н.
   Наконец, мы добрались до ее квартиры, и она вытащила ключ. Я схватил ее
за руку.
   - Секундочку, - сказал я.
   - Что такое?
   - У тебя там внутри - парочка здоровых черных ублюдков, которые мне
гунды дадут и выставят впридачу?
   - Нет, там никого нет. Я живу с подругой, а ее нет дома. Она работает в
Бродвейском Универмаге.
   - Дай-ка мне ключ.
   Я открыл дверь - сначала медленно, а потом пинком распахнул.
   Заглянул внутрь. Пика у меня с собой, но я не полез. Она закрыла за
нами дверь.
   - Проходи в спальню, - пригласила она.
   - Минуточку....
   Я рывком распахнул дверь чулана и прощупал всю одежду.
   Ничего.
   - Ты на каком говне сидишь, чувак?
   - Я ни на каком говне не сижу!
   - Ох, Господи...
   Я вбежал в ванную и дернул на себя занавеску душа. Никого. Зашел в
кухню, отодвинул целлофановую шторку под раковиной. Одно переполненное
грязное пластмассовое мусорное ведро. Проверил вторую спальню, чуланчик в
ней. Заглянул под двуспальную кровать. Пустая бутылка из-под риппла. Я
вышел.
   - Иди сюда, - сказала она.
   Крохотная спаленка, больше похожая на альков. Диванчик с грязными
простынями. Одеяло валялось на полу. Я расстегнул ширинку и вывалил его.
   - Двадцать баксов, - сказала она.
   - Сначала губами поработай над этим уебком! Отсоси его досуха!
   - Двадцатку.
   - Я цену знаю. Заработай. Выцеди мне яйца.
   - Двадцатку вперед....
   - Ах вот как? Я дам тебе двадцатку, а откуда я знаю, что ты не заорешь
полиции? Откуда я знаю, что твой 7-футовый братец-баскетболист не свалится
с финкой на мою жопу?
   - Двадцатку вперед. И не волнуйся. Я тебя отсосу. Я тебя хорошенько
отсосу.
   - Я тебе не верю, блядина.
   Я застегнулся и навалил оттуда по-быстрому, сбежал по всем тем
цементным лестницам. Добежал до низу, прыгнул в фольксваген и рванул домой.
   Я начал пить. Просто звезды не в порядке.
   Зазвонил телефон. Бобби.
   - Ты посадил Айрис на самолет?
   - Да, Бобби, и я еще хочу сказать тебе спасибо, что ты для разнообразия
не влез своими лапами на этот раз.
   - Слушай, Хэнк, это ты сам чего-то перемудрил. Ты старый, ты
притаскиваешь к себе всех этих молоденьких курочек, а потом начинаешь
психовать, когда подваливает молодой кошак. У тебя просто очко играет.
   - Самосомнение... нехватка уверенности, правильно?
   - Ну-у...
   - Ладно, Бобби.
   - В любом случае, Валери тут спрашивает, не хочешь ли ты зайти
пропустить.
   - Почему нет?
   У Бобби было крутое говно, настоящее крутое говно. Мы дунули. И много
новых кассет к стерео. К тому же, у него был мой любимый певец, Рэнди
Ньюмэн, и он включил Рэнди, но только на среднюю громкость, как я его и
попросил.
   И вот мы сидели, слушали Рэнди, курили, и тут Валери начала устраивать
показ мод. У нее был десяток сексуальных прикидов из Фредерикса. С той
стороны двери в ванную висело 30 пар туфель.
   Валери вышла и загарцевала на 8-дюймовых шпильках. Она едва могла идти.
Пошарахалась немного по комнате, качаясь на этих каблуках. Зад у нее
отклячивался, а крохотные соски, жсткие и напряженные, выпирали из-под
прозрачной блузки. На лодыжке звякал тоненький золотой браслет. Она резко
развернулась к нам лицом и проделала несколько легких сексуальных па.
