критиковать  ее,  тонкого  и  умного
стратега.)  Набрал 18  баллов,  приведенная  цифра несомненное свидетельство
глубины овладения одаренным мальчиком не  располагающими к поэзии предметами
общеобразовательной  школы.  Четыре  математи  ка письменно,  пять  - устно,
физика  пять, а сочинение  четыре.  Рисование в горном  институте сдавать не
требуется, хотя  и жаль,  балл  мог получиться  гораздо выше.  Думается,  не
опозорил  бы  фамилию Гриша,  приведись  ему  сдавать  игру  на  фортепиано.
Безусловно, будущий Рихтер в нем  не проглядывал, но  мальчик мог играть для
собственного удовольствия и со слуха - крайне редкие качества для выпускника
музыкальной  школы, но, впрочем, необязательные для  успешных занятий горной
наукой. Южносибирский  горный  Григорий  окончил  с  красным  дипломом и  по
рекомендации совета вуза сразу со студенческой скамьи поступил в аспирантуру
института  проблем угля,  единственного за Уралом института Академии наук по
части комплексного освоения недр. (Как видим, однако, и Сергей Михайлович не
оплошал  и  свою  долю воспитательной  работы  сделал  в  срок и  с  оценкой
"отлично".)
     А теперь спрячем в бархатный футляр фанфары и,  опустив глаза, стыдливо
откроемся,- мальчик любил выпить. Тяга к временной невменяемости у человека,
для  которого  любимое, врачующее  душу  занятие (-тия) заказано  вплоть  до
сокрытого  в туманном  будущем  момента  "становления  на ноги",  совершенно
естественна. Впрочем, впервые  в  своей жизни  Григорий Грачик напился после
зачисления  на  первый  курс горного института. Семнадцатилетний  интроверт,
потрясенный действием алкоголя, он  пал на прошлогодние калоши в углу дачной
веранды приятеля и уснул, часа  на три избавившись от сложностей переживания
успешной  сдачи   вступительных   экзаменов.  Окончательно  внося   ясность,
добавим,- свою с годами крепчавшую любовь  Гриша  целомудренно оберегал,  не
разрывал родителям сердца, не заставлял общественность бить тревогу. Длинные
недели или месяцы неизбежного воздержания в кругу  семьи компенсировал Гриша
стройотрядовими запоями, каникулярными  загулами и  дачными заплывами. Но не
станем  судить его строго,  вековой  опыт советует  не  зарекаться  и  чужой
соринке предпочитать свое бревно, а посему счастливо вздохнем, ибо никто нас
не заставляет  писать  "на Григория Грачика"  характеристику.  Между прочим,
любопытная  деталь:  в этот майский день,  всего  часа за три  до  того, как
Сергей  Михайлович  Грачик,  декан  электромеханического факультета, миновал
сварную подкову  из фиалов, кувшинов и виноградных лоз, следуя в "Погребок",
его старший сын,  вполне успешный  аспирант Института проблем угля, стоял  у
липкой стойки пивного зала "Сибирь" и беседовал с автором сего удивительного
сварного  излишества.  Автор,  Гришин  ровесник,  более  того,  соученик  по
изостудии, ныне уже  выпускник  Строгановского  училища  Игорь Клюев, сдувая
пену  с щербатого бокала,  делился величественным  планом украшения сварными
монстрами из труб и барабанов фронтона  городского кукольного театра. Игорь,
сын  секретаря  Южносибирского отделения  Союза  художников, хозяина дачи  с
прелыми калошами, говорил без умолку и принял три кружки пива. Гриша, в  тот
момент   твердо   памятуя   о    невозможности   огорчить    отца   в   день
сорокавосьмилетия, принял одну.
     Тем  временем  сам  Сергей  Михайлович,  как  мы  уже  знаем,  совершил
непростительную ошибку,- решил  испить водицы из ранее оплеванного  колодца.
Причины невероятного  происшествия  мы  уже  объяснили и более  утомлять ими
читателя не станем, лишь в  оправдание нашего декана сообщим,- в тот момент,
когда  он  замедлил  в коридоре  свой  стремительный  бег,  готовый  вот-вот
воротиться и отчеканить ассистенту  Бессонову  приглашение на беседу, до его
обостренного известной тренировкой слуха донеслась трель телефонного звонка.
Ускорившись, Сергей Михайлович мгновенно достиг деканата,  где навстречу ему
со словами "ваша супруга" была протянута телефонная трубка.
