казал доктор Дринквотер, поворачиваясь своим 
румяным лицом к Смоки,- это день, который не похож ни на один другой 
день в году, кажется, что он приходит сам по себе, а не следует за 
другими днями. Ты понимаешь, о чем я говорю?
	Сделав длинный, изящный поворот по кругу, он приблизился к 
Смоки и снова, легко скользя, отъехал в сторону. Смоки резкими 
движениями передвигался взад-вперед; руки его не были заложены за 
спину, как у доктора Дринквотера, а широко раскинуты по сторонам, 
преодолевая сопротивление воздуха. Ему казалось, что он понимал 
доктора. Дэйли Алис, спрятав руки в старую, потертую муфту, мягко 
скользила вслед за ним, посмеиваясь над его неловкостью и выписывая 
на льду фигуры, которые были вне понимания Смоки, так как он сам не 
мог оторвать глаз от поверхности катка.


			СОГЛАСНЫ С НЬЮТОНОМ
	- Я имею в виду,- сказал доктор Дринквотер,- возникая позади 
Смоки, что всякий раз кажется, что одно Рождество возникает сразу 
после другого. А все те месяцы, которые лежат между ними, не имеют 
никакого значения. Рождество следует одно за другим.
	- Ты прав,- подтвердила мать, уверенно завершая круг. За ней, как 
деревянные утята за уткой в детской игрушке, тянулись две ее внучки.
	- Кажется, что вот только было одно рождество, как тут же 
подошло и другое.
	- Мг,- промычал доктор.- Конечно, это не совсем то, что я хотел 
сказать.
	Он заложил крутой вираж, как самолет-истребитель и, 
проскользнув подмышку Софи, взял ее под руку.
	- Как дела?
	Смоки услышал, как она засмеялась в ответ и они отъехали, 
наклонившись в такт своим скользящим шагам.
	- С каждым годом все лучше,- сказал Смоки и вдруг, потеряв 
равновесие, непроизвольно повернулся. Он оказался на пути Дэйли 
Алис, столкновение было неизбежно и он ничего не мог поделать. Ему 
страстно захотелось, чтобы к его спине были привязаны подушки, как 
это иногда изображают на комических открытках. Алис подъехала 
совсем близко и резко и искусно затормозила.
	- Как ты думаешь, Тэси и Лили не пора идти в дом? - спросила она.
	- Решай сама.
	Мать посадила их на санки. Их круглые мордашки в меховых 
шапках были румяными, как ягоды. Они ушли и вместе с ними ушла 
Алис.
	- Пусть женщины посоветуются,- подумал Смоки. Он попытался 
овладеть техникой скольжения вперед - это вызвало у него 
головокружение. Он чуть не упал, но неожиданно за его спиной 
появилась Софи. Она поддержала его и подтолкнула вперед.
	- Как ты себя чувствуешь? - не очень вежливо спросил он.
	- Не очень хорошо, как будто меня предали,- ответила она. Голос 
ее звучал холодно и слова окутывали воздух вокруг, как грозовые облака.
	Левая нога Смоки подвернулась, а правая уехала куда-то в 
сторону. Он неловко повернулся и тяжело упал на лед, сильно ударив 
копчик. Софи кругами объезжала его и так смеялась, что чуть сама не 
упала.
	Смоки подумал, что хорошо бы так и сидеть на льду, пока не 
примерзнет, и пока не наступит оттепель...
	На прошлой неделе выпал снег, но он шел только одну ночь и даже 
не покрыл землю. На следующее утро пошел сильный дождь. Дождь 
продолжался бесконечно, заливая расположенную в низине лужайку, где 
стояли разрушаясь сфинксы. Затем температура понизилась и утром 
накануне рождества весь мир оказался закованным в ослепительно 
блестевший лед; и небо тоже было цвета сероватого льда, и пятна белых 
солнечных лучей пробивались сквозь облака. По лужайке было довольно 
тяжело кататься на коньках. Дом издалека выглядел, как модель для 
детской железной дороги; он стоял за прудом и казался сделанным из 
осколков зеркала.
	Софи все кружила вокруг Смоки.
	- Послушай, что ты имеешь в виду, говоря, что тебя предали? - 
спросил он.
	Она загадочно улыбнулась и помогла ему встать на ноги, затем 
повернулась каким-то тайным, неуловимым движением, которое он 
никогда бы не смог повторить, и без всяких усилий отъехала от него.
