, если б
задрал цену на билеты.
   - Кто такой Силверс?
   - Майрон Силверс. Один из Директоров.
   Мы добрались до скучной части.
   - Я могу повозить тебя по городу, - предложил МакИнтош.
   - Не стоит. Я и пешком могу.
   - Как насчет пообедать? Контора платит.
   - Бутерброда достаточно. Я не голоден.
   Я прикинул, что если выманить его наружу, то смогу его бросить, когда
поедим. Не то, чтобы он нехорош - просто большинство людей меня не
интересует.
   Мы нашли место в 3 или 4 кварталах. Ванкувер - очень чистенький
городок, и у людей нет во внешности жсткости большого города. Ресторан мне
понравился. Но когда я заглянул в меню, то заметил, что цены там процентов
на 40 выше, чем в моем районе Л.А. Я съел бутерброд с ростбифом и выпил
еще одно пиво.
   Хорошо оторваться от Штатов. Настоящая разница. Женщины выглядят лучше,
вс ощущается спокойнее, менее фальшиво. Я доел бутерброд, затем МакИнтош
отвез меня назад в гостиницу. Я расстался с ним у машины и поднялся на
лифте к себе. Принял душ, одеваться не стал. Стоял у окна и смотрел вниз,
на воду. Завтра вечером вс окончится, я получу их деньги и к полудню снова
окажусь в воздухе. Жалко. Я выпил еще 3 или 4 бутылки пива, затем лег в
постель и уснул.
   Они привезли меня на чтения на час раньше. Там стоял и пел молоденький
пацанчик. Пока он пел, публика, не переставая, разговаривала.
   Звякали бутылки; хохот; хорошая пьяная толпа; как раз мой народ. За
сценой мы выпили - МакИнтош, Силверс, я и парочка еще кого-то.
   - Ты - первый мужчина-поэт, который к нам попадает за последнее время,
- сказал Силверс.
   - То есть как это?
   - Я имею в виду, что у нас была длинная череда одних педаков.
   Это перемена к лучшему.
   - Спасибо.
   Я в самом деле им прочел. К концу я был пьян, они - тоже. Мы
пререкались, мы немного огрызались друг на друга, но, в основном, вс было
нормально. Мне вручили чек еще до начала, и это немного способствовало
манере чтения.
   После этого в большом доме устроили пьянку. Через час или два я
обнаружил себя между двух женщин. Одна блондинка, будто выточенная из
слоновой кости, с прекрасными глазами и красивым телом. Она пришла туда со
своим приятелем.
   - Чинаски, - сказала она через некоторое время, - я иду с вами.
   - Минуточку, - ответил я, - а как же ваш приятель?
   - На фиг, - сказала она, - да он - никто! Я иду с вами!
   Я посмотрел на мальчонку. В глазах у него стояли слезы. Он весь дрожал.
Влюблен, бедолага.
   У девушки по другую сторону волосы были темные. Тело такое же хорошее,
но в смысле лицевой привлекательности уступала.
   - Пойдемте со мной, - сказала она.
   - Что?
   - Я сказала, возьмите меня с собой.
   - Минутку.
   Я снова повернулся к блондинке.
   - Послушайте, вы прекрасны, но я с вами пойти не могу. Мне не хочется
делать больно вашему другу.
   - Да пошел он на хуй, этот сукин сын! Он говно.
   Темноволосая девушка тянула меня за руку:
   - Сейчас же берите меня с собой, а не то я ухожу.
   - Ладно, - ответил я, - пошли.
   Я нашел МакИнтоша. Не похоже, чтобы он чем-то был занят.
   Наверное, не любил вечеринок.
   - Давай, Мак, отвези нас обратно в гостиницу.
   Принесли еще пива. Темноволосая сказала, что ее зовут Айрис Дуарте.
Наполовину индианка и работала танцовщицей живота, как она выразилась. Она
встала и потрясла им. Смотрелось недурно.
