ми банкнотами. Это моя окончательная цена.
     - Вам следовало бы поторговаться чуть подольше, - сказал Питер Марлоу. - Как насчет того, чтобы предложить цену в тридцать три тысячи, тогда...
     Кинг отрицательно покачал головой.
     - Нет. А когда будете переводить, найдите слово, соответствующее словам "глупая болтовня".
     Питер Марлоу неохотно повернулся к Чен Сену.
     - Мой друг говорит: он не собирается заниматься обменом любезностями, когда торгуется. Его последняя цена тридцать тысяч - пять тысяч в малайских долларах по курсу восемь к одному. Все в мелких купюрах.
     К его удивлению, Чен Сен немедленно сказал:
     - Я согласен! - потому что не хотел свалять дурака. Цена справедливая, и он почувствовал, что Кинг непреклонен. В любом деле приходит время, когда нужно говорить "да" или "нет". Раджа хороший торговец.
     Они обменялись рукопожатием. Сутра улыбнулся и принес бутылку саке. Они пили за здоровье друг друга, пока бутылка не опустела. Потом уточнили детали.
     Через десять дней Шагата должен подойти к хижине американцев, когда меняется ночная смена. У него будут деньги. Он посмотрит кольцо, а затем передаст деньги. Три дня спустя Кинг и Питер Марлоу встретятся с Чен Сеном в деревне. Если по какой-то причине Шагата не сможет в условленный день, он придет на следующий или через день. Равным образом и Кинг, если он не сможет устроить встречу в деревне в назначенное время, то придет на следующий день.
     После обмена обычными любезностями, Чен Сен сказал, что ему надо идти, чтобы не пропустить прилив. Он вежливо поклонился, Сутра вышел с ним, проводить его до берега. Около лодки они затеяли вежливое препирательство по поводу продажи рыбы.
     Кинг сиял.
     - Отлично, Питер! Мы выиграли!
     - Вы ужасны! Когда вы приказали, чтобы я прямо в лоб перевел ему ваши условия, ну, старина, я решил, что вы проиграли. У них так не принято.
     - У меня было предчувствие. - Потом пережевывая мясо, добавил. - Вы в деле из расчета десять процентов, от прибыли, конечно. Но вам придется поработать за них, сукин вы сын.
     - Как лошадь! Боже! Страшно подумать, сколько денег. Тридцать тысяч долларов составляет стопку банкнот высотой этак с фут.
     - Больше, - сказал Кинг, заражаясь волнением.
     - Боже, ну у вас и нервы. Все-таки, как же вы пришли к такой цене? Он согласился, ухватился за нее. Минутный разговор, а потом - бух, и вы богаты.
     - Пришлось многое улаживать, прежде чем это стало реальной сделкой. Многое могло пойти не так. Сделка не считается сделкой, пока наличные не получены и не положены в банк.
     - Вот я об этом никогда и не думал.
     - Аксиома бизнеса. Нельзя положить разговор в банк. Только банкноты!
     - Я все еще не могу прийти в себя. Мы не в лагере, в желудках еды больше, чем полагалось бы за много недель. А перспективы огромные. Вы чертовски гениальны.
     - Подождем и посмотрим, Питер.
     Кинг встал.
     - Ждите здесь. Я вернусь через час или через два. Есть еще одно дело, о котором надо позаботиться. Если мы пробудем здесь еще пару часов, все будет нормально. Тогда попадем в лагерь как раз перед рассветом. Лучшее время. Охранники обычно дремлют в эти часы. Увидимся, - и исчез, спустившись по лестнице.
     Неожиданно Питер Марлоу почувствовал себя одиноко и слегка испугался. Боже, во что он впутался? Что он делает? Что будет, если он опоздает? Что, если он не вернется? Что, если в деревне появятся япошки? Что, если меня бросили на произвол судьбы? Должен ли я идти разыскивать его? Если мы не вернемся к рассвету. Боже, сообщат о нашем отсутствии, и нам придется бежать. Куда? Может быть, Чен Сен поможет? Слишком опасно. Где он живет? Сумеем ли мы добраться до пристани и достать лодку? Может быть, связаться с партизанами, которые, по слухам, должны где-то действовать?
     Держи себя в руках, Марлоу, проклятый трус! Ты ведешь себя как трехлетний ребенок!
     Сдерживая беспокойство, он приготовился ждать. Потом вдруг вспомнил о конденсаторе для связанных контуров - триста микрофарад.
