ик  соблазн  поизучать  чужую  душу  под   сетевым  микроскопом",   и  я
понадеялся,  что  это  будет  не  литературная  критика,  а,  как  выражался
Аллерген, "нетопсихология". Но это было и не то, и не другое.
     Начал  Кот с  десяти  внешних признаков графомании,  потом добавил  еще
четыре  скрытых  признака,   затем  прибавилось   еще   пять  дополнительных
специфических требований именно к "эталонному графоману".  Но и это  было не
все. Коту требовалось  еще,  для  выявления скрытых  проявлений, производить
"пробное  бурение личности". А это мог  выдержать только  объект, обладающий
пятью  дополнительными характеристиками. Вникать во все это после вчерашнего
было тяжко.  Кот  подробно  цитировал Бениловские флеймы, и  становилось все
непонятнее,   зачем  Кот  избрал   спарринг-партнером  именно  Бенилова,  не
способного  поддержать  задаваемый  уровень  игры. В  первой части Аллерген,
пункт  за пунктом, приводя  цитату за цитатой, доказал соответствие Бенилова
восемнадцати из двадцати четырех критериев эталонного графомана.
     Не  то, чтобы  мне  все это  было очень  интересно, но в данный  момент
весьма полезно. Кошачья логика разминала похмельные мозги так же хорошо, как
гаммы -- пальцы.
     Пока загружались остальные две части,  я подумал, что надо бы позвонить
Лее. Потом понял, что наоборот -- не надо  ей больше звонить. А звонить надо
Белле.  Белле-Рахели. Этой ночью,  когда  пьяный Ортик проболтался о  потере
контейнера, я  испытал редкое чувство, слишком редкое даже  для того,  чтобы
его как-то назвать... Кинолог бы назвал интеллектуальным оргазмом.  Когда на
основании  призрачных   очень   косвенных  признаков  окольными   тропинками
подбираешься к Скрытому  Факту и вдруг, чуть ли не  лбом врезаешься  в него.
Ортик  подтвердил  мою,  казавшуюся  даже  мне безумной  гипотезу, что Белла
беременна от Хозяина. Он проболтался, что не от Линя, а значит  признал, что
сам он не выполнил  волю покойного и  условия  завещания. Но даже невменяемо
пьяный, даже  признавшийся,  что  крестился,  он побоялся  сказать  от  кого
беременна Белла. Значит,  страх потерять огромные  деньги, репутацию и  даже
оказаться в тюрьме за мошенничество для него  меньше, чем страх, который  он
испытывает  перед  этим кем-то, кого отказался  назвать. Понятно, что  перед
обычным человеком  испытывать  такой  страх  невозможно.  И  перед человеком
вообще. Если  бы это  был человек, то имя  его  не  имело  бы почти никакого
значения. Значит, это не человек. То есть, Хозяин -- не человек.
     А от кого, кроме человека,  может забеременеть женщина? Вот уже  второй
раз  меня заставляют решать один и тот  же  неразрешимый вопрос. Уж такое-то
точно  не  может  быть  случайностью!  Если этот вопрос повторно  возникает,
значит привычная  реальность почему-то  искривилась  и выломилась из научных
рамок.   Следовательно,  сложилась   какая-то  критическая  ситуация.   И  в
создавшейся ситуации Лея  и Рахель могут быть беременны только от  того, чье
существование    наука   отрицает.   Чего-то,    обладающего   сознанием   и
нечеловеческой сущностью. Да, выглядит невероятно. Но так получается.
     Странно, я  все-таки начал  внутренне  называть  Белку  --  Рахелью.  В
разговоре с ней мне приходилось контролировать себя, чтобы называть ее новым
именем. А вспоминал я о  ней, как о Белле. Как о своей  Белке, не  смотря на
все, что было  потом. Не смотря даже на то, что дал ей гет. А вот сейчас она
стала для меня Рахелью. И это не  случайно. Значит, я внутренне признал, что
теперь она не моя Белка, а Рахель Хозяина.
     А Рахель она именно потому, что соревнуется с Леей за то, чье потомство
будет  обильнее  и  совершеннее.   Попросту   говоря,  соревнуются   они  за
благоволение Хозяина.  Вот  кто  отец  Леиного  потомства, которое  я мог бы
считать  своим,  если  бы  не  проявил проницательность,  или что-то  мне не
подсказало!  Конечно,  откуда  могло  взяться  это  имя  --  Рахель?  Оно не
возникает само  по себе. Это еврейское лунное имя, которое появляется только
в отраженном свете имени Лея.
     И теперь, когда разгадана причина по  которой Белла взяла или  получила
(если  ей  дали) именно  это имя, расчистился  горизонт  и  не  надо  больше
угадывать, почему именно Рахель, а надо теперь попытаться понять, почему она
вообще, вдруг,  сменила имя.  И теперь я понимаю почему. Она  почувствовала,
