на  остров  Манхеттен,  вливаются сотни  тысяч  машин. Попав
наконец в  центр,  все эти  кэбби  опять  окажутся в  заторах, и им  тут  же
захочется во что бы то ни стало -- вырваться из Манхеттена!..
     Куда? Само собой -- в "Кеннеди".
     Честные  кэбби, вроде меня, целыми днями рыщут по городу, как  голодные
волки.  Мы не  гнушаемся  любой добычей. В лавах  улиц,  в  штреках авеню мы
добываем свои гривенники и пятаки, но при этом всегда, всегда ищем блудливым
взглядом -- аэропорт!
     Каким образом выискивает кэбби в уличной  толпе пассажира, спешащего  к
самолету? Никакой мистики  в этом нет, и чтением мыслей мы не  занимаемся. В
глазах человека,  поднявшего руку,  я  не пытаюсь подметить  взволнованность
перед дальней  дорогой. Но если, сворачивая с улицы на  авеню,  кэбби  видит
сразу,  скажем, пятерых  "голосующих" клиентов  и  слышит  одновременно пять
окриков "Такси!", он  ни за что не сделает ошибки. Если только кто-нибудь из
этих людей едет  в аэропорт,  я возьму именно  его! Даже  при  условии,  что
выгодный пассажир вовсе  и не пытается меня остановить, а прощается с кем-то
по телефону...
     Меня будут  звать со всех сторон, но я  подъеду к  телефонной  будке и,
опустив стекло, буду смиренно ждать, пока клиент, еще продолжая разговор, не
встретится со  мной взглядом. И тогда  --  взглядом! --  я спрошу его:  "Вам
нужен кэб?".  И клиент благодарно  кивнет в ответ и,  прикрыв  трубку рукой,
спросит:
     -- Отвезете меня в "Кеннеди"?
     -- Конечно,  сэр,  --  безразлично-вежливым  тоном отвечу  я,  прожогом
выскакивая из машины и лихорадочно: скорей! скорей!  -- запихивая в багажник
--  что?.. Разумеется --  чемодан! Разве  я остановился бы возле  телефонной
будки, если бы рядом с нею на тротуаре не стоял чемодан?.. 6.
     На несколько кварталов вперед вдоль правой и левой бровки простреливает
перспективу  авеню  мой  натренированный  глаз,  реагируя  исключительно  на
багажную   кладь.   Оклеенные   дерматином,  похожие   на  чемоданы  футляры
звукодинамиков, музыкальных инструментов и всякой электронной аппаратуры  не
сбивают меня с толку. Я быстро научился их распознавать. Плохо то, что самые
настоящие  чемоданы  сплошь  и  рядом  оказываются блесной, на которую сдуру
бросается желтый хищник. Схватишь такой чемодан и -- не вырвешься...
     Вот брызнул дождик, и мертвая для таксиста улица мгновенно превратилась
в  лес поднятых рук. Полчаса  перед  этим никто не останавливал  мой кэб. Но
едва первые  капли упали на асфальт, как все сразу вспомнили обо мне. Теперь
мой  кэб нарасхват!  Прехорошенькие  девчушки стучатся ко мне во все окошки,
гранд-дамы  заискивающе  мне  улыбаются, недоступнейшие  господа  фамильярно
подмигивают, сулят мне по  два и  даже по три доллара сверх  счетчика. Как в
данной  ситуации должен я, по-вашему,  поступить? Кого из них  -- впустить в
кэб?
     "Эй,  чекер,  какой-то  неподобающий, непристойный,  прямо  скажем,  ты
задаешь вопрос, --  скажет  строгий читатель,  из  тех, что не раз совестили
меня за поездки  в  аэропорт  через мост  Трайборо.  --  Кто  дал тебе право
выбирать клиентов? Ты обязан обслуживать всех подряд и уж будь любезен..."
     --  Фигу  вам с маком! Как только  начинается дождь,  я одновременно  с
"дворниками" включаю сигнал "НЕ РАБОТАЮ". Теперь яникого не беру!