     Вера Константиновна, занятая  праздничными приготовлениями и видя в том
уважительную причину,  попросила  Сергея  Михайловича  по  дороге домой  для
праздничного стола  и  на  радость  Вере Константиновне  купить  любимого ею
советского полусухого. Сергей Михайлович не мог огорчить Веру Константиновну
в  день  своего  сорокавосьмилетия,  он нащупал в кармане пиджака  квадратик
аккуратно сложенной сумки из немаркой синей ткани "болонья"  и. попрощавшись
с секретаршей Аллой, вышел на солнечную майскую улицу.
     В  кисловатом полусумраке  у столики Сергей  Михайлович обнаружил  лишь
молодую супружескую пару. При входе Сергей Михайлович не обратил внимания на
тетрадный листок, извещавший "водки нет" (исключительное по редкости событие
в описываемые  нами  времени),  но прямое следствие объявления  -  печальное
запустение  знакомого  места  -  в  немалой  степени способствовало  бурному
вторжению  жизни  в  истощенное должностными  упражнениями сознание  декана.
Окончательное  просветление облегчил услышанный  Сергеем Михайловичем диалог
молодых супругов.
     - Ведь ты хотела шампанское,- говорил юный и пылкий муж, воодушевленный
необычайным обилием игристых и  шипучих вин  в магазинах областного центра.-
Чем же  оно тебе  не  нравится?  Смотри, смотри,  это  же  Абрау-Дюрсо,  это
знаменитый сорт,  такое  можно  увидеть раз  в сто лет.  Да еще полусухое, с
черной этикеткой...
     - Оно без медалей,- сухо  отрезала молодая, и восторг в глазах молодого
погас, а в мозгах Сергея Михайловича забегали, заструились мысли.
     Сергей  Михайлович  огляделся, удивился, ужаснулся и вышел на солнечную
улицу Садовую. И пока  Сергей  Михайлович  сворачивает  за  угол, пересекает
улицу Весеннюю, в те времена  роскошный  карагачевый бульвар, направляясь  к
укрытому в  переулках за  шестьдесят  шестой  английской спецшколой  винному
отделу гастронома "Универсальный", мы  можем  немного  посплетничать на тему
семейной жизни декана. Кое-какие отрывочные сведения мы уже разбросали там и
тут. обмолвились о милых  чертах и завидной конституции Веры Константиновны,
намекнули   на   ее   быстрый   ум,   что   ж,   самое   время   перейти   в
социально-экономическую сферу. Практику отрешения, умение впадать в мозговой
ступор Сергей Михайлович  получил  еще  задолго  до  вступления в  должность
декана. Возможность овладеть навыком выживаемости судьба предоставила Сергею
Михайловичу  в  пору  аспирантства его  жены.  В период научных  томлений  и
изысканий несоответствие тонких черт Веры Константиновны чуть покатому лбу и
слегка выкаченным  глазам мужа  на фоне удивительной  близости  царственному
кавказскому лику ее научного руководителя,  известного в своей узкой области
доктора, профессора, родило немало догадок, гипотез  и смелых предположений.
Дорожа  репутацией,  мы  не станем,  однако,  связывать  себя деталями  этой
давней, туманной и  крайне  недостоверной истории, нас интересуют одни  лишь
голые факты, и  поэтому, не  особенно  кривя душой, скажем,- в общем и целом
семейная жизнь Сергея Михайловича сложилась счастливо.
     Действительно,  через   полтора   года   Сергей   Михайлович   и   Вера
Константиновна должны  были отмечать свой серебряный  юбилей.  Двадцать пять
лет,  не одними неизбежными тревогами  и переживаниями наполненные. Несмотря
на интриги и сплетни, Вера Константиновна защитилась и уже много лет любимый
студентами  доцент  на  кафедре  техники безопасности и охраны  труда. Вырос
старший  сын,  пока  рос,  радовал  успехами,  в  прошлом  году  поступил  в
аспирантуру к  сокурснику  Сергея Михайловича профессору Ватулину.  Женился.
