маем мы на веру самый  несуразный
вздор, стоит только рассказчику начать свою побрехушку с магических слов: "Я
видел своими глазами"...
     Я  ведь  тоже  был  очевидцем фарса, происходившего  в  уголовном  суде
Манхеттена.  Я слышал  все своими ушами!  И  если  бы стражник с револьвером
выкликнул бы мою фамилию  одной из первых в то утро (то есть если бы  мне не
довелось проторчать в зале уголовного суда несколько часов), то я несомненно
рассказывал бы  после -- и  таксистам,  и  пассажирам --  о  том, как в моем
присутствии судья приговорил добрую сотню головорезов-рецидивистов к  штрафу
в пять долларов! И слушатели мои кипели бы благородным негодованием...
     Но стражник,  казалось, забыл обо мне,  и  по мере того как на скамьях,
что  были  поближе   к  кафедре,  освобождались  места,  я  стал   короткими
перебежками пробираться  вперед:  там по крайней  мере  хоть не  прирежут...
Добравшись до третьего или четвертого  ряда, я уже мог  расслышать не только
приговоры, но  и обвинения, которые выкрикивал стражник, и вскоре понял, что
все уголовники в  моем зале  четко делятся  на  две  категории. Преступления
подростков заключались в том, что они перебегали через пути сабвея или через
шоссе. Этим судья присуждал по пять  долларов, а преступники  постарше  были
гарлемскими "джипси", то есть самыми несчастными кэбби, которые зарабатывают
свой  кусок  хлеба в черных  гетто. Они развозят  черных пассажиров, которых
обычно не берут "желтые короли", в кэбах без  медальонов, без  страховки, на
искалеченных колымагах; а кэб  одного из подсудимых, как выяснилось, не имел
даже номерных знаков.
     Тяжесть этих грехов судья определял -- "на вес"...
     -- Незарегистрированный таксомотор!.. Без паспорта!.. Без  страховки!..
Без  лицензии  на   извоз!..  Техинспекцию  не  проходил!..   Водитель   без
водительских  прав!.. -- басил стражник с револьвером, бросая один за другим
на столик, стоявший между  ним и преступным кэбби, -- штрафные талоны. Затем
стражник собирал  талоны в  пачку, приподнимал ее на руке,  чтоб судье  было
получше  видно, а тот, прищурившись, оценивал: "50 долларов!"; а  если пачка
была потолще -- "70 долларов!".
     Через час-другой я  уже  настолько освоился в уголовном  суде,  что мне
стало скучно...
     -- НАРОД  ГОРОДА НЬЮ-ЙОРКА ПРОТИВ  ВЛАДИМИРА ЛОБАСА!  -- вспомнив вдруг
обо мне,  выкрикнул стражник,  и я, с трудом  передвигая  непослушные  ноги,
поволок себя к подножию кафедры.
     Черная аудитория притихла, и в этой тишине я  прочел ее  мысли как свои
собственные,  только  вывернутые  наизнанку, дескать, этот  БЕЛЫЙ, наверное,
натворил дел, если уж попал в уголовный суд вместе с нами...
     -- Soliciting! -- с мрачным видом сообщил судье стражник.
     --  НЕ ВИНОВЕН -- ПРИ СМЯГЧАЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ! -- выпалил я и умолк,
задохнувшись от ужаса...
     Стражник скептически  шмыгнул носом и на всякий случай поправил на боку
револьвер.
     Фигура в  черной мантии зашевелилась, судья перегнулся  через кафедру и
смотрел на меня сверху вниз, моргая округлившимися от удивления глазами.
