ачно. Он закричал общепринятым
обиженно-угрожающим голосом:
   - Чего ты пристал? Смотри!
   - Где я эту руку поймал?
   - Чего ты хватаешь?
   - Нет, стой, голубчик!
   Неожиданным, резким движением Гришка выдернул руку и бросился к двери
на перрон. Через платформу и ближайшие пути он перемахнул, почти не
касаясь земли, и нырнул под товарный состав. Под другой. Присел,
оглянулся. На перроне топталось несколько человек. Плеч и голов он не
видел, но сразу узнал вытяжки, а рядом с ними полы серой шинели и
блестящие узкие сапоги. Услышал тот же взволнованный голос:
   - Ах ты, какой бандюга!
   Шинельный подол пошел волнами, и начищенные сапоги двинулись вперед,
спрыгнули с перрона. Рыжиков, мелькая тапочками, побежал вдоль товарных
составов к стрелкам. На душе у него было тяжело, но зато аппетит прошел.


5. ЗАВТРАК В САДУ

В руках у Игоря две франузкие булки, колбаса и банка варенья. Еще на
вокзале он сказал Ване:
   - Здесь все пропитано железнодорожными бактериями. Давай лучше
позавтракаем в саду. Там есть такая миленькая скамеечка.
   Но, войдя в палисадник, они увидели на миленькой скамеечке Ванду
Стадницкую. Она сидела, положив голову на ркуку, вытянутую по спинке
скамейки. Игорь воскликнул:
   - О! Это купе занято!
   Он на носках обошел мечтательную фигуру Ванды, сначала подозрительно
покосился на калоши, надетые на босу ногу, но когда очутился против ее
открытых серых глаз, обратился к ней серьезно, без улыбки:
   - Мадемуазель, вы разрешите позавтракать в вашем присутствии?
   Его учтиво склоненная фигура, застегнутый до воротника пиджак и ярко
начищенные ботинки произвели на Ванду приятное впечатление. Грустная, она
все же разрешила себе привычно-кокетливую ужимку и даже чутб-чуть
улыбнулась:
   - Пожалуйста!
   Игорь со сдержанным оживлением сказал:
   - Мерси.
   Ванда удивленно оглядела мальчиков и подвинулась на край скамейки.
Облака перестали ее занимать, она занялась более прозаическим пейзажем
привокзальной площади. Игорь быстро разложил на скамейке закуску, уселся
на другом коне. Ваня прогремел ящиком, поставил его на землю, уселся за
скамейкой, как за столом, сводя плечи в предвкушении завтрака. Игорь
разрезал колбасу и спросил:
   - Ваня! А как мы будем варенье есть? Пальцами?
   Ваня завертел головой, оглядел палисадник:
   - А мы... такие... ложечки сделаем... из дерева. Ножиком.
   - У вас нет ложечки, миледи? - обратился Игорь к Ванде.
   Он произнес это чрезвычайно вежливо, таким тоном, каким пользуются
только самые изысканные путешественники, обращаясь друг к другу в купе
международного вагона. У Вандыы блеснули глаза от удовольствия, но,
во-первых, очевидно было для самого неиспытанного глаза, что у нее нет
никаких вещей, - она имела вид пассажира без багажа, во-вторых, от колбасы
исходил чарующий запах. Ванда проглотила слюну и ответила с жеманной
обидой:
   - Ну что вы? Какие у меня ложечки?
   - Серебрянные, - приветливо пояснид Игорь.
   Ванда ничего не ответила, снова протянула рку по спинке скамейки,
обратилась к облакам. Но в ее глазах уже нет прежней грустной
мечтательности.
   Ваня держит в руке половину франфузкой булки, он решительным рывком
головы откусывает от нее большие куски, а колбасу берет с бумажки
осторожно двумя грязными пальцами. Проделывая все это, он то и дело
поглядывает на Ванду. Он не замечает ни ее босых грязных ног, ни
безобразной копны волос. Он видит только ее нежную розовую щеку, наружный
уголок глаза, выгнутые темные ресницы.