что ей угрожает опасность. Ей и ее ребенку. Я  сам учил ее путать след. Чего
мы только не делали тогда, в Геенне.
     Она   сменила  имя.  Значит,   боится  чего-то  похожего  на  то,   что
преследовало нас в мае, в день,  когда  Линь  устроил  в Геенне дискотеку. И
Хозяин не может ее защитить, а она продолжает считать его  своим Хозяином, а
значит восхищаться им... Тогда, значит, так: Хозяин сумел воплотить ее мечту
-- подарил бесплодной Белке  ребенка. Но  он борется  с кем-то (чем-то), кто
(что)  сильнее  него,  поэтому не только  не может  защитить Беллу, но  даже
Аллегена увести от © у него, в конечном счете, не получилось.
     Значит, я уже давно вступил  в какие-то очень специфические отношения с
Хозяином. Во-первых, он опасается, что я могу ему в чем-то помешать. Я это и
раньше  подозревал,  считая, что  Рахель  по приказу Хозяина настраивала Лею
уехать вместе со мной из Иерусалима.  Но у меня  не было доказательств,  что
Рахель делала это последовательно и преднамеренно. Теперь  они и не нужны --
раз  Лея  связана  с  Хозяином напрямую,  то  ее  странное желание уехать  в
Нетанию, пропавшее,  когда  я категорически  отказался уезжать из  Города --
попросту было не ее желание, а его.
     И тут он раскрылся. Если Хозяину так важно, чтобы меня не было именно в
Иерусалиме, значит он как-то связан с  этим местом, с  этим  Городом. Ладно,
над этим надо еще как следует подумать.
     Во-вторых,  Хозяин забрал моих жен в свой гарем. Значит ли это, что  он
меня ненавидит?  Или он хотел просто развязать руки Стражу? А,  может  быть,
это проявление какого-то высшего признания?
     Я чувствовал, что нашел ключ к разгадке, что держу его  в подрагивающих
то ли от возбуждения, то ли от похмелья руках, но что-то мешало мне до конца
сосредоточиться.   Интеллект  азартно,  словно  норная  собака,  нетерпеливо
вынюхивал разгадку. А интуиция паниковала и примеряла траурные одежды.
     Я обнаружил, что  кошачий  текст давно загрузился, а коннект прервался,
что сам я сижу с потухшей сигаретой, которую не помню когда закурил.
     Позвонил Кинолог  и  пожаловался, что  не может с утра работать, потому
что вчера перебрал, а вот потрендеть за счет фирмы -- это с удовольствием.
     -- Что делаешь? -- спросил он и, не  дожидаясь  ответа,  уточнил.-- Я ж
тебя из Интернета звонком выбил, да? Что нового?
     Я  ответил, что ничего. Надо  же, столько  всего случилось, и ничего, о
чем бы мне хотелось рассказать Кинологу. Я зачем-то решил проверить термин:
     -- Скажи, как тебе нравится понятие "интеллектуальный оргазм"?
     -- Блин!  --  восхищенно  сказал  Кинолог.--  Точно как!  Когда  баг  в
программе отловишь, вот он тут и продирает тебя насквозь. Или  вот несколько
раз меня  Ларчик  чуть было  не заставила сдать  самого  себя  под  тяжестью
секс-улик, гы. А у меня в башке в последний момент -- р-раз, и нестандартное
объяснение  случившемуся. И с  крючка в синее море, гы.  Не, правда, за долю
секунды  так  все  выстроил,  несколько  раз  причем,  драматурги  отдыхают,
короче... А чье это, Аллергеново? Ты как, видел что он сбацал?
     -- Ты про Нетнеизм?
     -- Нет, а что это? Я про трактат о графомании. Я уссался!
     -- Нетнеизм это новое течение. Новое течение в искусстве  ХХI века. Кот
придумал.  В  "Русском  журнале" посмотри,--  я  вдруг понял,  что  не  хочу
пересказывать Кинологу  манифест, не  потому  что --  Кинологу, а вообще  не
хочу.-- А трактат я как раз читал. Не могу понять, зачем он это написал?
     Кинолог даже задохнулся:
     -- Да ты че? Ты не всосал! Что значит "зачем"?  В том-то и кайф, что ни
на  хер. Чиста ради  стеба. Я, кстати,  Кота  люблю,  как носителя  протеста
против целесообразности человеческого  существования. О, мысль! А ты просек,
в чем главная фишка трактата?
     -- Я еще не дочитал.
     -- Тогда обрати внимание, а то упустишь. Кот делает морду академическим
кирпичом и доказывает,  что этот, как его...  ну, короче,  жертва --  полный
георгиевский графоман.  Аха, но  при  этом  ни  разу,  прикинь, ни  разу  не
разбирает его текстов.
     -- Это вряд ли. Я помню, Кот критиковал его тексты в каких-то гостевых.
     --  Да? Ну тем более.  Значит, он нарочно эти аргументы не использовал.
Типа  усложняет  себе  задачу,  чтоб  прикольней  было.  Там,  прикинь,  вся
доказательная база -- чисто на личностных проявлениях ...
     Внезапно я перестал  слышать Кинолога. Это было как в детстве, когда не