     -- ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, КЭББИ? -- сказал судья. Отступать теперь было поздно,
и речь,  которой  научил меня пассажир из отеля "Святой Мориц"  и которую  я
вызубрил наизусть, хлынула из меня, как шампанское из неохлажденной бутылки:
     --  Ваша  честь!   Прошу   вас:   обратите  внимание  только  на   одно
обстоятельство -- на  место преступления,  в котором меня рбвиняют.  Это  же
проклятая  Богом  Сорок  вторая  улица.  Мой кэб  жружали  сто  проституток,
пристававших к мужчинам. Сто сутенеров  приставали к  прохожим, зазывая их в
публичные  дома!  Сто  торговцев  наркотиками  предлагали публике на  выбор:
марихуану,  таблетки,  кокаин...  Но  из  всей этой  замечательной  компании
полицейский выбрал меня: самого  опасного  уголовника  --  таксиста, который
трудится в поте лица по 72 часа в неделю... Ваша Честь, я спрашиваю вас: где
справедливость?!
     Черный зал завыл от хохота. Судья махал обеими руками и кричал, обливая
меня густым, как мед, еврейским акцентом:
     -- Ша! Ша!  Хватит! Кэбби, ты закроешь, наконец,  свой  рот?! Ты, может
быть, дашь и мне сказать слово?  Я покорно умолк. Затих в ожидании приговора
зал...
     -- УГОЛОВНОЕ ДЕЛО ЗА НОМЕРОМ... Судья зачитал вслух нескончаемо длинный
номер, поплямкал губами и, совсем уж вогнав меня в страх, кончил так:
     -- ОБЪЯВИТЬ ЗАКРЫТЫМ ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ!..
     Я бежал  по Бродвею! Несказанное счастье переполняло  меня и изливалось
-- в  беге!  В  эту  минуту я,  не  задумываясь, дал бы  на отсеченье  руку,
настолько я был уверен,  что мой пассажир  --  мой спаситель!  -- был  самым
настоящим  Комиссаром! Но  сегодня, оглядываясь назад, я вынужден сознаться,
что,  к  сожалению,  наверняка  я  этого  не  знаю...  И  только сам  мистер
Ф.Ю.Гуинн, который  возглавлял  чикагскую  полицию  на  пороге восьмидесятых
годов, может  теперь сказать:  учил  ли  он когда-то попавшего  в  передрягу
нью-йоркского кэбби, как выиграть дело в уголовном суде Манхеттена или же то
был вовсе  не  он...  Но  вспомнит ли Комиссар такую  чепуху?..  И  еще ведь
вопрос: попадет ли  ему в руки моя  книжка?..




        "Глава восемнадцатая. МОЙ САМЫЙ ИНТЕРЕСНЫЙ СОБЕСЕДНИК"


        "1."
     Всего двое суток не виделись мы с  Фрэнком. Еще месяц назад мы даже  не
здоровались,  а  сейчас обрадовались  встрече, как  закадычнейшие,  водой не
разольешь,  кореша! Прежде всего Фрэнк сообщил мне новость:  ночью в комнате
2214 проститутка зарезала гостя.
     Представитель   немецкого   бюро   путешествий,  сопровождавший  группу
туристов  из  Мюнхена,  держал  в бумажнике солидную  пачку наличными --  на
непредвиденные дорожные расходы.
     Проститутка, которую он подцепил в первый же по приезде вечер, каким-то
образом пронюхала о деньгах. Вероятно, увидела,  когда  немец платил ей. Она
исхитрилась  подсыпать клиенту в стакан со спиртным  снотворное, а когда тот
уснул, полоснула по горлу опасной бритвой...
     Мы заспорили. Я был уверен, что проститутку не поймают, а Фрэнк убеждал
меня  в обратном.  Похохатывая,  похлопывая один  другого то по спине, то по
плечу, мы  заговорили о врачихе из Хьюстона. Ловко, ловко провел  мой  новый
друг этих двух дураков -- Акбара и Ким Ир Сена.
     -- И ОБРАТНО! -- веселился я.
     -- И OБPATHO,VLADIMIR!  --  подмигивал Фрэнк. Я  достал из  кармана два
заранее приготовленных доллара... Позволь, кэбби, позволь! А  почему это  ты
приготовил для Франка всего-навсего два доллара?.. Ты же сам проболтался (за
язык тебя  никто не  тянул), что  только  в один конец,  до  госпиталя  твой
счетчик  выбил  больше,  чем  если  бы  ты  поехал в  "Кеннеди".  А  сколько
полагается швейцару  за  "Кеннеди", мы  уже, слава Богу, знаем. Выходит,  ты
едва подружился с парнем, как тут же его и обжулил? Так?
