ногие уже отдыхают перед  завтрашним
трудовым днем,  поэтому  приглушите,  пожалуйста,  звук ваших  телевизоров и
радиоприемников",- в самом деле, обойдемся без труб и барабанов, ограничимся
белой машиной "скорой помощи", ее сиреной,  эффектом Доплера и визгом шин на
повороте.  У-у-у-у, сверкнув  алым крестом, машина проносится мимо Евгения и
тормозит  на углу у  приемного покоя травматологического отделения городской
больницы, отворяются двери, и на свет извлекаются носилки, а на них покоится
очень  унылый  для своей жизнерадостной  комплекции  мужчина сорока неполных
лет.
     Нет  слов.  мысль  о  закономерности  происходящего  в  нашей   истории
подтверждается самой жизнью, вот  стоит  на голом весеннем бульваре живой  и
невредимый  Штучка, каких-нибудь десять  минут назад непринужденно сыгравший
со  второго  этажа,  а мимо него  в скорбной  машине проносится  бармен кафе
"Льдинка", сыгравший, едва ли не в то же самое время, всего-навсего с высоты
каких-нибудь  полутора с небольшим метров  в тот момент, когда, демонстрируя
младшему  кухонному  персоналу  удаль,  менял  в мойке  лампочку.  Нет, нет,
совершенно   определенно,  некто,  ответственный   за   сегодняшний   вечер,
настроился досмотреть до конца нашу забавную историю.
     Ну что ж, раз погода и нам благоприятствует, будем продолжать. Итак, не
придав никакого значения внезапному явлению "неотложки", Евгений, наш бравый
Штучка, отряхивает слегка унавоженные газоном штаны и с драгоценным  пакетом
под мышкой отправляется по растрескавшимся бетонным квадратикам аллеи  (ныне
замененным  на  рифленые  монолитные  плиты)  вверх  по бульвару  в  сторону
Советского  проспекта.  Как  ни смешно очередное повторение,  но  наш  герой
собирается проделать путь "скорой" в обратном направлении, он следует в кафе
"Льдинка", в обиходе чаще именуемое просто "Льдиной", он вот-вот войдет в те
самые двери, из которых вынесли только что бывшего тренера по вольной борьбе
спортобщества  "Динамо"  Александра  Дмитриевича Копылова,  в  его  нынешнем
образе бармена. А  в  недавнем  -  мастера  спорта  - он был первым тренером
Игорька Вальдано, и именно у него (в его нынешнем общепитовском  воплощении)
негодяи разжились  в  несерьезной (немужской) атмосфере  игристых  вин двумя
бутылками синюшного "Кавказа".
     Впрочем,  а что  же  нашего,  и  без  того одурманенного  чрезвычайными
происшествиями Штучку ведет  и  ужасный вертеп? Конечно  же, Марина прихоть,
именно  Мариночка.  путешествующая  по  известным  нам  причинам  инкогнито,
выбрала местом встречи в 20.30  столь  скрытое  от  посторонних глаз место -
третий этаж "Льдины". С  другой  стороны, слово  "вертеп"  едва ли уместно в
приложении  к  строго  контролируемому   санэпидстанцией  и   обслуживаемому
комсомольско-молодежным коллективом (процент тех, кому за тридцать, не более
сорока)    образцовому,   победившему    в   производственном   соревновании
подразделений  треста по основным показателям такого мощного конкурента, как
пивной зал  ресторана "Сибирь", заведению  общественного питания.  Нет, нет,
просто  безответственно.  Лучше, чище  (да и,  пожалуй,  справедливее) будет
просто  -  кафе.  Кафе-мороженое. В  самом деле, второй  этаж, под  баром  с
высокими стульями у  стойки  и  низкими  столиками у  стен,  занимало весьма
популярное семейное заведение, где подавалось мороженое с шоколадной пылью и
клубничным джемом.  Но в описываемом нами восьмом часу папы и мамы уже увели
измазанную в  варенье  и мороженом  смену  смотреть мультфильмы,  опустевшие
столики заняли эксцентрично одетые и не менее экстравагантно накрашенные, но
очень пугливые  девочки  из  пригородов,  бар  же,  до  того  погруженный  в
прохладные послеобеденные  сумерки, зажег  свои огни,  и за стойкой  начался
бойкий  отпуск  (вполне  легальный  в  те  наивные  времена)   разнообразных
спиртосодержащих напитков  и их  смесей,  с сибирским прямодушием называемых
коктейлями  ("Тройка", "Огненный шар", "Полярный"),  из уважения  к именам и
авторитетам  непременно в  комплекте  с  хорошей  порцией  дробленого льда и
пластиковой соломинкой производства южносибирского объединения "Карболит".
