мелькали тени.  Меня  несло на голоса к освещенному прямоугольнику,  где  за
неправильным  столом  (слишком  много ножек  и  все разные)  сидела компания
существ  со страшным КШ во главе. У КШ  было много голов (некоторые изрыгали
пламя) и несколько теней.
     Я понял, если не приютят -- сожрут. Тут одно из двух -- или сожрут, или
накормят. Чтобы выжить и доказать Аватарам кто есть ху, надо  было пробудить
в этих, за столом, кормительный рефлекс. Я приветственно мяукнул и выпалил:
     -- Дорогие! А нет ли тут у кого лишней рыбы в тесте?
     Одна из голов КШ  с узким лбом  и  огромным ртом  еще  продолжала зычно
втолковывать коротышке в соломенной панаме:
     -- Чья душа жирнее РЕШАЮ Я! ПОАЛ? Больше  дурацких вопросов не задавай,
плиз, неохота время тратить на ответы!
     Но  остальные   головы  уже  подозрительно   всматривались  в  меня   и
принюхивались.
     --  Самая жирная  душа, дорогие,  у  простипом,-- торопливо, но  звонко
сказал я, лишь бы залатать эту грозную паузу.
     -- Разве есть такое слово "пристипома"? --  рявкнула,  как  на митинге,
все та же  голова-репродуктор.--  Хорошо быть умным, но  жаль -- это  редкое
качество.
     Весь стол подобострастно захихикал и закивал. Ничего,  во всяком случае
со мной разговаривали,  а это всегда  шанс быть если не понятым,  то хотя бы
услышанным:
     -- Умным может  и хорошо,  дорогие. Но сытым быть лучше. Эх, простипома
моего детства! В тесте!
     Конечно, я нес ахинею. Но это было неважно,  потому что  я уже завладел
их вниманием. Сидевший по правую руку от КШ очкарик ухмыльнулся и сказал:
     -- Это даже смешно. Престипома. Нет такого слова и быть не может.
     Они нарочно произносили по-другому это дорогое  мне рыбное слово,  но я
не поддался на провокацию:
     -- Как это не может,  дорогие? А от чьего  жира  тогда  усы растут, как
когти? А когти, как цветы?
     Тут юноша в перьях произнес с нарочитым американским акцентом:
     --  Совсем не вижу ничего смешного. Ну  напрочь. Между  прочим, я такое
слово   встречал,  причем  нередко.  Некоторые  люди   так   и  говорят   --
"престипома". Нормально, я не удивляюсь. Я  сам так говорю. Когда свидетелей
нет.
     -- Престипома -- очень жирная рыба,-- сообщил  веско и спокойно матерый
мужик,   практически  авторитет,  немолодой,   словно  потертый   жизнью   и
лагерями.-- Одно  время,  в самом  начале семидесятых, всюду продавалась. Но
теперь мало кто ее помнит.
     В  начале  семидесятых! Ну  конечно!  Чего еще  можно было  ожидать  от
Аватаров. А мне тут отдувайся  за их простипомную юность. Мать моя кошка! Ну
почему, почему меня заставляют играть в эту дурацкую чужую игру? Это не  мой
клубок шерсти!
     Тут в разговор вступила приятная дама с большим белым бантом на косичке
и чернильным пятнышком на среднем пальце:
     -- Есть такое имя: Немаропопа. Означает -- "Не Маркони, а Попов" -- это
про  кто  изобрел радио. И  еще  есть  имя: Даздраперма. Это  не  то, что вы
подумали,  а "Да  здравствует Первое  мая". А прости-то-что-вы-написали, это
рыба такая была в доисторические имена. Но ее вымерли за неблагозвучие.
     Очкарик опрокинул стопку  водки и  вдруг захохотал,  как  споткнулся на
ровном месте:
     --  Рыба.  Ха-ха.  Рыба  с  таким  именем  утонула  бы  при  первом  же
погружении.
     Вот они -- вертикалы. Что реальные,  что виртуальные. Самый зацикленный
на  себе  биологический вид.  Взяли  мою  тему,  сорвали ее,  как  цветочек,
затащили на свой стол и сидят теперь, нюхают. А про меня уже забыли. Значит,
в  этом  месте о тебе  забывают  уже  через  минуту после последнего  "мяу".
Придется мяукать почаще:
     -- Да кто же ей, дорогие, погрузиться даст? Жир же в воде плавает!
     Пернатый  юноша погонял кадык туда-сюда  по длинной  шее  и продолжил с
неизменным американским акцентом:
     -- Изволите ошибаться.  Я  лично  наблюдал,  как эта рыба не то,  чтобы
тонула, а даже делала тройные кульбиты  на левом коньке с  полуразворотами и
совсем нерыбной пластикой.
     --  Это  потому,  дорогой,-- терпеливо объяснил я,-- что  она без теста
была. Тесто -- для этого и нужно -- простипом нейтрализовывать.
     Пока  я  мяукал,  головы  КШ  пошептались   друг  с  другом,  оттеснили
голову-репродуктор, и заговорила бородатая голова Достоевского:
     -- Было много мыл -- отвечаю всем сразу... Был в запое. Милые мои, пить
мне противопоказано,  увы... Раз начал --  и понеслась по  кочкам...  Разбил
машину, опять  чью-то  рожу,  опять  читал  стихи  проституткам  и  совращал
продавщиц  в окрестных ларьках. И много всякого,  что я информативно называю
"типа того". А тут  еще кошке  вздумалось рожать. Вот, собстно, жду котяток,
слушаю Армика, на улице дождь.
     Ясно, КШ решил  сменить тему. Поставить меня на игнор,  как они это тут
называли и как  я откуда-то это знал. На игнор я был не согласен в принципе,
поскольку  эта  роль  --  не для меня. Меня  должны  замечать,  потому что я
заметный. И будут. Только вот почему это для меня так важно? И откуда я знаю