     Совершенно, совершенно не так! Подобной мысли у меня  и  быть не могло,
чтобы Фрэнка -- обжулить! Я просто не хотел  его портить. Сегодня я  дам ему
пятерку за Бруклин,  а  завтра за Лонг-Айленд  он сам потребует десятку. Так
ведь  тоже нельзя...  Но  когда я  достал эти два доллара,  Фрэнк знаете что
сказал? Он  сказал: "О, нет, Vladimir, нет!". Он ведь был честным швейцаром.
А  я стоял,  как  болван, со  своими двумя долларами  в  руке, не зная,  что
делать...
     А  почему  непременно  ты  должен  был  что-то "делать"?  Неуж-то  тебе
необходимо  было  потянуть за собой в грязь и Фрэнка, всучить молодому парню
свою пакостно-мелкую взятку?
     Ох, с вами ни стань, ни ляг. Не дал -- плохо,  дал -- тоже плохо. Разве
я потому совал  Фрэнку  доллары,  что старался сделать его  таким же,  каким
становился я  сам? Я думал совсем о другом. Ведь хотелось же мне и завтра, и
послезавтра вернуться домой  в  девять вечера, а не  в  три часа  ночи... Но
какой же честный швейцар станет из дружеских побуждений ежедневно, постоянно
допрашивать гостей отеля у вращающейся двери: куда им ехать? -- и, обжуливая
очередь горластых таксистов, подсовывать мне лакомые куски? И разве Фрэнк не
жаловался, что зарабатывает меньше всех остальных швейцаров?  А  кроме  того
мне  еще показалось, что  свое  "нет!" он произнес с какой-то несвойственной
ему прежде интонацией,  с которой  обычно говорила Дылда-С-Изумленным-Лицом.
Это  самое  "О, нет!"  прозвучало у Фрэнка  вроде бы категорически, но -- не
окончательно: в том смысле, что я, мол, хоть  и отказываюсь,  однако не могу
запретить тебе попросить меня о том же еще раз...
     Пока  мы  с  фрэнком  пререкались,  кореец Ким  и  аргентинец  Альберто
допрашивали  гостей у  вращающейся  двери, но на  угол  их  по-хулигански не
прогоняли,  а  останавливали  проезжавшие  мимо  такси,  открывали  дверцы и
собирали чаевые.  Набрав  жменю квотеров, Ким  Ир  Сен  подошел  к  Фрэнку и
высыпал их в карман его сюртука. Поскольку это была не взятка -- деньги эти,
действительно, принадлежали  Фрэнку,  ибо были собраны на его  "территории",
честный  швейцар возражать  не  стал, а чтобы  не чувствовать себя должником
подхалима-кэбби, вообще ничего не заметил.
     Услыхав звон монет, которого не услышал  Фрэнк, я неожиданно понял, что
в моей таксистской карьере опять наступил важный момент.
     --  У  тебя полным-полно мелочи,  Фрэнк, --  сказал я,  -- а мне  сдачу
давать нечем. Разменяй, пожалуйста, пять долларов.
     Ни о какой взятке не было теперь и помину, и Фрэнк доверчиво принял мою
пятерку.  Он собрал четыре двадцатипятицентовика в столбик,  отдал его мне и
сказал "раз". Собрал еще столбик -- "два". Следующий  он укладывал,  как мне
показалось, чуть помедленней, может, думая о чем-то постороннем...
     -- Хватит, Фрэнк, --  сказал я, принимая третий столбик,  и  наши глаза
встретились.
     -- Кончай! -- неуверенно  запротестовал было Фрэнк.  -- Я ведь дал тебе
только три... --  Но  тут рассыльный  вынес чемоданы, и  я побежал открывать
багажник.  На  прощанье  Фрэнк  погрозил  мне  пальцем:  дескать,  Vladimir,
теперь-то уж я твои шутки знаю, больше ты меня не проведешь!..