     Впрочем,  по известным нам  причинам сегодня третий  этаж. несмотря  на
напряженность  плановых показателей и взятых  на себя обязательств, почти на
сорок минут задержит сбор вечернего  рублевого урожая, и вся вторая половина
предшествующей  фразы  (насчет  огней  и  звона бокалов) (останется  license
poetica. покуда, страшно недовольный испорченным выходным днем. не явится на
место буквально  павшего коллеги второй бармен. Толик,  Анатолий Анатольевич
Евстигнеев.  А  посему  до  появления  его  круглой   хитроватой  физиономии
завсегдатаи  бара  потеснили кировских, кедровских и прочих жаждущих явления
принца девиц за столиками  второго  этажа.  Необходимость нас  еще  заставит
описать  кое-кого  из публики, в  ожидании  смены караула  употребляющей,  в
зависимости  от  текущих кредитных дел, яблочный сок  или  в меру  веселящий
напиток.  зa отсутствие льда величаемый здесь, на втором этаже,  неожиданным
словом -  пунш. Сразу  же нас заинтересует лишь одна небольшая компания,- за
крайним  столиком мы видим знакомого,  о-ля-ля, это  Алеша  Бессонов, бывший
руководитель ансамбля "Темп", ассистент кафедры общей электротехники, вот  с
кем столкнется лицом к лицу,  едва  поднявшись по  широкой лестнице,  бывший
гитарист того  же  "Темпа" Евгений  Агапов,  по прозвищу  Штучка.  А пока он
взбегает через  ступеньку, у нас еще есть время удивиться  столь неожиданной
встрече. В самом деле, что же  делает  Алеша в  столь непривычном  для  себя
месте, в то время как  Мишка Грачик  безуспешно  разыскивает  его с большими
потерями  и ценой  невиданного унижения. Алеша  угощает  девочек  мороженым,
Алексей несколько неожиданно для себя в возрасте двадцати трех лет вступил в
романтический период  своей  жизни и вот в результате  находится  на  втором
этаже кафе "Льдинка" и делит со своим  приятелем (аспирантом-историком ЮжГУ)
Сергеем Афанасьевым стол  и компанию  девочек с кафедры древней истории того
же  ЮжГУ. Забегая вперед, можно  даже проговориться,-  одна  из  них,  Алена
Амельянчик, через каких-нибудь  полгода станет его женой, а вот Галя Иванчук
уже сегодня своим капризным нравом и непоследовательностью приведет и Алешу,
и Сергея к малоприятному знакомству с парой Игорьков, Вальдано и Шубиным, но
все это еще впереди.  А пока скажем лишь, завершая  картину,- всего девиц за
столиком  было три,  третью  звали Татьяна,  фамилия  ее  за  давностью  лет
утерялась, помнится  лишь,  это  была очень  взыскательная и  принципиальная
особа, пломбиру  с  джемом  предпочесть  изволившая пунш, а пару лет  спустя
поступившая в Ленинградский университет и сделавшаяся искусствоведом.
     Ну-с, а тем  временем Евгений одолел три лестничных пролета и явил миру
свой чудный образ и дум высокое стремленье на челе. Увидев прямо перед собоп
строгие,  но  справедливые  глаза  старшего  тонарища.  наш  балбec невольно
остановился, и щеки его окрасил легкий румянец.
     - Как  живешь? -  все же  нашел  нужным спросить  Алексей у отрезанного
ломтя.
     -  Ништяк!  - после  некоторого раздумья крайне дерзко ответил наш юный
герой,  чем  весьма  развеселил  мало  прочувствовавшую момент  компанию, но
крайне  огорчил   Алешу.   Право   слово,  клянусь,  он,  будущая   джазовая
знаменитость,  даже слегка побледнел, но  сдержался, даже улыбнулся,  правда
криво,  и глаза отвел. Чем, однако, Штучкину душу  не смутил, а лишь избавил
от  не обещавшей приятностей беседы,  и  вот, отвесив легкий полупоклон (или
просто,- гордо  встряхнув  головой),  Евгений уже  удаляется в проходе между
столиками. Его  ждет  третий  этаж, там через  какой-нибудь  час, в половине
девятого  (а может быть, чего не бывает в рыцарских историях, и раньше), ему
предстоит встреча  с  Марой. Но третий этаж пока не работает,  перегораживая
проход,  на  ступеньках  лестницы  стоит стул,  а в  углу, в  нише у  перил,
аристократически  вытянув  длинные ноги,  сидит со стаканом  яблочного  сока
приятной наружности  молодой человек, всего  лишь на год раньше нашего героя
получивший  зеленый  аттестат  зрелости  в  той  же спецшколе  с  английским
уклоном, Вадик Каповский.
