красным крестом поклонился.
   - Страж Решетки.
   Человек в меховом воротнике поклонился.
   По знаку герольдмейстера подошел первый из оруженосцев, Голубая Мантия,
и взял из рук помощника пристава парчовую подушку с портфелем,  украшенным
короной.
   Герольдмейстер обратился к приставу черного жезла:
   - Да будет так. Честь имею сообщить вам, что принял от вас его милость.
   Вся эта процедура, а также, и некоторые другие, которые  будут  описаны
дальше, входили в состав старинного  церемониала,  установленного  еще  до
Генриха VIII; королева Анна одно время пыталась возродить  эти  обычаи.  В
наши дни все они отжили свой век. Тем не  менее  палата  лордов  и  поныне
считает себя чем-то вечным, и если где-нибудь на свете существует что-либо
не изменяющееся, то именно в ней.
   А все же и она подвержена переменам. E pur si  muove  [а  все-таки  она
движется (итал.)].
   Куда, например, девалась may pole (майская мачта), которую город Лондон
водружал на пути шествия пэров в  парламент?  В  последний  раз  она  была
воздвигнута в 1713 году. С тех пор о ней уже ничего не слыхать. Она  вышла
из употребления.
   Многое представляется внешне  незыблемым,  в  действительности  же  все
меняется. Возьмем, например, титул герцогов Олбемарлей. Он кажется вечным,
а между тем он последовательно переходил к шести фамилиям: Одо, Мендвилям,
Бетюнам, Плантагенетам, Бошанам  и  Монкам.  Титул  герцога  Лестера  тоже
принадлежал поочередно пяти фамилиям: Бомонтам, Брюзам, Дадлеям, Сиднеям и
Кокам. Титул Линкольна носили шесть фамилий. Титул графа Пемброка - семь и
т.д. Фамилии изменяются, титулы  остаются  неизменными.  Историк,  который
подходит к явлениям поверхностно, верит в их незыблемость. В  сущности  же
на свете нет ничего устойчивого. Человек - это только волна.  Человечество
- это море.
   Аристократия  гордится  именно  тем,  что  женщина  считает  для   себя
унизительным: своею старостью; однако и женщина и аристократия питают одну
и ту же иллюзию - обе уверены, что хорошо сохранились.
   Нынешняя палата лордов, возможно, не пожелает узнать себя  в  описанной
нами картине и в том, что нами будет описано далее:  так  давно  отцветшая
красавица не  хочет  видеть  в  зеркале  своих  морщин.  Виноватым  всегда
оказывается зеркало, но оно привыкло к обвинениям.
   Правдиво рисовать прошлое - вот долг историка.
   Герольдмейстер обратился к Гуинплену:
   - Благоволите следовать за мной, милорд.
   Он прибавил:
   - Вам будут кланяться. Вы же, ваша милость,  приподымайте  только  край
шляпы.
   Вся процессия направилась к  двери,  находившейся  в  глубине  круглого
зала.
   Впереди шел пристав черного жезла.
   За  ним,  с  подушкой  в  руках,  -  Голубая  Мантия;  далее  -  первый
герольдмейстер и, наконец, Гуинплен в шляпе.
   Прочие герольдмейстеры, герольды и оруженосцы остались в круглом зале.
   Гуинплен,  предшествуемый  приставом  черного   жезла   и   руководимый
герольдмейстером, прошел анфиладу  зал,  ныне  уже  не  существующих,  ибо
старое здание английского парламента давно разрушено.
   Между прочим, он прошел и через ту  готическую  палату,  где  произошло
последнее свидание Иакова II с герцогом Монмутом, палату,  где  малодушный
племянник тщетно склонил колени  перед  жестоким  дядей.  На  стенах  этой
палаты были развешаны, в  хронологическом  порядке,  с  подписями  имен  и
изображениями  гербов,  портреты  во  весь  рост   девяти   представителей
древнейших пэрских родов: лорда  Нансладрона  (1305  год),  лорда  Белиола
(1306 год), лорда Бенестида (1314 год), лорда Кентилупа (1356 год),  лорда
Монтбегона (1357 год), лорда Тайботота (1372 год), лорда Зуча  Коднорското
(1615 год), лорда Белла-Аква - без даты и лорда Харрен-Серрея, графа  Блуа
- без даты.
   Так как уже стемнело, в галереях на некотором расстоянии друг от  друга
были зажжены лампы. В залах, тонувших в полумраке, как церковные притворы,
горели свечи в медных люстрах.
