а  солдат.  Во  всех  больших
городах Франции любой здоровый мужчина, шедший по своим  делам,  мог  быть
схвачен на улице вербовщиками  и  отправлен  в  один  из  домов,  носивших
название "печи".  Там  его  запирали  вместе  с  другими  жертвами,  затем
вербовщики отбирали годных к военной службе и  продавали  их  офицерам.  В
1695 году в Париже было тридцать таких "печей".
   Изданные королевой Анной законы против Ирландии были ужасны.
   Анна родилась в 1664 году, за два года до пожара Лондона, на  основании
чего астрологи  (эти  звездочеты  тогда  еще  существовали;  при  рождении
Людовика XIV  также  присутствовал  астролог,  составивший  его  гороскоп)
предсказали, что, как "старшая сестра огня", она будет  королевой.  Она  и
стала  королевой  благодаря  астрологии  и  революции  1688   года.   Анна
чувствовала себя униженной тем, что  ее  крестным  отцом  был  всего  лишь
Джильберт,  архиепископ  Кентерберийский.  В  те  времена  в  Англии   уже
невозможно было иметь крестным отцом папу. Но даже старший среди епископов
-  незавидный   восприемник   для   августейшей   особы.   Анне   пришлось
удовольствоваться им. Это произошло по ее собственной вине. Зачем она была
протестанткой?
   За  ее  девственность,  virginitas  empta   [оплаченная   девственность
(лат.)], как говорится в старинных хартиях,  Дания  уплатила  шесть  тысяч
двести  пятьдесят  фунтов   стерлингов   годового   пожизненного   дохода,
получаемого ею с Вардинбурга и острова Фемарна.
   Анна следовала - не по убеждениям, а по привычке - традициям Вильгельма
Оранского. Во время этого царствования, рожденного  революцией,  англичане
пользовались свободой на всем пространстве между Тауэром,  куда  заключали
ораторов, и позорным столбом, к которому ставили писателей. Анна  говорила
немного  по-датски  -  наедине  с  мужем,  и  по-французски  -  наедине  с
Болингброком. Французский язык она  коверкала  нещадно,  но  в  Англии,  в
особенности при дворе, было в моде говорить по-французски. На другом языке
никакие остроты не имели успеха. Анна уделяла огромное внимание монетам, в
особенности мелким медным монетам, имеющим широкое хождение, - ей хотелось
красоваться на них. В ее царствование отчеканили фартинги шести  образцов.
На трех первых она приказала изобразить трон, на четвертом -  триумфальную
колесницу, а на шестом - богиню, держащую в одной руке  меч,  в  другой  -
оливковую ветвь с надписью: Bello et Pace [войною и  миром  (лат.)].  Дочь
наивного и жестокого Иакова II была груба.
   И вместе с тем она была в сущности кроткой женщиной.  Это  противоречие
только кажущееся. Ее преображал гнев. Подогрейте сахар - он закипит.
   Анна  пользовалась  популярностью.  Англия  любит  царствующих  женщин.
Почему? Да потому, что Франция их не допускает. Это уже достаточно  веская
причина.  А  других  причин,  пожалуй,  и  нет.  Если  верить   английским
историкам, то Елизавета была олицетворением величия,  а  Анна  -  доброты.
Предположим, что это так. Но в обоих этих женских царствованиях не было  и
намека на изящество. Все линии были топорны. Это  было  грубое  величие  и
грубая доброта. Что же касается незапятнанной добродетели этих королев, на
которой так настаивает Англия, мы не  будем  ее  оспаривать.  Елизавета  -
девственница,  целомудрие  которой  несколько  умаляется  тенью   Эссекса,
супружеская верность Анны осложняется близостью с Болингброком.


   У  народов  существует  идиотская  привычка  приписывать  королям  свои
собственные подвиги. Они сражаются.  Кому  достается  слава?  Королю.  Они
платят деньги. Кто на эти деньги роскошествует? Король. И народу нравится,
что его король так богат. Король собирает с бедняков экю, а возвращает  им
лиар. Как он щедр! Колосс служит пьедесталом и  любуется  стоящим  на  нем
пигмеем. Какой великий карапузик! Он взобрался ко мне на спину! У  карлика
есть прекрасная возможность стать выше гиганта - стоит лишь  вскарабкаться
к нему на плечи. Удивительно, что исполин это позволяет, но то, что он еще
и восхищается величием карлика, - просто глупо. Человечество очень наивно.