так много об этих вертикалах и об этом месте? Все Аватары, конечно. Накачали
всякой дрянью. Завязали мои ровные  горизонты узлом и теперь сидят у экрана,
развлекаются.
     --  Дорогой!  -- сказал я якобы  в  страшном волнении, озабоченно глядя
Достоевскому в похмельные глаза.-- А масть и ник этой кошки не сообщишь?
     Головы склонились на совещание. Но  тут раздался топот,  пронесся  мимо
стола в бешеном гопаке запорожец, выкрикивая:
     -- А я  рудисов  люблю,  я их  вместе соберу...-- он удалялся, крича,--
рудис, выползай из  норы,  кончай вдыхать-выдыхать,  снимай с  башки  кулек,
прочь тюбик с клеем!
     Откуда-то я совершенно точно знал, что рудис  -- это очкарик за столом.
Нет уж, спасибо, Аватары, но  мне тут удобнее быть  новичком и вообще ничего
не знать:
     --  Ну, раз ни у кого рыбы  в  тесте для меня нет, то ладно,  согласен.
Скажите, где эта нора с рудисами?
     Тут  в  руках  у  КШ  появился  какой-то  документ.  Головы  озабоченно
уставились в него и  зашептали: "Ай-пи, ай-пи". Шептали хором и считали, что
кот их  не услышит? Ясно, что документ  обо  мне, и чем-то их информация  не
устраивала.    Кажется,    Аватары    наследили.   Вперед   снова    вылезла
голова-репродуктор:
     -- Аллерген! Я че-то не слышал насчет коллаборационистов? Если у вас не
хватает интеллекта,  то  обратитесь  к  Евгению  Медникову в Анти-Тенета,  а
ТЮЛЬКУ гнать здесь не надо. Здесь вам не там, между прочим.
     По-видимому, я должен был испугаться. Во всяком случае, все сидевшие за
столом посмотрели на меня, как на приговоренного. Но я не собирался отвечать
их ожиданиям. И изобразил готовность к сотрудничеству:
     -- А, ТЮЛЬКА... Ну пусть тюлька, если ничего другого тут не плавает.
     Несколько огнедышащих  голов хищно уставились на  меня, но тут  дама  в
кринолине,  давно  уже  рассматривавшая в  зеркале не свое  отражение, а все
происходящее, подплыла  к столу. Самцы  повскакали, придвигая к  ней стулья,
поднося нюхательный табак и заглядывая в глаза. Она присела, приняла изящную
позу и нежным, хорошо поставленным голосом произнесла:
     -- Аллерген,  рыбу в тесте хорошо готовят китайцы. Только боюсь, это не
простипома... или не пристипома... Как там правильно?
     И  тут же все  взгляды смягчились, огнедышащие головы перестроились  во
второй ряд, а голова Достоевского с видимой неохотой  ответила на мой давний
вопрос:
     -- Белый перс. Жаклин.
     А очкарик отодвинул бутылку водки и вежливо спросил:
     -- Аллерген, зачем вам нора с рудисами?
     И  тут,  о, ужас, у КШ выросла голова  с кошачьей мордой.  С рыжей моей
мордой! Она повернулась к очкарику и промяукала:
     -- Рудис,  это он наверное  хочет свести счеты с жизнью, вот зачем  ему
нора. Хотя есть и  менее жестокий и кровавый способ -- дать ссылку на личную
страницу,-- тут голова  другого Аллергена блудливо ухмыльнулась, наткнувшись
на мой возмущенный взгляд.
     Все  ясно. Меня  хотели поставить на  место.  Классифицировать.  Личную
страницу  им  подавай! Документ с печатью им предъяви! Играй  с ними  по  их
правилам! Щас! И я жестко заявил:
     -- Сообщаю официально. Первое: В порочащих связях с Жаклин  не состоял,
котят не  признаю.  Второе:  Дорогие, а вы  котов к себе  в поэтический клуб
принимаете? Третье: На безрыбье и рудис -- рыба. Меня еще мама учила -- все,
что из норы -- съедобно.
     И  тут мне  стало тоскливо.  Ибо я  понял, что ожидало меня в ближайшем
будущем. Мне предстояло писать стихи. Причем хорошие. Причем юмористические,
что  было совсем уже  грустно. Да еще и бесплатно. И вдобавок делая вид, что
пишу я их левой лапой, как Моцарт, дорогой, если бы он был котом и поэтом, а
не композитором  и вертикалом.  О, мать моя кошка, зачем так издеваться  над
несчастным мною?  Впрочем, на этот вопрос  я, дорогой, как  раз  знал ответ.
Потому что  я  -- попал.  Не  на бабки, как сказали бы незнакомые мне  новые
русские,  а  оказался  в  ненужное  время   в  ненужном  месте  с  ненужными
вертикалами.
     Тут Рудис  протер  очки и тер их,  пока они не превратились в пенсне. И
вежливо обратился к моей, вернее к не моей моей голове, подсоединенной к КШ:
     -- Аллерген, не хотелось бы думать про  вашу маму плохо, но мне кажется
-- она ошибалась.
     Снова проскакал мимо стола запорожец, крича:
     -- Кто Рудиса тронет -- на лашпорты порву, аллергию усилю!
     В таких ситуациях обычно  очень удобно думать, что  сходишь с ума. Но я
точно  знал про себя, что при  всем моем старании с ума мне не сойти. Потому
что  я  только  что на  него запрыгнул и от  стресса  навечно  впился в него
когтями.
     -- Ладно, дорогой,-- миролюбиво сказал я Рудису.-- Не буду я на рудисов
охотиться. Я же не знал, что они хозяйские. А это, дорогие, для вступления в
сообщество поэтов.
     Я встал на  задние лапы,  проклиная себя, судьбу,  Аватаров и какого-то
Булгакова.   И  завыл,  громко,  чтобы   заглушить  Рудиса,  выяснявшего   у
удалявшегося запорожца, что такое "лашпорты":