   Ваня отломил горбушку, положил на нее два ломтика колбасы, протянул
Ванде. Ванда не заметила этого, и Ваня вопросительно посмотрел на Игоря.
Игорь ест с увлечением, работает руками, зубами, ножиком. Но быстро между
делом, он кивает Ване в знак одобрения и свободной рукой треплет его по
плечу. Ваня, немного поколебавшись, легонько прикоснулся к колену соседки.
Она повернула к нему голову, хотела улыбнуться кокетливо, но не вышло -
улыбнулась просто, благородно и не спеша начала есть, отщипывая булку
мелкими кусочками. Все это произошло в полном молчании. Покончив с
нарезанной колбасой и принимаясь снова резать, Игорь спросил деловито, не
глядя на Ванду:
   - Вы куда едете, сеньорита?
   Ванда отвернулась к вокзалу, перестала жевать и сказала скучливо:
   - Я не знаю.
   - Поедем с нами, - предложил Ваня весело, поворачиваясь к Ванде на
своем ящике. - Тебя как зовут?
   - Ванда.
   - О! Вот это да! Ванда!
   - Это польское имя.
   - Поедем! Там у него дедушка и бабушка, - Ваня иронически свер-
кал глазами и следил за Игорем, принимающим его иронию с дружеским
добродушием.
   Но Ванда почему-то ничего не ответила на буйную радость Вани. Она
положила на скамью недоеденный кусок булки, сказала почти растерянно,
опираясь руками на край скамьи:
   - Я не знаю... куда поехать...
   Игорь пристально глянул на нее и занялся банкой с вареньем. Оживление
Вани вдруг исчезло. Он с недоумением присмотрелся к Ванде, глянул на
Игоря, как будто в выражении его лица искал ответа. Игорь замычал какую-то
песенку, поставил банку на скамью и сказал строго:
   - Ты, Ванда, поедешь с нами, а там видно будет.
   Вот теперь Ваня все понял. Но Ванда посмотрела на Игоря испуганно:
   - Я не знаю...
   - Ты не знаешь, а я знаю. Сейчас придет поезд, - сядем в купе, все
обсудим.
   Ваня воззрился на Игоря: какое купе? Ванда покорно замолчала.
   В этот момент из-за кустов выглянул Рыжиков. Оглядел компанию,
выдвинулся вперед, остановился, тупо засмотрелся на еду. Ванда метнула в
Рыжикова ненавидящий взгляд. Игорь засмеялся:
   - У тебя неприятности, Рыжиков?
   Рыжиков ничего не ответил.
   - Ешь, - предложил Игорь, - я всегда говорил: воровское дело самое
невыгодное. Тебя сегодня били? Я видел, как ты засыпался.
   - Убежал, - прохрипел Рыжиков и принялся за еду.
   - И то счастье! Это ужасно глупо. У каждого человека две руки, и каждый
старается схватить тебя руками, - Игорь брезгливо вздрогнул, - это глупо!
Надо так делать, как я.
   - Бабушка, да? - спросил Ваня...
   - Бабушка - почта. Присылает тебе записочку: дорогой Игорь, будьте
добры, придите, пожалуйста, и, ради бога, возьмите сто рублей. А если не
придешь - вторая записочка: какое безобразие, почему вы не берете сто
рублей? Пожалуйста, возьмите.
   Рыжиков отвернулся обиженно:
   - Записочку... Конечно, когда ты грамотный.
   - А если ты неграмотный - иди работать. А то - в карман! Что может быть
глупее?#4 - Игорь запустил кусок булки в банку с вареньем: - Работать -
это тоже нплохо. Многие одобряют.


6. В КУПЕ

Через степь бежит длинный товарный поезд. На одной из платформ стоит
накрытый брезентом трактор. На краю брезента, спускающегося с трактора,
спит Ванда, свернувшись калачиком. Игорь Чернявин сидит около ее ног,
обнял руками свои колени и рассеянным взглядом посматривает по сторонам.