	Ему было бы легче, если бы он смог догадаться, как другим 
удаются круги и повороты и если бы он вспомнил непреложный закон, 
который гласит, что действие равно противодействию. Ему казалось, что 
он так и будет скользить взад-вперед на одном месте и окажется 
единственным из всех, кто испытал на себе действие третьего закона 
Ньютона. Он был согласен с ученым до тех пор, пока снова не упал. Не 
существует вечного движения. И все же как раз в этот момент он начал 
каким-то образом постигать, что вероятность вечного движения 
существует и, встав на четвереньки, цепляясь онемелыми пальцами за 
лед, Смоки начал двигаться по катку в сторону крыльца, где 
торжественно восседала Клауд, закутавшись в меховой плед, в теплых 
ботинках и с термосом в руках.
	- Ну, где же этот обещанный снег? - сказал он, а Клауд хитро 
улыбнулась в ответ. Он взялся за горлышко термоса и отвинтил крышку, 
а потом налил одну чашечку лимонного чая с ромом для себя и одну для 
Клауд. Он выпил чай и пар оттаял его замерзший нос. Он чувствовал 
уныние, разбитость, неудовлетворенность. Предательство! Может быть, 
она пошутила? Драгоценный камень, который он давным-давно получил 
от Дэйли Алис во время их первого объятия потемнел, как темнеет 
жемчуг и превратился в ничто, когда он попытался надеть его на шею 
Софи. Он никогда не знал, что чувствовала Софи, но не мог поверить, 
что Софи тоже ничего не знала, что она была изранена, изумлена так же, 
как он. Он только наблюдал, как она то приближалась, то удалялась с 
какой-то определенной целью, удивлялся, предполагал.
	Держа руки за спиной, она пересекла лужайку, скрестив ноги 
повернулась и подплыла к крыльцу. Ловко повернув, она затормозила и 
из-под лезвия конька вылетел целый каскад сверкающих ледяных 
кристаллов. Слегка задыхаясь, она села рядом со Смоки и взяла из его 
рук чашку. В ее волосах Смоки заметил что-то напоминающее увядший 
цветок, а может быть, так выглядел драгоценный камень; он пригляделся 
и увидел, что это была снежинка, но такая большая и красивая, что он 
смог бы пересчитать все ее зубчики и кристаллики.
	- Это снежинка,- произнес Смоки и в это время на волосы упала 
еще одна, а за ней еще и еще.


			ПИСЬМА ДЕДУ МОРОЗУ
	В разных семьях по-разному встречают рождество и передают свои 
пожелания деду Морозу. Многие посылают письма, заранее отправляя 
их авиапочтой и адресуя на Северный полюс. Эти письма никогда не 
достигают адресата, почтальоны обходятся с ними в соответствии со 
своими причудами, не утруждая себя доставкой.
	Другой метод, который всегда использовали Дринквотеры, хотя 
никто из них не мог сказать, как они нашли его, состоял в том, что они 
сжигали свои послания в камине, облицованном кафелем с картинками 
фигуристов, ветряных мельниц, охотничьих трофеев, которые очень 
гармонировали с обстановкой гостиной; кроме всего прочего у камина 
была очень высокая труба. Дым из трубы /дети всегда просились 
посмотреть, как он выходит/ всегда тянулся на север или по крайней мере 
уходил в атмосферу, чтобы Санта Клаус расшифровал послания. Это 
была сложная процедура, но весьма действенная и ее совершали всегда 
накануне рождества, когда пожелания были уже готовы.
	Очень важно было соблюсти секретность, по крайней мере для 
писем детей; дети никогда не выпытывали друг у друга, что они просят у 
деда Мороза, а письма для Лили и Тэси приходилось писать кому-
нибудь другому и девочкам приходилось запоминать все свои желания, 
пока не подойдет рождество. Ты не хочешь братика для медвежонка 
Тедди? Тебе все еще хочется короткоствольное ружье? А коньки с 
двойными лезвиями?
	Но дети не могли точно решить, нужны ли им все эти вещи.
	В ожидании кануна того рождества Дэйли Алис забралась с 
ногами в огромное кресло и, согнув колени, положила на них большую 
книгу, приспособив ее как столик.
	"Дорогой Санта,- написала она,- пожалуйста принеси мне новый 
термос любого цвета, желательно розоватого, как цвет свежесваренного 
мяса и нефритовое кольцо, как у тетушки Клауд, на правый средний 
палец" Она задумалась. Алис наблюдала, как снег ложится на сырую 
землю и по мере того, как уходит день, снежинки становятся все 
заметнее.