Женился, хоть и проявив несвойственное ему упрямство и поволновав родителей,
но  в конце концов  на очень  приличной девушке, дочери  директора угольного
разреза-миллионера им. 50-летия  Октября. Сознаемся, сладко  екало  сердце в
груди  декана  при  мысли о  внуках,  внучатах. Ах,  да что говорить,  жизнь
сложилась, склеилась  гармоничная пара,- успехи в труде  и счастье в  личной
жизни, и только бы радоваться, если бы... если бы не волосы. Ужасные, буйные
космы (иного слова и не подберешь) на голове семнадцатилетнего Михаила. Если
бы  не они, разве узнал бы  Сергей  Михайлович  на сорок восьмом году жизни,
какая всеобщая  взаимосвязь  существует в  живой природе. Когда  длина волос
превышает двенадцать - пятнадцать  сантиметров, они  начинают завиваться  на
концах, и  этот  вполне  невинный  переход  количества в  качество  вызывает
межреберные боли, повышенную раздражительность и быструю общую утомляемость.
А упадающая на глаза и ниже носа челка дорогого сына  во  время  обеда будет
менять  вкус  второго  и  третьего,  в конечном итоге  прямо  сказываясь  на
результатах пищеварительного процесса...
     Впрочем, хватит злословия, счастью помешать не может ничто...  Оно, это
чувство всепобеждающей радости, даже в  самое тяжкое ненастье может исходить
даже от  малой  песчинки  реальности  - банки  гусиного паштета,  на  глазах
перерастающей  в  уже  крупную заметную  часть  бытия -  банку  югославского
вишневого  компота. Да.  пусть  филерские наклонности, выпестованные  годами
плодотворной административной работы, и лишали Сергея Михайловича нечаянного
в   области   радости,  но,  впрочем,  избавляли  от  внезапности  в   сфере
неприятного.   Сознаемся.  Сергей   Михайлович  знал,   какой   сюрприз  ему
приготовили  к столу. Но  в  конце концов дело  даже  не в  столь  уважаемом
деканом  трехслойном   мармеладе,  а  в  ясном   намеке,   оброненном  Верой
Константиновной в известном телефонном разговоре:
     - Сережа, а  Мишенька  решил  сделать тебе подарок.  -  Сам? -  спросил
декан.  -  Сам,- соврала  Вера  Константиновна, и  Сергей  Михайлович  очень
обрадовался и стал вести себя глупее обычного. А когда,  уже с покупкой, шел
из  винного домой,  проходя  мимо  парикмахерской,  даже  взглянул  в  окно,
надеясь, должно быть, стать  нечаянным свидетелем долгожданного и бесконечно
радостного процесса.
     Итак,  все  уже почти сказано, мы  закругляем  главу,  начатую  выходом
Сергея  Михайловича из  прохладного третьего  корпуса Южносибирского горного
института. Сергей Михайлович  свернул с шумного проспекта и,  сокращая путь,
двинулся  дворами, полный приятных  предвкушений и  забавных, должно быть, в
его положении мечтаний. Он прошел мимо первой физматшколы, обогнул скверик и
вышел  к спортивной площадке, один бок которой упирался в гаражи, и за ними.
за  кронами  тополей  желтым  колером  просвечивал  добротный  дом пятьдесят
третьего  года  постройки с  башенками  и  вензелями, в  котором  жил Сергей
Михайлович уже почти пятнадцать лет.
     И тут мы вновь отвлечемся  от равномерности движения, впрочем, вместе с
Сергеем Михайловичем, рассеянно скользнем взглядом по фигурам на  футбольном
поле  и  задержимся.  еще не в силах понять  отчего, на одной,  стремительно
перемещающейся  по  диагонали  справа  налево и легко,  в  движении, изящным
финтом оставляющей сзади одного соперника, рывком  в сторону другого и точно
на  крик  "Лысый,  пас!"  выдавшей  пас  с  ходу.  верхом,  туда, где  ловко
подставленный лоб  замыкает великолепный  прорыв. Гол. Но что  это?  Нет. не
филигранная техника нас  потрясла, нас потряс крик, слово  "лысый", внезапно
подтвердившее   чудовищную  догадку.   Захвативший  наше  внимание   форвард
действительно лыс, выбрит  до  синеватого блеска и  нам  трагически  знаком,
хотя... да простит читатель мой грех, но лучше поздно, чем никогда,- да, это
и есть не представленный в положенном месте Миша Грачик, младший сын.
ЛЫСЫЙ, ПАС
     Ну.  наконец ружье,  любовно  укрепленное  на  стене  в  первой  главе,
выстрелило,  бутылка  советского  полусухого,  описав   искристый  полукруг,
въехала в борт корабля с любезным автору именем "Шизгара".
     Итак,  флаги подняты!  Крикнем  же  "ура",  обнимемся.  прослезимся  и.