   - Боже, - вымолвил Бобби, - ох.... Господи!
   - Господи ты Боже мой Царица Небесная! - сказал я.
   Когда Валери проходила мимо, я дотянулся и цапнул ее за жопу. Я жил.
Ништяк. Валери нырнула в сральник сменить костюм.
   С каждым новым выходом она становилась вс лучше, вс безумнее, дичее.
Весь процесс развивался в сторону какого-то оргазма.
   Мы пили и курили, а Валери вс выходила к нам и выходила.
   Дьявольское шоу просто.
   Она села мне на колени, и Бобби щелкнул несколько фоток.
   Ночь изнашивалась. Потом я вдруг оглянулся - Валери с Бобби не было. Я
зашел в спальню - там лежала на кровати Валери, вся голая, если не считать
шпилек. Тело у нее было твердым и стройным.
   Бобби был еще одет - он сосал Валери груди, переходя от одной к другой.
Ее соски гордо стояли.
   Бобби поднял на меня взгляд.
   - Эй, старик, я слыхал, ты выживался, как здорово ты пизду ешь. Как
насчет?
   Бобби нырнул и раздвинул Валери ноги. Волосы у нее на пизде были
длинные, перепутанные и взъерошенные. Бобби залез прямо в них и стал
лизать клитор. У него неплохо получалось, но не хватало воодушевления.
   - Одну минутку, Бобби, ты неправильно делаешь. Давай, я тебе покажу.
   Я тоже туда опустился. Начал далеко сзади и медленно продвигался к ней.
Потом дошел. Валери ответила. Причем, слишком. Она обхватила ногами мне
голову так, что не вздохнуть, ни охнуть. Уши мои расплющились. Я вытащил
оттуда голову.
   - Ладно, Бобби, видишь?
   Бобби не ответил. Он отвернулся и ушел в ванную. Ботинок и штанов на
мне уже не было. Мне нравилось хвастаться ногами, когда я пил. Валери
протянула ко мне руки и увлекла за собой на постель. Затем изогнулась над
моим хуем и взяла его в рот. Тут она была не очень хороша по сравнению со
многими.
   Она начала по-старинке, с головки, и помимо этого мало что могла
предложить.
   Работала она долго, и я чувствовал, что вряд ли мне что-нибудь удастся.
Я оттащил ее голову, положил на подушку и поцеловал ее. Затем оседлал. Я
сделал 8 или 10 толчков, когда услышал за нами Бобби.
   - Я хочу, чтобы ты ушел, мужик.
   - Бобби, да что не так, к чертовой матери?
   - Я хочу, чтобы ты вернулся к себе.
   Я вытащил, встал, вышел в переднюю комнату и надел штаны с ботинками.
   - Эй, Четкий Папа, - позвал я Бобби, - что случилось?
   - Я не хочу тебя здесь видеть.
   - Хорошо, хорошо....
   Я вернулся к себе. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как я
посадил Айрис Дуарте на этот самолет. Она уже должна быть в Ванкувере. Вот
черт. Айрис Дуарте, спокойной тебе ночи.


   97

   Я получил письмо по почте. Обратный адрес был где-то в Голливуде.
   Дорогой Чинаски:
   Я только что прочла почти все ваши книги. Я работаю машинисткой в одном
месте на Чероки-Авеню. Я повесила ваш портрет над своим рабочим местом.
   Это плакат с одного из ваших литературных вечеров. Люди меня спрашивают:
   Кто это? - и я отвечаю: Это мой приятель, - и они говорят: Боже ты мой!
   Я дала почитать своему начальнику ваш сборник рассказов Зверь С Тремя
Ногами, и он сказал, что ему не понравилось. Он сказал, что вы не знаете,
как надо писать. Он сказал, что это говно и дешевка.
   Он по этому поводу сильно рассердился.
   Как бы то ни было, мне нравятся ваши вещи, и мне бы хотелось с вами
встретиться. Говорят, что я довольно неплохо затарена. Хотите убедиться?