   - Чтобы достичь полного эффекта, на самом деле тебе костюм нужен, -
сказала она.
   - Мне? Не нужен.
   - Я имею в виду, что мне нужен, чтобы хорошо выглядеть, понимаешь.
   Она и походила на индианку. Нос и рот индейские. Ей можно было дать
года 23, темно-карие глаза, говорила тихо - и это великолепное тело. Она
прочла 3 или 4 моих книжки. Отлично.
   Мы выпивали еще с часик, затем отправились в постель. Я повыедал ее, но
когда оседлал, то лишь двигал и двигал, безо всякого результата. Очень
жаль.
   Утром я почистил зубы, поплескал на физиономию холодной водой и
вернулся в постель. Начал заигрывать с ее пиздой. Она увлажнилась - я
тоже. Я влез. Вкрутил его, думая обо всем этом теле, обо всем этом хорошем
молодом теле.
   Она приняла вс, что я мог ей дать. Этот раз оказался хорошим. Этот раз
оказался очень хорошим. После Айрис отправилась в ванную.
   Я вытянулся на спине, думая о том, как вс хорошо вышло.
   Айрис вернулась и снова забралась в постель. Мы не разговаривали.
Прошел час.
   Потом мы сделали вс заново.
   Мы почистились и оделись. Она дала мне свой адрес и телефон, я оставил
свои. Я ей, кажется, действительно понравился. МакИнтош постучался минут
через 15. Мы подбросили Айрис до перекрестка рядом с ее работой. На самом
деле выяснилось, что она работает официанткой; танец живота был амбицией.
Я поцеловал ее на прощанье. Она вышла из машины. Обернулась и помахала,
потом ушла прочь. Я наблюдал за этим телом, пока оно уходило от меня.
   - Чинаски снова набирает очки, - сказал МакИнтош по пути в аэропорт.
   - Не бери ничего в голову, - ответил я.
   - Да мне самому тоже повезло, - сказал он.
   - Да?
   - Да. Мне досталась твоя блондинка.
   - Что?
   - Да, - засмеялся он, - правда.
   - Вези меня в аэропорт, скотина!
   Я уже три дня как торчал в Лос-Анжелесе. На тот вечер у меня было
назначено свидание с Деброй. Зазвонил телефон.
   - Хэнк, это Айрис!
   - О, Айрис, вот так сюрприз! Ну, как оно?
   - Хэнк, я лечу в Л.А. Я еду повидаться с тобой!
   - Клево! Когда?
   - Вылечу в среду, перед Днем Благодарения.
   - Благодарения?
   - И смогу остаться до следующего понедельника!
   - Ладно.
   - У тебя ручка есть? Записывай номер рейса.
   В тот вечер мы с Деброй ужинали в приятном местечке на самом берегу
моря. Столики не теснились друг к другу, и особенностью кухни там были
морепродукты. Мы заказали бутылку белого вина и стали ждать еду. Дебра
выглядела лучше, чем в последнее время, но сказала, что работа начала ее
грузить. Она собиралась нанять еще одну девушку. А трудно найти
кого-нибудь добросовестного.
   Люди такие неспособные.
   - Да, - сказал я.
   - Ты слышал что-нибудь от Сары?
   - Я ей звонил. У нас произошла небольшая размолвка. Я ее как бы залатал.
   - А ты виделся с ней после из Канады?
   - Нет.
   - Я заказала 25-фунтовую индюшку на Благодарение. Сможешь ее разрезать?
   - Конечно.
   - Только не пей сегодня слишком. Ты же знаешь, что бывает, когда много
выпьешь. Ты становишься мокрой лапшой.
   - Ладно.
   Дебра нагнулась и тронула меня за руку:
   - Моя милая дорогая старая мокрая лапшичка!