     - Табе, туан, - улыбнулась Кассе, когда Кинг вошел в хижину.
     - Табе, Кассе!
     - Понравилась еда, правда?
     Он покачал головой, притянул ее и обнял. Она встала на цыпочки, чтобы обхватить руками его шею, черные волосы водопадом спадали по спине.
     - Давно не виделись, - сказала она, согретая его прикосновением.
     - Давно, - ответил он. - Ты скучала?
     - Угу, - рассмеялась она, передразнивая его произношение.
     - Он уже пришел?
     Она покачала головой.
     - Нет, туан. Было опасно.
     - Все опасно.
     Они услышали шаги, и тут же на дверь упала тень. Дверь отворилась, и вошел низенький, смуглый китаец. На нем был саронг и индийские сандалии. Он улыбнулся, показав сломанные, испорченные зубы. За его спиной висел боевой паранг <Короткая сабля, распространенная в Малайе.> в ножнах. Кинг заметил, что ножны хорошо смазаны. Такой паранг легко вытащить и отрезать голову человеку - вот так просто. За пояс у китайца был заткнут револьвер.
     Кинг просил Кассе связаться с партизанами, действовавшими в Джохоре. И вот этот человек появился здесь. Как и многие, они были бандитами. Просто теперь воевали с японцами под знаменем коммунистов, снабжавших их оружием.
     - Табе. Ты говоришь по-английски? - спросил Кинг, заставляя себя улыбнуться. Ему не понравился вид этого китайца.
     - Почему ты хочешь говорить с нами?
     - Думал, мы можем договориться.
     Китаец плотоядно посмотрел на Кассе. Та вздрогнула.
     - Уйди, Кассе, - приказал Кинг.
     Она бесшумно ушла, скрывшись за занавеской в задней части дома.
     Китаец проводил ее взглядом.
     - Тебе везет, - сказал он Кингу. - Очень везет. Держу пари, эта женщина доставляет удовольствие двум или трем мужчинам за одну ночь. Разве не так?
     - Вы хотите говорить о деле? Да или нет?
     - Смотри, белый человек. Вдруг я скажу японцам, что ты здесь. Быть может, я скажу, что в деревне принимают военнопленных. Тогда они выбьют деревню.
     - Если ты сделаешь это, смерть твоя будет долгой и мучительной.
     Китаец заворчал, потом сел на корточки. Он угрожающе поправил паранг.
     - Может быть, сейчас я займусь женщиной.
     "Боже, - подумал Кинг, - я, кажется, ошибся".
     - У меня есть для вас предложение. Если война внезапно кончится или японцам взбредет в голову истребить военнопленных, я хочу, чтобы вы держались поблизости. Я заплачу вам две тысячи американских долларов, когда буду в безопасности.
     - Откуда мы узнаем, что японцы убивают пленных?
     - Вы узнаете. Вам известно все, что здесь происходит.
     - Откуда нам знать, что ты заплатишь?
     - Заплатит американское правительство. Всем известно, что назначена награда.
     - Две тысячи! Mahlu! Мы каждый день имеем по две тысячи. Берем банк. Легко.
     Кинг пошел на уступку.
     - Я уполномочен нашим старшим офицером дать гарантию, что вы получите две тысячи за голову каждого спасенного американца. Если начнут расстреливать.
     - Я не понимаю.
     - Если японцы начнут избавляться от нас - убивать нас. Если союзники высадятся здесь, японцы могут взбеситься. Или если союзники высадятся в Японии, тогда япошки здесь примут ответные меры. Если они это сделают, вы узнаете об этом, а я хочу, чтобы им помогли нам спастись.
     - Сколько человек?
     - Тридцать.
     - Слишком много.
     - Скольких вы можете спасти?
     - Десять. Но цена будет пять тысяч за человека.
     - Слишком много.
     Китаец пожал плечами.
     - Ладно. Договорились. Ты знаешь лагерь?
     Китаец показал зубы в кривой ухмылке.
     - Мы знаем.
     - Наша хижина на востоке. Маленькая. Если нам придется бежать, мы прорвемся за проволоку в том месте. Вы из джунглей прикроете нас. Как мы узнаем, что вы находитесь на месте?
     Китаец снова пожал плечами.
     - Можете подать нам знак?
     - Нет.
     "Это сумасшествие, - сказал сам себе Кинг. - Мы не будем знать, когда нам надо бежать, а если это произойдет внезапно, невозможно будет известить. Может быть, они будут там, может быть, нет. Но, если они прикинут, что за каждого из нас им светит по пять тысяч, возможно, с этого времени они начнут следить за лагерем".