   По пути встречались одни только должностные лица.
   В одной из комнат стояли, почтительно  склонив  головы,  четыре  клерка
государственной печати и клерк государственных бумаг.
   В другой находился достопочтенный Филипп  Сайденгем,  кавалер  Знамени,
владетель Браймптона в Сомерсете. Кавалеры Знамени получали это звание  во
время войны от самого короля под развернутым королевским знаменем.
   В следующем зале они увидели древнейшего баронета Англии  сэра  Эдмунда
Бэкона из Сэффолка,  наследника  сэра  Николаев,  носившего  титул  primus
baronetorum Angliae [первого баронета Англии (лат.)].  За  сэром  Эдмундом
стоял его оруженосец с  пищалью  и  конюший  с  гербом  Олстера,  так  как
носители этого титула были наследственными защитниками графства  Олстер  в
Ирландии.
   В четвертом зале их ожидал канцлер казначейства с четырьмя казначеями и
двумя депутатами лорд-камергера, на обязанности которых  лежала  раскладка
податей. Тут же находился начальник монетного двора: он держал  на  ладони
золотую  монету  в  один  фунт   стерлингов,   вычеканенную   при   помощи
специального штампа. Все восемь человек низко поклонились новому лорду.
   При входе в коридор, устланный  циновками  и  служивший  для  сообщения
палаты общин с палатой лордов, Гуинплена приветствовал сэр  Томас  Мансель
Маргем, контролер двора ее величества и член парламента от Глеморгана. При
выходе его встретила  депутация  баронов  Пяти  Портов,  выстроившихся  по
четыре человека с каждой стороны, ибо  портов  было  не  пять,  а  восемь.
Вильям Ашбернгем приветствовал его от Гастингса, Мэтью Эйлмор - от  Дувра,
Джозиа Берчет - от Сандвича, сэр Филипп Ботлер - от Гайта, Джон Брюэр - от
Нью-Ремнея, Эдуард Саутвелл - от  города  Рея,  Джемс  Хейс  -  от  города
Уинчелси и Джордж Нейлор - от города Сифорда.
   Гуинплен хотел было поклониться  в  ответ  на  приветствия,  но  первый
герольдмейстер шепотом напомнил ему правила этикета:
   - Приподымите только край шляпы, милорд.
   Гуинплен последовал его указанию.
   Наконец он вступил в "расписной зал", где,  впрочем,  не  было  никакой
живописи, если не считать  нескольких  изображений  святых,  в  том  числе
изображение святого Эдуарда, в высоких нишах стрельчатых окон, разделенных
настилом  пола  таким  образом,  что  нижняя  часть  окон   находилась   в
Вестминстер-Холле, а верхняя - в "расписном зале".
   Зал был перегорожен  деревянной  балюстрадой,  за  которой  стояли  три
важные особы, три государственных секретаря.  Первый  из  них  ведал  югом
Англии, Ирландией и колониями, а также сношениями с Францией,  Швейцарией,
Италией, Испанией, Португалией и Турцией. Второй управлял севером Англии и
ведал сношениями с Нидерландами, Германией, Швецией, Польшей и  Московией.
Третий,  родом  шотландец,  ведал  делами  Шотландии.  Первые   два   были
англичане.  Одним  из  них  являлся  достопочтенный  Роберт  Гарлей,  член
парламента от города Нью-Реднора. Тут же  находился  шотландский  депутат.
Мунго  Грехэм,  эсквайр,  родственник  герцога  Монтроза.  Все  они  молча
поклонились Гуинплену.
   Гуинплен дотронулся до края своей шляпы.
   Служитель откинул подвижную часть барьера,  укрепленную  на  петлях,  и
открыл доступ в заднюю часть "расписного зала", где стоял длинный накрытый
зеленым сукном стол, предназначенный только для лордов.
   На столе горел канделябр.
   Предшествуемый приставом черного жезла.  Голубой  Мантией  и  кавалером
ордена Подвязки, Гуинплен вступил в это святилище.
   Служитель закрыл за Гуинпленом барьер.
   Очутившись за барьером, герольдмейстер остановился.
   "Расписной зал" был очень большим.
   В глубине его, под королевским щитом, помещавшимся между двумя  окнами,
стояли два старика в красных бархатных  мантиях,  с  окаймленными  золотым
галуном горностаевыми наплечниками и в  шляпах  с  белыми  перьями  поверх
париков. Из-под мантий видны были шелковые камзолы и рукояти шпаг.