   Конная статуя, воздвигаемая только в честь королей, - прекрасный символ
монархии. Конь - это народ. Но только конь этот постепенно видоизменяется.
Вначале это осел,  но  в  конце  концов  он  становится  львом.  Тогда  он
сбрасывает всадника, и Англия переживает 1642 год, а Франция -  1789  год;
случается, что лев и пожирает всадника, тогда в Англии происходят  события
1649 года, а во Франции - 1793 года.
   Трудно поверить, чтобы лев мог снова стать  ослом,  однако  иногда  это
бывает. Так случилось в  Англии.  Впав  в  монархическое  идолопоклонство,
народ снова стал вьючным животным. Королева Анна, как мы уже сказали, была
популярна. Что же она делала для этого? Ничего. Ничего  не  делать  -  вот
все, что требуется от короля Англии. За этот  труд  он  получает  тридцать
миллионов в год. Англия, имевшая при  Елизавете  только  тридцать  военных
судов и при Иакове II - тридцать шесть, в 1705  году  насчитывала  их  сто
пятьдесят. У англичан было три армии - пять  тысяч  человек  в  Каталонии,
десять тысяч в Португалии, пятьдесят тысяч во Фландрии;  кроме  того,  она
платила сорок миллионов в год монархической и дипломатической Европе, этой
публичной девке, которую всегда содержала Англия на деньги  народа.  Когда
парламент  вотировал  патриотический  заем  в  тридцать  четыре  миллиона,
дававший пожизненную ренту, казначейство осаждали охотники подписаться  на
него. Англия послала одну эскадру в Восточную Индию, другую,  во  главе  с
адмиралом Ликом, - к берегам  Испании,  не  считая  запасной  флотилии  из
четырехсот парусных судов, находившихся  под  командой  адмирала  Шоуэлла.
Англия только что присоединила к себе Шотландию. Это было в  период  между
Гохштетом и Рамильи,  когда  первая  победа  дала  возможность  предвидеть
вторую. Под Гохштетом Англия окружила и взяла в  плен  семь  батальонов  и
четыре драгунских полка, отобрала сто два лье территории  у  французов,  в
замешательстве отступивших от Дуная к Рейну.  Англия  протягивала  руку  к
Сардинии и Балеарским островам. Она с триумфом ввела в свои  порты  десять
испанских  линейных  кораблей  и  множество  груженных  золотом  галионов.
Гудсонов залив и пролив были почти брошены Людовиком  XIV;  чувствовалось,
что он так же легко расстанется с Акадией, и с островами св.Христофора,  и
с Новой Землей и  будет  счастлив,  если  Англия  снисходительно  разрешит
Франции ловить треску у  Бретонского  мыса.  Англия  готовилась  принудить
французского  короля  совершить  позорный  поступок  -  самому   разрушить
укрепления Дюнкерка.
   А покуда она завладела Гибралтаром и намеревалась завладеть Барселоной.
Сколько  великих  деяний!  Как  было  не  восторгаться  королевой   Анной,
соблаговолившей жить в такое время?
   В  некотором  отношении  царствование  Анны  представляется  сколком  с
царствования Людовика XIV.  Анна,  которую  случай,  называемый  историей,
сделал современницей этого короля, имела с  ним  некое,  довольно  слабое,
сходство, была его бледным подобием.
   Подобно Людовику XIV, она играла в "великое царствование"; у  нее  были
свои  памятники,  свое  искусство,  свои  победы,  свои  полководцы,  свои
писатели,  свои  личные  средства,  из   которых   она   выдавала   пенсии
знаменитостям, своя галерея произведений искусств. У нее тоже  был  пышный
двор и свита,  собственный  этикет  и  собственный  марш.  Двор  этот  был
воспроизведением в миниатюре всех "великих людей" Версаля - и в  оригинале
не очень-то великих. В некотором роде обман зрения, но прибавьте  к  этому
гимн "Боже, спаси королеву", музыка которого заимствована у Люлли,  и  все
вместе создавало  иллюзию  сходства.  Все  необходимые  персонажи  налицо:
Кристофер Рен вполне подходящий Мансар, Сомерс не хуже Ламуаньона. У  Анны
был свой Расин - Драйден, свой Буало - Поп, свой Кольбер - Годольфин, свой
Лувуа - Пемброк и свой  Тюренн  -  Мальборо.  Увеличьте  только  парики  и
уменьшите лбы. В общем все торжественно и пышно,  и  Виндзор  в  то  время
почти не уступал Марли. Но на всем лежал женственный отпечаток, даже  отец
Телье у Анны  носил  имя  Сары  Дженнингс.  Впрочем,  к  этому  времени  в
литературе начинает звучать та ирония, которая пятьюдесятью годами  спустя
воплотится в философию, и Свифт разоблачает  протестантского  Тартюфа  так
же, как Мольер разоблачил Тартюфа-католика. Несмотря  на  то,  что  Англия
ссорится в это время с  Францией  и  побеждает  ее,  она  ей  подражает  и
заимствует у  нее  просвещение;  все,  что  красуется  на  фасаде  Англии,
освещено лучами Франции. Жаль, что царствование Анны  продолжалось  только
двенадцать лет, иначе англичане, не долго думая, стали  бы  говорить  "век
Анны", как  французы  говорят:  "век  Людовика  XIV".  Анна  появилась  на
горизонте  в  1702  году,  когда  Людовик  XIV  уже  склонялся  к  закату.
