состряпал для него эти помои? (Дженнет.) Мало того
что последние годы Капитана были омрачены клеветой, мало того что в
сердце ему вшили кусок свинины, так еще и над прахом его
словоблудствует Иуда, питающий сердечное пристрастие к штампам.
Капитан, пусть он и был массовым убийцей, все же заслуживал лучшего.
     --  Он был человеком, верившим в Конституцию Соединенных Штатов,
особенно в ту ее часть, где говорится о неотъемлемом праве людей на
стремление к счастью. Вообще-то, об этом говорится в Декларации
независимости, ну да ладно...
     --  Я думаю, все, кто собрался здесь, согласятся со мною, что в наши
дни требуется немалая отвага, чтобы противостоять политической
корректности и ханжеству, противостоять тем, кто норовит уничтожить
совершенно законный продукт, производимый Америкой.
Молодец, и себя похвалил, даже не без ловкости. Одобрительный гомон.
     -- И Капитан обладал этой отвагой в высшей степени. Я знаю также  --
многие из вас согласятся с тем, что недавние события, разыгравшиеся
на нашем с вами заднем дворе, глубоко опечалили бы Капитана. Если и
есть нечто, способное послужить нам утешением перед лицом его
безвременной кончины, так это то, что ему не придется сносить
огнепращи и стрелы злой судьбы, обрушенные на наш с вами дом его
запутавшимся, чрезмерно честолюбивым и, возможно, душевнобольным
протеже.
     На передних скамьях восседал табачный истеблишмент в полном составе,
главы Большой Шестерки, ставшие теперь, когда БР завершил свое
восхождение из мира торговых автоматов, равными ему по положению.
Вот он и норовит отгородиться от Ника высоким забором, изобразив его
сотворенным Капитаном чудищем на манер Франкенштейна.
     --  Ч-ш-ш! Ч-ш-ш!
     Старуха, сидевшая рядом, прошипела:
     --  Вы не могли бы не бормотать? И что происходит с вашим носом?
Капитан был кремирован  --  отважный выбор, думал Ник, особенно для
табачника: пресса еще повеселится на этот счет. Пепел его предстояло
развеять над озером, с которого он так часто звонил Нику по
сотовому, тратя на эти звонки немалые тыщи.
     На берегу озера собралась изрядная толпа, но Нику, благодаря его
росту, все было видно и из задних рядов. Семья Капитана стояла на
деревянном причале: жена, Мэйлин, и семь дочерей  --  Энди, Томми,
Бобби, Крис, Донни, Скотти и Дейв, все в шляпах, все с кружевными
платочками у глаз. Пепел Капитана помещался-в большой серебряной
шкатулке, изображавшей сигаретную пачку,  --  хороший штрих.
На берегу озера собралась изрядная толпа, но Нику, благодаря его
росту, все было видно и из задних рядов. Семья Капитана стояла на
деревянном причале: жена, Мэйлин, и семь дочерей  --  Энди, Томми,
Бобби, Крис, Донни, Скотти и Дейв, все в шляпах, все с кружевными
платочками у глаз. Пепел Капитана помещался-в большой серебряной
шкатулке, изображавшей сигаретную пачку,  --  хороший штрих.
     --  Аминь,  --  подтвердила толпа.
     --  Теперь же,  --  продолжал священник,  --  мы предадим пепел глубинам...
Стоявший рядом с Ником мужчина сказал, обращаясь к жене:
     --  Здесь и глубины-то всего фута четыре.
     --  Тихо ты,  --  сказала жена.
     --  ...в коих будет лежать он в надежде на воскрешение вечное...
Пока священник говорил, сигаретная шкатулка с пеплом Капитана
переходила из рук одной его дочери в руки другой. Каждая, зачерпнув
чайную ложку папиного праха, опрокидывала ее над озером и передавала
следующей по порядку. Все это выглядело очень трогательно.
Чья-то рука цепко взяла Ника за бицепс. Он обернулся и увидел
помощника шерифа, молодого, мясистого, с выглядывающей из кобуры
рукояткой здоровенного полуавтоматического пистолета. За спиной его
маячила, тыча в Ника пальцем, все та же тощая старуха.
     --  Вы Ник Нейлор?
     --  Э-э...
     --  Сэр, мы получили из ФБР просьбу задержать вас. Будьте добры,
пройдите со мной.  --  И он потянул Ника за руку.
Вот я и влип, подумал Ник. "ОПАЛЬНЫЙ ПРОТЕЖЕ АРЕСТОВАН НА ПОХОРОНАХ
СВОЕГО БЛАГОДЕТЕЛЯ. К СПИСКУ ОБВИНЕНИЙ ДОБАВЛЕНО НОВОЕ: НАРУШЕНИЕ
УСЛОВИЙ ОСВОБОЖДЕНИЯ ПОД ЗАЛОГ".