   Я прихватил только одну бутылку вина на после ужина. Мы выпили ее
медленно, сидя в постели и смотря ее гигантский телевизор. Первая
программа была паршивой. Вторая - получше. Про полового извращенца и
недоразвитого деревенского мальчика. Голову извращенца сумасшедший врач
пересадил на туловище мальчика, и туловище сбежало с двумя головами и так
бегало по всей округе, творя всевозможные ужасные гадости. Настроение у
меня поднялось.
   После бутылки вина и двуглавого мальчика я оседлал Дебру, и для
разнообразия мне немного повезло. Я пустил ее в долгий таранящий галоп,
полный неожиданных вариаций и изобретательности, прежде, чем, наконец,
выстрелил внутрь.
   Утром Дебра попросила меня остаться и подождать ее с работы. Она
обещала приготовить хороший обед.
   - Ладно, - согласился я.
   Я попытался поспать после того, как она ушла, но не смог. Мне не давал
покоя День Благодарения - как же сказать ей, что я не смогу с нею быть.
   Это меня и беспокоило. Я встал и походил по комнатам. Принял ванну.
Ничего не помогало. Может, Айрис передумает, может, ее самолет разобьется.
Я мог бы тогда позвонить Дебре утром Благодарения и сказать, что все-таки
приду.
   Я ходил, и мне становилось все хуже и хуже. Может быть, потому, что
остался у нее, а не поехал домой. Как будто агония затягивается. Ну что же
я за говно? Что-что, а играть в мерзкие, нереальные игры я умею. Какие у
меня мотивы? Я что - свожу за что-то счеты? Разве могу я по-прежнему
твердить себе, что тут все дело просто в исследованиях, в обычных штудиях
фемины? Я просто позволяю всяким вещам происходить, даже не думая о них. Я
не считаюсь ни с чем, кроме своих эгоистичных, дешевых удовольствий. Я -
как избалованный старшеклассник. Да я хуже любой бляди; блядь только
забирает твои денежки и больше ничего. Я же забавляюсь с жизнями и душами,
как будто они - мои игрушки.
   Как могу я называть себя человеком? Как могу писать стихи? Из чего я
состою? Я - подзаборный де Сад, только без его интеллекта. Убийца прямее и
честнее меня. Или насильник. Мне ведь не хочется, чтобы с моей душой
играли, насмехались над ней, ссали на нее; уж в этом-то я разбираюсь, во
всяком случае. Я в самом деле никуда не годен. Я чувствовал это,
расхаживая взад-вперед по ковру.
   Ни-ку-да. Самое худшее - что я схожу именно за того, кем не являюсь: за
хорошего человека. Я способен проникать в жизни других, потому что они мне
доверяют. Я делаю свою грязную работу по-легкому. Я пишу Любовную Историю
Гиены.
   Я стоял в центре комнаты, удивляясь своим мыслям. Вдруг я очутился на
краю постели - сидел и плакал. Проведя пальцами по лицу, я обнаружил
слезы. Мозги закрутило в воронку, однако я был в здравом уме. Я не мог
понять, что со мною происходит.
   Я снял трубку и набрал номер здорового ресторана Сары.
   - Ты занята? - спросил я.
   - Нет, только что открылась. С тобой все в порядке? У тебя голос
странный.
   - Я на дне.
   - В чем дело?
   - Ну, я сказал Дебре, что проведу с нею День Благодарения. Она на это
надеется. Но тут кое-что произошло.
   - Что?
   - Ну, я тебе раньше не говорил. У нас с тобой секса еще не было, сама
знаешь. Секс все меняет.
   - Что случилось?
   - Я познакомился с танцовщицей живота в Канаде.
   - Правда? И ты влюбился?
   - Нет, я не влюбился.
   - Обожди, у меня клиент. Можешь подождать?
   - Могу....
   Я сидел, прижимая трубку к уху. По-прежнему голышом. Я бросил взгляд на
свой пенис: ах ты грязный сукин сын! Знаешь ли ты, сколько боли сердечной
ты причиняешь своим тупым голодом?