Восхождение бледного светила совпало с закатом светила  пурпурного;  когда
во Франции царствовал король Солнце, в Англии правила королева Луна.
   Любопытный исторический факт: в Англии  очень  почитали  Людовика  XIV,
несмотря на то, что вели  с  ним  войну.  "Именно  такой  король  и  нужен
Франции", - говорили англичане. Любовь англичан к своей свободе не  мешает
им мириться с рабством других народов. Благожелательное отношение к цепям,
сковывающим соседа, приводит англичан к  восторженному  преклонению  перед
деспотами.
   В  общем,  Анна  осчастливила  свой  народ,  как  говорит   французский
переводчик книги Биверелла, с любезной  настойчивостью  упоминая  об  этом
трижды: на шестой и девятой  страницах  своего  посвящения  и  на  третьей
странице предисловия.


   Королева Анна не очень благоволила к Джозиане по двум причинам.
   Во-первых, потому, что находила герцогиню Джозиану красивой.
   Во-вторых, потому, что находила красивым жениха герцогини Джозианы.
   Чтобы возбудить зависть женщины, необходимы  два  повода;  королеве  же
достаточно одного.
   Она сердилась на Джозиану еще за то, что Джозиана была ее сестрой.
   Анна была против красивых женщин.
   Она считала, что это развращает нравы.
   Что касается ее самой, она была некрасива, - но, конечно, не  по  своей
воле.
   Непривлекательной   внешностью   Анны   отчасти   и   объясняется    ее
религиозность.
   Умница и красавица Джозиана раздражала королеву.
   Хорошенькая  герцогиня  не  совсем  желанная  сестра   для   некрасивой
королевы.
   Была еще одна причина для недовольства: происхождение Джозианы.
   Анна была дочерью Анны Хайд, простой леди, на которой Иаков II  женился
хотя и неудачно, но  вполне  законным  образом,  когда  еще  был  герцогом
Йоркским. Зная, что в ее жилах есть некоролевская кровь, Анна  чувствовала
себя  королевой  лишь  наполовину;  Джозиана,  явившаяся  на  свет  совсем
незаконно,  точно  подчеркивала  не   вполне   безупречное   происхождение
королевы. Дочери от неравного брака было  досадно  видеть  рядом  с  собою
внебрачную дочь. Напрашивалось  какое-то  неприятное  сравнение.  Джозиана
имела право заявить Анне: "Моя мать ничуть не хуже вашей!"  При  дворе  об
этом не говорили, но, вероятно,  думали.  Это  раздражало  ее  королевское
величество. К чему здесь эта Джозиана? Зачем она вздумала  родиться?  Кому
понадобилась эта Джозиана?
   Некоторые родственные связи бывают унизительными.
   Однако внешне Анна относилась к Джозиане благосклонно.
   Возможно, она даже полюбила бы ее, не будь герцогиня ее сестрой.



6. БАРКИЛЬФЕДРО

   Знать, что делают твои ближние, весьма полезно, и благоразумие требует,
чтобы за ними велось наблюдение.
   Джозиана поручила наблюдение за  лордом  Дэвидом  преданному  человеку,
которому она доверяла и которого звали Баркильфедро.
   Лорд  Дэвид  поручил  осторожно  наблюдать  за   Джозианой   преданному
человеку, в котором он не сомневался и которого звали Баркильфедро.
   Королева Анна, со своей стороны, была осведомлена обо всех поступках  и
действиях Джозианы, своей побочной сестры, и лорда Дэвида, своего будущего
зятя с левой стороны, через преданного человека, на  которого  сна  вполне
полагалась и которого звали Баркильфедро.