     -- О, рыбный ряд! О, вечная тоска,
     что все не вместится. А выместить -- на ком же?
     Мой блудный брат, всего лишь два броска
     нас отделяют от акульей кожи!

     О,  яду мне,  яду!  Аватары, сволочи, стебались в полный рост.  А Рудис
кивнул, налил, выпил, одобрительно крякнул и сказал:
     -- Аллерген,  охотьтесь  на  здоровье.  Тут все колхозное, и вы  в  том
числе. Но лучше еще чего-нибудь в рифму.
     Я обмахнулся хвостом  -- мне действительно стало жарко -- и закинул его
за  шею,  как шарф. И  прокашлялся. Наступила тишина. В этот  раз они желали
меня слушать. А у меня в голове, кроме "тут все колхозное", не было ни одной
мысли. А, где рыжие и дорогие моцарты не пропадали! И я взмяукнул:

     -- Я не колхозный, я другой!
     Самостоятельный и пылкий!
     Своей четвертою ногой
     я тщательно зарыл опилки.

     Возникла  пауза. Я просто  чувствовал, как  они  принюхиваются  к  моим
куплетам, пробуют их на зуб. Я их понимал  -- ведь это очень противно, когда
не можешь определить издеваются над тобой, или наоборот. Чтобы помешать этой
поэтической дегустации, а вернее  придать ей больше  достоверности,  да  еще
навязать  присутствующим чувство  причастности, я  изобразил  на морде муку,
поскреб  затылок лапой --  мать моя  кошка, кроме всех напастей еще и голова
распухла, и шерсть на затылке поредела -- и задумчиво произнес:
     --  Тут,  дорогие,  я  пока  зарывал,  подумал, что  последнюю  строчку
правильнее так:
     Я тщательно зарыл. В опилки.

     Все   продолжали   молчать.   Головы  КШ   уже  не  перешептывались,  а
одобрительно переглядывались и посмеивались. И я продолжил муки творчества:
     -- А, может быть, даже так:
     Я тщательно загреб опилки.