     "То есть, как это -- "никого"?  Неужто совесть позволит тебе  не взять,
скажем,  эту  барышню-"стрекозу", очутившуюся  под плачущим небом -- в одном
платьице?!.."
     --  А  вы  случайно  не  помните,  чему  учил  князь  Талейран  молодых
дипломатов?
     "Погоди, кэбби! При чем тут князь  Талейран? Речь идет  о  твоем самого
скверного пошиба хамстве".
     --  Нет  уж,  если  забыли,  то  позвольте напомнить. Этот  французский
министр, надоумивший  своего  короля продавать Америке  оружие для  войны  с
Британской короной,  этот величайший из дипломатов, воспитывая  молодых,  не
уставал повторять: "Никогда  не  поступайте  согласно первому движению души,
ибо оно -- самое благородное..."
     "Фу! -- скажет интеллигентный  читатель. -- Вот  уж, действительно: так
завраться может только нью-йоркский кэбби! До чего же противный народец; что
за исторические параллели
     -- по  такому  ничтожному поводу..." --  И явственно  вижу: пухлый  мой
томик скользит по поверхности журнального столика и -- падает на пол...
     Ну и плевать!
     Но что  это:  и кроткая секретарша, дважды опоздавшая по моей  вине,  и
"забытый папа", поразивший меня  своей выдержанностью, и морячок с  девушкой
из моего первого таксистского дня,  и бескорыстный профессор Стенли, который
учил меня водить машину -- все американцы, к которым я проникся неподдельной
симпатией, хмурятся и осуждающе качают головами:
     "Как  же ты можешь так поступать?  Неужто ты проедешь мимо этой бабули?
Глянь:  злой  ветер спицами наружу  вывернул ее зонт.  Старушка  промокла до
нитки. Нет, парень, зря, выходит, говорили мы тебе дружеские слова. Скверным
на поверку ты оказался  фруктом. Не удивимся мы, если ты скажешь, что тебе и
на всех нас плевать..."
     Нет,  друзья мои. Хоть вы и отрекаетесь от меня, такого я вам не скажу.
Иные для вас найду я слова: "Сытый голодного не разумеет"... Думаете, мне не
хочется  быть добрым?  Думаете, мне  приятно оставлять  людей под дождем? Но
если я сейчас пожалею "бабулю", кто потом пожалеет меня?
     Кончится  дождь, и опять мой  кэб никому не будет нужен.  И  снова буду
колесить я по полчаса в поисках двухдолларового пассажира.
     Промелькнет длинный  день, на землю опустится ночь, уснет Нью-Йорк, и я
останусь  один  на безлюдных улицах.  Как я  могу вернуться домой,  пока  не
отработаю 62.50 -- ежедневную стоимость аренды желтого кэба? А бензин? А для
себя как минимум тридцать-сорок долларов должен я  сделать или не  должен? А
чтобы заработать  такие деньги (при тарифе 70 центов за милю), таксисту надо
накрутить на спидометр примерно 140 платных миль. Далеко не всегда успеваю я
сделать их и за 15 часов...
     Расхватанные  такси,  лес поднятых  рук -- это  мой  единственный  шанс
выловить  из  уличной толпы  пассажира  в аэропорт,  сделать двадцатку одним
могучим ударом!
     --  Но  разве  все  кэбби  так  поступают?  --  спросит  мистер Форман,
справедливый таксистский начальник, и его не обманешь: он-то знает...
     Нет, мистер Форман, не все.
     Ага! Значит, ты был еще хуже, чем остальные таксисты!
     Я был хуже многих, и -- лучше многих... 7.
     Слово  "кэб",  -- если  покопаться в  словарях,  если  кроме "Вэбстера"
заглянуть  еще  и в  "Оксфордский", -- имеет  в  английском  языке целый ряд
значений, помимо главного: "наемный  автомобиль". "Cab" --  это и перевод по
подстрочнику, и обман экзаменатора -- шпаргалка, а глагол "to cab" -- совсем
уж блатной, жаргонный смысл которого -- "заниматься  карманными  кражами"...
