- Нет, Алис, нет! - Софи схватила руку сестры, как бы пытаясь 
удержать ее.- Все было правдой, это была правда, я всегда знала это. Нет, 
нет, даже не говори, что это не так. Это была самая замечательная 
история, какую я когда-либо слышала и все сбылось, так как они и 
говорили. О, я так ревновала, Алис, для тебя все было так прекрасно, а я 
была так завистлива...
	Алис повернула голову и посмотрела ей в глаза. Софи поразило 
выражение ее лица: оно не было печальным, хотя в глазах стояли слезы, 
оно не было сердитым - оно было никаким.
	- Ну,- сказала Алис,- я думаю, что теперь тебе не стоит больше 
ревновать.
	Она подняла лямку ночной рубашки, соскользнувшую с плеча 
Софи.
	- А теперь нам нужно подумать, что делать...
	- Неправда,- сказала Софи.
	- Что? - Алис недоуменно посмотрела на нее.- Что неправда, Софи?
	- Неправда, неправда,- Софи почти кричала, звуки рвались 
изнутри.- Это совсем не Смоки. Я обманула тебя!
	Не в состоянии больше видеть отчужденное лицо сестры, Софи 
всхлипывая, уткнулась головой в ее колени.
	- Прости меня... Я была так завистлива, я хотела стать частью 
твоей жизни, но это и все; неужели ты не понимаешь, что он никогда не 
смог бы сделать этого, он так любит тебя, и я бы не смогла. Но я 
потеряла тебя, я потеряла тебя. Я хотела, чтобы у меня в жизни тоже что-
то было, я хотела... О Алис.
	Вне себя от удивления, Алис ударила сестру по голове и тут же 
непроизвольно погладила ее.
	- Подожди минутку, Софи. Софи, послушай.
	Двумя руками она оторвала от своих колен голову Софи.
	- Ты хочешь сказать, что ты никогда...
	Софи залилась румянцем, который был виден даже несмотря на 
слезы.
	- Ну, мы были близки. Один или два раза.- Она закрыла лицо 
ладонями.- Но всегда в этом была виновата я. Ему было так плохо.
	Она откинулась назад и яростно встряхнула головой, при этом 
волосы упали на ее заплаканное лицо.
	- Он всегда после этого чувствовал себя так плохо.
	- Один или два раза?
	- Ну, может быть, три раза.
	- Ты хочешь сказать, что...
	- Да, три... с половиной.- Она чуть не захихикала и, закрыв лицо 
платком, высморкалась.
	Алис рассмеялась. Софи, глядя на нее, засмеялась тоже, 
всхлипывая и сморкаясь.
	- Подожди минутку,- сказала Алис сквозь смех,- если это был не 
Смоки, тогда кто же? И вообще, ты уверена, что беременна?
	Софи ответила ей, по пальцам называя причины своей 
уверенности.
	- Джордж Маус,- воскликнула Алис,- Софи, ведь это же 
кровосмешение.
	- Ну что ты,- бездумно ответила Софи,- это было всего один раз.
	- Но потом он...
	- Нет! - твердо сказала Софи и положила руку на плечо Алис.- Нет. 
Ему не нужно знать. Он никогда не узнает. Обещай мне, Алис. 
Поклянись. Никогда не говори, никогда. Я была в таком затруднении.
	- О Софи.
	Какой удивительный человек, подумала она, какой странный 
человек. В этот момент она ощутила, что в течение долгого времени она 
тоже теряла Софи; она совсем забыла о сестре.
	- Что же мы скажем Смоки? Это будет означать, что он...
	- Да.- Софи дрожала. Алис отошла в сторону и Софи стянула с 
кровати одеяло и закуталась, ощутив сохранившееся тепло Алис. Алис 
скользнула в кровать, дотронулась до ледяных ног сестры и прижалась 
своими ногами к ее холодным ступням, желая согреть Софи.
	- Это конечно, неправда, но ничего ужасного в том, что он будет 
думать так, нет. Я хочу сказать, что у ребенка должен быть какой-нибудь 
отец,- говорила Софи.- Но только не Джордж, ради всего святого.
	Она спрятала лицо на груди Алис и, помолчав немного, чуть 
слышно сказала:
	- Я хочу, чтобы это был Смоки.- Немного помолчав, она 
повторила: - Так и должно быть.- И еще через некоторое время: - 
Подумай, малыш.
	Алис показалось, что она почувствовала, как Софи улыбается. 
Разве возможно почувствовать улыбку, когда к тебе прижимается чье-то 
лицо?
