из 
кармана. Виолетта прошептала едва слышно свое согласие - как скромно 
она вела себя. Она оперлась на руку, которую он ей предложил - сильную 
руку строителя, как она подумала - и они пересекли лужайку, выйдя на 
дорожку, посыпанную гравием, проходящую между каменными 
сфинксами. Сфинксы были установлены на небольшом расстоянии друг 
от друга и выглядели верными стражами. Сфинксы были высечены из 
камня его итальянскими друзьями-каменщиками, теми самыми, которые, 
спустя некоторое время, вырезали гирлянды винограда и какие-то 
непонятные лица по всему фасаду городских домов в квартале, где жил 
Маус.
	- Вы можете жить здесь, сколько хотите,- сказал Дринквотер. Он 
сказал это еще в ресторане у Шерри, куда он пригласил их после того, 
как лекция так неопределенно закончилась. Он сделал это несколько 
смущенно, но весьма настойчиво. Он повторял это снова в вестибюле 
захудалого, сомнительно пахнущего отеля, куда он пришел, чтобы 
проводить их на станцию. Но сколько времени ей захочется остаться?
	- Вы очень добры,- ответила она.


	Когда-то миссис Андерхил сказала ей: "Вы будете жить во многих 
домах. Вы будете скитаться и жить во многих домах". Она заплакала, 
когда услышала эти слова, а намного позже она вспомнила их в поездах, 
на пароходах, в залах ожидания, не имея представления, сколько же 
домов входят в понятие "много" и сколько времени она будет жить в них. 
Во всяком случае, это потребовало чрезвычайно много времени с того 
момента, как они оставили дом викария в Чешире шесть месяцев назад. 
Они жили в отелях и меблированных комнатах и казалось, им это 
нравилось. Но сколько это будет продолжаться.
	Они прошли по аккуратно выложенной камнем дорожке, 
повернули направо и оказались на другой дорожке.
	- Мне бы не хотелось совать нос в чужие дела или расстроить вас 
этим разговором, но меня очень интересует ваш опыт, о котором 
говорил ваш отец. Поверьте, это всего лишь любопытство.
	Она ничего не ответила. Единственное, что она могла сказать, что 
в любом случае, все было кончено. В эту минуту ее сердце стало 
огромным и его заполнила пустота. Казалось, он чувствовал это, и легко 
сжал ее руку.
	- Другими словами,- мечтательно протянул он,- миры других 
миров.
	Он увлек ее к одной из маленьких скамеечек, стоявших у живой 
изгороди, увитой жимолостью.
	- Ну,- начала девушка,- все эти идеи о разных мирах и все такое это 
папины идеи. Я не знаю.
	- Но вы были там.
	- Папа говорит, что да.- Она скрестила ноги и прикрыла старое не 
отстирывающееся коричневое пятно на светлом муслиновом платье 
сплетенными пальцами рук.- Вы знаете, я никогда не думала об этом. Я 
только... только рассказала ему обо всем, что случилось со мной, потому 
что я надеялась поднять ему настроение. Я хотела сказать ему, что все 
будет хорошо, что все волнения и тревоги были частью сказки, которую 
я выдумала. Это была моя выдумка.
	- Выдумка?
	Она стала более осторожной.
	- Я хотела сказать, что я никогда не думала, что такое случится. 
Уйти из дома, оставить...- Она чуть не сказала "оставить их", но с того 
вечера в теософском обществе она решила больше не говорить о НИХ. 
Она бы не хотела потерять ИХ.
	- Мисс Брэймбл,- сказал он,- я не буду преследовать вас, так же как 
и не хочу поддерживать вашу... вашу выдумку.
	Это была неправда. Он был увлечен. Он должен узнать это, узнать 
ее сердце.
	- Не тревожьтесь. Вам нужно отдохнуть.
	Он махнул рукой в сторону кедра, который он посадил на 
ухоженной лужайке. Шум ветра в его кроне был похож на детское 
бормотание.
	- Здесь безопасно.
	Несмотря на то, что она чувствовала себя принужденно, ее 
внезапно охватило нечто, похожее на безмятежность. Если она 
совершила ужасную ошибку, рассказав отцу о НИХ, если это 
разгорячило его мозг и заставило пуститься в странствия с дочерью по 
дорогам, подобно двум странствующим проповедникам или цыганам с 
танцующим медведем, превратило их жизнь в сумасшедшее 
представление, а отца не оставляла навязчивая идея выступления в 
лекционных залах различных обществ, тогда действительно самым 
лучшим выходом было отдохнуть и постараться забыть. Это было даже 
лучше, чем они могли ожидать, только...