троекратно  расцеловавшись, двинемся в путь, все  дальше и дальше от родного
дома. прочь от декана  электромеханического факультета, все еще напрягающего
в напрасной надежде дальнозоркие глаза.
     Ошибки  нет, откатилось яблоко от  яблони  на  недопустимое расстояние.
Правый крайний, с карими глазами, с  родинкой под левым  ухом,  с  отцовским
прищуром,  гладко выбрит.  Выбрит  впервые в жизни, но вовсе не  там,  где с
гордостью ожидалось.  Привычная  схема нарушилась, активный залог  обернулся
пассивным, не Сергей Михайлович сделался идиотом, а его сделали. И если само
качество ему по  крайней мере  привычно, то каково,  подумать  только,  Вере
Константиновне,  чей быстрый и ловкий ум  признавали даже самые  отъявленные
недоброжелатели, чья способность ловить  момент, хитрить и добиваться своего
плодила  сплетни без  числа в кругу ее коллег  и знакомых, ах?  Как она себя
чувствует?
     Вера Константиновна  растеряна  и слегка недоумевает,  в ее  голове  не
укладывается  другая -  впрочем,  связанная  с  известной  нам  выходкой  ее
младшего  сына,-  в  сущности, вздорная  безделица  в  сравнении  с  ужасом,
открывшимся глазам Сергея Михайловича. Отправленный  Верой Константиновной в
парикмахерскую  и  заодно  в магазин, сын возмутил  мать  дерзким нежеланием
явить  ее  взору свой,  приведенный в соответствие  с семейным  эстетическим
идеалом,  лик.   Мишка  Грачик,   оставив   у   двери  бутылку   заказанного
подсолнечного  масла, просто сбежал, гуманно предоставив мамаше гадать,  что
бы мог означать этот долетевший с первого этажа топот ног.
     "Какой инфантилизм,-  все  еще  сердится  Вера Константиновна,  заливая
треску белым соусом.- Мало ему было травить  нас весь год, он решил и в день
рождения отца отличиться. Ну, подожди,  голубчик",-  мстительно  думает Вера
Константиновна, но,  увы,  увы и  ах,  в ближайшие  пару месяцев  с  младшим
сыночком  ей  свидеться  не  придется.  Футбольный матч по  причине  крайней
принципиальности  непростительно  затянется  и  весьма  усугубит  еще   одно
отвратительное открытие,  кое несчастный Сергей Михайлович  вот-вот совершит
(какой  день, какой  день) уже на пару с супругой. Нас ожидает, безо всякого
преувеличения,  ситуация поистине  трагического свойства,  так не  будем  же
отвлекаться.
     Итак. счет. Счет в  момент  рокового прозрения Сергея Михайловича  стал
7:4. Виртуозный навес Лысого - да простятся нам дворовые замашки, но нет сил
равнодушно  взирать на  шалопая,- с правого  края на левую штангу с  зимы не
убранных  хоккейных ворот  позволил  на наших глазах  сократить  устрашающий
разрыв в мячах, до того, прямо-таки неловко сказать, выраженный соотношением
7:3. Но, безусловно, академического оптимизма  насчет победы интеллекта  над
тактикой грубого давления сам по себе, пусть и отменный,  игровой эпизод еще
не вселяет, поскольку семь минус четыре - целых три. Да, пожалуй, будь  игра
рядовой, заурядной разминкой застоявшихся за неделю здоровых  юных ног, вряд
ли  мы стали, зная силы  партнеров, так осторожничать в своих  прогнозах, но
цель игры, захваченной Сергеем Михайловичем в счастливый голевой момент,  не
была совсем обычной. Правда, ни с первого взгляда, ни со  второго, ни  после
психологического анализа она  не кажется  особенно высокой,- команда, первой
пропускающая   десять   мячей,  ставит  сопернику  пиво.  "Жигулевское"  или
"Таежное", в соответствии с текущим ассортиментом и незыблемым в  те  давние
времена прейскурантом  ближайшего  к  месту схватки центрального универсама.
Заметим,  однако, к  чести  нашего  героя Мишки  Грачика,  хотя  именно  его
неожиданное поведение и придало делу меркантильный оборот, но вовсе не жажда
легкой наживы привела его на футбольное поле, а характер, натура спортсмена,
и  пусть его первый разряд  по плаванию достижение не столь уж сенсационное,
но мы, более всего ценя в этом мире естественность и здоровье, не  можем без
удовольствия  наблюдать  в наши калорийные времена  юношу,  не утерявшего на
восемнадцатом году желания разок в неделю побегать под сибирским солнышком.