   с любовью, Валенсия Она оставила два телефонных номера - один на
работе, один дома.
   Времени было около полтретьего. Я набрал рабочий.
   - Да? - ответил женский голос.
   - Валенсия там?
   - Это Валенсия.
   - Это Чинаски. Я получил ваше письмо.
   - Я так и думала, что вы позвоните.
   - У вас сексуальный голос, - сказал я.
   - У вас тоже, - ответила она.
   - Когда я могу вас увидеть? - спросил я.
   - Ну, сегодня вечером я ничего не делаю.
   - Ладно. И как насчет сегодня?
   - Хорошо, - сказала она, - увидимся после работы. Можете меня встретить
в этом баре на Бульваре Кахуэнга, в Одиночном Окопе.
   Знаете, где это?
   - Да.
   - Тогда увидимся около шести....
   Я подъехал и остановился возле Одиночного Окопа.
   Зажег сигарету и немного посидел просто так. Потом вылез и зашел в бар.
Кто из них Валенсия? Я стоял, и никто мне ничего не говорил. Я подошел к
бару и заказал двойную водку-7. И тут услышал свое имя:
   - Генри?
   Я обернулся - в кабинке сидела одна блондинка. Я взял напиток и подсел
к ней. Около 38-ми и совершенно не затарена. Ушла в семя, чуть-чуть
толстовата. Груди очень крупные, но утомленно проседали. Коротко
подстриженные светлые волосы. Очень много грима на лице, да и выглядит
усталой. Она была в брюках, кофточке и сапогах. Бледно-голубые глаза. По
многу браслетов на каждой руке. Ее лицо ничего не выдавало, хотя когда-то
она могла быть очень красивой.
   - По-настоящему гнусный ебаный день был, - сказала она. - За машинкой
задницу отсидела.
   - Давайте встретимся как-нибудь в другой вечер, когда вам будет лучше,
- предложил я.
   - А-а, блядь, все в порядке. Еще выпью одну и снова оживу.
   Валенсия подозвала официантку:
   - Еще одно.
   Она пила белое вино.
   - Как пишется? - спросила она. - Новые книжки вышли?
   - Нет, но я работаю над романом.
   - Как называется?
   - Пока нет названия.
   - Хороший получится?
   - Не знаю.
   Мы оба помолчали. Я допил свою водку и заказал еще. Валенсия просто не
мой тип ни в каком смысле. Мне она не нравилась. Есть такие люди - сразу
же после первой встречи начинаешь их презирать.
   - Там, где я работаю, есть одна девушка-японка. Она делает вс, чтобы
меня уволили. С начальником-то у меня вс ладится, а сучка эта каждый день
мне подлянки кидает. Когда-нибудь я ей точно в зад ногой засажу.
   - А вы сама откуда?
   - Из Чикаго.
   - Мне не нравился Чикаго, - сказал я.
   - А мне Чикаго нравится.
   Я допил сво, Валенсия допила сво. Потом подтолкнула мне счет.
   - Вы не против заплатить за это? Я еще салат с креветками ела.
   Я вытащил ключ, чтобы открыть дверцу.
   - Это ваша машина?
   - Да.
   - И вы хотите, чтобы я в такой старой машине ехала?
   - Слушайте, не хотите садиться - не садитесь.
   Валенсия села. Вытащила зеркальце и начала подправлять лицо, пока мы
ехали. До меня там недалеко. Я остановился.
   Внутри она сказала:
   - Ну у вас тут и грязища. Вам надо позвать кого-нибудь убраться.
   Я вытащил водку и 7-АП и налил в два стакана.
   Валенсия стянула сапоги.
   - Где ваша машинка?
   - На кухонном столе.
   - У вас нет рабочего стола? Я думала, у всех писателей столы есть.
   - У некоторых даже кухонных нет.
   - Вы были женаты? - спросила Валенсия.
   - Один раз.
   - Что произошло?
   - Мы начали друг друга ненавидеть.