     Тут коротышка в соломенной шляпе сбросил ее на пол, ударил себя по лбу:
     --  Аллерген! Да  нет  же! "Загребший тщательно опилки!"  По-моему  так
лучше! Или я не прав?
     Где-то, то  ли из многочисленных  впадавших  в зал коридоров, то  ли  с
небес,  то  ли  из-под  земли   раздалось  никому,  кроме  меня  не  слышное
похрюкиванье. Знакомое. Дуэтом. На два пятачка. Дорогие Аватары оттягивались
по полной.  Им было очень смешно. А мне стало  обидно, что им смешно за  мой
счет.  Да  и просто --  обидно.  Из-за всего.  И  тогда  я осклабился, гордо
вздернул морду и сочинил:

     -- Кому из ложечки рыбий жир,
     кому же -- в поте лица
     (тому, для которого мир -- это тир,
     но только с другого конца,
     где мишени дрожат,
     лишь курок нажат,
     рывок -- и ты снова успел),
     и драка у нас всегда на ножах --
     когти -- для тех, кто смел!
     И жирную рыбу получит тот,
     кто не ведает слова "страх".
     Добудет ее настоящий кот,
     красивый во всех местах!

     Пока я читал, в зал вошел человек в черном с указкой и таким лицом, как
том  Большой Советской Энциклопедии. Не знаю, какой это был том, но точно --
не первый и не последний. Он ослабил тесный узел черного галстука и постучал
указкой по столу, требуя внимания. Все  обернулись в его сторону, но взгляды
были недобрыми, нет, недобрыми.  А он этого явно  не замечал, потому что был
из тех, которые всегда хотят, как лучше.
     -- Я все понимаю,-- объявил он дрожащим от негодования голосом.-- Кроме
одного. Три страницы про эту... жирную рыбу... это что? Опохмелка творческих
людей?
     Когти мои рефлекторно обнажились. Но я не стал ввязываться сразу, я уже
мог себе  это позволить, я уже был здесь свой, хотя присутствующие этого еще
не понимали. Вертикалы всегда понимают  позже, чем  могли бы. И я решил дать
им поругаться всласть -- без меня. Но предварительно, уже из принципа, чтобы
оставить за собой последнее слово,  да и просто назло этому черному учителю,
я решил, что надо еще раз про простипому. Пока я думал --  что,  он с тем же
скорбно-возмущенным лицом сказал, что настоящая поэзия не может существовать
в  контексте  жирной  рыбы. А  я  обрадовался подсказке  и  устроил  кошачий
концерт:

     -- О, контекст простипомы!
     Мы с тобою знакомы.
     Часто в этом контексте
     я встречал рыбу в тесте!
     Были коротки встречи,
     словно летние ночи.
     Простипома -- предтеча
     и форели, и прочих,
     тех, что плещутся с жиру
     в родниковых узорах.
     Я сломал свою лиру,
     как источник позора.
     Нет и не было песен,
     что достойны тебя.
     Я небесной невесте
     принесу рыбу в тесте,
     так обеих любя!

     Пару  секунд  я еще  полюбовался  обезжиренным скорбным  лицом  черного
учителя, а потом исчез. И обрадовался, поняв, что во-первых, как-то научился
исчезать, а во-вторых, научился делать это вовремя.
     Однако,  забрасывать в  Сеть кота,  вернувшегося после  ночных  битв  к
домашнему очагу... Такое уважающий себя  кот прощать не должен. Вы, дорогие,
со мной не по понятиям -- и я, не менее дорогой, с вами...
     Я  все  продумал и  дождался пока  бывшие Патроны, а ныне  --  Аватары,
уснут. Главное в мести тем, от кого  желудочно зависим  -- разделить чувство
вины на троих. Чувство вины -- разделить, а ощущение обосранности -- нет!