     - Вы будете следить за лагерем?
     - Может быть, командир скажет "да", а может, и "нет".
     - Кто твой командир?
     Китаец пожал плечами и оскалил зубы.
     - Тогда договорились?
     - Возможно. - Его глаза были враждебными. - Ты кончил?
     - Да. - Кинг протянул руку. - Спасибо.
     Китаец посмотрел на руку, глумливо усмехнулся и пошел к двери.
     - Помни. Только десять. Остальных убьют!
     Он ушел.
     "Попытаться стоило, - успокоил себя Кинг. - Эти ублюдки наверняка найдут применение деньгам. А дядя Сэм заплатит. Почему бы и нет, черт возьми! За каким чертом мы тогда платим налоги?"
     - Туан, - мрачно сказала Кассе, появившаяся в дверях. - Мне это не понравилось.
     - Надо что-то делать. Если неожиданно начнется бойня, мы можем выбраться. - Он подмигнул ей. - Стоит попытаться. В любом случае - мы покойники. Ну и что, черт подери. Может быть, у нас будет путь к отступлению.
     - Почему ты не торговался только за себя? Почему тебе не уйти с ним сейчас и не сбежать из лагеря?
     - Ну, во-первых, в лагере безопаснее, чем с партизанами. Им нельзя доверять, пока в этом не будет жизненной необходимости. Во-вторых, ради одного человека они не пойдут на это. Вот почему я попросил его спасти тридцать человек. Но столковались только на десяти.
     - Как ты выберешь этих людей?
     - После того как выберусь я, любой может бежать по моему следу сам по себе.
     - Быть может, твоему старшему офицеру не понравится число десять.
     - Понравится, если он будет одним из этих счастливчиков.
     - Ты думаешь, японцы убьют пленных?
     - Возможно. Но давай забудем об этом, ладно?
     - Забудем, - улыбнулась она. - Тебе жарко. Примешь душ?
     - Да.
     Кинг облился водой из бетонного колодца в дальнем углу хижины. Вода была холодной, дыхание перехватило, а тело стало гореть.
     - Кассе!
     Она появилась с полотенцем из-за занавески. Кассе любовалась им. Да, ее туан был прекрасным мужчиной. Сильный, красивый, такой приятный цвет кожи. "Мне повезло, что у меня такой мужчина. Но он такой громадный, а я такая маленькая. Он выше меня на две головы".
     Тем не менее она знала, что доставляет ему удовольствие. Легко ублажать мужчину. Если ты женщина. И не стыдишься быть женщиной.
     - Чему ты улыбаешься? - спросил он.
     - Я просто подумала, туан, ты такой большой, а я такая маленькая, и все же, когда мы ложимся, разница ведь не такая уж и большая, правда?
     Он хохотнул, шлепнул ее по заду и взял полотенце.
     - Как насчет выпивки?
     - Она готова, туан.
     - Что еще готово?
     Она рассмеялась, смеялись и рот, и глаза, - все лицо ликовало. Ее зубы были ослепительно белыми, глаза - темно-карими, а кожа гладкая и душистая.
     - Кто знает, туан? - Потом вышла из комнаты.
     "Теперь осталось заняться этой чертовкой, - думал Кинг, глядя ей вслед и энергично вытираясь. - Мне везет".
     Встречу Кинга с Кассе устроил Сутра, когда Кинг впервые посетил деревню. Все было тщательно оговорено. Когда кончится война, он должен будет уплатить Кассе двадцать американских долларов за каждый визит к ней. Он немного сбил запрашиваемую цену - бизнес есть бизнес - но за двадцать долларов она была знатной покупкой.
     - Ты уверена, что я заплачу? - спросил он ее.
     - Не уверена. Не заплатишь, значит, не заплатишь: тогда я получу только удовольствие. Если же заплатишь, тогда получу и деньги, и удовольствие. - Она улыбнулась.
     Он надел туземные сандалии, которые она оставила ему, потом шагнул за занавеску. Она ждала его.

***

     Питер Марлоу наблюдал, как Сугра и Чен Сен стояли на берегу. Чен Сен поклонился, сел в лодку, и Сутра помог ему оттолкнуть ее в фосфоресцирующее море. Потом Сутра вернулся в хижину.
     - Табе! - сказал Питер Марлоу.