   - Я была замужем четырежды. До сих пор вижусь со своими бывшими.
   Мы друзья.
   - Пейте.
   - Вы, кажется, нервничаете, - сказала Валенсия.
   - Со мной вс в порядке.
   Валенсия допила, затем вытянулась на кушетке. Положила голову мне на
колени. Я начал гладить ее по волосам. Налил ей еще и гладил дальше. Я мог
заглянуть ей в кофточку и увидеть груди. Я склонился и длинно поцеловал ее.
   Ее язык метнулся ко мне в рот, вынырнул. Я ее ненавидел. Мой хуй начал
вставать.
   Мы поцеловались еще раз, и я залез к ней в блузку.
   - Я знала, что когда-нибудь вас встречу, - сказала она.
   Я снова поцеловал ее, на сей раз с некоторой жестокостью. Своей головой
она почувствовала мой хрен.
   - Эй! - воскликнула она.
   - Это ерунда, - ответил я.
   - Черта с два, - сказала она, - что ты хочешь сделать?
   - Не знаю....
   - Зато я знаю.
   Валенсия поднялась и ушла в ванную. Когда она вышла, то была уже голой.
Залезла под простыню. Я выпил еще стаканчик. Потом разделся и забрался в
постель. Стянул с нее простыню. Что за громадные груди. Она наполовину из
грудей состояла. Я сжал одну рукой - потверже, как только мог - и пососал
сосок. Тот не отвердел. Я перешел к другой и тоже пососал. Никакой
реакции. Я поколыхал ее груди туда и сюда. Засунул между них свой хуй.
Соски оставались мягкими. Сунулся было хуем ей в рот, но она отвернулась.
Я уже подумал, не прижечь ли ей задницу сигаретой. Какая масса плоти.
Изношенная, стоптанная потаскуха с улицы. Бляди обычно меня зажигали. Хер
мой был тверд, но духа в нем не наблюдалось.
   - Ты еврейка? - спросил ее я.
   - Нет.
   - Ты похожа на еврейку.
   - Я не еврейка.
   - Ты живешь в районе Фэрфэкса, правда?
   - Да.
   - А твои родители - евреи?
   - Слушай, чего ты заладил это говно - евреи да евреи?
   - Не обижайся. Несколько моих лучших друзей - евреи.
   Я снова потелепал ей груди.
   - Ты, кажется, боишься, - сказала Валенсия. - Ты, кажется, зажат.
   Я помахал хуем у нее перед носом.
   - Вот это похоже на страх?
   - Он выглядит ужасно. Откуда у тебя все эти толстые вены?
   - А мне нравятся.
   Я схватил ее за волосы, прижал головой к стене и всосался ей в зубы,
глядя прямо в глаза. После этого начал играть ее пиздой. Долго она
собиралась с мыслями. Потом начала раскрываться, и я засунул в нее палец.
   Нащупал клитор и стал его разрабатывать. Затем оседлал. Мой хуй был
внутри нее.
   Мы в самом деле еблись. У меня не было никакого желания ублажать ее.
Хватка у Валенсии была ничего. Я забрался в нее довольно далеко, но она,
казалось, не реагировала. Плевать. Я качал и качал. Еще одна поебка.
   Научно-исследовательская. Тут нет никакого чувства нарушения чего бы то
ни было.
   Нищета и невежество порождают собственную истину. Она моя. Мы - два
животных в лесу, и я ее убиваю. Она уже подступала. Я поцеловал ее - и
губы ее, наконец, открылись. Я закопался еще глубже. Голубые стены
смотрели на нас. Валенсия начала слегка постанывать. Это меня подстегнуло.
   Когда она вышла из ванной, я уже оделся. На столе стояли два стакана.
Мы из них медленно тянули.
   - А почему ты живешь в районе Фэрфэкса? - спросил я.
   - Мне там нравится.
   - Отвезти тебя домой?
   - Если тебе не трудно.