Ну, а я -- простаков  не грабил; иностранцам не заявлял, что сумму,  выбитую
счетчиком,  должен  оплатить каждый из  пассажиров в  отдельности; не взимал
незаконных поборов  за пользование  багажником;  но в аэропорты,  был  грех,
избегал ездить  самым коротким из центра  маршрутом -- по мосту Квинсборо, а
все норовил  махнуть  на  мост  Трайборо  с тем,  чтобы  газануть  потом  по
широкому, стремительному Гранд-шоссе, превращавшему  каждый  рейс в праздник
(хотя этот, мой, праздник  обходился  клиенту в  лишние два-три доллара); да
еще иной раз баловался я и сигналом "НЕ РАБОТАЮ", когда все остальные желтые
кэбы, находившиеся в моем поле зрения, оказывались занятыми, и я был уверен,
что первый же чемодан достанется мне!..
     Еще минутка терпения, уколов совести,  еще парочка злопыхателей запишет
мой номер, и я -- уйду в "Кеннеди"!
     Есть! Вот он -- долгожданный, желанный! Сопровождающий чемодан старичок
даже  не надеется,  что попадет в такси  под  усилившимся ливнем. Прижался к
газетному киоску спиной, и во всей его фигуре обреченность. Он, миляга, и не
догадывается,  что единственный свободный  кэб  под  сигналом  "НЕ  РАБОТАЮ"
продирается по запруженной авеню к нему, и только к нему!  Что я углядел его
чемодан!..
     Я останавливаю  чекер  у газетного киоска таким  образом, чтобы никакой
случайный  пассажир  не смог  бы  сесть  в  кэб,  и  только  тогда  открываю
автоматический замок. Чемодан погружен, счетчик включен, машина тронулась, и
тут коварный старикашка вонзает в мою доверчиво подставленную спину нож:
     -- Челси!
     Я  проглотил  блесну...  Мало  того, что  поездка --  трехдолларовая, в
скоплении машин она отнимет  уйму времени. Чемодан, сыгравший  со мной такую
неуместную шутку, ездил, как теперь выясняется, в мастерскую:  ручка, видите
ли, у него оторвалась... 8.
     Как улыбка женщины,  многообещающи и обманчивы чемоданы.  По утрам  они
чуть ли не через одного сопровождают своих владельцев  в офисы с  тем, чтобы
отправиться  в  аэропорт  во  второй  половине  дня...  Так  что  со   всеми
ухищрениями  и натренированным  взглядом  не  каждую  неделю  удавалось  мне
попасть в "Кеннеди"...
     --  Что  ж, --  скажет тут самый  взыскательный и самый  дорогой  моему
сердцу  читатель. Тот,  который все понимает. Тот, который сам  не  один год
прожил за баранкой такси. -- Значит, ты покамест не стал настоящим кэбби...
     Значит, не стал.
     --  Ну, а почему  же  ты  не  договаривался  с хозяевами едущих  в офис
чемоданов, что подберешь их во второй половине дня и отвезешь в аэропорт? --
спросит иной прыткий знаток желтого бизнеса. Но это уже несерьезно.  Как это
-- "не  договаривался"? А  откуда  же  взялся  китаец? С  неба он,  что  ли,
свалился?..
     Китаец оказался в моем чекере накануне, под  вечер,  когда, потеряв уже
всякую  надежду  попасть  в аэропорт (после шести это редкость), я решил еще
разок прочесать Парк-авеню и  включил сигнал "НЕ РАБОТАЮ". Час "пик" вот-вот
должен был утихнуть,  но десятки рук все же ко мне тянулись,  а я не замечал
даже самых отчаянных,  что  чуть не бросались под  колеса, как вдруг на углу
Шестьдесят  первой  улицы заметил  на  противоположной стороне  --  чемодан!