     - Хочешь еще поесть?
     - Нет, благодарю тебя, туан Сутра.
     "Честное слово, - подумал Питер Марлоу, - что-то случилось, если я способен отказаться от еды". Он наелся до отвала, нельзя давать себе волю. Видно, что деревня живет бедно, не следует переводить еду.
     - Я слышал, - сказал он вкрадчиво, - что новости, военные новости, хорошие.
     - Это я тоже слышал, но ничего такого, что можно пересказать. Смутные слухи.
     - Жаль, жизнь сейчас не такая, как раньше. До войны человек мог иметь приемник и узнавать новости или читать газету.
     - Верно. Жаль.
     Сутра не показал, что понял. Он присел на корточки на циновке, скрутил самокрутку и начал курить из кулака, глубоко затягиваясь.
     - До нас дошли плохие слухи из лагеря, - сказал он наконец.
     - Все не так плохо, туан Сутра. Мы кое-как справляемся. Но не знать, что происходит в мире, вот это действительно плохо.
     - Я слышал, говорили, будто в лагере было радио, но людей, которым оно принадлежало, поймали. Сейчас они сидят в Утрам Роуд.
     - Ты знаешь что-нибудь о них? Один из них мой друг!
     - Нет. Мы слышали, что их отвезли туда.
     - Я бы очень хотел знать, как они там.
     - Ты же знаешь, что это за место и как долго живут люди в этом лагере.
     - Верно. Но человек надеется, что может повезти.
     - Мы все в руках Аллаха, говорит Пророк.
     - Да будет благословенно его имя.
     Сутра снова посмотрел на него; потом, спокойно пыхнув сигаретой, спросил:
     - Где научился говорить по-малайски?
     Питер Марлоу рассказал о своей жизни в деревне. Как он работал на рисовых полях и вел образ жизни яванца, почти такой же, какой ведут малайцы. Обычаи те же и тот же язык, за исключением общераспространенных западных слов - "радио" в Малайе, "приемник" на Яве, "мотор" в Малайе, "автомобиль" на Яве. Но все остальное то же самое. Любовь, ненависть, болезнь и слова, которые говорит мужчина мужчине или мужчина женщине, те же самые. Важные вещи всегда одинаковы.
     - Как звали твою женщину из деревни, сынок? - спросил Сутра. Раньше спрашивать об этом невежливо, но сейчас, когда они поговорили о душе, мире, философии и об Аллахе, и, конечно, об изречениях Пророка, чье имя свято, сейчас такой вопрос не был грубым.
     - Ее звали Нья Джахан.
     Старик довольно вздохнул, вспоминая свою юность.
     - И она любили тебя крепко и долго?
     - Да. - Питер Марлоу ясно увидел ее.
     Однажды вечером она пришла к нему в хижину, когда он готовился ко сну. Ее саронг был красно-золотым, крошечные сандалии виднелись из-под подола. На шею надела тонкое ожерелье из цветов, и их запах наполнил хижину и все его существо.
     Она положила к ногам свою свернутую в рулон постель и низко поклонилась ему.
     - Меня зовут Нья Джахан, - сказала она. - Туан Абу, мой отец, выбрал меня, чтобы я разделила свою жизнь с тобой. Мужчина не должен жить один. А ты один уже три месяца.
     Нья, вероятно, было лет четырнадцать, но в странах солнца и дождя девушка четырнадцати лет уже женщина, с желаниями женщины, и должна выходить замуж или, по крайней мере, жить с мужчиной, которого выбрал ее отец.
     Ее смуглая кожа имела молочный оттенок, глаза светились драгоценными топазами, руки напоминали лепестки орхидеи, а ее ноги были изящны. Тело женщины-ребенка было атласным и таило в себе счастье порхающей птички. Она была дочерью солнца и дождя. Нос ее был тонким, точеным, ноздри изящны.
     Нья была вся из атласа, из струящегося атласа. Твердая, когда ей следовало быть твердой. Мягкой, когда следовало быть мягкой. Сильной, когда требовалось быть сильной, и слабой, когда нужно было быть слабой.
     Ее волосы цвета воронова крыла накрывали ее легкой пеленой.
     Питер Марлоу улыбнулся ей. Он пытался скрыть свое смущение. Хотелось быть похожим на нее, раскованным, счастливым и лишенным застенчивости. Она сняла саронг, стала гордо перед ним и сказала:
     - Я молюсь, чтобы смогла сделать тебя счастливым и подарить тебе крепкий сон. И я молю тебя научить меня всем тем вещам, которые должна знать твоя женщина, чтобы ты был "ближе к Богу".