   Она жила в двух кварталах к востоку от Фэрфэкса.
   - Вон мой дом, - показала она, - с летней дверью.
   - Выглядит славно.
   - Он славный. Не хочешь зайти ни минутку?
   - А есть чего-нибудь выпить?
   - Ты шерри можешь?
   - Конечно...
   Мы вошли. На полу валялись полотенца. Проходя, она пнула их под
кушетку. Затем появилась с шерри. Очень дешевое пойло.
   - Где у тебя ванная? - спросил я.
   Я нажал на слив, чтоб не было слышно, и вытравил шерри наружу.
   Смыл еще раз и вышел.
   - Еще налить?
   - Конечно.
   - Дети приходили, - сказала она, - поэтому в доме такой бардак.
   - У тебя есть дети?
   - Да, но о них Сэм заботится.
   Я допил.
   - Ну, ладно, слушай, спасибо за выпивку. Мне пора двигать.
   - Ладно, мой номер у тебя есть.
   - Точно.
   Валенсия проводила меня до летней двери. Там мы поцеловались.
   Затем я дошел до фольксвагена, влез в него и отъехал. Завернул за угол,
остановился прямо посреди дороги, открыл дверцу и выблевал второй стакан.


   98

   Раз в три или четыре дня я виделся с Сарой - либо у нее, либо у меня. Мы
спали вместе, но секса не было. Подбирались мы близко, но никогда не
приступали всерьез. Заповеди Драйера Бабы блюлись крепко.
   Мы решили провести праздники вместе у меня - и Рождество, и Новый Год.
   Сара подъехала на своем фургоне 24-го около полудня. Я посмотрел, как
она паркуется, потом вышел навстречу. К крыше фургона были привязаны
доски. Подарок на Рождество: она собиралась построить мне кровать. Моя
нынешняя - чистое издевательство: просто коробка с пружинами, а из матраса
кишки торчат. К тому же, Сара привезла органическую индюшку плюс гарниры.
Я должен был заплатить за них и за белое вино. И еще для нас обоих были
маленькие подарки.
   Мы внесли в дом доски, индюшку и прочую фигню. Я выставил наружу
кроватную раму, матрас с изголовьем и положил на них табличку:
   Бесплатно. Первым ушло изголовье, рама с пружинами - второй, и, в конце
концов, кто-то забрал матрас. У нас - бедный район.
   Я видел кровать Сары, спал на ней, и мне понравилось. Я никогда не
любил усредненных матрасов - по крайней мере, из тех, что мог себе
позволить.
   Больше половины жизни я провел в постелях, более приспособленных для
дождевых червей.
   Сара сама себе сделала кровать, и теперь должна была построить еще одну
такую же для меня. Сплошная деревянная платформа, поддерживаемая 7-ю
ножками четыре-на-четыре (седьмая прямо посередине), а сверху - слой
твердого 4-дюймового поролона. Инженерные замыслы у Сары хорошие. Я держал
доски, а она забивала гвозди. Недурно она с молотком управляется. Весу-то
всего 105 фунтов, а гвоздь забить может. Отличная получится кровать.
   Много времени у Сары это не отняло.
   Затем мы ее испытали - не-сексуально, - а Драйер Баба улыбался нам с
небес.
   Мы поехали искать новогоднюю елку. Мне-то елку не сильно хотелось (для
меня и в детстве Рождество не было счастливым), и когда мы обнаружили, что
все площадки пусты, я не очень расстроился. А Сара на обратном пути была
несчастна. Но стоило прийти домой и пропустить по нескольку стаканчиков
белого вина, как она воспряла духом и стала везде развешивать
рождественские украшения, гирлянды и мишуру - причем, кое-что прямо мне на
голову.
   Я читал, что в канун Рождества и на следующий день люди совершают
больше самоубийств, чем в какое-либо другое время. Праздник этот,
очевидно, либо мало, либо вовсе ничего не имел общего с днем рождения
Христа.