     -- Не бери себе в голову! -- крикнул я. -- Мы еще увидимся! 2.
     Мы  увиделись  через  несколько  часов,   когда  рабочий   день  Фрэнка
закончился, но он еще не ушел, а болтал о чем-то со сменившим его швейцаром.
На  углу  нетерпеливо   помахивала   сумочкой  Дылда-С-Изумленным-Лицом.  За
"Ла-Гвардию", откуда я только что вернулся, швейцару причитался доллар...
     --  Фрэнк,  разменяй мне еще  пятерку, --  сказал  я. --  Серьезно. Без
дураков.
     -- Ты опять! -- погрозил мне пальцем  Фрэнк,  когда я, приняв четвертый
столбик, отстранил его руку...
     --  А  он неплохо разменивает тебе  деньги! --  заметил второй швейцар,
подтолкнув Фрэнка плечом.
     --  Когда  мой чекер стоит  в  хвосте  очереди, -- сказал я,  --  a его
вызывают  в "Кеннеди", я  размениваю еще лучше.  Чем дальше мой чекер стоит,
тем лучше я размениваю...
     Швейцары засмеялись.
     -- Познакомьтесь, -- сказал Фрэнк. И представил меня: -- Это мой друг!
     -- Марио.
     Мы скрепили знакомство рукопожатием, а в это время из вращающейся двери
показался  третий цилиндр, принадлежавший хромому семидесятилетнему швейцару
Монти.
     Монти  задыхался и  не мог  говорить: он слишком быстро бежал... Там, у
центрального  подъезда,  где сейчас дежурит Монти, уже  минут десять психует
главный администратор  отеля, мистер  Крафт. Он  опаздывает  на поезд, но ни
один   из  таксистов-азропортщиков   не   хочет   отвезти  босса   Монти  на
Пенсильванский вокзал. Свободного же такси на улице все никак не попадалось,
и  Монти всерьез опасался,  что его уволят. Кому нужен  швейцар,  который не
может держать таксистов в узде...
     Фрэнк выразительно посмотрел на меня.
     -- Садитесь, Монти! -- сказал я. Мы лихо -- на красный свет, еще раз на
красный! -- обогнули квартал и подлетели к центральному подъезду,
     -- Спасибо,  Монти! -- сказал мистер Крафт, протягивая швейцару доллар;
это был достойный человек.
     -- Большое  спасибо ВАМ, мистер Крафт, -- отвечал Монти.  Он благодарил
босса не столько за доллар, сколько за то, что босс простил его.
     Со мной же мистер Крафт расплатился еще лучше. По дороге  он записал  в
блокнот мое имя, мой номер и сказал:
     --  Вернитесь  в отель, найдите  моего  помощника,  мистера  Барнета  и
передайте  ему,  что  я поручил  вам  доставить в  "Нью-аркс" багаж  финских
спортсменов.
     Я  вернулся в отель, передал помощнику приказ начальства и  добавил, не
уточняя, от  кого именно это  исходит -- от мистера Крафта или не от мистера
Крафта, что ему,  мистеру Барнету, следует записать мое имя и мой номер, как
сделал  это сам мистер Крафт  --  на случай, если возникнет  необходимость в
подобного рода работе.
     -- Вы всегда можете вызвать меня через любого швейцара, -- сказал я: --
Фрэнк, Монти, Марио -- они все меня знают!.. 3.
     Фрэнк  мужал  день  ото дня. Остепенился, перестал  вертеться под цокот
каблучков. Все его помыслы теперь поглощала Дылда-С-Изумленным-Лицом. Я  был
удостоен:
     -- Мэри.
     -- Рад познакомиться...
     Тоскливая пауза.
     -- Фрэнк, тебе не передавал  Монти? Твой дядя опять тобой недоволен. Он
тут разорялся, приказал тебе зайти к нему...
     Я ожидал, что  Фрэнк подмигнет  мне и  скажет что-нибудь  вроде: "Опять
этот выживший из ума старикан!..", но "наследник" не принял пас. Изумленная,
как оказалось, была совсем из другой оперы: замужняя сорокалетняя дама, мать
троих детей. С Фрэнком ее познакомил муж.