     Впрочем, не смея  морочить читателю голову субъективными пристрастиями,
автор  вновь обращается  к,  может  быть,  и  не  столь уж  симпатичным  его
восторженной натуре, но совершенно объективным фактам. Да, позорному разрыву
в  счете  партнеры  Мишки   Грачика  в   значительной  степени  обязаны  его
необязательности.  Весьма желанной и любезной, кстати  говоря,  беллетристу,
поскольку непунктуальность - мать изящной словесности, а в обратном убеждает
унылое "ку-ку" германской часовой кукушки.
     Значит, так. Лысый,  о  чем. однако, в 16.00  еще  никто не подозревал,
опоздал.  Он томил  товарищей  целых двадцать  минут, он вызвал  в их  рядах
нездоровый настрой и столь чуждое принципам тогдашнего нашего спорта желание
личного  обогащения.  Однако по  порядку, и  вначале буквально  два  слова о
традициях, школьных традициях и  привычках, впрочем, не о  всех,  а лишь  об
одной традиции одноклассников регулярно играть в "дыр-дыр". (Говорят, игра в
футбол без угловых и боковых на поле любого размера очень любима в Бразилии,
где  носит неожиданное  для  флибустьерского португальского языка церемонное
название  "футбол  де  салон", но  автор, надеясь слегка подлизаться к нашим
строгим российским  пуристам, поклонникам крестословицы и радетелям  ножного
мяча, станет употреблять для этой  чисто мужской игры знакомое с детства имя
"дыр-дыр". Он будет себе позволять к месту и другие слова из детства, считая
это лингво-страноведческой частью повествования.)
     Итак,  традиция,  отчасти  дворянская  привилегия,  верно,  оттого  так
ревностно сберегаемая, начало которой положили уроки физкультуры. Все восемь
футболистов  были спортсменами-разрядниками, легкоатлетами  или пловцами, и,
конечно,  честь  поддержания спортивной славы первой школы не совмещалась  с
унижением обыкновенным уроком физкультуры, на физкультуре королям  милостиво
разрешался, на зависть слабым и немощным, "дыр-дыр".
     Став  студентами разных южносибирских  вузов... увы, как, может быть, и
ни скучно,  но вновь нам надо возвращаться к Вере  Константиновне,  тревожно
поглядывающей на  часы  за  кухонной суетой, и  к Сергею Михайловичу. декану
электромеханического  факультета,  все  еще чего-то ждущего у края  поля под
тополями, возвращаться  с тяжелой необходимостью делать больно в день ангела
(кхе-кхе). Но  таковы  исключительно несговорчивые  принципы  реалистической
школы -  сначала  автор  подручными художественными средствами делает больно
своим героям,  а  затем уже прототипы или  просто  узнавшие  знакомые  черты
(читай  -  критики)  делают  больно  автору,  комбинируя  метод  внушения  с
физиотерапией, а читатель, погруженный в такое море страданий, сопереживая и
сочувствуя,   рассуждая   и  сравнивая,  обретает,  конечно,   свое  трудное
читательское счастье.
     Ну, это все так,  походя, лишь  бы оттянуть столь  мучительную для души
необходимость унижения ближнего  своего. Итак, из восьми бывших спортсменов,
выпускников  первой физико-математической  школы,  студентом  не  был только
один. Михаил Грачик, сын декана электромеханического факультета, был токарем
на экспериментальном  заводе  объединения  НИИэлектромашина, а до  того  был
учеником токаря, а еще раньше, сразу после окончания первой школы, наш герой
получил два по сочинению на вступительных экзаменах  физфака  Новосибирского
госуниверситета. Вот так.  Впрочем,  токарем  Мишка Грачик  был уже  в  паст
перфекте (had been), вторую неделю Михаил,  пребывая в роли иждивенца, делал
болым  Сергею  Михайловичу,  отцу   родному,   упрямым  желанием   повторить
прошлогодний печальный опыт  или попытать счастья, если  взглянуть с  другой
стороны, в далеком (километров 300 на запад) Новосибирске.
     Что касается  Веры Константиновны, то ее  реакцию на настойчивость сына
мы при  всем  желании  назвать однозначной и,  самое главное, совпадающей  с
ощущением Сергея Михайловича