     Он тащился за полицейским, предвкушая ставший привычным стальной
щелчок наручников на запястьях.
     Внезапно рядом возник еще один человек.
     --  Офицер,  --  произнес он начальственным тоном и помахал бляхой.  --  Я
из управления ФБР в Роли. Хорошая работа, помощник. Дальше я его
повезу.
     Помощник шерифа разулыбался и выпустил руку Ника, передав его в лапы
Гомеса О'Нила.



Глава 27

     Гомес произвел все положенные в таких случаях манипуляции, вплоть до
надевания наручников, чего, по мнению Ника, на глазах у всех
скорбящих можно было и не делать. Он даже положил Нику ладонь на
затылок, когда заталкивал его на заднее сиденье машины, совсем как
настоящий коп.
     --  Я так и думал, что ты выкинешь глупость и появишься на похоронах,
     --  сказал Гомес,  --  вот и прихватил с собой бляху из моей коллекции.
Чего это ради ты вторично нарушил правила освобождения под залог?
     --  Да вот, понимаешь, полюбил я Северную Каролину. Наручники-то,
может, снимешь? Ты слишком туго их затянул. Кровь не проходит.
     --  Это я еще подумаю, снимать их или оставить.
Странный все-таки у Гомеса юмор.
     Около часа они, почти не переговариваясь, ехали в направлении,
противоположном Роли, затем поворотили на проселки и в конце концов
остановились у придорожной забегаловки под названием "Лужа". Меню
здесь исчерпывалось жареной зубаткой и чаем со льдом. Зубатку
подавали на обрывке газеты, а чай  --  в стеклянных банках с притертой
крышкой.
     --  Капитан говорил мне, что у него есть в Академии свой человек,  --
сказал Ник.  --  Я так и думал, что это ты.  --  Наш новый председатель,  --
последнее слово Гомес, вытиравший о газету жирные пальцы, произнес с
отвращением,  --  похоже, тоже успел додуматься до этого. А может, и с
самого начала знал. Потому, вероятно, у нас с ним и испортились
отношения.
     --  Я виделся с Капитаном в его последний вечер.
     --  Знаю. Он позвонил мне утром, в 11.45. А умер в 12.05. Я еще сказал
ему, что голос у него больной,  --  Гомес отхлебнул чаю и погремел
льдом в банке.  --  Он просил присмотреть за тобой, если что случится.
Вот оно и случилось.
     Ник склонился к нему над газетой.
     --  Он ничего не говорил тебе о БР и скончавшихся истцах? Гомес отвел
взгляд к окну.
     --  А тут неплохо,  --  взгляд вернулся к лицу Ника.  --  Ты мне нравишься,
малыш. У тебя есть сердце. Но если ты когда-нибудь, кому-нибудь  --
адвокату, прокурору, судье, твоим приятелям "Торговцам смертью",
даже сыну  --  скажешь, что услышал об этом от меня, тогда уже у нас с
тобой испортятся отношения, что бы я там ни пообещал Капитану. Так
что, будем петь по одним нотам?
     --  Договорились,  --  сказал Ник.
     --  Ладно, тогда давай посмотрим, что у нас есть. После того как
умерла, задохнувшись в дыму, миссис Каппозалло, третья, если
помнишь, из упокоившихся раковых больных, которые с нами судились,
мне начало казаться, что все эти смерти скроены на один манер. И я
провел частное расследование. Не спрашивай, как и с чьей помощью.
Важно одно: БР, как я выяснил, воспользовался своими связями времен
автоматической торговли и сколотил небольшую ударную группу.
     --  Группу?
     --  Этакий отряд целевого назначения, занимавшийся нашими истцами.
     --  Что-то вроде эскадрона смерти?
     --  Капитан, видишь ли, пообещал ему награду, четверть миллиона, за
каждое дело, которое не дойдет до суда. Разумеется, он не думал, что
БР станет убивать этих людей. Он просто давал ему финансовый стимул,
чтобы БР как следует насел на адвокатов, работавших по делам, о
которых вся табачная индустрия уже слышать спокойно не могла. Так
вот, БР, получивший воспитание в мире торговых автоматов  --  а там о
маркизе Куинс-берри и слыхом не слыхивали,  --  решил управиться с
истцами на свой манер. Никто даже ахнуть не успел, как они начали
один за другим загибаться от удушья, засыпая и роняя сигареты в
постель,  --  Гомес пожал плечами. -- Надо отдать ему должное. Во всем
этом есть своего рода высшая справедливость. Да