успев  ничего понять, вдруг, резко  поднимаешь руку,  чтобы защитить лицо от
замеченного  боковым зрением снежка. За последние сутки, за неполные сутки с
момента,  как был принят мой Обет, я научился как-то  мгновенно ухватывать и
подсекать  промелькнувшую,  пусть даже на дальнем краю ассоциативного  поля,
мысль.
     С Бениловым было в точности  то же самое, что до этого с Бару ака Миня.
Он был не хуже и не лучше других  сетераторов, но фамилия... Вот почему  Кот
его  выбрал!  Это было  даже  явственней, чем Bar.ru.  Бен-Нилов  -- вот как
виделось Коту  это  имя  -- сын Нила. Египет, его река, а особенно ее дельта
назначены в  Талмуде самым  низменным местом мира. Прежде  всего в  духовном
смысле. Нил был как бы противоположностью Иерусалима -- Города, в который не
приезжают,  не  приходят, а  "олим" --  "поднимаются".  А  в  Египет  всегда
"спускаются".   Мне  так  захотелось  поделиться  своей  находкой   хоть   с
кем-нибудь, пусть даже с Кинологом, но слишком легко было предвидеть, что он
выдаст в ответ. И я поступил, как подобает Стражу:
     -- Нет, Кинолог! Главная фишка трактата не в этом. Главная фишка в том,
что Кот  сбивает цивилизацию с рельсов целесообразности  на бессмысленность,
соблазняя игрой. Он  Крысолов!  А сам действует крайне целесообразно. Просто
цели у него свои.
     -- Аха... Ну конечно,-- Кинолог обреченно вздохнул.--  Какие, говоришь,
цели?
     -- Я  не говорю. Не буду тебе ничего  объяснять. И  спорить с  тобой не
буду. Ты  все равно мои аргументы не приемлешь,  не в  первый раз... Просто,
чтобы ты  убедился, что я вычислил алгоритм Кота, вот тебе мое предсказание.
Имя следующей жертвы Аллергена будет связано со словом Вавилон.
     -- Че?! Это почему? При чем здесь, вообще, Вавилон?
     -- Потому что он был  как бы противоположностью Иерусалима в  моральном
смысле.
     Кинолог засопел:
     -- Знаешь  что, Давид? С тобой  общаться, как нашатыря нюхнуть,-- потом
сделал паузу и не выдержал.-- Пари?
     -- Давай.
     -- На что-то немелкое.
     -- Идет. Ты напишешь ту  программу, которую я просил в Суккот, помнишь?
Чтобы за Котом следила.
     --  Аха,  ладно. А ты будешь... во, ты будешь  по моему звонку являться
вслед за Ларчиком в бассейн и докладывать, с кем она там плещется. В течение
месяца. Не слишком?
     -- Да какая разница.
     Кинолог  меня немного развлек. Я был уверен,  что просчитал Кота, решил
эту  задачу  правильно.  Жизнь вообще интересна лишь  чередой задач, которые
необходимо  правильно решать. И логикой их вытекания одной  из другой. Жизнь
весела и задорна, когда задачи эти щелкаются, словно орехи.
     Захотелось размяться,  подвигаться.  Я  включил  музыку.  Вместо музыки
раздались голоса ©. Надо же, как давно я не  включал магнитофон!  Но слушать
это мне  сейчас не хотелось. Правда,  можно было воспринять ситуацию  и так,
что я  получил вызов.  Я не мог разгадать  смысла нескольких  фраз... Вот  и
способ проверить, так ли мне сегодня все удается:
     -- Да  не "зэка", а  "ЗАКА". Это те, кто кусочки  плоти  собирают после
терактов. Чтобы похоронить.
     -- Ну да, ну да. А зэка -- это те, кто  кусочки археологической плоти с
Храмовой Горы прибирают. Чтобы продать.
     -- Скажи это Лжедмитрию...
     Про "кусочки археологической плоти с Храмовой Горы"  было ясно с самого
начала.  В  Иерусалиме только  полиция не знает о  том, что  делают арабы  с
нафаршированной археологическими  находками Храмовой  Горой.  Но при чем тут
Лжедмитрий. Я тоже прежде был Димой, но это не обо мне, меня бы они обозвали
Лжедавид... Есть! Почему все так просто после и так сложно -- до? Лжедмитрий
прежде был Гришкой Отрепьевым. Это кличка Гриши! Ведь  он так любил рядиться
в лжеисторические одеяния. Лучшего ника ему и не придумать!
     Только я зря радуюсь. Разгадка Лжедмитрия расставила все на свои плохие
места. У Гриши теперь есть деньги на возобновление этого проекта, с  тысячей
женщин царя Соломона. И получает он деньги -- воруя у этого же царя Соломона
его прошлое. И теперь он  не ловец  времени, а торговец им. И подаренный мне
Гришей  сфинкс -- это одна  из  частичек археологической плоти.  Значит, вот
почему  он ходит  к  ©, вот  что  их  объединило, вот  почему они не  хотели
замечать мой настойчивый  вопрос о  Грише. Не исключено, что  новые портреты
вот-вот появятся, если уже не появились. Неужели еще и это?



10. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ


Белла

     Что. Где. Когда.
     Что? Что ты сказал, о,  Всеслышащий? Не укради? Да я, в общем-то, и не.
Практически никогда. Не убий? Кого? Ближнего? Ближнего  не убью, нет. Скорее
всего --  нет. Это надо я даже не знаю как потрудиться, чтобы  -- да. Насчет
себя не обещаю, но постараюсь.
     Где? Честное слово, все равно. Ну, почти все равно. Там,  где  не очень
противно.
     Я  ответила тебе, правда?  Ответь  и ты мне. На третий вопрос. Это ведь
честно -- я на  два  первых, а ты всего на один, последний. Когда? Когда, о,
Господи? Потому что все, с  чем я обращаюсь к тебе безмолвно,  но вопя (а  я
обращаюсь,  обращаюсь, даже чаще,  чем нужно и уж,  конечно, можно), все это
несет  в  себе  скрытую  жажду знания сроков выполнения.  Или, черт  побери,
невыполнения,  извини за  "черта", но его  же  все равно для  нас с тобой не
существует.  Когда же, Господи?  Я готова терпеть, страдать, ждать -- причем
сколько надо, то  есть, сколько  ты  скажешь.  На меня  в  этом смысле можно
положиться. Но  скажи? Намекни?  Когда?  Может  быть,  мне  и  не нужно  уже
выплачивать этот долбаный долг? И этот? И этот? Не говоря уже об оставшихся.
Может быть, мне уже можно выпустить  сердце из той консервной банки, где оно
колотится, вот уже даже знать не хочу  сколько лет  -- пусть расползается  и
нежится  в  пофигизме?  Может  быть, мне  уже можно расслабиться и  провести
остаток в созерцании? Нет  уж,  извини, я не хочу услышать сроки от врачей и
предсказателей,  я с  ними никаких  союзов  не заключала, не  оскорбляй меня
посредниками -- ведь хоть это я заслужила, правда?..
     Или, наоборот, вдруг впереди на дороге еще  ждет "лежачий  полицейский"
счастья, который определит  траекторию  взлета перед тем,  как? Знаешь (а ты
конечно же  знаешь, потому  и молчишь),  ведь я,  искренне  веря  в  худшее,
все-таки честно продолжаю рассчитывать  на лучшее. И поэтому ты зря молчишь,
правда. Потому что если ты даже ответишь мне --  когда, я все равно не смогу
понять к чему мне надо готовиться. И команда телезрителей всегда останется в
выигрыше.  Просто я буду знать, что на выположенном пути меня ждет Срок. И я
буду уважать нас обоих за это.