   Позади этих двух стариков неподвижно стоял человек  в  черной  муаровой
мантии; в высоко поднятой руке он держал огромную золотую булаву  с  литым
изображением льва, увенчанного короной.
   Это был булавоносец пэров Англии.
   Лев - их эмблема. "А львы -  это  бароны  и  пэры",  -  гласит  хроника
Бертрана Дюгесклена.
   Герольдмейстер указал Гуинплену на людей в бархатных мантиях  и  шепнул
ему на ухо:
   - Милорд, это - равные вам. Поклонитесь им так же, как  они  поклонятся
вам. Оба  эти  вельможи  -  бароны,  и  лорд-канцлер  назначил  их  вашими
восприемниками. Они очень стары и почти слепы. Это они введут вас в палату
лордов. Первый из них - Чарльз Милдмей, лорд Фицуолтер, занимающий  шестое
место на скамье баронов, второй - Август  Эрандел,  лорд  Эрандел-Трерайс,
занимающий на той же скамье тридцать восьмое место.
   Герольдмейстер, сделав шаг вперед  по  направлению  к  обоим  старикам,
возвысил голос:
   - Фермен Кленчарли, барон Кленчарли, барон Генкервилл, маркиз  Корлеоне
Сицилийский приветствует ваши милости.
   Оба лорда как можно выше приподняли шляпы  над  головами,  затем  снова
покрыли головы.
   Гуинплен приветствовал их таким же образом.
   Затем выступил вперед пристав черного жезла, потом Голубая  Мантия,  за
ним кавалер ордена Подвязки.
   Булавоносец подошел к Гуинплену и стал перед ним, лорды поместились  по
обе  стороны  от  него:  лорд  Фицуолтер  -  по  правую   руку,   а   лорд
Эрандел-Трерайс - по левую. Лорд Эрандел, старший из двух, был очень дряхл
на вид. Он умер год спустя, завещав свое пэрство несовершеннолетнему внуку
Джону, но все же его род прекратился в 1768 году.
   Шествие вышло из "расписного зала" и направилось в галерею с колоннами;
у каждой колонны стояли на часах  попеременно  английские  бердышники  или
шотландские алебардщики.
   Шотландские  алебардщики,  ходившие  с   обнаженными   коленями,   были
великолепным войском, позднее, при  Фонтенуа,  сражавшимся  с  французской
кавалерией и с  теми  королевскими  кирасирами,  к  которым  их  полковник
обращался перед сражением с такими  словами:  "Господа,  наденьте  плотнее
ваши головные уборы, мы будем иметь честь пойти в атаку".
   Командиры бердышников и алебардщиков  отсалютовали  Гуинплену  и  обоим
лордам-восприемникам  шпагой.  Солдаты  взяли  на   караул   бердышами   и
алебардами.
   В глубине галереи отливала металлическим блеском огромная дверь,  столь
роскошная, что створки ее казались двумя золотыми плитами.
   По обе стороны двери стояли неподвижно два человека. По ливреям  в  них
можно было узнать так называемых door-keepers - привратников.
   Немного не доходя до дверей, галерея расширялась, образуя  застекленную
ротонду.
   Здесь в громадном  кресле  восседала  чрезвычайно  важная  особа,  если
судить по размерам ее мантии и парика. Это был Вильям Коупер, лорд-канцлер
Англии.
   Весьма полезно  обладать  каким-нибудь  физическим  недостатком  в  еще
большей степени, чем монарх. Вильям Коупер был  близорук,  Анна  тоже,  но
меньше, чем он. Слабое зрение Вильяма Коупера понравилось близорукости  ее
величества и побудило  королеву  назначить  его  канцлером  и  блюстителем
королевской совести.
   Верхняя губа Вильяма Коупера была тоньше  нижней  -  признак  некоторой
доброты.
   Ротонда освещалась спускавшейся с потолка лампой.
   По правую руку  лорд-канцлера,  величественно  восседавшего  в  высоком
кресле, сидел за столом коронный клерк, по  левую,  за  другим  столом,  -
клерк парламентский.
   Перед каждым из  них  лежала  развернутая  актовая  книга  и  находился
письменный прибор.
   Позади кресла лорд-канцлера стоял его булавоносец, державший  булаву  с
короной, и два чина, на обязанности которых  лежало  носить  его  шлейф  и
кошель, - оба в огромных париках. Все эти должности существуют и поныне.
   Подле кресла на маленьком столике лежала  шпага  в  ножнах,  с  золотой
рукоятью и с бархатной портупеей огненно-красного цвета.