     "Как прекрасно сказано: "ближе к Богу", - подумал Питер Марлоу, - как прекрасно изображать любовь как близость к Богу".
     Он посмотрел на Сутру.
     - Да. Мы любили друг друга крепко и долго. Я благодарю Аллаха, что жил и любил почти вечно. Как славны пути, выбираемые Аллахом.
     Появилось облако и схватилось с луной за право обладания ночью.
     - Хорошо быть мужчиной, - сказал Питер Марлоу.
     - Тебя ничто не тревожит сегодня ночью?
     - Нет. В самом деле. Сегодня - нет.
     Питер Марлоу изучал старого малайца, который понравился ему.
     - Послушай, туан Сутра. Я открою тебе свои мысли, потому что верю - со временем мы станем друзьями. Со временем ты сможешь оценить мою дружбу и мою душу. Но война - это трата времени. Поэтому я буду говорить с тобой как твой друг, хотя и не стал еще им.
     Старик не ответил. Он запыхтел сигаретой и ждал продолжения.
     - Мне необходима небольшая деталь для приемника. Нет ли старого радио в деревне? Если оно сломано, я мог бы снять всего лишь одну маленькую детальку.
     - Ты же знаешь - радио запрещено японцами.
     - Верно, но иногда есть тайные места, чтобы прятать то, что запрещено.
     Сутра размышлял. Приемник лежал в его хижине. Возможно, сам Аллах послал туана Марлоу, чтобы тот забрал его. Он верил, что может доверять ему, потому что раньше ему доверял туан Абу. Но, если туана Марлоу поймают с радио за пределами лагеря, деревня будет неизбежно втянута в эту историю.
     Оставлять радио в деревне тоже было опасно. Конечно, можно закопать приемник в джунглях. Это следовало бы сделать, но искушение послушать радио было очень велико. Искушение женщин послушать "дерганую музыку" было очень велико. Искушение знать новости, когда другие не знали, было очень велико. Верно сказано: "Суета, все суета сует". Будет лучше, решил он, если вещь белого человека останется у белого человека.
     Он встал, поманил к себе Питера Марлоу и через занавески провел его в темную глубину хижины. Он остановился у входа в спальню Сулины. Она лежала на кровати, блестя глазами, на ней был тонкий свободный саронг.
     - Сулина, - сказал Сутра, - пойди на веранду и посторожи.
     - Хорошо, отец. - Сулина соскользнула с кровати, затянула на себе саронг и одернула свой жилет - баджу. "Одернула чересчур сильно, чтобы грудь была видна, - подумал Сутра. - Да, девушке пришло время выходить замуж. Но за кого? Не было подходящего мужчины".
     Он стоял в стороне, и девушка проскользнула мимо, опустив притворно застенчивые глаза. Но ничего застенчивого не было в движении ее бедер, и Питер Марлоу тоже заметил это. "Я должен проучить ее палкой", - подумал Сутра. Но он знал, что сердиться не нужно. Она была всего лишь девушкой, стоящей на пороге зрелости.
     Искушать - это женский подход к жизни, а быть желанной - всего лишь женская потребность.
     "Возможно, я отдам тебя англичанину. Может быть, это уменьшит твой голод. Он выглядит более, чем мужчиной!" - Сутра вздохнул. Как бы снова стать молодым!
     Из-под кровати он вытащил небольшой приемник.
     - Я доверюсь тебе. Это радио в порядке. Оно хорошо работает. Ты можешь взять его.
     Питер Марлоу чуть не уронил его от возбуждения.
     - А ты как же? Оно, конечно, бесценно.
     - А у него нет цены. Бери его с собой.
     Питер Марлоу перевернул радиоприемник. Он работал от сети. В хорошем состоянии. Крышка была снята и в глубине мерцали лампы. Там было много конденсаторов. Много. Он поднес приемник поближе к свету и дюйм за дюймом изучал его содержимое.
     С его лица начал капать пот. Наконец он нашел конденсатор на триста микрофарад.
     "Теперь что делать? - спрашивал он себя. - Взять только конденсатор? Мак сказал, что он почти уверен. Лучше взять все целиком, тогда если этот конденсатор не подойдет к нашему приемнику, у нас будет еще один. Мы сумеем спрятать его где-нибудь. Решено. Хорошо иметь запасной приемник".