   У этого Баркильфедро было под рукой три клавиша: Джозиана, лорд Дэвид и
королева. Мужчина  и  две  женщины!  Сколько  возможных  модуляций!  Какие
сочетания самых противоположных чувств!
   В своем прошлом Баркильфедро не всегда имел такую блестящую возможность
нашептывать на ухо трем высоким особам.
   Когда-то  он  был  слугой   герцога   Йоркского.   Он   пытался   стать
священнослужителем,  но  это  ему  не  удалось.  Герцог  Йоркский,   принц
английский и римский, соединявший  приверженность  к  папе  с  официальной
принадлежностью  к  англиканской  церкви,   мог   бы   далеко   продвинуть
Баркильфедро по ступеням той и  другой  иерархии,  но  не  считал  его  ни
достаточно ревностным католиком, чтобы  сделать  из  него  священника,  ни
достаточно ревностным протестантом, чтобы сделать  его  капелланом.  Таким
образом, Баркильфедро очутился между двух религий, и душа его  низверглась
с неба на землю.
   Для пресмыкающихся душ это не такое уж плохое положение.
   Есть дороги, по которым можно продвигаться только ползком.
   В  течение  долгого  времени  единственным   источником   существования
Баркильфедро была хотя  и  скромная,  но  сытная  должность  лакея.  Такая
должность давала ему кое-что, но он, кроме того, стремился к власти.  Быть
может, он и дорвался бы до нее, если бы не падение Иакова II.  Приходилось
все начинать сызнова. Трудно было достичь чего-нибудь при Вильгельме  III,
царствовавшем  с  угрюмой  суровостью,  которую  он   считал   честностью.
Баркильфедро впал в нищету не сразу после падения его  покровителя  Иакова
II. Какие-то непонятные силы, продолжающие действовать и после  того,  как
низложен монарх, обычно питают и  поддерживают  еще  некоторое  время  его
паразитов.  Остатки  растительных  соков  в  течение  двух-трех  дней  еще
сохраняют зеленой листву на ветвях срубленного  дерева;  потом  оно  сразу
желтеет и вянет; то же происходит и с царедворцами.
   Благодаря    своеобразному    бальзамированию,    которое     называют"
наследственным правом на престол, монарх, если даже он свергнут и  изгнан,
продолжает существовать; не так обстоит дело с  придворными  -  они  более
мертвы, чем король. Там, на чужбине, король -  мумия,  здесь,  на  родине,
придворный - только призрак. А  быть  тенью  тени  -  это  высшая  степень
худобы.  Баркильфедро  совсем   отощал,   изголодался.   Тогда   он   стал
сочинителем.
   Но его гнали даже из кухонь. Иногда он не знал, где переночевать.  "Кто
приютит меня?" - вопрошал он и  боролся,  боролся  с  упорством  человека,
близкого к отчаянию, - черта, обычно  вызывающая  участие  к  несчастному.
Кроме того, он обладал особым талантом: подобно термиту, он просверливал в
древесном стволе ход снизу доверху. С помощью имени Иакова  II,  играя  на
своих воспоминаниях, чувстве преданности, умилении, он  получил  доступ  к
герцогине Джозиане.
   Джозиана  милостиво  отнеслась  к  человеку,  который   обладал   двумя
качествами,  способными  тронуть  сердце:  он  был  беден  и   умен.   Она
представила  его  лорду  Дерри-Мойр,  поселила  в  отведенном   для   слуг
помещении, зачислила его в штат своей домашней челяди, была к нему добра и
даже иногда разговаривала с ним. Баркильфедро не пришлось  больше  терпеть
ни холода, ни голода.  Джозиана  говорила  ему  "ты".  Такова  была  мода:
знатные дамы обращались к литераторам  на  "ты",  и  те  не  протестовали.
Маркиза де Мальи, принимая, лежа в постели, Руа,  которого  видела  первый
раз в жизни, спросила его:
   - Это ты написал "Год светской жизни"? Здравствуй!
   Позднее писатели расплатились той же монетой. Пришел день,  когда  Фабр
д'Эглантин обратился к герцогине де Роган:
   - Ты урожденная Шабо?
   То, что Джозиана говорила Баркильфедро  "ты",  было  для  него  большим
успехом.  Это  приводило  его  в   восторг.   Ему   льстила   высокомерная
фамильярность герцогини.