	- Ну, я считаю, что это возможно,- сказала она и теснее прижалась 
к Софи.- Я не могу больше ничего придумать.
	Какая странная штука жизнь, думала она, то, как они живут; даже 
если она доживет до ста лет, она не сможет понять. Она улыбнулась про 
себя, озадаченная и покачала головой, понимая свое бессилие. Вот чем 
все закончилось! Но она так давно не видела Софи счастливой, она 
могла быть счастлива только рядом с ней. Ночной румянец Софи при 
свете дня стал еще ярче.
	- Он любит тебя,- пробормотала Софи.- И он всегда будет тебя 
любить.
	Она сладко зевнула и поежилась.
	- Это правда, это правда.
	Может быть. В ней нарастало чувство, похожее на понимание, оно 
переплеталось в ней, как длинные ноги Софи переплетались с ее ногами; 
может быть, она и была не права насчет обмена; может быть, они 
перестали дразнить ее, заставляя следовать за собой, только потому, что 
она давно уже находится там, куда они хотели привести ее. Она не 
потеряла их и ей не нужно было следовать за ними, потому что она уже 
была здесь. Она неожиданно для себя крепко обняла Софи и вздохнула.
	Но если она была там, где ей следовало быть, то где именно она 
находилась? И где был Смоки?


			ПОДАРОК, КОТОРЫЙ ОНИ ДОЛЖНЫ 
ПОЛУЧИТЬ
	Когда Смоки вернулся, Алис сидела на кровати, ожидая его /так 
же, как она встретила Софи/, прислонившись к подушкам, как восточная 
принцесса, покуривая коричневую сигарету тетушки Клауд, как она 
всегда делала, когда чувствовала свое превосходство.
	- Ну,- величественно произнесла она,- давай определимся.
	Испытывая удушье от замешательства /сконфуженный до глубины 
души, так как он думал, что был очень осторожен и кроме того, они 
говорили, что это всегда возможно, а теперь?/, Смоки ходил по комнате, 
беря в руки разные мелкие предметы и внимательно изучая их6 а потом 
снова клал на место.
	- Я никогда не ожидал, что так получится,- сказал он наконец.
	- Ну, я считаю, что это всегда неожиданность.
	Она наблюдала, как Смоки ходил по комнате, время от времени 
подходя к окну, чтобы взглянуть украдкой сквозь занавески на отблеск 
луны на снегу; он был похож на идиота, который ищет себе убежище.
	- Ты не хочешь рассказать мне, что случилось?
	Он отошел от окна, его плечи были опущены, как от непомерной 
тяжести. Он так долго боялся этого разоблачения.
	- Прежде всего это моя ошибка,- сказал он,- и тебе не следует 
обвинять Софи.
	- Да?
	- Я... я силой овладел ею. Я хочу сказать, что мне давно хотелось... 
ну... ну как бы это сказать... я...
	- Ну-ну.
	Хорошо, оборванцы, покажите себя, подумал Смоки; с вами все 
кончено. Со мной. Он откашлялся и подергивая себя за бородку, 
рассказал все, или почти все.
	Алис слушала, дымя сигаретой. Она пыталась дымом заглушить 
сладковатый вкус великодушия, которое комком стояло в горле. Она 
знала, что не должна улыбаться, пока Смоки говорил, но она 
чувствовала к нему такое расположение, ей так хотелось обнять его, 
поцеловать - таким мужественным и честным он был, что наконец она 
сказала:
	- Хватит бегать по комнате. Подойди и сядь.
	Он устроился на самом краешке кровати, заняв как можно меньше 
места на супружеском ложе, которое он предал.
	- Это было всего один-два раза,- сказал он.- Я не думал...
	- Три раза,- уточнила она,- с половиной.
	Он страшно покраснел. Она надеялась, что через некоторое время 
он сможет посмотреть на нее и увидит, что она улыбается.
	- Ну, ведь ты знаешь, что в мире это случалось уже не раз,- сказала 
она.
	Он не поднимал глаз. Конечно, он думал, что возможно, так и 
было.
	- Я обещал, что позабочусь об этом... Будь уверена, я так и сделал.
	- Конечно. И это правильно.
	- Но как же так. Я клянусь, Алис, это так.
	- Не говори так,- сказала Алис,- никогда нельзя быть уверенным.
	- Я говорю тебе, нет.
	- Ну, ладно, в доме найдется еще одна комната.
	- О нет.
	- Мне очень жаль.
	- Я заслужил этого.