     - Садись,- приглашает он Штучку, и деваться последнему некуда.
     Итак,  почти  все  уже  в  сборе.  Кстати, читатель, вероятно,  обратил
внимание  на исключительный интернационализм подбирающейся компании. Но  это
отнюдь не стремление к эффекту или экзотике. Автор давно, честно признаться,
искал повод сделать на этот счет какое-нибудь глубокомысленное заявление, но
теперь, торопясь поскорее запустить  на полные обороты (33 и 1/3) наше и без
того   медленно   раскручивающееся   приключение,   оставляет   былую  идею,
ограничиваясь лишь  кратким  комментарием. В самом деле, друзья, описываемая
нами Сибирь самый настоящий melting pot, без преувеличения, тот самый котел,
в  котором  православные  и иудеи,  католики и  лютеране,  не говоря  уже  о
мусульманах и буддистах, смешавшись волею бурных событий истекшей сотни лет,
образовали одно, весьма жизнерадостное языческое  племя.  Тут автор хотел бы
даже просить прощения за  узость рамок нашей истории. не позволивших вывести
и упомянуть как представителей новой  и необычной общности главного механика
шахты "Липичанская" Эрнста  Оттовича Шеффера. ректора Южносибирского горного
Михаила  Самсоновича  Сафеева  и одноклассника автора Диму  Гавлясу. дедушка
которого в далеком  от областного центра  городе  Осинники  выписывал  такую
столичную газету, как "Руде право".
     Автор просит прощения, читатель  великодушно извиняет (и так, нас  учит
история,  рождаются  бессмертные  творения),  а  если, застегиваясь  на  все
пуговицы,  серьезно,  то нет  сомнений, читатель  не станет искать  в Вадиме
Юрьевиче  Каповском  сходства  с   нелепыми  панами  российской  словесности
девятнадцатого  века.  Не  побоимся  повторения для  пущей  убедительност" -
по-польски он не  знал ни слова  ("пшепрашам" полагал  эквивалентом "силь ву
пле"), а Сенкевича и по-русски не читал.
     Итак,  встреча  выпускников спецшколы  номер один началась.  Через час,
конечно же нет, но около девяти часов к Штучке и Вадику (имевшему совершенно
отвратительное   прозвище   из   двух   слов)    прибавятся    Мара   и   ее
подруга-одноклассница Рита  Захарова. Ну,  а пока они, занятые одним  весьма
конфиденциальным  делом, ловят такси  (тачку,  припомним  мы,  не забывая  о
лингво-страноведческих  целях нашего  приключения) на  углу  Волгоградской и
бульвара Строителей,  немного осмотримся  и кое-что  выясним.  И вначале, до
того,  как  Вадик Каповский  изменит  безоблачную радость  Штучки  на  более
щемящее  чувство,  прежде  чем  обаятельный мерзавец  откроет  рот,  забежим
немного вперед и немного назад, расскажем, для  большей ясности и объемности
изображения, кое-что из будущего и прошлого молодого человека.
     Вообще сейчас, когда эти воспоминания пишутся, Вадик Каповский, как это
ни  прискорбно,  мотает  третий  год  своего  семилетнего   заключения.   Он
единственный из наших персонажей, умудрившийся закончить переход  детства  в
зрелость  судебным  приговором.  Даже  Игорек Вальдано, которого через  пару
недель  исключат  из  Союза молодежи  за ту безобразную драку, что,  кстати,
вот-вот разгорится  на  втором  этаже  "Льдинки", и тот  выправится и станет
полезным членом общества.  А Дадик, Вадюша,  заделавшийся на  третьем  курсе
ответственным секретарем Южносибирского отделения общества дружбы "Шотландия
- СССР",  посетивший  Британские  острова  с  братским  визитом, а в  городе
Лондоне побывавший, шутка ли сказать, на представлении "Христа", он, будущий
ведущий  музыкальной программы Южносибирского телевидения "Студия  Диско", с
этих блистательных высот будет низвергнут в пучину, во мрак, в преисподню. в
чистилище, он  будет  проходить  сразу  по трем статьям  УК РСФСР, ах... но,
впрочем,  с  самого начала  мы договаривались не грустить, не омрачать  даль
светлую и  посему  забудем о  длинном отрицательном  знаке  ожидающего нас в
конце         задачи         ответа.         A-renene-A-renene-Arenene-ne-na
Arenene-Arenene-Arena-ren-de-ra!