	"Стеганое одеяло,- продолжала она,- вроде того, что лежит у меня 
в ногах. Пару теплых пушистых тапочек. Мне бы хотелось, чтобы этот 
ребенок достался мне легче, чем два других. И еще один пустяк, который 
для тебя будет не так трудно выполнить. Длинный вкусный леденец, 
какого ни у кого не будет. Заранее благодарю тебя. Алис Барнейбл 
/старшая сестра/". С самого детства она всегда прибавляла последние 
слова, чтобы не было ошибки. Она еще немного колебалась, держа в 
руках этот крошечный голубоватый листочек бумаги, почти полностью 
исписанный своими пожеланиями, а потом дописала: "P.S. Если ты 
возвратишь мою сестру и моего мужа оттуда, куда они вместе зашли, я 
буду тебе несказанно благодарна".
	Она несколько раз согнула листок. Среди странноватого снежного 
безмолвия было слышно, как стучит печатная машинка ее отца. Клауд, 
подперев щеку рукой, писала огрызком карандаша на журнальном 
столике; ее глаза были влажными, наверное, она плакала, хотя в 
последнее время ее глаза часто казались на мокром месте; скорее всего, 
это было старческое. Алис откинула голову на мягкую спинку кресла, 
глядя на потолок. Рядом с ней усаживался Смоки, готовясь начать свое 
письмо. Он уже испортил один листок, так как шаткий письменный стол 
раскачивался, когда он аккуратно выводил буквы. Он подложил под 
ножку стола коробок спичек и начал снова.
	"Мой дорогой Санта. Прежде всего я бы хотел объяснить мое 
прошлогоднее желание. Я не оправдываю себя, говоря, что я был 
немного пьян, хотя так оно и было, я и сейчас немного выпил /это, как и 
многое другое уже стало рождественской привычкой, но ты знаешь все 
об ЭТОМ/. Как бы то ни было, если я обидел тебя или переутомил таким 
предложением, извини; я только хотел немного выпустить пар. Я знаю, 
что не в твоей власти отдать одного человека другому, но факт в том, 
что мое желание было выполнено. Может быть, это потому, что я хотел 
именно этого больше всего, а ты даешь то, чего больше всего хочется. Я 
не знаю, благодарить ли тебя за это или нет. Я хочу сказать, что не знаю 
твоих возможностей и не знаю, так ли уж я благодарен за это..."
	Он пожевал кончик ручки, подумав о прошлогоднем рождестве, 
когда он утром вошел в комнату Софи, чтобы разбудить ее. Было, 
конечно, очень рано, в окнах едва брезжил рассвет, но Тэси не могла 
ждать. Он удивлялся, сможет ли он рассказать, что случилось. Он 
никогда никому не рассказывал этого и лишь то, что это письмо вскоре 
будет сожжено, ввело его в искушение написать то, что он хранил в 
глубокой тайне. Но нет.
	Доктор говорил правду, что одно рождество следует за другим, как 
будто и нет между ними других дней. За последние несколько дней 
Смоки хорошо уяснил это для себя. Не из-за того, что ежегодно 
повторялся один и тот же ритуал - вытаскивали старые украшения и на 
двери вешали украшенные зеленью рождественские веночки. Все, что 
происходило со времени последнего рождества, переполняло его 
сильными чувствами. Это был день, который с детства для него ничем 
иным, как очарованием Хэлоуина, когда он надевал маску пирата или 
клоуна и неузнаваемым уходил в сверкающую петардами и 
фейерверками ночь. И как только наступала зима, вместе с первым 
снегом его вновь окутывала волна чувств и переживаний. Не он, а она 
была причиной того, что он писал теперь.
	"Однако,- продолжал он писать,- мои желания в этом году немного 
неясны. Мне бы хотелось один из тех инструментов, которыми ты 
затачиваешь косу и косаря сена. Мне бы хотелось обладать силой 
гиббона". Он подумал, что нужно подписаться и поставить дату, но его 
охватило чувство фатальности происходящего. "Санта,- написал он,- мне 
бы хотелось быть одним человеком, а не чувствовать себя целой толпой; 
большая половина людей всегда стремится повернуться спиной и 
убежать, когда на них смотрят",- он имел в виду Софи, Алис, Клауд, 
доктора, мать, но больше всего Алис. "Посмотри на меня, Санта, я хочу 
быть честным и смелым и нести свое бремя. Я не хочу стоять в стороне, 
пока кучка ничтожных вымышленных проныр устраивает за меня мою 
жизнь".