3. БОРДОВОЕ ПОКРЫВАЛО


Давид

     Я вспомнил, что слишком  давно  не  проверял ©. Две створки раковины  в
которую  я забросил рыжую песчинку. Давно, еще в мае. И сначала  проверял ее
регулярно.  Так  охотник  за  женьшенем отмечает найденный корень,  а  потом
приходит смотреть на него. Так я прихожу к нескольким местам в этом страшном
Городе, потому что знаю -- в этих  местах может  зародится. И тогда я должен
заметить и наблюдать за этим.
     Посещения  ©  всегда беспокоят  меня.  Странный союз мужчины и женщины,
занятых лишь друг другом, связанных полем своего творчества и поэтому как бы
перечеркивающих  друг  друга,  но  и  дремлющих в  блаженстве  созидательных
процессов. В этом -- надежда на перевоплощение случайности в чудо. И поэтому
давно  я принес им рыжего котенка, и  не дал  от  него  отказаться. Кажется,
из-за  этого кота я и не был у них  так  давно. А ведь и правда,  я перестал
бывать  у  них  сразу  же  после  случая  с  Леей.  Когда  на  бегу  заметил
распадающуюся  тень льва и сразу же  споткнулся  о  кота.  Тогда,  в  Старом
Городе.
     Я никогда не  предупреждаю ©  о  своем  приходе.  Им  это, кажется,  не
нравится, но иначе нельзя. Иначе нарушается чистота наблюдения. И  мне везло
--  они  всегда  были  дома. Хотя  иногда  где-то  работают,  порой  куда-то
выбираются. Так получается  только когда  поступаешь правильно. И сейчас они
оказались дома.  И не  удивились  мне. Не спросили,  почему я  так  долго не
приходил. Словно провели все это время в какой-то летаргической дреме.
     Утро было позднее, но для них -- скорее раннее.  © сказали, что легли в
пять  утра,  сидели в Интернете. Остатки сна еще  присутствовали  в утренних
отеках лиц, в тех нескольких лишних секундах, которые взгляд задерживался на
ненужных объектах.
     Мы пили  на балконе слишком  крепкий  кофе.  Вокруг  уже  расплескалась
осень, это было заметно по неуловимой кислородной недостаточности в воздухе.
Кофе  горчил.  Желтизны  же  вокруг  не  было,  и  от  этого становилось еще
грустнее.  Я был  рад, что  они не ложатся спать почти до рассвета -- я тоже
теперь редко сплю в это опасное время суток. ©, кажется, это тоже чувствуют,
начали чувствовать даже  раньше меня,  иначе  почему они  называют это время
"часом  больших собак". Я взял адреса сайтов,  по которым они бродят ночами.
Они  не могли  не оставлять следов. Теперь я буду читать их открытые посты и
пытаться  узнавать  скрытые  следы  под любыми никами.  Может  быть, это мне
что-то подскажет.
     Говорить было  не  о чем, но хотелось.  © умели вызывать  у  окружающих
желание  их  удивлять.  Тоже  часть  писательского  ремесла,  наверное. И  я
непонятно зачем  стал  рассказывать о  Белле,  мне  даже  как-то  захотелось
показать свою осведомленность. А  я  ведь  еще никому этого  не рассказывал,
кроме Леи. Потому что -- зачем? Хотя Белла никогда не просила  меня молчать.
Наверное,  я счел,  что  в  повороте Беллиной судьбы есть какая-то  истинная
драматургия, которой ©  должны обрадоваться, или во всяком случае оценить ее
подлинность,  а скорее даже уникальность. Потому что сложно  придумать такое
нарочно. Действительно, ну кто, кроме Линя, находясь в здравом уме и твердой
памяти, мог бы составить такое завещание?
     Хотя, если исходить из цели,  а Линь всегда четко формулировал цели, то
наверное такое завещание выглядит очень логичным. Надо  только понять в  чем
было  его  главное  намерение.  Он  элементарно  хотел иметь общее с  Беллой
продолжение.  Зачем? Это уже анализу не  подлежит.  Любовь в  широком смысле
слова. К  Белле  или  к  себе?  Почему  или? И тогда его  безумное завещание
становится  совершенно логичным.  Тем  более  и Лея сказала,  что Белле пора
родить. Только она бы никогда не родила от Линя, будь он жив. Потому что все
время бы помнила, как презирала его раньше. А от мертвого Линя она родит без
этих психологических проблем.
     Из моего рассказа вроде как получалось, что Белке и думать-то не о чем.
Родить наконец-то себе ребенка и вести приятный праздный образ жизни богатой
женщины. Если подумать, так это  вообще именно то, к чему она последние годы
стремилась. Наверное. Ее  ведь  давно тяготило и одиночество, которым она не
была готова ни с кем  делиться и  которое никогда бы  добровольно не отдала.
Получается, что она продала его,  свое одиночество. И это для нее правильно.
Белле тоже трудно  контачить с людьми, когда она  зависит от них, когда  она
должна принимать из их рук кусок. Белка из породы тех, кто раздает хлеб, при
условии, что он падает с неба. И завещание Линя замкнуло эту абсурдную мечту
в реальную цепочку фактов. Белка рожает мертвому Линю наследника из пробирки
и получает наследство. Или не рожает и не наследует.
     Но я-то знал, как  она д