   Позади коронного клерка стоял чиновник, держа  обеими  руками  наготове
развернутую мантию, предназначенную для церемонии.
   Второй чиновник, стоявший позади парламентского клерка, держал таким же
образом другую мантию, в которой Гуинплену предстояло заседать.
   Обе  эти  мантии  из  красного  бархата,  подбитые  белым  атласом,   с
горностаевыми  наплечниками,  отороченными  золотым  галуном,  были  почти
одинаковы, с той лишь разницей, что на церемониальной мантии  горностаевые
нашивки были шире.
   Третий  чиновник,  так  называемый  librarian  [библиотекарь  (англ.)],
держал на четырехугольном подносе из фландрской кожи  маленькую  книжку  в
красном  сафьяновом  переплете,  заключавшую  в  себе   список   пэров   и
представителей палаты общин; кроме того, на подносе лежали  листки  чистой
бумаги  и  карандаш,  которые  вручались  обычно  каждому   новому   члену
парламента.
   Шествие,    которое    замыкал    Гуинплен,    сопровождаемый     двумя
пэрами-восприемниками, остановилось перед креслом лорд-канцлера.
   Лорды-восприемники сняли шляпы. Гуинплен последовал их примеру.
   Герольдмейстер, взяв из рук Голубой Мантии парчовую  подушку  с  черным
портфелем, поднес ее лорд-канцлеру.
   Лорд-канцлер взял портфель и передал  его  парламентскому  клерку.  Тот
принял портфель с подобающей торжественностью, затем, вернувшись  на  свое
место, раскрыл его.
   Портфель, согласно обычаю, содержал  два  документа:  королевский  указ
палате лордов и предписание новому пэру заседать в парламенте.
   Клерк встал и громко, с почтительной медленностью прочел обе бумаги.
   Предписание лорду  Фермену  Кленчарли  оканчивалось  обычной  формулой:
"Предписываем вам во имя верности и преданности,  коими  вы  нам  обязаны,
занять лично принадлежащее вам место среди прелатов и пэров, заседающих  в
нашем парламенте в Вестминстере, дабы по чести  и  совести  подавать  ваше
мнение о делах королевства и церкви".
   Когда чтение обеих бумаг было окончено, лорд-канцлер возгласил:
   - Воля ее величества объявлена. Лорд Фермен  Кленчарли,  отрекается  ли
ваша милость от догмата пресуществления, от поклонения святым и от мессы?
   Гуинплен наклонил голову в знак согласия.
   - Отречение состоялось, - сказал лорд-канцлер.
   Парламентский клерк подтвердил:
   - Его милость принес присягу.
   Лорд-канцлер прибавил:
   - Милорд Фермен Кленчарли, вы можете заседать в парламенте.
   - Да будет так, - произнесли оба восприемника.
   Герольдмейстер поднялся, взял со столика шпагу и надел ее на Гуинплена.
   "После сего, - говорится в старинных нормандских хартиях, -  пэр  берет
свою шпагу, занимает свое высокое место и присутствует на заседании".
   Гуинплен услыхал позади себя голос:
   - Облачаю вашу светлость в парламентскую мантию.
   С этими словами говоривший накинул на него  мантию  и  завязал  на  шее
черные шелковые ленты горностаевого воротника.
   Теперь, в пурпурной мантии,  со  шпагой  на  боку,  Гуинплен  ничем  не
отличался от лордов, стоявших направо и налево от него.
   "Библиотекарь" взял с подноса красную книгу и положил  ее  Гуинплену  в
карман его кафтана.
   Герольд шепнул ему на ухо:
   - Милорд, при входе поклонитесь королевскому креслу.
   Королевское кресло - это трон.
   Между тем оба клерка, каждый сидя за своим  столом,  что-то  вписывали,
один в актовую книгу короны, другой - в парламентскую актовую книгу.
   Потом они по очереди, сперва королевский клерк, а за ним парламентский,
поднесли на подпись свои книги лорд-канцлеру.
   Скрепив обе записи своей подписью, лорд-канцлер  встал  и  обратился  к
Гуинплену:
   - Лорд Фермен Кленчарли,  барон  Кленчарли,  барон  Генкервилл,  маркиз
Корлеоне Сицилийский, приветствую вас среди равных вам духовных и светских
лордов Великобритания.
   Восприемники Гуинплена дотронулись до его плеча. Он обернулся.
   Высокие золоченые двери в глубине галереи распахнулись настежь.
   Это были двери английской палаты лордов.