Воровато оглянувшись:  ни полиции,  ни встречных  машин  не  было --  сделал
разворот  против  стрелки  одностороннего  движения,  выскочил из  чекера  и
схватил поклажу...
     Узкоглазый владелец  чемодана  благодарно кланялся; но когда я  включил
счетчик, звезданул меня по затылку:
     -- Тат!
     Было  ясно, что дело мое  плохо,  но надежда  в  душе  еще  шевелилась.
Таксисты  любят   непонятные   слова:  за   ними  кроются   неведомые   дали
малоизвестных городков в Нью-Джерси, в Вест-честере, двойная плата...
     -- "Тат" -- это город в Лонг-Айленде? -- спросил я наудачу.
     -- Но лон-айлен. Тел Тат...
     Поняли вы  что-нибудь? А  я, как  ни  тягостно было,  понял.  Фибровому
китайскому  чемодану оказался не по  карману  дорогой отель "Ридженси", и он
эвакуировался с Парк-авеню на  Седьмую, в гостиницу подешевле -- в "Тафт". Я
был  удручен, но тем  не менее строжайше  допросил  китайца.  Прилетел  он в
Нью-Йорк, как было установлено, всего на один  день, и завтра черти  понесут
его  куда-то  дальше. Из какого аэропорта?  Простите, но это детский вопрос.
Разве, застряв в пробке у Бруклинского моста, стал бы я смотреть свысока  на
всех остальных кэбби, если бы мой китаец собирался в "Ла-Гвардию"?..
     Когда дознание было закончено, оставалось только  внушить клиенту,  что
не  он  мне, а я ему нужен позарез.  Но  это для кэбби  -- сущие  пустяки. Я
наплел  китайцу,  что завтра в Америке праздник  -- день рождения президента
Форда, и потому ни автобусы, ни такси не работают. Однако поскольку я  лично
китайцев очень уважаю, потому что они хорошие люди (опять улыбки), то так уж
и  быть,  отвезу  его утречком  в "Кеннеди", чтоб он не  опоздал к самолету,
причем, заеду за ним бесплатно (опять поклоны), но он должен дать мне -- тут
китаец не на  шутку  испугался и успокоился лишь тогда, когда до него дошло,
что требую я не денег, не задаток, а всего-навсего -- визитную карточку...
     Карточку бизнесмен с Тайваня мне дал, и теперь, перевалив наконец через
Бруклинский мост,  я  вертел ее в  руках и  поглядывал на  часы.  К половине
девятого мой кэб оказался на углу Хаустон-стрит. Китайца я  должен подобрать
в  девять,  а  излишек  времени  лучше всего истратить на то,  чтобы  вымыть
машину. 9.
     Я свернул к мойке, и пока  мыльная пена и острые струи смывали с чекера
недельную грязь, подсчитал, что к девяти часам, когда китаец сядет в машину,
мой долг хозяйке достигнет 22 долларов 30 центов. Но это не беда. Китайца  я
поволоку через мост Трайборо, и вместе с чаевыми требуемая сумма наберется.
     Пока я проделывал  эти вычисления, трое  мексиканцев  вытирали тряпками
чекер.  Без  сочувствия глядеть на них было  нельзя. Всегда на ветру, всегда
мокрые... Любой из  этих, нелегальных иммигрантов был  бы рад. поменяться со
мной  местами: стать водителем желтого  кэба.  Я бросил монету в  лейку,  на
которой было  написано "Спасибо", и, устыдившись  своей скаредности, добавил
еще одну... За все заплатит китаец. Я пообещал, что заеду за ним  бесплатно,
но возить бесплатно свой фибровый чемодан он будет у себя на Тайване. На сей
раз за чемодан  в счет  будет поставлен доллар.  Не имею права?  Ничего. Чем
меньше кэбби рассуждает о мировой справедливости, тем больше он зарабатывает
денег...