     Everybody twist!
     Hy-c, а  посему  начнем так - в описываемое нами время Вадик Каповский,
еще не подозревающий о своей будущности юридического лица, являл собой живое
подтверждение  глубины  и  верности  народной мудрости,  нашедшей  краткое и
афористическое выражение в пословицах. Ласковый  теленок двух матерей сосет.
Умный  Вадюша доил трех. Свою  маму,  образовавшую  одну семью, своего пану,
образовавшего  вторую, и свою бабушку, с  которой ячейку  общества составлял
сам  Вадик.  Мама  Вадика,  Анна  Алексеевна  Лесовых,  проживала  в  городе
Новосибирске  (точнее,  в Академгородке)  замужем  за  врачом-гинекологом  и
являлась некоей величиной по части распределения мест  в  академические дома
отдыха и пансионаты.  В  южносибирском  прошлом коллега Штучкиной мамы, Анна
Алексеевна,  регулярно снабжала  первенца деньгами  и, что  не  менее важно,
ежегодно  обеспечивала  отпрыску  оплаченный  профсоюзами   выезд  в  лучшие
здравницы  Крыма  и  Кавказа.  Папа  Вадика,  Юрий  Станиславович,  кандидат
исторических наук, преподавал в горном историю партии, а вот его жена, Елена
Николаевна,  так же обладательница ученой степени, поднялась гораздо выше  в
общественной   иерархии  Южносибирска,  именно  она,  преподаватель  кафедры
научного   коммунизма,   но   главное,   заместитель   секретаря    парткома
Южносибирского госуниверситета (по идеологии), и  способствовала поступлению
Вадика на  факультет романо-германской филологии,  не говоря уже об обществе
дружбы с колыбелью пресвитерианства. Ну,  а бабушка,  мама Анны  Алексеевны,
просто  кормила  внучка,  поила, обувала  и  так  далее  (и  тому  подобное,
устраивала быт и всевозможные удобства).
     Сам же Вадюша все свое соизмеримое с продолжительностью суток свободное
время тратил  на  различного рода  коммерческие  аферы,  если  и  не  всегда
прибыльные, то в любом случае безмерно увлекательные, полные азарта и риска.
Вот,  например,  сейчас, казалось бы, он  бездумно отдыхает в  расслабляющей
атмосфере  молодежного кафе-мороженое  и  в то  же время (на самом-то  деле)
проворачивает  остроумную   комбинацию  -   выманивает  у   Коли   Бочкарева
прикупленный  некогда  Колиным  папашей  в балтийском  круизе  номер журнала
"Penthouse". Более того, фактически он уже сторговал глянцевую книжку за три
стандарта  противопаркинсонического   хонолитического  препарата,  аккуратно
расфасованного   в  таблетки  по   0.001  г  в  Германской   Демократической
Республике. Как сообщает  первый том  Машковског  , передозировка указанного
средства, уменьшающего  мышечную  ригидность и  общую  скованность, при этом
относительно  мало  влияющего на тремор, вызывает психическое и двигательное
возбуждение и, что особенно  приятно, галлюцинаторные явления. Да, уважаемые
читатели, сейчас мы познакомимся с  парой-тройкой будущих, а впрочем,  зачем
лицемерить, просто  пациентов психоневрологического  диспансера, старательно
готовящих  из  себя  бесценный  исходный  материал   для   грядущих  научных
исследований  в  области злоупотребления  лекарственными  средствами. Вообще
близкого знакомства и  долгого общения с этой категорией  персонажей  нам не
избежать в последующих  частях  сей повести,  здесь же,  в первой,  мы  лишь
посмотрим на них со стороны, перекинемся  парой слов и запомним кое-какие из
них  на  будущее. И  прежде всего, конечно,  слово  "колесики",  "колеса"  -
простое объяснение которому может получить любой, открыв на досуге аптечку и
еще раз убедившись в идеальной, округлой, располагающей к свободному качению
форме обыкновенных медицинских пилюль.