     Проходя    мимо   "Мэдисона",   он   присматривался    к   аккуратному,
чистоплотному, хотя и из "простых",  парню. А присмотревшись, подошел, завел
пустяшный разговор и -- пригласил в гости...
     Фрэнк отвечал без обиняков, по-солдатски: я, мол, не гомосексуалист. Но
муж   это   прекрасно   понимал.   Он-то   был   многоопытным,    убежденным
гомосексуалистом. Привязанный, однако, к детям,  он ничего не хотел менять в
своей жизни и -- повторил приглашение.
     Фрэнк пришел, и был радушно принят. Бокал виски, легкий треп, и вот уже
он с Изумленной -- в спальне, вдвоем, и робкий голос за дверью:
     -- Солнышко, ты о'кей? Все -- хорошо?
     -- Да, да! Сделай так, чтоб тебя искали...
     Расстегнув   сюртук,  Фрэнк   продемонстрировал   на  рубашке   вензель
"CD"57. Это  она подарила. Вынул из "пистончика" часы  с крышкой.
Серебряные. Подарил -- муж,
     Удачу свою Фрэнк объяснял трезво:
     -- Я человек не их круга. Семью не разобью. И зачем  мне в мои годы эта
женщина с  детьми?  А  они  обо  мне  заботятся. Хотят,  чтоб  я  учился  на
бухгалтера. Мэри говорит, что устроит всю мою жизнь... 4.
     У бокового  входа теперь царил  новый  порядок. Первая машина  стояла с
открытым  багажником. За право открыть багажник и дожидаться аэропорта и Ким
Ир  Сен,  и Акбар,  и  Альберто,  и  случайные  "залетные"  водители платили
швейцару  доллар. Вынесут "Ла-Гвардию" --  ты  в  расчете; за  "Кеннеди"  --
доплата...
     Мистер Барнет ставил Фрэнка в пример  всем остальным швейцарам: гостей,
которым понадобился кэб для поездки по городу,  от бокового входа на угол не
прогоняли. Получая мзду с таксистов-аэропортщиков,  Фрэнк не сокращал приток
и  законных  чаевых.  Пассажиров на  короткие  расстояния развозила  машина,
находившаяся в хвосте. Возвратясь же, кэбби не  терял своего места в очереди
за аэропортами. Нам нравился такой рациональный порядок...
     Заработок швейцара у "Мэдисона" относительно скромен. Монти собирал  за
день долларов сорок,  Марио --  шестьдесят. Фрэнк, самый  молодой, со стажем
без году неделя, не уходил без сотни!
     Источником сверхприбылей Фрэнка  стала окрашенная в желтый  цвет полоса
бровки тротуара перед входом в "Мэдисон".
     -- Эй, мистер! -- багровея, орал Фрэнк: -- Не вздумайте оставлять здесь
свой драндулет. Это вход в отель, а не стоянка!
     Хрустнула зеленая бумажка.
     --Сэр, не забирайте ключи! Вдруг придется подвинуть машину...
     Ну,  а  если  бумажка не хрустнула,  если легкомысленный  автомобилист,
убегая  по  своим  делишкам,  бросал швейцару  через плечо: "За мной  --  не
заржавеет! Мы потом с тобой "увидимся"!"
     -- Фрэнк нырял в  свою  каморку, вызывал по телефону тягач и, наблюдая,
как  "беспризорную"  машину  уволакивают  на   штраф-площадку,  сардонически
приговаривал: "Он потом со мной "увидится"! Ты "увидься" со мной сейчас!".
     --   Vladimir,  ты   интересуешься   баскетболом58?   И   --
доверительно, понимая чужую слабость:
     -- Иногда...
     Деньги в такси доставались мне  нелегко, и  даже ради Фрэнка я не хотел
выбрасывать на игру несколько долларов. Но Фрэнк не отставал:
     -- Если  ты знаешь таксиста,  который  поигрывает  --  присылай его  ко
мне!..