     По Пятьдесят первой улице  я выехал на Седьмую  авеню, поставил чекер у
входа в отель  "Тафт",  впереди двух дожидавшихся  работы  такси,  и показал
визитную карточку негру-швейцару.
     Швейцар кивнул, ему,  мол, все равно. Куда важней для  меня было сейчас
то, как поведет  тебя  таксист, чья  очередь была первой.  Ведь  именно  ему
предстояло  отдать  выгодного пассажира водителю, который специально за этим
пассажиром  приехал.  Рослый  голубоглазый американец  вполне мог предъявить
претензии на моего китайца, если и не по праву, то -- силой. Но таксист этот
не стал  нахальничать, а вот стоявший за ним дед с торчавшим из уха слуховым
аппаратом зашкандыбал ко мне -- выяснять отношения:
     -- Почему ты тут стал?
     Молча показываю визитную карточку.
     -- По договоренности, -- сообразил старик. -- Куда поедешь?
     -- В "Кеннеди", папаша, в "Кеннеди", -- покровительственно отвечал я.
     Дед вздохнул, завидуя чужому счастью, и поплелся обратно.
     -- Такси! -- из дверей отеля выпорхнули две черные девчонки.
     -- Я не работаю, -- сказал водитель-американец.
     Черный  швейцар достал  из кармана  свисток; он  состоял  в  преступном
сговоре с голубоглазым янки.
     Мимо  катили пустые  кэбы. Белые водители,  черные  водители  не хотели
брать  черных девчонок. От  обиды  у них вытянулись лица. Но доллар, который
черный швейцар намылился  получить  с белого кэбби, дожидавшегося клиента  в
аэропорт, был сильнее расовой солидарности...
     Мне случалось  видеть  драки  таксистов и,  бывало, жесткие.  Но такого
зрелища  я  еще не видал:  с глухим  рыком  ссохшийся  старичок  ринулся  на
голубоглазого,  по  сравнению  с  ним  --  великана!  И --  кулачонком  его,
кулачонком: "Работать не хочешь!" -- кричит старичок и дерется...
     Рослый  кэбби не знал,  куда  деваться. Ответить  он боялся.  Стоит ему
ненароком задеть  старичка  -- тот рассыплется. Он  уворачивался,  убегал, а
старик наседал!.. У отеля  собрался народ,  все  смеются. Таксист сообразил,
наконец, спрятаться  в  своем  кэбе, закрылся изнутри, а старик тарабанит по
крыше:
     -- Убирайся отсюда!
     Откуда-то из-за спин зевак  возник полисмен. Белый. Понимающе глянул на
черных девчонок, и  тяжелая  дубинка  коснулась  дверцы кэба...  Стало тихо,
таксист опустил стекло.
     --  Ты возьмешь  работу? -- спросил полисмен.  -- Предупреждаю: если ты
скажешь хоть слово...
     Лязгнул,  открываясь, автоматический замок,  швейцар поспешно распахнул
дверцу.
     --  Мы  не  поедем  с  ним!  -- негодовали девчонки.  Дубинка коснулась
капота:
     -- Убирайся! -- и кэб исчез...
     -- Возьми работу! -- повернулся полисмен к старику, но дед, скандалист,
уперся руками в бока:
     --  А ты со  мной так не разговаривай! Я тебя не боюсь.  Я  в  тридцать
первом году, бывало, дрался с тремя такими, как ты, --  старик стал считать,
загибая пальцы. -- С  полисменом. С  диспетчером. С менеджером. Когда  кэбби
возвращались в гараж, они каждый вечер поджидали нас,  чтоб отобрать деньги.
Но если после целого дня работы у  меня  в кармане был всего  один доллар, я
его им  не отдавал:  меня дома  ждали голодные  дети!.. -- Старик  кивнул  в
сторону  съежившихся  девчонок. -- Конечно, я их  возьму. Но  не потому, что
испугался твоей дубинки, а потому, что я никогда не выбираю работу!