	Здесь он остановился, заметив, что его трудно понять. Он немного 
подумал, как закончить свое послание. Он подумал, что нужно написать 
"всегда твой", но ему показалось, что это будет звучать иронически или 
даже издевательски и наконец, написал просто, так как его отец обычно 
подписывал свои письма и что всегда выглядело двусмысленно и 
ненавязчиво. Он подписался: Эван С. Барнейбл.
	Все собрались внизу со своими письмами и высокими бокалами, 
наполненными сладким ромом со взбитыми яйцами. Доктор держал свое 
послание свернутым, как настоящее письмо и обратная сторона его была 
испещрена точками и запятыми; мать достала свое письмо из 
коричневой сумочки и оно напоминало список покупок в магазине. 
Огонь в камине поглотил все их послания, правда, отказавшись поначалу 
принять письмо Лили, которая с пронзительным криком попыталась 
бросить свой листок прямо в "рот огню"; лишь когда она подросла и 
стала поумнее, она поняла, что нельзя бросить листок бумаги в центр 
пламени. Тэси, как всегда настаивала, чтобы они вышли посмотреть, как 
дым передаст их пожелания Санта Клаусу. Смоки взял ее за руки и 
посадил себе на плечи. Они вышли на заснеженное крыльцо и смотрели, 
как улетает дым из трубы и тают снежинки, встретившиеся на его пути.
	Когда Санта получил эти послания, он зацепил за уши дужки 
очков и пальцем прижал их к переносице. Что они хотели от него на этот 
раз? Короткоствольное ружье, медвежонка, сапожки, несколько 
совершенно бесполезных безделушек: ну, хорошо. Но насчет 
остального... Он даже не представлял, до чего еще могут додуматься 
люди. Но уже было поздно; если он и разочарует их завтра, то это будет 
не в первый раз. Он снял с вешалки свою меховую шапку и надел 
перчатки. Уже утомленный, хотя его путешествие еще не началось, он 
вышел на искрящуюся арктическую равнину, над которой сияли 
миллиарды звезд и казалось, от них исходил хрустальный звон; зазвенели 
колокольчики в упряжи северных оленей, когда при его приближении 
они подняли увенчанные тяжелыми рогами головы; зазвенела под его 
шагами вечная мерзлота.


			В ДОМЕ ВСЕМ ХВАТИТ МЕСТА
	Вскоре после рождества Софи стала чувствовать себя так, будто ее 
спеленали, а потом развернули и развязали как-то совершенно 
неправильно, у нее появились головокружения и она сначала даже не 
подозревала о причине этого, а когда она поняла, в чем дело, в ней 
пробудился страх, интерес и она почувствовала даже некоторый 
комфорт; это было похоже на новый сладкий сон, правда ожидаемый. 
Ожидаемый! Да, это подходящее слово.
	Ее отец потерял дар речи, когда случайно узнал о положении 
Софи, но будучи отцом, он ощутил некую торжественность 
случившегося и не опустился до осуждения дочери и у него не возникло 
вопроса: что теперь будет - он содрогнулся при мысли о том, что могло 
случиться, если бы кому-нибудь пришла в голову такая мысль, когда он 
сам был еще в чреве Эми Медоуз.
	- Ну, что же, в доме всем хватит места,- сказала мать, вытирая 
слезы.- Ты не первая, и не последняя.
	Как и все остальные, она поинтересовалась, кто же был отцом, но 
Софи не говорила или, опустив глаза, шепотом отвечала, что никогда не 
скажет. Тайну раскрыл случай. Первой, кому она открыла свою новость 
и свой секрет /или одной из первых/ была Дэйли Алис.
	- Это Смоки,- сказала Софи.
	- О Софи,- вздрогнула Алис,- нет. Нет, Софи.
	- Да,- стояла на своем Софи с вызывающим видом держась за 
ручку двери комнаты Алис, не выказывая желания войти.
	- Я не верю в это, он не мог.
	- Ну, как хочешь,- сказала Софи,- тебе лучше смириться с этим, 
потому что это неизбежно.
	Что-то в лице Софи, может быть, ужас и невозможность того, что 
она сказала, заставило Алис усомниться.
	- Софи,- мягко сказала она, после того, как они долго молча 
смотрели друг на друга,- ты не спишь?
	- Нет.