	Мягко, как бы не желая вмешиваться в его самоуничижение и 
раскаяние, она прижала к себе его руку и переплела его пальцы со 
своими. После мучительно долгой паузы он повернулся и посмотрел на 
нее. Она улыбалась.
	- Какой же ты болван,- сказала Алис. В ее карих глазах, темных, 
как бутылочное стекло, он увидел свое отражение. Что происходило? 
Под ее пристальным взглядом началось что-то совершенно 
неожиданное: суета, разрозненные части того, что составляло его 
сущность, объединились.- Ты настоящий болван,- повторила она, и он 
почувствовал себя не способным ни к чему эмбрионом.
	- Послушай, Алис,- начал он, но она подняла руку и закрыла ему 
рот, как бы не желая, чтобы вышло то, что она вложила в него.
	- Не говори ничего.
	Это было удивительно. Она снова сделала с ним это; впервые это 
произошло с ним давным-давно в библиотеке Джорджа Мауса - она 
вроде бы создала его, только тогда она создала его из ничего, а теперь - 
из лжи и вымысла. Он покрылся холодным потом от ужаса: что если в 
своей глупости он зашел так далеко, что может потерять ее? Что если он 
уже потерял ее? Что он тогда будет делать?
	- Смоки,- сказала она,- не надо, Смоки. Послушай. Я хочу сказать 
о ребенке.
	- Да.
	- Как ты думаешь, это будет мальчик или девочка?
	- Алис!..
	Она всегда надеялась и почти всегда верила, что существовал 
какой-то подарок, который они должны получить, и что в свое время 
они получат его. Она даже думала, что когда это время подойдет, она 
узнает об этом. И вот это случилось.



			ПТИЦА СТАРОГО СВЕТА
	Подобно центрифуге, которая бесконечно медленно набирает 
ускорение, весна вступала в свои права и по мере продвижения 
распутывала те узлы, которые связали их всех и распределяла их по 
Эджвуду, как витки золотой цепочки. Однажды теплым весенним днем 
после долгой прогулки доктор рассказал, что он видел бобров, 
покидающих свой зимний дом; их было сначала двое, потом четверо, 
потом шестеро и все они провели зиму подо льдом в домике, где все они 
едва могли уместиться. Только представьте себе! Мать и все остальные 
кивали и поддакивали, как будто они хорошо знали, что испытывали в 
тесноте бобры.
	Однажды, когда Дэйли Алис и Софи, переполненные счастьем 
ковырялись в земле за домом, делая цветочные грядки и не обращая 
внимания на грязные пальцы и землю под ногтями, они увидели 
большую белую птицу, которая лениво и плавно спускалась с неба. Она 
была похожа на большую газету или на раскрытый белый зонтик. Птица, 
держа в длинном красном клюве палку уселась на крышу планетария, 
прямо на перекладины старого испорченного механизма, который когда-
то был частью телескопа. Птица топталась на одном месте, переступая 
длинными красными ногами. Она положила палку, посмотрела на нее и 
перенесла на другое место; затем птица огляделась и начала щелкать 
длинным красным клювом, распуская веером крылья.
	- Кто это?
	- Я не знаю.
	- Он строит там гнездо?
	- Собирается.
	- Знаешь, на кого он похож?
	- Да.
	- Это аист.
	- Эта птица не может быть аистом,- сказал доктор, когда они 
рассказали ему.- Аисты живут в Европе или в Старом Свете. Они 
никогда не перелетают через большие водные пространства.
	Он поспешил вслед за ними и Софи своей садовой лопаткой 
указала на крышу планетария, где уже были две белые птицы и лежали 
две палки, приготовленные для гнезда. Птицы громко болтали между 
собой и обнимались, переплетаясь шеями; они были похожи на 
молодоженов, которые никак не могут оторваться друг от друга и 
заняться домашними делами. Доктор Дринквотер долго протирал глаза, 
разглядывая птиц в бинокль и смотрел в справочники, чтобы убедиться, 
что он не ошибся, что это был не кто иной, как настоящий европейский 
аист. В страшном волнении он ринулся в свой кабинет и отпечатал 
справку об этом удивительном, беспрецедентном случае, чтобы 
отправить ее в различные общества охраны птиц, к которым он тоже 
принадлежал. Он разыскивал марки для конвертов, неустанно 
приговаривая "удивительно" прерывающимся от волнения голосом. 
Вдруг он остановился и задумался. Потом перевел взгляд на численник, 
лежавший на его столе. Прекратив свои поиски, он медленно опустился в 
кресло, глядя вверх на потолок, как будто увидел над собой белых птиц.