Рыжиков, расставив ноги в тапочках, стоит против него. Ваня спустил ноги с
платформы и любуется степью, широкой дорогой, ползующей рядом, курганами
на горизонте, первой весенней зеленью.
   Выехали вчера вечером, долго укладывались спать, было холодно.
Потом залезли под брезент, копошились там и ежились, наконе заснули. Под
брезентом еще и тем хорошо, что на остановках ничьи любопытные взгляды не
беспокоили пассажиров и никто не мешал спать. Игорь Чернявин, засыпая,
сказал:
   - Это самое лучшее купе, никакой давки т тесноты, свежий воздух и никто
не говорит глупостей: предьявите ваши билеты!
   Утром проснулись рано и вылезли из-под брезента в хорошем настроении.
Только на больших станциях снова пользовались его гостеприимством, но уже
не в качестве спального места, а исключительно для того, чтобы не
волновать поездной прислуги. А потом Ванде захотелось поспать на солнышке.
   Рыжиков молчал, молчал, наконец спросил:
   - Зачем Ванду потащил в город?
   - А тебе какое дело? - Игорь прищурил на Рыжикова глаза, может быть,
потому, что из-за Рыжикова над крышей соседнего вагона поднималось чистое,
словно умытое, солнце.
   - Значит, есть дело.
   - В городе что-нибудь найдем. Работу или что...
   - Ты не хочешь работать, а ей нужно?
   Рыжиков сказал это в упор, он лез в ссору.
   - А ей нужно, - спокойно сказал Игорь, отвернулся от Рыжикова и
покровительственно посмотрел на Ванду.
   - Люди все работают, - с края платформы отзвался Ваня.
   Рыжиков закричал на Ваню:
   - Ты, патцан, замри, пока в рожу не схватил!
   Игорь произнес в нос:
   - Месье, в рожу можете только с моего письменного разрешения.
   Рыжиков медленно навел на Игоря через плечо угрюмо-угрожающие глаза:
   - С твоего разрешения?
   - И притом письменного... Подайте мне заявление...
   - Какое заявление?
   - О том, что вы желаете заехать мне в рожу.
   Рыжиков оживился, направился к Ване:
   - Интересно! Интересно, как выйдет без разрешения.
   Ваня испуганно стрельнул взглядом, быстро на руках вскочил, бросился к
Игорю. Рыжиков протянул руку, чтобы поймать Ваню, но как-то так случилось,
что Игорь стал между ними. Рыжиков не успел даже бросить на Игоря
презрительный взгляд, не успел протянуть руку для защиты. Стремительный
кулак Игоря Чернявина направился как будто в лицо Рыжикова, но с ног его
повалил неожиданный удар в живот. Рыжиков свалился прямо на спящую Ванду.
Ванда проснулась, вскрикнула в испуге:
   - Ой! Что такое? Чего ты?
   Игорь спокойно улыбнулся:
   - Не беспокойтесь! Рыжиков спать хочет. Уступите спальное место.
   Ванда брезгливо обернулась к Рыжикову, но сейчас же и улыбнулась: вид
скривившегося Рыжикова, очевидно, ей понравился.
   - Ты его побил? За что?
   Рыжиков приподнялся на локте, выпятил толстые губы. Рыжие космы в
беспорядке спадали на лоб, почти закрывая наглые зеленые глаза.
   - Ты чего скалишься? Он за тебя заступаться не будет.
   Ванда покачала головой:
   - А может, и будет!
   - Ты... - Рыжиков вскочил на ноги, сжал кулаки.
   Игорь улыбнулся, положил руку на плечо Вани, сказал в сторону, почти
нехотя, скучно:
   - Имейте в виду, сэр, в этом купе вы пальцем никого не тронете.
   Рыжыиков засунул руки в карманы, ухмыльнулся:
   - Ты, наверное, не знаешь, кто она такая?