	Это было раннее утро; Софи была в своей ночной рубашке; час 
назад Смоки, почесываясь, вылез из теплой постели, чтобы идти в 
школу. Софи разбудила Алис - это было так необычно, что в первый 
момент Алис надеялась... Она откинулась на подушки и закрыла глаза, 
но больше не смогла уснуть.
	- Разве тебе это никогда не приходило в голову? - спросила Софи.- 
Ты никогда не думала об этом?
	- Да, я подозревала.- Она прикрыла глаза рукой.- Конечно, я что-
то подозревала.
	Софи говорила все это с таким видом, что казалось, она будет 
очень расстроена, если Алис скажет, что она ни о чем не догадывалась. 
Алис села в постели, ее охватило внезапное чувство ярости.
	- Но чтобы такое... Я имею в виду вас двоих! Как ты могла быть 
такой глупой?
	- Я думаю, мы поддались чувствам,- ровным голосом ответила 
Софи,- ты знаешь, как это бывает.
	Но под гневным взглядом Алис мужество остановило ее и она 
опустила глаза. Алис заставила себя подняться и сесть.
	- Может быть, ты войдешь в комнату? - сказала она.- Я не 
собираюсь бить тебя или что-нибудь в этом роде.
	Софи все еще стояла в дверях, слегка растерянная, немного 
разозленная; она была похожа на Лили, когда та что-нибудь нашкодит и 
боится, что ее накажут или побьют. Алис нетерпеливо махнула рукой, 
приглашая сестру войти. Софи, тяжело ступая своими большими ногами, 
прошла по полу и когда она взобралась на высокую кровать, на ее лице 
промелькнула странная стыдливая улыбка; под ее легким фланелевым 
халатом Алис ощутила ее наготу. Это заставило ее вспомнить далекие 
годы детства.
	- Смоки знает? - холодно спросила она.
	- Да,- ответила Софи,- я сказала ему первому.
	Это был удар - Смоки скрыл от нее; впервые с того момента, как 
Софи переступила порог ее комнаты, Алис ощутила острое чувство боли. 
Алис подумала о муже, о том, что он знал об этом, в то время, как она 
даже не подозревала; эта мысль убивала ее.
	- И что он собирается делать? - снова спросила Алис, как на 
допросе.
	- Он не... Он не...
	- Ну, что ж, вам решать, не так ли? Вам обоим!
	Губы Софи задрожали. Ее храбрость таяла на глазах.
	- О Алис, не надо так,- взмолилась она,- я не ожидала, что ты 
будешь так говорить со мной.
	Она взяла Алис за руку, но та отвернулась, зажимая рот согнутыми 
пальцами другой руки.
	- Я знаю, что мы поступили ужасно,- сказала она, пытаясь 
заглянуть в лицо сестры,- ужасно. Но Алис...
	- У меня нет ненависти к тебе, Софи.
	Вопреки ее желанию пальцы Алис крепко сжали руку Софи, хотя 
глаза все еще смотрели в сторону. Софи наблюдала за борьбой, которая 
происходила в душе Алис; она не пыталась ничего говорить, а только 
сжимала руки и ждала, чем все кончится.
	- Видишь, я думала...
	Она снова замолчала и откашлялась.
	- Ну, ты знаешь,- сказала Алис,- вспомни: Смоки был выбран для 
меня, я привыкла так считать; я привыкла думать, что это наша судьба.
	- Да,- согласилась Софи, опуская глаза.
	- Только позже, по-видимому, я не могу как следует вспомнить 
этого. Я не могу вспомнить их. Как это было. Я помню... но... такое 
чувство, ты понимаешь, что я имею в виду? Ну, как это было с 
Обероном, еще в то время.
	- О Алис,- воскликнула Софи,- как ты могла забыть?
	- Клауд сказала: когда ты вырастешь, ты изменишься. А если нет, 
то потеряешь все и ничего не получишь взамен.- Ее глаза наполнились 
слезами, хотя голос звучал твердо; казалось, что слезы составляли 
меньшую часть ее рассказа.- И я подумала, что я поменялась с ними на 
Смоки. И они согласились на это. И все было нормально. Потому что, 
хотя я больше и не вспоминала о них, у меня был Смоки.
	Теперь ее голос начал дрожать.
	- Наверное, я ошибалась.
	- Нет! - Софи вздрогнула, как будто она услышала богохульство.
	- Я догадываюсь, что это обычное дело,- сказала Алис и 
прерывисто вздохнула.- Я догадываюсь, что ты была права, когда 
сказала после нашей свадьбы, что у нас никогда больше не будет того, 
что было однажды; ты сказала: время покажет...