     Фрэнк стал самонужнейшим человеком в отеле.  Я никогда не слыхал, чтобы
гости интересовались,  когда будут дежурить Марио или  Монти,  мистер Барнет
или другой помощник мистера Крафта... А  вот о Фрэнке каждый день кто-нибудь
да спрашивал:
     -- Куда запропастился этот парень?! Будет утром? О, черт!
     -- Он завтра выходной? Oh, shit59! 5.
     Поскольку  на "баскет"  я  не ставил  и других кэбби не подбивал, Фрэнк
быстро  ко мне охладел. Но  я  все равно не возвращался  теперь  домой после
десяти вечера. Дело было уже не в Фрэнке...
     И не  в Марио.  И не в мистере Барнете. И  вообще не  в отеле "Мэдисон"
Разменяв однажды по наитию пятидолларовую бумажку на четыре доллара мелочью,
я  понял,  что  в руках  у меня отмычка  к  сердцу самого спесивого,  битком
набитого  деньгами   швейцара.  Богатей   из   "Вальдорф-Астории"  не  могли
противостоять соблазну, когда я спрашивал:
     -- Разменяешь пятерку -- мелочью?
     Каждый   швейцар  хочет   избавиться  от  пригоршней  монет,  постоянно
оттягивающих его карманы.
     -- Два... Три... Четыре...
     -- Хватит.
     -- Ты неплохо размениваешь!
     -- Если вынесут "Кеннеди", а ты вызовешь чекер, я разменяю еще лучше...
     -- О'кей, МОЙ ДРУГ! -- это мне говорит незнакомый швейцар...
     --  Привет,  Ирвинг!  -- здороваюсь я, подъезжая  к отелю "Шератон". --
Разменяй-ка...
     -- С удовольствием!..
     -- Возьми, пожалуйста, ключи: я смотаюсь в пиццерию. И -- через дорогу!
Если  очередь  тронется,  Ирвинг  подвигать мой чекер  не станет,  но скажет
кому-нибудь из таксистов, чтоб подвинули. Если вынесут "Кеннеди"...
     Моя  пицца   уже  в  духовке.   Уже  прихлебываю  я  кофеек.  Вдруг  --
пронзительный  свист.  Оглядываюсь,  Ирвинг  машет  рукой:  давай,  живо!  А
рассыльный уже захлопывает багажник моего чекера... Эй,  сестренка,  сунь-ка
мою пиццу в  кулечек!  Дай-ка крышечку для стаканчика.  Кофе  будет  хорош и
остывший. Мы потом срубаем и холодную пищу. Некогда мне сейчас гужеваться --
"Кеннеди"!
     Проезжая по улице: с  пассажиром ли, без пассажира ли -- я здороваюсь с
каждым швейцаром. С Мануэлем у "Эдисона", с  Базилио у "Астории", с Фернандо
у "Эмпайр", с Робертом у "Холидей Инн". Почему это Бруно не улыбнулся мне, а
как-то  странно развел  руками? "Извините,  мисс,  минуточку!  --  говорю  я
пассажирке.  -- Я обслуживаю этот отель. Мне швейцар  должен передать что-то
важное..."
     -- Бруно, ты хотел мне что-то сказать?
     -- Но ты занят...
     -- Да я мигом: одна нога здесь, другая -- там!
     -- Возвращайся немедленно!
     --  Через  две минуты буду, как штык, МОЙ ДРУГ! А  что?  Он теперь  и в
самом деле МОЙ ДРУГ. Возвратись, размениваю традиционную пятерку.
     -- Раз, два...
     О, это хороший  признак,  если швейцар за  пять долларов дает мне всего
два -- мелочью. Так и есть.
     -- Скажи  дежурному за конторкой,  что я послал  тебя  отвезти портфель
"дипломат" на "Люфтганзу". Гости забыли. Быстро!
     О'кей!  Мне  не  жалко трех долларов. Доставка портфеля  --  это особый
сервис.  Возить  портфели  без  пассажиров  Комиссия такси  и  лимузинов нам
категорически запрещает. Я