   Игорь посмотрел на Рыжикова удивленно:
   - А что такое?
   - Ты, может, думаешь, она барышня? Сказать, какая ты есть?
   - Пошел ты к черту! Жаба! Ну и говори! Все вы - сволочи!
   Рыжиков обрадовался:
   - Ха! Она же проститутка! Понимаешь, какое дельце?
   Ванда медленно пошла к краю платформы, подняла воротник жакета, втянула
в воротник встрепанную голову. Игорь двинулся к Рыжикову, но Рыжиков
захохотал и, ловко перепрыгнув на другую сторону платформы, спрятался за
трактором.
   Ваня еле успевал следить за происходящим.
   Игорь подошел к Ванде. Глядя в пол платформы, спросил:
   - Верно?
   Ванда быстро повернулась, ответила с прежней ненавистью:
   - Ну и что ж, верно! А твое какое дело? Может, поухаживать хочешь?
   Игорь покраснел, скривил рот, отвел глаза от жадного взгляда Вани
Гальченко.
   - Да... нет! А только... сколько ж тебе лет?
   Ванда кокетливо повела головой, чуть-чуть, через плечо, задела взглядом
Игоря:
   - Ну и что ж? Пятнадцать.
   Игорь почесал медленно затылок, грустно улыбнулся и сказал:
   - Хорошо... Больше ничего, синьора, вы свободны.
   Она тронулась с места, неслышно, медленно прошла к брезенту, зябко
втягивая голову в воротник, опустилась на брезент и тихонько улеглась,
отвернувшись к трактору.
   Игорь, насвистывая, загляделся на степь. Далеко впереди встали из-за
пологих холмов белые верхи зданий. Над ними нависло солнце.
   Промелькнула внизу босоногая команда девушек, ноги у них были еще
белые, не загоревшие. Одна из девушек что-то крикнула Игорю, другие
засмеялись. Игорь проводил их скучным взглядом, отвернулся. Ваня взглянул
на Ванду, осторожно прислушался к Рыжикову за трактором, стал рядом с
Игорем, поднялся на носки, спросил шепотом:
   - Она плачет?
   Игорь ответил сурово, не глядя на Ваню:
   - Неважно!
   Платформу сильно качнуло на стрелках.
   - Приехали, - сказал Игорь.
   Через многочисленные стрелки, мимо мелькающих просветов товарных
составов поезд забирал вправо, быстро проходя пассажирскую станцию. Над
крышами стоявших вагонов проплыли надстройка вокзала и длинные выпуклые
кровли перронов. Поезд выскочил на узкую насыпь, которая праввильной
кривой огибала неожиданно широкий луг у самого края города. За лугом
соломенные крыши белых хат. Но снова стрелки дернули поезд, и он более
осторожно начал втягиваться в широкую сеть товарных путей. Хат уже не
было, на горе стояли и смотрели на поезд красные, серые, розовые дома
города.
   Ванда зашевелилась на брезенте, села, отвернула лио к городу. Поезд
вошел в узкую длинную перспективу других товарных поездов, очень медленно
продвигался между ними.
   Игорь задумался, глядя на проплывающую замасленную поверхность
станионного полотна.
   Сзади него что-то глухо стукнуло. Игорь быстро обернулся. На их
платформе стоял, выпрямляясь после трудного прыжка и внимательно
разглядывая их, стрелок железнодорожной охраны. Ванда неслышной тенью
слетела с платформы.
   - Это ты - Игорь Чернявин?

   - Я.

   - Ага! Тут у нас телеграмма... Ты получил сто рублей по подложному
переводу?
   Игорь влепил в стрелка восхищенным взглядом:
   - Ой, и народ же быстрый! Получил, представьте! Я отказывался,
понимаете...
   Стрелок ухмыльнулся, кивнул:
   - Идем.
   Игорь почесал нос:
   - Ах ты, черт! Жалко, Ванька, с тобой расставаться. Хороший ты человек!