	Она встала беспокойная, непримиримая и пошло по светящейся 
дорожке по направлению к небольшим подмосткам, которые выступали 
из-за угла дома. Она слышала, как он говорил ей вслед:
	- Я построил это для тебя. Это действительно так.
	Она прошла под арками и повернула за угол флигеля, 
поддерживаемого простыми колоннами, и перед ней раскрылся вид, 
напоминающий украшенное цветами любовное послание. Она 
засмеялась - в первый раз с того времени, как за ней закрылась калитка 
их сада.
	Он почти бегом приблизился к ней, посмеиваясь над ее 
удивлением. Он снял с головы соломенную шляпу и, забросив ее за 
спину, начал с воодушевлением говорить о доме и о себе самом; его 
крупное лицо было очень выразительным, его переполняли эмоции.
	- Не обычный дом, нет,- он засмеялся,- здесь нет ничего обычного. 
Вот это, например. Сначала здесь был обычный огород. Что люди 
сажают на огородах? Но я заполнил его цветами. Повару не нужен сад, а 
садовник - великий мастер по разведению цветов - говорит, что не умеет 
ухаживать за помидорами...- Концом своей бамбуковой трости он указал 
на небольшую, аккуратную насосную станцию.
	- Вот эту полезную вещь однажды мои родители установили в 
саду,- он указал на буйные заросли розового алтея, который, 
переплетаясь с виноградной лозой почти совсем скрывал веранду.
	- Шток-роза,- сказал он, подводя ее поближе полюбоваться 
растением, вокруг которого кружили шмели.- Некоторые думают, что 
шток-роза - это сорняк. Но только не я.
	- Осторожно здесь, берегите головы! - раздался где-то над ними 
резкий с ирландским акцентом голос. Горничная на верхнем этаже 
здания распахнула окно и трясла пыльную щетку.
	- Она замечательная девушка,- сказал Дринквотер, указывая на нее 
пальцем,- замечательная девушка...
	Он снова задумчиво посмотрел на Виолетту, а она на него, а 
пылинки летели сверху и в лучах солнца блестели, как золото Данаи.
	- Мне кажется,- серьезно сказал он, раскачивая за спиной свою 
бамбуковую трость, как маятник,- мне кажется, что вы смотрите на меня, 
как на старика.
	- Вы имеете в виду, что Вы так думаете.
	- Нет... Я не знаю. Положим, не старик...
	- Но вам кажется, вы думаете...
	- Я имел в виду, что я думаю...
	- Вы хотели сказать "я догадываюсь",- сказала она, переступая 
своими ногами и сгоняя с цветка бабочку.
	- Американцы всегда говорят "я догадываюсь", не так ли?
	Она, дурачась, заговорила низким голосом, изображая 
неотесанного деревенского парня:
	- Я догадываюсь, что пора вести коров на пастбище.
	Она наклонилась к цветку и он наклонился вместе с ней. Лучи 
солнца упали на ее обнаженные руки и, как бы для того, чтобы помучить 
ее, сад наполнился жужжащими и попискивающими насекомыми.
	- Ну,- сказал он и она почувствовала внезапную дерзость в его 
голосе.- Я догадываюсь... я догадываюсь, что люблю вас, Виолетта. Я 
хочу, чтобы вы оставались здесь всегда. Я догадываюсь...
	Она побежала от него по выложенной плитами садовой дорожке, 
чувствуя, что в следующую минуту он обнял бы ее. Она завернула за 
следующий угол дома. Он не преследовал ее. "Догони меня, не дай мне 
уйти - думала она".
	Что же произошло? Она замедлила шаги, очутившись на темной 
аллее. Дом отбрасывал сюда свою тень. Лужайка спускалась к тихо 
журчащему ручью, а за ручьем высился поросший соснами холм. 
Верхушки сосен были похожи на острые наконечники стрел. Она 
остановилась среди небольшой тисовой рощи, она не знала, куда идти 
дальше. Дом позади нее выглядел таким же серым, как кора тиса, и 
таким же мрачным. Толстые каменные колонны, угнетающие своей 
мощью, дополнялись украшениям из кремневых поясков, которые 
казались бесполезной насмешкой. Что делать?