     Ну,  а пока сам Коля Бочкарев (весьма живописный boy, по прозвищу Abbey
Road) мотается  в общагу за американским  полиграфическим  чудом, мы  держим
обещание   и   переключаем   внимание   на   его  товарищей,  кои,  презирая
сливочно-цукатную атмосферу второго этажа,  стоят на первом  под лестницей и
курят  (два  парня и девушка)  одну длинную  папиросу, втягивают дым долгими
глубокими затяжками и мечтательно задерживают дыхание. Кстати, девочку зовут
Лена, у нее смешное прозвище Лапша, и до восьмого класса она  училась вместе
с  Мишкой  Грачиком,  в  параллельном классе. До  десятого в одном  классе с
Мишкой, правда, слегка  не дотянув до середины учебного года, проучился Коля
Бочкарев,  Abbey Road. Обстоятельства,  неожиданно повлекшие его  переход из
физматшколы  в  вечернюю  школу  рабочей  молодежи,  у нас  еще будет  время
подробно изложить, а пока нам интересно узнать другое. Здесь, под лестницей,
в  иное время мы  могли бы  застать (кого  бы  вы  думали?)  Мишку  Грачика,
заглянувшего  на  минутку  повидать Abbey  Road'a,  справиться  о том о  сем
(узнать о Цеппелине и Флойде. о Маккартни и Блэк Саббат, о пленках, текстах,
дисках и  плакатах).  Сюда  заходил  Миша  окунуться  в  атмосферу, подышать
воздухом, услышать  такие  сладкие слова,  как Эмерсон, Лейк  энд  Палмер  и
Beatles's  songs  from colour  music television film Magical  Mistery  Tour.
Впрочем,   не  скоро  теперь   Лысый   появится  здесь,  и  потому,  оставив
трогательное прошлое в покое, займемся насущными делами.
     Но  прежде чем  Вадик  Каповский повернет к  Штучке свой зеленый глаз и
длинный шрам на его щеке сломается в ехидной улыбке, нам надо выяснить самую
малость.  А именно,  надо угнать, где  негодяй  раздобыл сразу три стандарта
мерзкого  зелья  и зачем  ему  низкопробная  продукция с чуждой  нам  идеей.
Колесиками  расплатился  с  ним  за   одну  небольшую  услугу  Миша  Злобин,
студент-медик,  в  свободное  время  подрабатывавший  в  психухе  санитаром.
Лишенные снижающего мышечную ригидность  средства  южносибирские параноики и
шизофреники пускали слюну и ненавидели докторов, а великий конспиратор Вадик
врал  их  подлестничным, пока  на  воле  гуляющим  собратьям  что-то  насчет
возрастных немочей  своей бабушки.  Скабрезные же журнальчики, причем самого
гадкого  пошиба,  как впоследствии подтвердил совершенно  бесстрастный  (при
положенных  понятых)  обыск,  любил  сам  Вадим  Юрьевич,  собирал  и   даже
сортировал по годам.
     Вот теперь все, наконец уже упомянутый шрам... кстати, не свидетельство
корпоративных схваток студентов  госуниверситета,  а  память о  родительской
несдержанности,-  это родной папа хватил  после тяжелого разговора  с  мамой
своевольного сыночка в далеком детстве книгой, источником знаний, по голове.
Папаша-историк  ловкостью  не  отличался  и  поэтому  вместо педагогического
невинного  "бум"  по затылку распорол  острым краем  кожаного  послевоенного
переплета  щеку дитятки от уха к губам. Итак, шрам изогнулся, ехидная тетива
натянулась, правый глаз мерзко подмигнул и губы интимно приоткрылись.
     - Бэби (чертов выпускник школы со снобистским  уклоном),  бэби,- сказал
Каповский.- Вы  иметь себя подвергнуть оф немыслимая, как это, я  забыл, ах,
вот, опасность.
     - Это почему? - поинтересовался бравый Штучка.
     -  Фи  би  не быть беспокойство, а лучше топ-топ отсюдова,-  мучительно
борясь со славянскими глаголами, повторил Вадюша.- Фас ищут, причем с  утра,
и сюда уже заглядывать.
     Штучка не  понял. Вообще  ему все это дешевое  представление не пошло в
кайф,  он  напрягся (нервы, нервы,  сплошная  нервозность),  изменил  задний
прикус на передний. и в глазах его заиграли желтые угрожающие огоньки.
     - Но, но, я вас просто жалеть.-  благоразумно улучшил свое произношение
Вадик,  впрочем,  ехидный оскал  сохранился,- Имейте в виду,  мистер Агапов,
здесь шляется доблестный рыцарь Сэр Шубин Бешеная Собака, и  он в самом деле
интересовался вашим местонахождением.
     - Врешь!
     - Отнюдь, бэби, отнюдь...- начал б