     Старик указал на меня:
     -- Вот еще один  "артист"  дожидается  "Кеннеди". Только в  Кеннеди  он
поедет. А я -- всех беру!
     Словно лужа бензина, в которую бросили спичку, вспыхнула аплодисментами
толпа.
     Девчонки  уселись  в  машину, полицейский шагнул  ко мне.  Я  предъявил
визитную карточку китайца.
     --  Сейчас проверим! --  заюлил  швейцар.  Теперь  он выхватил  у  меня
карточку и скрылся в вестибюле.
     Было четверть десятого. Ну, китаец,  держись!  Чрезвычайный Таксистский
Трибунал, совещаясь на  месте, определил: за опоздание, за  разгильдяйство и
нервотрепку приговорить тебя к высшей мере  наказания -- к Кольцевой дороге!
Ты, голубчик, теперь поедешь по Западному шоссе; мы нырнем в туннель Баттери
и  почешем по берегу океана вокруг  всего Бруклина. 26 долларов на  счетчике
гарантированы! Подсудимый, вам приговор понятен?..
     -- Он уехал, -- прервал швейцар бесстыдные мои фантазии.
     -- Не может быть! -- взвился я.
     -- Выписался в шесть утра и уехал...
     Вот тебе  и "договоренность"... Вот тебе утренний "Кеннеди",  Кольцевая
дорога  --  еще  один   мыльный  пузырь...  Только  долг  хозяйке  оставался
объективной реальностью.
     Солнечные блики лежали на тротуарах, час "пик" кончился. В десять часов
я отвалил  от "Тафта" --  пустым.




        "Глава  девятая.  КЛАД ПОСРЕДИ  ПАРК-АВЕНЮ. 10:00 -- 17:00"


        "1."
     Наконец-то докопались мы до правды.  А то слишком уж я расхвастался.  И
прибаутки у  меня таксистские,  и психология, и замашки --  все  это пыль  в
глаза. До настоящего кэбби мне было пока далеко...
     Работы  на  улицах нет. И еще  часа два-три не  будет. Об отрицательном
балансе лучше не вспоминать. Дайте мне Бронкс, Гарлем,  Бруклин  -- я поеду,
куда  угодно!...  Минут  двадцать  пришлось   мне  отстоять   в  очереди   у
Пенсильванского вокзала, прежде чем получить первого в этот день пассажира:
     -- Отель "Доралл".
     Уже  не  новичок, я  помнил, что  пока "загорал"  у  "Тафта", на остров
Манхеттен  влилось  не менее  миллиона  машин.  Самое  сильное скопление  их
поджидает  меня в улицах  --  от Сорок  второй  и выше. Поэтому я выехал  на
Парк-авеню  по  Тридцатой  и  юркнул  в  туннель,  проложенный  под  зданием
"Пан-Ам".
     Это была  простая работа, но и выполнил я ее безупречно: обошел пробки,
выиграл минут десять и  тем самым сберег своему  клиенту полтинник. На  углу
Пятидесятой улицы я остановился:
     -- Отсюда вам лучше пройти пешком. Всего один квартал.
     -- Нет, вы уж пожалуйста ...
     -- Там затор, мы потеряем четверть часа.
     -- Сэр!
     Черт  с  тобой. Поворачиваю направо  и  немедленно  застреваю.  Счетчик
тикает, мы стоим...
     Сказать по совести, предложил я  своему клиенту прогуляться не  потому,
что  его  деньги для  меня  --  святыня.  Квартал  Пятидесятой  улицы  между
Парк-Авеню и  Лексингтон  --  уникальное  для таксиста место. В этот квартал
нужно   въезжать   пустым.   Здесь   расположен   грузовой   подъезд   отеля
"Вальдорф-Астория", предназначенный  исключительно для постояльцев с багажом
--  приезжающих или уезжающих, -- чтобы груды  чемоданов  не  портили  вид у
центрального входа знаменитой гости