И Ванда... Вы понимаете, товарищ стрелок, некогда мне.
   Ваня растерялся:
   - А... куда ты?
   - Я? Именем закона... арестован.
   - За что?
   - За бабушку.
   - Идем, идем, - повторил стрелок и тронул Игоря за плечо.
   Игорь взялся за борт платформы, готовясь спрыгнуть. Оглянулся на Ваню:
   - А ты, Ванюшка, иди в колонию. Здесь, говорят, приличная. Имени
Первого мая.
   Он спрыгнул. За ним спрыгнул стрелок. Опершись руками о колени, Ваня
смотрел им вслед. Он еще не мог вместить в себя это грре.
   Из-за трактора вышел Рыжиков. Он улыбнулся злорадно.
   - Будьте добры! Присылают записочку: дорогой Игорь, пожалуйста,
возьмите сто рублей! Чистая работа! А Ванда где?
   Ваня ответил испуганно:
   - Не знаю.


7. НА СВОЕЙ УЛИЦЕ


   - Куда ты пойдешь? - спросил Рыжиков, когда они подошли к остановке
трамвая возле товарной станции.
   Улица здесь была булыжная, покрытая угольной пылью. Из-под копыт и
колес поднималось видимо-невидимо воробьев. У трамвайной остановки стояла
очередь. У многих людей ботинки требовали чистки. Ваня не успел ответить:
к нему подошел человек в форменной тужурке. Он добродушно кивнул к забору:
   - Почистишь, что ли?
   - Вам черной?
   - Черной, а как же. А то к начальству нужно, а ботинки...
   Ваня осмотрелся, сесть было не на чем. Подальше он увидел старое
деревянное крыльцо.
   Человек, собирающийся к начальству, молча кивнул. Ваня побежал вперед,
чтобы все приготовить. Когда клиент подошел, Ваня уже набирал мазь на одну
из щеток...
   - Э, нет. Ты раньше пыль убери.
   Ваня приступил к работе. Рыжиков уселся повыше на том же крыльце и
молча рассматривал улицу.
   - Сколько тебе?
   - Десять копеек.
   - А сдача у тебя есть? С пятнадцати?
   Ваня полез в карман. У него оказалось только четыре гривенника.
   - Не рассчитаемся так. Ну, бог с тобой, бери лишний пятак, - сказал
клиент.
   Не успел клиент отойти, подошла девушка, попросила почистить туфли,
потом - красноармеец. Красноармеецц спросил:
   - Сколько будет стоить, если вот сапоги?
   Перед красноармейцем Ваня оробел. Он еще ни разу не чистил сапоги
красноармейцам и не знал, сколько это стоит. Ваня поперхнулся.
   - Де... десять копеек.
   - Вот еще дурак, - прошептал Рыжиков, но красноармеец обрадовался,
поставил ногу на подставку:
   - Дешево берешь, малыш, дешево. У нас везде за сапоги двадцать копеек.
   Ваня забыл спросить "вам черной?" Работал он сильно, действовал
глазами, бровями и даже языком. Быстро чистить двумя щетками он еще не
умел, одна щетка вырвалась у негог из рук и далеко отлетела. Рыжиков
громко захохотал, но щетки не поднял. Ваня сам, кряхтя, поднялся и побежал
за щеткойй.
   Красноармеец дал Ване гривенник и сказал:
   - Молодец. Дешево почистил, и блестит хорошо.
   Он ушел, поглядывая на сапоги. У Вани заболели руки и спина. Опершись
на локти, Ваня молча рассматривал улицу.
   Дома на улице все были одинаковые, кирпичные, запыленные, двухэтажные.
Между ними короткие заборы, а в заборах ворота. Почти у всех ворот стояли
скамейки, на скамейках сидели люди и грызли семечки.
Ваня вспомнил, что завтра воскресенье. По кирпичным тротуарам проходили
люди по двое, по трое и разговаривали негромко.