   От всей музыки по радио тошнило, от телевизора становилось еще хуже,
поэтому мы его выключили, и она позвонила своей матери в Мэн. Я тоже с
Мамой поговорил, и Мама оказалась вовсе не дурна.
   - Сначала, - призналась Сара, - я думала познакомить вас с Мамой, но
она старше тебя.
   - Забудь про это.
   - У нее славные ножки.
   - Забудь.
   - У тебя предубеждение против старости?
   - Да, старость - у всех, кроме меня.
   - Ты ведешь себя, как кинозвезда. У тебя всегда были женщины на 20 или
30 лет моложе?
   - Когда мне было двадцать - нет.
   - Тогда ладно. У тебя когда-нибудь была женщина старше - я имею в виду,
ты жил с ней?
   - Да, когда мне было 25, я жил с 35-летней.
   - И как?
   - Ужасно. Я влюбился.
   - А что ужасного?
   - Она заставляла меня ходить в колледж.
   - И это ужасно?
   - Это не тот колледж, о котором ты думаешь. Она там была всеми
преподами сразу, а я - студенчеством.
   - Что с нею стало?
   - Я ее похоронил.
   - С почестями? Ты ее сам убил?
   - Ее кир убил.
   - Веселого Рождества.
   - Еще бы. Расскажи мне о своих.
   - Я пас.
   - Слишком много?
   - Слишком много, однако, слишком мало.
   Тридцать или 40 минут спустя в дверь постучали. Сара встала и открыла.
Внутрь вошел символ секса. В самый что ни на есть канун Рождества.
   Понятия не имел, кто она такая. В обтягивающем черном прикиде, а
огромные груди ее, казалось, вот-вот вырвутся из лифа платья на волю.
Величественное зрелище. Я никогда не видел таких грудей, вот так вот
оформленных, - разве что в кино.
   - Привет, Хэнк!
   Она меня знала.
   - Я Эди. Ты встречался со мной у Бобби как-то ночью.
   - О?
   - Ты что, слишком пьян был и не помнишь?
   - ЗдорЛво, Эди. Это Сара.
   - Я Бобби искала. Подумала, может, он у тебя.
   - Сядь выпей с нами.
   Эди села в кресло справа от меня, очень близко. Ей было лет 25.
   Она зажгла сигарету и отхлебнула из стакана. Каждый раз, когда она
перегибалась над кофейным столиком, я был уверен, что это произойдет, я
был уверен, что эти груди выскочат. И боялся того, что могу сделать, если
они выскочат. Я этого просто не знал. Я никогда не был человеком грудей, я
всегда был человеком ног.
   Но Эди действительно знала, как это делать. Я боялся и искоса
поглядывал на ее груди, толком не понимая, чего мне хочется - чтобы они
выпрыгнули, или чтобы остались.
   - Ты встречался с Мэнни, - сказала она мне, - ну, у Бобби?
   - Ага.
   - Мне пришлось дать ему под зад коленом. Слишком, блядь, ревнивый был.
Даже нанял частного мудака за мной шпионить! Нет, ты представь!
   Просто мешок с говном!
   - Ага.
   - Ненавижу мужиков-попрошаек! Ненавижу лизоблюдов!
   - Хорошего человека в наше время трудно найти, - заметил я. - Песня
такая есть. Со Второй Мировой войны. А еще другая была: Ни с кем не сри
под яблоней - ни с кем, кроме меня.
   - Хэнк, ты лепечешь.... - сказала Сара.
   - Выпей еще, Эди, - сказал я и налил ей еще.
   - Мужики - такие дрыщи! - продолжала та. - Захожу как-то на днях в бар.
С четырьмя парнями - близкие друзья мои. Сидим там, хлещем пиво кувшинами,
ржем, понимаешь, просто оттягиваемся, никого не трогаем. Тут у меня мысль
возникла - не хило бы пулечку расписать. Мне нравится пулька. Я думаю,
когда дама запуливает, может, это только ее класс показывает.