	Она заметила светлый костюм Дринквотера, мелькающий среди 
каменных развалин монастыря; она услышала звук его шагов. Ветки 
тисов наклонились под порывом налетевшего ветерка, но она даже не 
посмотрела в его сторону и он, смущенный, ничего не говоря, подошел 
поближе.
	- Вы не должны говорить так,- сказала она, обращаясь к холму и не 
поворачиваясь в его сторону.- Вы совсем не знаете меня, не знаете...
	- Это не имеет никакого значения,- прервал он ее.
	- О...- только и смогла произнести она.- О-о-о.
	Она дрожала и его тепло коснулось ее. Он подошел сзади, обнял ее 
и она прислонилась к нему, ощущая его силу. Они медленно пошли 
вдоль ручья туда, где он впадал в небольшую пещерку у подножия холма 
и исчезали из виду. Они чувствовали влажную сырость пещеры и 
дыхание камней. Он обнял ее еще крепче, пытаясь защитить от сырости, 
которая заставляла ее вздрагивать. И в крепких объятиях его рук, она, 
уже без слез, рассказала ему все свои секреты.
	- Значит, вы любите его? - спросил Дринквотер, когда она 
закончила.- Любите того, кто так поступил с вами? - теперь уже его глаза 
блестели от слез.
	- Нет, и никогда не любила.- До этого момента она ни о чем не 
задумывалась. Теперь она хотела знать, что может ранить его больше, 
чем то, что она любила человека, который так поступил с ней. /В душе 
она была не совсем уверена, кто именно был этим человеком, но он 
никогда, никогда не узнает об этом/. Грех угнетал ее. А он принес ей что-
то похожее на прощение.
	- Бедное дитя...- сказал он.- Запутавшееся. Но теперь с этим 
покончено. Послушайте меня. Если...- он взял ее за плечи, слегка 
отодвинув от себя и посмотрел ей в глаза; длинные густые ресницы 
почти скрывали их.
	- Если бы ты смогла принять меня... Ничто не помешает мне 
думать о тебе плохо. Может быть, ты считаешь меня недостойным. Если 
ты согласишься, я клянусь, что ребенок, который должен родиться будет 
моим. Я признаю его своим.
	Его лицо, строгое в своей решимости внезапно смягчилось. На нем 
появилось нечто вроде улыбки.
	- Один из наших детей, Виолетта. Один из многих.
	Теперь и на ее глаза навернулись слезы, это были слезы умиления 
его добротой. Раньше она думала о своем будущем не иначе, как со 
страшной тревогой, теперь же он предлагал ей спасение. Как он добр! А 
папочка почти не заметил этого.
	Она знала, что недостойна этого. Разве она могла быть здесь? Она 
высвободилась из его объятий и пошла вокруг дома под арками 
зубчатых стен, увитых растениями. Белые ленты ее шляпы, которую она 
теперь держала в руке, волочились по темно-изумрудной траве. Она 
чувствовала, что он, соблюдая небольшую дистанцию следует за ней.
	- Любопытно,- воскликнула она, завернув за угол дома,- очень 
любопытно.
	Грязная серая каменная кладка сменилась веселой кирпичной 
кладкой с интригующими красно-коричневыми оттенками. Повсюду 
были уставлены аккуратные металлические доски в рамочках светлого 
дерева.
	- Что это,- спросила Виолетта, когда Джон подошел к ней,- почему 
так много домов?
	- Да, здесь много домов,- сказал он, улыбаясь,- и каждый для вас.
	Сквозь зелень она увидела спину своего отца. Он все так же сидел, 
удобно устроившись в широком кресле, все так же смотрел сквозь 
заросли глицинии и видя дорожку со сфинксами, по обеим сторонам 
которой стояли кедры. Отсюда он напоминал лысого монаха, 
дремлющего в монастырском саду. Она рассмеялась. Вы будете 
странствовать и жить во многих домах. Во многих домах. Она взяла руку 
Джона Дринквотера; она чуть не поцеловала его. Продолжая смеяться, 
она посмотрела ему в лицо; он казался приятно удивленным.
	- Изумительная штука! - воскликнула она.- А внутри так же много 
домов?
	- Как сказать...
	- О, покажите мне.- Она потащила его к белой двери в виде арки, 
над которой была прибита изящная латунная дощечка в готическом 
стиле. В прохладном полумраке небольшого вестибюля она поднесла его 
большую руку к своим губам в порыве благодарности. Позади вестибюля 
виднелся длинный коридор с перекрытиями в виде арок, слабо 
освещенный светом, который проникал сквозь невидимые окна.