   Не прошло и  тридцати  шести  часов  с  той  самой  минуты,  как  перед
Гуинпленом, окруженным совсем другого рода свитой,  растворилась  железная
дверь Саутворкской тюрьмы.
   Все эти события пронеслись над его головой быстрее стремительно бегущих
облаков. Они точно штурмовали его.



2. БЕСПРИСТРАСТИЕ

   Провозглашение  пэрского  сословия  равным  королю  было  фикцией,   но
фикцией,  принесшей  в  те  варварские  времена  известную   пользу.   Эта
незамысловатая политическая  уловка  привела  во  Франции  и  в  Англии  к
совершенно разным последствиям. Во Франции пэр был только мнимым  королем;
в Англии же он был подлинным властелином. В Англии у него  было,  пожалуй,
меньше величия, чем во Франции, но больше  настоящей  власти.  Можно  было
сказать: "меньше, да зловреднее".
   Пэрство родилось во Франции. В какую эпоху оно возникло, неизвестно; по
преданию - при Карле  Великом;  согласно  данным  истории  -  при  Роберте
Мудром. Но история ничуть не достовернее  устных  преданий.  Фавен  пишет:
"Французский король хотел привлечь  к  себе  вельмож  своего  государства,
награждая их пышным титулом пэра, коим как бы признавал, их равными себе".
   Пэрство вскоре разветвилось и перешло из Франции в Англию.
   Учреждение английского пэрства явилось крупным событием и имело  важное
значение.  Ему  предшествовал  саксонский  wittenagemot.  Датский  тан   и
нормандский вавасор слились в бароне. Слово "барон" означает то же  самое,
что латинское vir и испанское varon, то есть "муж". Начиная с  1075  года,
бароны дают чувствовать свою власть королям. И каким королям! - Вильгельму
Завоевателю! В 1086 году они кладут основание феодализму "Книгою страшного
суда", "Doomsday book". При Иоанне Безземельном  происходит  столкновение:
французская  аристократия  относится  свысока  к  Великобритании  и  к  ее
монарху, и французские пэры вызывают к себе  на  суд  английского  короля.
Английские бароны негодуют.  При  короновании  Филиппа-Августа  английский
король в качестве герцога нормандского несет первое четырехугольное знамя,
а герцог Гиеннский - второе. Против этого  короля,  вассала  чужестранцев,
вспыхивает "война вельмож". Бароны заставляют безвольного Иоанна подписать
"Великую хартию", породившую палату лордов.  Папа  становится  на  сторону
короля и отлучает лордов от церкви. Дело происходит в 1215 году, при  папе
Иннокентии III, который написал гимн "Veni sancte  Spiritus"  [приди,  дух
святой (лат.)]  и  прислал  королю  Иоанну  Безземельному  четыре  золотых
кольца, знаменовавших  собой  четыре  основных  христианских  добродетели.
Лорды  упорствуют.  Начинается  долгий  поединок,  которому  суждено  было
длиться  несколько  поколений.  Пемброк  борется.  В  1248  году  издаются
"Оксфордские   постановления".   Двадцать   четыре   барона   ограничивают
королевскую власть,  оспаривают  ее  решения  и  привлекают  к  участию  в
разгоревшейся распре по одному дворянину от каждого графства -  зарождение
палаты общин. Позднее лорды стали призывать в качестве помощников  по  два
человека от каждого города и по два - от каждого  местечка.  В  результате
этого вплоть до царствования Елизаветы пэры держали в своих руках выборы в
палату  общин.  Их  юрисдикция  породила   изречение:   "Депутаты   должны
избираться без трех "Р":  sine  Prece,  sine  Pretio,  sine  Poculo"  [без
просьбы, без подкупа,  без  попойки  (лат.)].  Это,  однако,  не  помешало
подкупам в некоторых общинах. Еще в 1293  году  французские  пэры  считали
подсудным себе короля Англии, и Филипп Красивый требовал к ответу  Эдуарда
I. Эдуард I был тот самый король, который, умирая,  приказал  своему  сыну
выварить  его  труп  и  кости  взять  с  собой   на   войну.   Королевские
безрассудства  побуждают  лордов  принять  меры  к  укреплению  власти   в
парламенте; с этой целью они  разделяют  его  на  две  палаты,  верхнюю  и
нижнюю. Со свойственным им  высокомерием  лорды  сохраняют  главенство  за
собой. "Если  кто-либо  из  членов  нижней  палаты  дерзнет  неуважительно
отозваться о палате лордов