			СНАЧАЛА ЛЮСИ, ПОТОМ ЛАЙЛЕК
	Аист действительно пролетел большое расстояние и прибыл из 
другой страны. Здесь ей все подходило, она думала: с высокой крыши 
она сможет осматривать большое расстояние, глядя своими красными 
глазками туда, куда указывает ее клюв. Птица думала, что в ясные 
жаркие дни, когда ветерок раздувает плюмаж ее перьев, она даже сможет 
разглядеть свое долгожданное освобождение от высиживания птенцов. И 
конечно, однажды она сможет увидеть пробуждающегося короля, 
который сейчас спал и будет спать еще какое-то время в своей горе, и его 
придворные тоже спали вокруг него; за время его долгого сна красная 
борода выросла такой длинной, что волоски закрутились, как плющ, 
вокруг ножек праздничного стола, за которым он теперь и храпел, 
уткнувшись в него лицом. Она видела, как он чихнул и пошевельнулся, 
как бы очнувшись ото сна. Она почувствовала всем сердцем, что после 
того, как он проснется, наступит и ее собственное освобождение.
	В отличие от многих других, кого она знала, у нее было терпение. 
Она высидит из голых, как галька, яиц пушистых птенцов. Она будет с 
благородством и достоинством прогуливаться по траве вокруг пруда, 
заросшего лилиями и ловить лягушек для своих подрастающих птенцов. 
Она будет любить своего сильного мужа - он был таким любящим, 
внимательным и заботливым и так помогал ей с детьми. Это будет 
совсем скоро.
	Как только птицы устроились на длинной и пыльной крыше, Алис 
отнесли в постель. Она назвала свою третью дочь Люси, хотя Смоки 
считал, что это имя похоже на имена двух других дочерей - Тэси и Лили - 
и что следующие двадцать или тридцать лет он будет все время путать 
имена детей.
	- Хорошо,- сказала Алис,- тогда это будет последний наш ребенок.
	Но она ошиблась. У нее еще родился мальчик, хотя даже Клауд 
пока еще не знала об этом.
	Как бы то ни было, если продолжение рода было тем, что они 
хотели как поняла однажды Софи, сидя и предаваясь мечтам в павильоне 
у озера, то этот год должен был принести им удовлетворение. После дня 
осеннего равноденствия Софи родила ребенка, появление на свет 
которого приписывалось Смоки. Преодолев смущение, она назвала свою 
дочь Лайлек, потому что она мечтала, как ее мать будет входить в 
комнату девочки, неся в руках огромную охапку благоухающей сирени. 
От этих мечтаний ее отвлекли. В комнату вошла ее мать, неся в руках 
новорожденную девочку. За ней появились Тэси и Лили. Тэси осторожно 
несла на руках свою трехмесячную сестричку Люси - все пришли 
посмотреть на ребенка.
	- Посмотри, Люси. Видишь малышку? Она такая же, как ты.
	Лили приподнялась на цыпочки, чтобы получше разглядеть 
личико Лайлек, которая лежала укутанная в пеленки в своей колыбельке 
рядом с воркующей над ней Софи.
	- Она не проживет долго,- сказала вдруг девочка, рассмотрев 
новорожденную.
	- Лили! - воскликнула мать.- Какие ужасные вещи ты говоришь!
	- Нет, не проживет,- Лили посмотрела на Тэси.- Ведь правда?
	- Нет! - Тэси прижала к себе Люси.- Все будет хорошо. Она 
выкарабкается.
	Видя, что ее бабушка шокирована, девочка добавила:
	- Не беспокойся, она не собирается умирать, или что-нибудь в этом 
роде. Она просто не собирается оставаться.
	- Но она вернется,- подтвердила Лили,- позже.
	- Почему вы об этом подумали? - спросила Софи, не уверенная в 
том, что она сможет обрести спокойствие после того, что услышала.
	Обе девочки одновременно пожали плечами. Их плечи и брови 
одновременно поднялись и опустились, как будто в этом не было ничего 
особенного. Они смотрели, как мать, покачивая головой, помогла Софи 
заставить Лайлек сосать грудь. Под ее мирное чмоканье Софи 
почувствовала, что ее клонит в сон, Волнения и удивление слишком 
утомили ее. Было похоже, что девочка чувствовала тоже самое, и хотя 
пуповина, соединявшая их была отрезана, наверное, им снился один и 
тот же сон.