   Сзади открылась дверь, и скрипучий, неприятный голос спросил:
   - А вам чего здесь нужно? Беспризорные?
   Ваяня вскочил и оглянулся. Лениво поднялся и Рыжиков. В открытых дверях
стоял человек высокий, худой, с седыми усами:
   - Беспризорные?
   - Нет, не беспризорные.
   - Чистильщик? Ага? А резиновые набойки у тебя есть?
   В ящике у Вани было только две щетки и две банки черной мази. Ваня
развел руками:
   - Резиновых набоек нет!
   - Хо! Чистильщик! Какой ты чистильщик! Ну, допустим! А этот чего?
   Рыжиков недовольно отвернулся.
   - Чего ты здесь? Ночи ожидаешь?
   Рыжиков прохрипел еще более недовольно:
   - Да никакой ночи... Вот... знакомого встретил.
   - А... знакомого!
   Старик запер дверь на ключ, спустился по ступенькам. Ткнул узловатым
пальцем:
   - Ты - марш отсюда. Вижу, какой знакомый.
   - Да я сейчас пойду. Что, и на улице нельзя остановиться? Ты, что ли
такие порядки выдумал? - Рыжиков чувствовал свою юридическую правоту,
поэтому обижался все больше и больше.
   Старик усмехнулся:
   - Плохие здесь порядки, иди туда, где хорошие порядки. Я вот только в
лавочку. Пока вернусь, чтоб тебя тут не было.
   Он отправился по улице. Рыжиков проводил его обиженными глазами и,
снова усаживаясь на крыльце, прогудел почти со слезами:
   - Придирается! "Ночи ожидаешь"!
   К ним подошел молодой человек и радостным голосом воскликнул:
   - Какой прогресс! На нашей улице чистильщик! Да какой симпатичный!
Здравствуй!
   - Вам черной? - спросил Ваня.
   - Черной! Ты всегда здесь будешь чистить?
   Набирая мазь. Ваня серьезно повел плечами и сказал с небольшим
затруднением:
   - Всегда.
   Этот клиент не спросил, сколько нужно платить, а без всяких разговоров
протянул Ване пятнадцать копеек.
   - Так сдачи нет.
   - Ничего, ничего, я всегда буду платить тебе пятнадцать копеек. Мне
только надо побыстрее.
   Ваня опустил деньги в карман и снова начал рассматривать улцицу.
Приближался вечер, от этого на улице стало как будто чище. Ваню очень
интересовал трамвай. Он много слышал об этой штуке, но никогда ее не
видел, и теперь ему хотелось залезть в вагон и куда-нибудь поехать.
Настроение у него было хорошее. В душе разгоралась маленькая гордость:
все проходят и видят, что на крыльце сидит Ваня и может почистить ботинки.
   Рыжиков сказал:
   - Ваня, знаешь что? Ты мне дай пятнадцать копеек, ладно? А я тебе
завтра отдам.
   - А где возьмешь?
   - Это я уже знаю, где возьму. Надо пойти пошамать.
   Ваня вдруг почувствовал голод. Еще утром они сьели на платформе остатки
вчерашнего ужина.
   - Пятдесят копеек? А у меня есть сколько? У меня есть девяносто копеек.
А, я и забыл про те деньги!
   - Какие "те"?
   - Игорь дал... бабушкины.
   Вася развернул бумажку, посмотрел на нее грустно и спрятал обратно.
   - Так дай пятьдесят копеек. Видал, сколько у тебя денег!
   - Те нельзя, - сказал Ваня и дал ему сорок пять копеек, поделив пополам
имевшуюся наличность.
   Рыжиков взял деньги:
   - А иночевать... я приду.
   Ваня с тоской вспомнил: нужно еще ночевать. Почему-то мысль об этой
необходимости до сих пор ему не приходила в голову. Он даже
растерялся:
   - А где ночевать?
   - Найдем. Здесь на вокзале не позволяют.
   Рыжкиков деловой