   Я сидел пять минут с телефоном возле уха. Звонок был платный. По
крайней мере, платить по счету придется Дебре.
   - Я вернулась, - сказала Сара. - Продолжай.
   - Ну, я ведь тебе уже сказал, что пообещал Дебре провести Благодарение
с ней....
   - Мне ты тоже обещал, - сказала Сара.
   - Правда?
   - Ну, ты был пьян, правда. Ты сказал, что, как и любой другой
американец, не любишь отмечать праздники в одиночестве. Ты поцеловал меня
и спросил, не сможем ли мы провести Благодарение вместе.
   - Прости меня, я не помню....
   - Все в порядке. Не клади трубку... тут еще один клиент....
   Я отложил телефон, вышел и налил себе выпить. Возвращаясь в спальню, я
заметил в зеркале свой отвислый живот. Уродливо, непристойно. И почему
только бабы меня терпят?
   Я прижимал к уху трубку одной рукой, а другой пил вино. Сара вернулась.
   - Хорошо. Давай дальше.
   - Ладно, получилось вот так. Эта танцовщица мне как-то вечером
позвонила. Только она, на самом деле, не танцовщица, она официантка. Она
сказала, что вылетает в Л.А. провести со мной День Благодарения. У нее был
такой счастливый голос.
   - Надо было ей сказать, что ты уже пообещал.
   - Я не сказал....
   - Кишок не хватило.
   - У Айрис такое славное тело....
   - В жизни есть и другие вещи, кроме славных тел.
   - Как бы то ни было, теперь мне предстоит сказать Дебре, что я не смогу
провести Благодарение с ней, а я не знаю, как.
   - Ты сейчас где?
   - В постели у Дебры.
   - А Дебра где?
   - На работе. - Я не сдержался и всхлипнул.
   - Ты толстожопый плакса и больше никто.
   - Я знаю. Но я должен ей сказать. Я с ума от этого сойду.
   - Сам вляпался. Теперь сам и вылазь.
   - Я думал, ты мне поможешь, я думал, ты, может, подскажешь, что делать.
   - Ты хочешь, чтобы я тебе пеленки меняла? Хочешь, чтобы я ей за тебя
позвонила?
   - Нет, вс в порядке. Я взрослый мужик. Я сам ей позвоню. Я позвоню ей
сейчас же. Я скажу ей всю правду. Я покончу со всей этой ебаторией!
   - Это хорошо. Дашь мне знать, как вс пройдет.
   - Это вс мое детство виновато, понимаешь. Я никогда не знал, что такое
любовь....
   - Перезвони мне попозже.
   Сара повесила трубку.
   Я налил себе еще вина. Я не понимал, что могло произойти с моей жизнью.
Я утратил свою изощренность, утратил свою суетную светскость, утратил свою
жсткую защитную скорлупу. Потерял чувство юмора перед проблемами других
людей. Мне хотелось вс это получить обратно. Я хотел, чтобы вс ко мне
приходило легко. Но почему-то знал, что оно не вернется, по крайней мере -
сразу. Я был обречен и дальше чувствовать себя виноватым и незащищенным.
   Я пытался убедить себя, что чувство вины - просто своего рода
заболевание. Что именно люди без вины добиваются в жизни прогресса. Люди,
способные лгать, обманывать, люди, всегда знающие, как срезать угол.
Кортез.
   Он-то хуем груши не околачивал. И Винс Ломбарди - тоже. Но сколько бы я
об этом ни думал, мне по-прежнему было плохо. Я решил, что с меня
довольно. Готов.
   Кабинка исповедника. Снова стану католиком. Начать, покончить с этим,
как отрубить, а потом ждать прощения. Я вылакал вино и набрал рабочий
номер Дебры.
   Ответила Тесси.
   - Привет, крошка! Это Хэнк! Ну, как оно у тебя?
   - Вс прекрасно, Хэнк. Как сам поживаешь?