	На следующее утро аист улетел с крыши Эджвуда, оставив свое 
грязное гнездо. Ее дети уже научились летать и не спрашивали 
позволения у своей матери6 ее муж тоже улетел с надеждой, что 
следующей весной они снова встретятся. Да и сама она только ждала 
появления на свет Лайлек, чтобы она могла рассказать эту новость - она 
выполняла свое обещание. И теперь она взлетела с крыши и отправилась 
совсем не в том направлении, куда разлетелись члены ее семьи, а туда, 
куда указывал ее длинный красный клюв. Веер ее крыльев прошелестел 
над осенней лужайкой, а длинные ноги под животом были похожи на 
маленькие флажки.


			МАЛЕНЬКИЙ, БОЛЬШОЙ
	Размышляя подобно луговому мышонку, как пережить зиму, 
Смоки жадно вдыхал запах летнего неба лежа поздно вечером на земле и 
глядя вверх, хотя в названии этого месяца была буква "р" и Клауд 
считала, что это плохо для нервной системы, для костей и вообще для 
всего тела. Странно, но непостоянные созвездия были именно тем, что 
он предпочел оставить в памяти о прошедшем лете, но перемены в небе 
происходили так медленно, казались такими маловероятными, что это 
успокаивало его. Ему достаточно было взглянуть на часы, чтобы 
заметить, что созвездия переместились южнее подобно каравану гусей, 
улетающих к югу... Ночью стал виден Орион и высветилось созвездие 
Скорпиона; ночь была по-августовскому теплой, но судя по всему это 
была последняя теплая ночь. Смоки, Софи и Дэйли Алис лежали на 
спине на вытоптанном овцами лугу, их головы были тесно сдвинуты, как 
яйца в гнезде, лица казались бледными в слабом свете звезд. Их головы 
были так близко, что когда кто-нибудь указывал на звезду, вытянутая 
рука была более или менее в поле зрений остальных; они могли бы 
провести всю ночь, говоря "вон там, смотри, куда я показываю". На 
коленях Смоки лежал открытый справочник звездного неба и он смотрел 
в него, подсвечивая себе светлячком, которого он поймал и посадил в 
целлофановый пакет из-под датского сыра; света было вполне 
достаточно, и он не слепил глаза.
	- Кемелопард,- сказал он, указывая на качающуюся на севере 
звезду; она была не очень хорошо видна, так светила на самой линии 
горизонта.- Это Кемелопард.
	- А что такое Кемелопард? - снисходительно спросила Дэйли Алис.
	- По существу это жираф,- отозвался Смоки,- верблюд-леопард. 
Верблюд в шкуре леопарда.
	- Ради бога, почему же жираф? - спросила Софи.- Как он попал 
туда?
	- Держу пари, что ты не первая спрашиваешь об этом,- сказал 
Смоки смеясь.- Представь себе их удивление, когда они впервые 
посмотрели на небо и сказали: о мой бог, что там делает жираф?
	Небесный зверинец промчался перед ними, начав с зоопарка и 
перейдя на мужчин и женщин, богов и героев; созвездия Зодиака - хотя 
той ночью не все звезды были хорошо видны - предстали перед их 
глазами. Туманность Млечного Пути, раскинувшись широкой радугой 
светила над их головами; Орион приподнял одну ногу над линией 
горизонта, преследуя свою собаку Сириус. Они раскрыли сиюминутные 
знаки, которыми обменивались звезды. Юпитер, мерцая, горел на западе.
	Смоки с детских лет читал сказки о звездах. Картинки в детских 
книжках были такими неопределенными и неполными, а сказки, по 
крайней мере некоторые из них, такими незначительными и 
обыденными, что Смоки казалось, что все должно быть правдой: Геракл 
выглядел таким же маленьким, как и он сам и его можно было отыскать 
на картинке только, если заранее знать, что он там был изображен и где 
именно искать.
	В это же самое время Софи думала об их собственной сказке, о 
судьбе их троих, связанных друг с другом так же постоянно, как 
созвездия.
	В ту неделю Земля в своем движении проходила через хвост давно 
пролетевшей кометы и каждую ночь звездный дождь рассыпался в 
черном небе; звезды вспыхивали беловатым светом и сгорали без 
остатка.
	- Некоторые из них не больше, чем камешки-голыши или 
булавочная головка,- сказал Смоки,- то, что вы видите всего лишь 
отблеск в атмосфере.
	Но в тот день Софи могла ясно видеть падающие звезды. Она 
подумала, что, наверное, она могла бы поднять одн