	- Как вы здесь ориентируетесь? - спросила Виолетта: стоя у порога.
	- Иногда у меня это и не получается,- ответил он.- Я доказал, что в 
каждой комнате должно быть более двух дверей, но я не смог убедиться, 
что три двери это лучше.- Он сделал небольшую паузу, не желая 
торопить ее.
	- Возможно, когда-нибудь вы обдумаете это.
	Держась руками за стену, медленно, словно слепая, Виолетта 
Брэймбл ступила в коридор, который как ей показалось был каретой из 
тыквы, которую Джон Дринквотер для ее удовольствия превратил в 
золотой экипаж.


			РАССКАЖИ МНЕ СКАЗКУ
	Виолетта проснулась от сияния луны в большой незнакомой 
спальне. От этого света она ощутила легкий холодок, а потом услышала, 
как кто-то позвал ее по имени. Замерев и затаив дыхание, она лежала на 
высокой кровати, ожидая, что ее снова окликнут, но ничего не 
произошло. Она выскользнула из-под легкого покрывала и, спустившись 
с кровати пробежала по полу к окну. Когда она открывала створки, ей 
показалось, что она снова услышала свое имя.
	- Виолетта.
	Сквозь распахнутое окно комнату наполнили летние запахи и 
множество негромких звуков, из которых она не могла выделить голос, 
который только что окликнул ее, если только ей это не померещилось. 
Она стащила свой просторный плащ с батареи, проведенной в ее комнате 
и очень быстро на цыпочках вышла из комнаты. Полы ее длинного 
белого коленкорового халата взметнулись в прохладных струях воздуха, 
которые вытесняли застоявшийся запах ночных комнат.
	- Виолетта!
	Скорее всего это был ее отец, который во сне окликнул ее, когда 
она проходила через его комнату. Она не ответила. Ей потребовалось 
некоторое время осторожных поисков, чтобы найти дорогу вниз по 
лестнице к выходу. Лестница и комнаты не были застланы ковром или 
дорожками и ее ноги окоченели. Когда, наконец, она нашла дверь, 
расположенную рядом с темными окнами, она осознала, что не знает, 
куда идти. Но какое это имело значение?
	Это был величественный сад. Сфинксы наблюдали за ней, когда 
она проходила мимо, своими одинаковыми лицами, которые казались 
живыми в неясном свете луны. Что-то сказала, квакнув лягушка из 
глубины небольшого пруда, но это не походило на ее имя. Она 
продолжала свой путь, перешла через призрачный мостик и подошла к 
тополиной рощице, стоявшей в конце сада. Дальше было поле, через 
которое проходило что-то вроде изгороди, не настоящей, а из 
кустарника и молодых деревьев, которые маскировали недостроенную 
каменную стену. Она продолжала свой путь, не зная, куда она идет и 
чувствуя, что ей вообще не следует покидать Эджвуд.
	Ей показалось, что она шла недолго. Сама изгородь, кролики, 
горностаи, ежи /если они только водились в этих местах/ не умели 
разговаривать, она даже не знала, какие у них голоса и есть ли у них 
голос вообще. От росы ее босые ноги сначала замерзли, потом 
окоченели. Она натянула халат на голову, это была сумасшедшая ночь, а 
от света луны ее знобило.
	Ноги сами привели ее в те места, которые ей показались 
знакомыми. Она посмотрела на луну и по ее улыбке поняла, что она 
была в том месте, о котором она никогда не знала и никогда не была 
здесь раньше, но где-то и когда-то слышала об этом. Впереди заросший 
цветами и осокой луг переходил в холм, на котором рос дуб, густо 
оплетенный колючками. Ее сердце сильно забилось, а ноги сами понесли 
девушку, она знала, что у холма есть дорожка, которая приведет ее к 
маленькому домику, построенному по ту сторону.
	- Виолетта?
	Из круглых окошек пробивался свет лампы, а над круглой дверью 
была прибита медная голова, в зубах которой торчал дверной 
молоточек. Но ей не пришлось стучать - дверь распахнулась, как только 
она подошла.
	- Миссис Андерхил,- сказала она, дрожа от радости и боли в 
окоченевших ногах,- почему вы не сказали мне, как это будет?
	- Входи, дитя, и не спрашивай меня ни о чем; если бы я знала 
больше, я бы сказала тебе.
	- Я думала,- сказала Виолетта и на мгновение у нее перехватило 
дыхание. Она не могла сказать, что думала, что никогда не увидит ее 
снова, не увидит ее маленького хитрого лица, не увидит никого их них. 