   - Вс хорошо. Слушай, ты на меня не злишься, а?
   - Нет, Хэнк. Это в самом деле было немного фу, хахаха, но весело. Это
наш секрет в любом случае.
   - Спасибо. Знаешь, я на самом деле не...
   - Я знаю.
   - Ладно, послушай, я хотел поговорить с Деброй. Она там?
   - Нет, она в суде, запись ведет.
   - Когда вернется?
   - Она обычно в контору не возвращается после того, как в суд уходит. А
если вернется, что-нибудь передать?
   - Нет, Тэсси, спасибо.
   Ну все, пиздец. Я даже исправить ничего не могу. Констипация Конфессии.
Кранты Коммуникации. Враги в Высших Сферах.
   Я выпил еще вина. Я совсем был готов очистить воздух - и пускай вс
болтается. Теперь же надо сидеть и ждать. Мне становилось все хуже и хуже.
Депрессия, самоубийство часто оказывались результатом неправильной диеты.
   Но я-то кушаю хорошо. Я вспоминал былые дни, когда жил на один
шоколадный батончик в день, рассылая написанные печатными буквами рассказы
в Атлантический Еженедельник и Харперз. Я тогда думал только о еде. Если
тело не ело, ум тоже голодал. Но в последнее время я питался чертовски
хорошо для разнообразия - и пил дьявольски хорошее вино. Это означало, что
вс, о чем я думаю, - вероятно, правда. Все воображают себя особенными,
привилегированными, исключительными. Даже уродливая старая перечница,
поливающая на крылечке герань. Я-то воображал себя особенным потому, что
ушел от станка в 50 лет и стал поэтом. Хуй моржовый. Потому и ссал на
всех, как те боссы и менеджеры ссали на меня, когда я был беспомощен.
   Вс вернулось на круги своя. Я - пьяный, испорченный, гнилой мудак с
очень незначительной крошечной известностью.
   Мой анализ раны не залечил.
   Зазвонил телефон. Сара.
   - Ты же сказал, что позвонишь. Как прошло?
   - Ее не было.
   - Не было?
   - Она в суде.
   - Что ты собираешься делать?
   - Ждать. А потом сказать ей.
   - Правильно.
   - Не следовало мне вс это говно на тебя вываливать.
   - Вс в порядке.
   - Я хочу снова тебя увидеть.
   - Когда? После танцовщицы?
   - Ну - да.
   - Спасибо, не стоит.
   - Я тебе позвоню....
   - Ладно. Я отстираю тебе пеленки.
   Я потягивал вино и ждал. 3 часа, 4 часа, 5 часов. Наконец, вспомнил про
одежду. Я сидел со стаканом в руке, когда перед домом остановилась машина
Дебры. Я ждал. Она открыла дверь. С ней был пакет покупок. Выглядела она
очень хорошо.
   - Привет! - сказала она. - Как тут моя бывшая мокрая лапша?
   Я подошел и обхватил ее руками. Я задрожал и заплакал.
   - Хэнк, что стряслось?
   Дебра уронила пакет на пол. Наш ужин. Я схватил ее и прижал к себе. Я
рыдал. Слезы текли, как вино. Я не мог остановиться. БЛльшая часть меня не
шутила, другой же хотелось сбежать.
   - Хэнк, в чем дело?
   - Я не смогу быть с тобой на Благодарение.
   - Почему? Почему? Что не так?
   - Не так то, что я - ОДНА ГИГАНТСКАЯ КУЧА ГОВНА!
   Моя вина криком кричала внутри, у меня начался спазм. Боль просто
ужасная.
   - Из Канады летит танцовщица живота, чтобы провести со мной День
Благодарения.
   - Танцовщица живота?
   - Да.
   - Она хороша собой?
   - Да, очень. Прости меня, прости меня....
   Дебра оттолкнула меня.
   - Дай, я продукты поставлю.