   "Леди  Джозиана  говорит  мне  "ты"!"  -  думал  он,  потирая  руки  от
удовольствия.
   Он воспользовался этим, чтобы  упрочить  свое  положение.  Он  сделался
чем-то вроде своего человека  во  внутренних  покоях  Джозианы,  человека,
которого  никто  не  замечает,  которого  не  стесняются;   герцогиня   не
постеснялась бы переменить при нем сорочку. Но все это было  ненадежно.  А
Баркильфедро добивался прочного положения.  Герцогиня  -  только  половина
пути. Он считал бы  все  свои  труды  потерянными,  если  бы,  прокладывая
подземный ход, ему не удалось добраться до королевы.
   Однажды Баркильфедро обратился к Джозиане:
   - Не захочет ли ваша светлость осчастливить меня?
   - Чего ты хочешь? - спросила Джозиана.
   - Получить должность.
   - Должность? Ты?
   - Да, ваша светлость.
   - Что за фантазия пришла тебе просить должности? Ты ведь ни на  что  не
годен.
   - Потому-то я вас и прошу.
   Джозиана рассмеялась.
   - Какую же должность из всех, для которых ты не пригоден, тебе хотелось
бы получить?
   - Место откупорщика океанских бутылок.
   Джозиана рассмеялась еще веселее:
   - Что это такое? Ты шутишь?
   - Нет, ваша светлость.
   - Хорошо. Для забавы буду отвечать тебе серьезно. Кем ты  хочешь  быть?
Повтори.
   - Откупорщиком океанских бутылок.
   - При дворе все возможно. Неужели есть такая должность?
   - Да, ваша светлость.
   - Для меня это ново. Продолжай.
   - Такая должность существует.
   - Поклянись душой, которой у тебя нет.
   - Клянусь.
   - Нет, тебе невозможно верить.
   - Благодарю вас, ваша светлость.
   - Итак, ты хотел бы... Повтори еще раз.
   - Распечатывать морские бутылки.
   - Такая обязанность, должно быть, не слишком утомительна. Это почти  то
же, что расчесывать гриву бронзовому коню.
   - Почти.
   - Ничего не делать... Такое место действительно по  тебе.  К  этому  ты
вполне пригоден.
   - Видите, и я кое на что способен.
   - Перестань шутить! Такая должность в самом деле существует?
   Баркильфедро почтительно приосанился:
   - Ваш августейший отец - король Иаков Второй,  ваш  зять  -  знаменитый
Георг Датский, герцог Кемберлендский.  Ваш  отец  был,  а  зять  и  поныне
состоит лорд-адмиралом Англии.
   - Подумаешь, какие новости ты мне сообщаешь. Я и без тебя  это  отлично
знаю.
   - Но вот чего не знает ваша  светлость:  в  море  попадаются  три  рода
находок  -  те,  что  лежат  на  большой  глубине,  те,  что  плавают   на
поверхности, и те, что море выбрасывает на берег.
   - Ну и что же?
   -  Все  эти   предметы,   _легон,   флоутсон   и   джетсон_,   являются
собственностью генерал-адмирала.
   - Ну?
   - Теперь ваша светлость понимает?
   - Ничего не понимаю.
   - Все, что находится в море, все, что пошло ко дну, все, что  всплывает
наверх,  все,  что  прибивает  к   берегу,   -   все   это   собственность
генерал-адмирала.
   - Допустим. Что ж из этого?
   - Все, за исключением осетров, которые принадлежат королю.
   - А я думала, - сказала Джозиана, - что все это принадлежит Нептуну.
   - Нептун - дурак. Он все выпустил из рук, позволил англичанам завладеть
всем.
   - Кончай скорей!
   - Находки эти называются морской добычей.
   - Прекрасно.
   - Они неисчерпаемы. На  поверхности  моря  всегда  кто-нибудь  плавает,
волна всегда что-нибудь пригонит к берегу. Это контрибуция, которую платит
море. Англичане берут таким образом с моря дань.
   - Ну и прекрасно. А дальше?
   - Ваша светлость, таким образом океан создал целый департамент.
   - Где?
   - В адмиралтействе.
   - Какой департамент?
   - Департамент морских находок.
   - Ну?
   - Департамент этот состоит из трех отделов: Легон, Флоутсон и  Джетсон,
и в каждом отделе сидит чиновник.
   - Ну?
   - Допустим, какой-нибудь корабль,  плавающий  в  открытом  море,  хочет
послать ув