Корни дуба и колючки, которые и были домом миссис Андерхил, 
освещались ее маленькой лампой и когда Виолетта подняла глаза и 
сделала длинный прерывистый вдох, чтобы удержаться от слез, она 
вздохнула запах земли, который исходил от них.
	- Но как...- начала она.
	Маленькая, сгорбленная миссис Андерхил, укутанная шалью и в 
огромных шлепанцах предостерегающе подняла палец, который был 
почти таким же длинным, как и спицы, которыми она вязала.
	- Не спрашивая меня, как - сказала она.
	Виолетта пристроилась у ее ног, на устах ее замерзли вопросы, на 
которые она не могла получить ответа.
	- Ты можешь только сказать мне,- сказала она и глаза ее 
наполнились счастливыми слезами,- что все дома, в которых мне 
предстоит жить находятся в одном доме.
	- Да,- ответила миссис Андерхил. Она продолжала вязать, 
покачиваясь в такт. Разноцветный шарф, быстро увеличиваясь, выходил 
из-под ее пальцев.
	- Время приходит и уходит,- сказала она домашним голосом.- 
Иногда сказки тоже кончаются.
	- Расскажи мне сказку,- попросила Виолетта.
	- Если смогу расскажу.
	- Что, она такая длинная?
	- Длиннее других. Ты, твои дети и твои внуки успеют прожить 
жизнь, прежде чем кончится эта сказка.- Она покачала головой.
	- Но у нее счастливый конец? - спросила Виолетта. Она 
спрашивала об этом раньше.
	- Кто знает.- Ряд за рядом шарф, который она вязала, становился 
длиннее.- Это всего-навсего сказка. Сказки бывают длинные и короткие. 
Я знаю, что твоя - самая длинная из всех мне известных.
	Кто-то, но только не кошка, начал разматывать клубок пряжи 
миссис Андерхил.
	- Прекрати, наглец! - воскликнула она и, вытащив из-за уха 
вязальную спицу, легонько стукнула кого-то. Потом кивнула головой 
Виолетте.- Ни минуты покоя за столетия!
	Виолетта встала и приставила руку к уху миссис Андерхил. Та, 
посмеиваясь, придвинулась, приготовившись выслушать ее секреты.
	- Они слушают? - шепотом спросила Виолетта.
	Миссис Андерхил приложила палец к губам.
	- Думаю, что нет,- ответила она.
	- Тогда скажи мне правду. Откуда ты взялась здесь?
	Миссис Андерхил застыла в удивлении.
	- Я? Что ты имеешь в виду, дитя? Я была здесь все время. Это ты не 
сидишь на одном месте.
	Она прислонилась к камню, поймала что-то под пронзительно 
скрипнувшей ступенькой и злобно усмехнулась.
	- Ни минуты покоя,- сказала она,- веками.


			ОТВЕТЫ НА ВСЕ ВОПРОСЫ
	После женитьбы Джон Дринквотер стал все более и более 
отдаляться от активной архитектурной деятельности. Здания, которые 
он собирался построить, однажды показались ему тяжеловесными, 
бестолковыми, бесполезными и в то же время эфемерными. Он не ушел 
из фирмы: он был постоянным консультантом. Его идеи и прелестные 
эскизы, правда, доработанные его партнерами по фирме и группой 
инженеров, продолжали воплощаться в строительство городов, но эта 
работа больше не являлась частью его жизни.
	Им овладели другие идеи. Он разрабатывал удивительно 
остроумную складную кровать, которая с виду была похожа на шкаф. 
Одним быстрым движением тяжелых противовесов, медных трубочек и 
рычажков сооружение превращалось в кровать - неотъемлемую 
принадлежность каждой спальни. Он восхищался этой идеей спальни 
внутри спальни и даже получил патент на чертежи, но единственным 
покупателем, которого он смог найти, был его партнер Маус, который, в 
основном из благосклонности, установил в своих городских 
апартаментах несколько таких кроватей. Потом он увлекся 
космооптикой. Он провел счастливейший год жизни, работая над этим 
вместе со своим другом - изобретателем Генри Клаудом. Это был 
единственный человек, который когда-либо был знаком Джону 
Дринквотеру, который чувствовал вращение земли вокруг своей оси и 
вокруг солнца. Космооптика была страшно дорогим занятием, которое 
представляло собой наблюдение за движением Вселенной и движением