   Она подняла пакет и ушла в кухню. Я слышал, как открылась и закрылась
дверца холодильника.
   - Дебра, - сказал я. - Я ухожу.
   Из кухни не донеслось ни звука. Я открыл переднюю дверь и вышел.
   Фольксваген завелся. Я включил радио, фары и поехал назад в Лос-Анжелес.


   94

   В среду вечером я был в аэропорту - ждал Айрис. Я просто сидел и
разглядывал женщин. Никто из них - за исключением одной-двух - не мог
сравниться с Айрис по внешности. Со мной что-то не так: я в самом деле
слишком много думаю о сексе. Каждую женщину, на которую падает взгляд, я
представляю в постели с собой. Интересный способ проводить время в
ожидании самолета. Женщины:
   мне нравятся цвета их одежды; то, как они ходят; жестокость в некоторых
лицах; время от времени чистая красота в каком-нибудь другом лице,
абсолютно и завораживающе женском. Они могут с нами это делать: они
гораздо лучше составляют планы и лучше организованы. Пока мужчины смотрят
профессиональный футбол, или пьют пиво, или шастают по кегельбанам, они,
женщины эти, думают о нас, сосредотачиваются, изучают, решают - принять
нас, выкинуть, обменять, убить или просто-напросто бросить. В конечном
итоге, едва ли это имеет значение; что бы они ни сделали, мы кончаем
одиночеством и безумием.
   Я купил Айрис и себе индюшку, 18-фунтовую. Она лежала у меня в
раковине, оттаивала. Благодарение. Доказывает, что ты выжил. Пережил еще
один год с его войнами, инфляцией, безработицей, смогом, президентами. Это
великое невротическое сборище семейных кланов: громкие пьянчуги, бабуси,
сестрички, тетушки, орущие дети, будущие самоубийцы. И не забывайте
несварение. Я от других ничем не отличался: у меня в раковине сидела
18-фунтовая птица, дохлая, ощипанная, совершенно выпотрошенная. Айрис ее
мне зажарит.
   В тот день я получил по почте письмо. Сейчас я вытащил его из кармана и
перечел. Его сбросили в Беркли:
   Дорогой мистер Чинаски; Вы меня не знаете, но я - хорошенькая сучка. Я
ходила с моряками и с одним водителем грузовика, но они меня не
удовлетворяют. В смысле, мы ебемся, и потом больше ничего нет. В этих
обсосах никакого содержания. Мне 22, и у меня 5-летняя дочка, Эстер. Я
живу с одним парнем, но секса там нет, мы просто живем вместе. Его зовут
Рекс. Я бы хотела приехать повидаться с вами. Моя мама присмотрит за
Эстер. Прилагаю свою фотографию. Напишите мне, если захочется. Я читала
кое-какие из ваших книжек. Их трудно найти в магазинах. Мне в ваших
книжках нравится то, что вас так легко понимать. И к тому же вы смешной.
   ваша, Таня.
   Потом приземлился самолет Айрис. Я стоял у окна и смотрел, как она
выходит. Она по-прежнему хорошо выглядела. Приехала аж из самой Канады,
чтобы меня увидеть. У нее был один чемодан. Я помахал ей, пока она стояла
вместе с остальными в очереди на выход. Сначала ей надо было пройти
таможню, а потом она прижалась ко мне. Мы поцеловались, и у меня начал
вставать. Она была в платье, практичном, облегающем синем платье, на
высоких каблуках, а на голове набекрень сидела шляпка. Редко можно увидеть
женщину в платье. Все женщины в Лос-Анжелесе непрерывно носят штаны....
   Поскольку не нужно было ждать багажа, мы сразу же поехали ко мне. Я
остановился перед домом, и мы вместе прошли по двору. Она села на кушетку,
пока я наливал ей выпить. Айрис осмотрела мою самодельную полку.
   - И ты написал все эти книжки?
   - Да.
   - Я и не представлял