Давид

     В этот раз все  не так, как до. Если раньше то, что я ощущал можно было
с   некоторой   натяжкой   назвать   страхом,  то   теперь,   хоть   прежнее
сосуще-тикающее ощущение снова появилось, его заглушает  болезненное чувство
вины. И это не похоже на малую уютную вину перед Леей, за то, что со мной ей
было почти так же плохо, как и без меня, за то, что из-за меня она не смогла
остаться в Нетании, хотя, конечно, не только из-за меня. А на самом деле моя
вина -- в  том,  что  не смог ее защитить. Не похоже  это  и на детскую вину
перед Гришей за испорченную  руку. И за  стыдную вину перед  Кинологом -- за
импотентную мстительность.  Это вина из  той породы,  которая  бывает  перед
умершими  родителями,  неисправимая  необратимая  вина,  только  глобальнее,
огромнее, ежеминутнее.
     На этот раз  в моторе полно масла. Это  меня тоже пугает.  Как будто со
мной  перестали играть.  Я почти ощущаю, как сваленные где-то в углу игрушки
превращаются в орудия убийства.
     Где-то, очень близко,  уже началось  вращение,  на всех четырех стенах,
портреты  женщин  переглядываются  друг  с  другом,  строят глазки вечности,
соблазняют    собой   пустоту,   заводят   хоровод.    Женское   присутствие
выплескивается  через  край.  Коварство   новорожденных  лилит  прячется  за
наивностью и негой, стоящей в их нарисованных глазах.
     Я понимаю -- началось.  И это теперь не просто аллергическая реакция на
новые  портреты,   уже  сотворенные  Гришей.  Он  обокрал  Город,  чтобы  на
вырученные за краденое деньги купить ему саван.


Кот

     Скрип  я  услышал  не сразу.  Сначала  предощутил.  Понял,  что  сейчас
заскрипит.  Небо   и   Город  медленно-медленно   начали   свое  вращение  в
противоположные  стороны.  Город  и окаменевшее небо дернулись и заскрипели,
двинувшись вокруг оси --  Краеугольного Камня. И  я,  перед  тем,  как  ужас
захватил меня  целиком, успел с  досадой и  жалостью  подумать о беспамятном
Ицхаке,  ослабившем  объятие  своих лап  вокруг скалы,  придавившем  ее, как
пробку  всей  тяжестью  умершего тела,  но  не способном  помешать  вращению
жерновов.
     Еще  совсем  немного  времени, и  гранатовые  зерна вертикалов и  котов
смешаются в одной  общей вязкой муке. И  никто даже не попытался, перед тем,
как запустить жернова, отделить зерна от плевел. И уже не попытается, потому
что некогда. Все. Жернова будут крутиться  все  быстрее,  притираясь к  друг
другу,  давя  нас как  кошенилей и окрашиваясь  в  кармин.  Вращение нижнего
камня, Города, будет  распространяться и распространяться, пока  не захватит
всю твердь земную. А  потом верхняя, небесная твердь сотрет нижнюю. Но этому
свидетелей из мяса и костей уже не останется.
     О,  Сфинкс! Зачем  ты не дождался,  зачем ты умер!  Я  не знал как тебе
помочь, но я же был готов это сделать! И решимость моя уже переломила хребет
инстинкту самосохранения. Не успел. Соперничество между вертикалами и котами
выиграла смерть. Я завыл  и  выставил когти, чтобы  падая в утробу вечности,
хотя бы располосовать ее пищевод.


©

     ©  шли  по  ночному  Городу  неспешно,  чтобы  не  расплескать приятной
атмосферы, зачерпнутой на  щедрой дегустации божоле в винной лавке Ави Бена.
Джаз, сыр, багеты  и с дюжину незнакомых сортов вина. Качество и  количество
выпитого  вдохновляло.  Люди  вокруг  отчего-то желали  общаться. Лица  были
добрыми и беззаботными. Вино выявляло  русский акцент,  но улыбки оставались
израильскими,  без  достоевщины.  Периодически   к  ©  подходили   чокнуться
совершенно незнакомые люди,  просто  от избытка радости. Знакомых было мало,
всего двое -- Гриша, да модный стоматолог Йоэль. ©  познакомились с Дороном,
общительным  поставщиком  вина, поболтали по-русски с председателем какой-то
профессиональной организации, которого  приволок  общительный  Дорон,  потом
улыбались навстречу всем, кого  общал общительный  Дорон.  Иврит  смешался с
русским и перерос в приятный праздничный гул.
     Когда  пить  уже стало  невозможно, а  до  полуночи,  до  торжественной
откупорки божоле, доставленного  последним рейсом из Франции, оставался час,
© решили  проветриться.  Их  очень растрогало,  когда  на выходе с них взяли
торжественную клятву, что они вернутся, а  потом  все-таки  уговорили выпить
еще по стаканчику --  чтобы не было скучно гулять. Лавка  выходила прямо  на
Кошачью  площадь,  и  в  этот  поздний  час расположившиеся  здесь  бродячие
ремесленники разбирали груды ки