Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
первых после почти полугодовой разлуки
слов. Впрочем, неправда, первые слова уже сказаны по телефону, мы их знаем и
не удивляемся поэтому обыденности прозвучавшей фразы.
- Выпить хочу,- сказала Мара, ткнувшись лбом в плечо любимого.
Любимый вздрогнул, принялся выуживать свой скромный капиталец, жалкие
восемь рублей, коих в лучшем случае хватило бы на две пары такой неженской
смеси, как коктейль "Весенний", но тут вмешалась весьма практичная Рита и
окончательно определила рисунок сегодняшнего вечера.
- Пойдемте лучше ко мне,- сказала она (кстати, вскоре мы узнаем, какие
веские причины лишали молодежное заведение привлекательности в ее глазах).
- А у тебя выпить есть? - спросила подругу Мара и, не успев даже
сделать нужную для ответа паузу, услышала уверенный мужской тенор:
- Будет.
"Будет" сказал до того как бы сидевший в тени Купидон, и три пары глаз
поворотились к его ехидной физиономии, излучавшей в этот момент все мыслимые
оттенки доброты, широты и общительности одновременно.
Глаза исходящего сердечностью Вадюши и глаза всегда неунывающего
Притона встретились на какое-то мгновение, на секундочку, и... дело было
слажено. Мара же, безошибочно угадав значение краткого телепатического
напряжения, сказала, обращаясь уже к Каповскому:
- Шампанского хочу!
- Мадам,- сделал Вадюшка широкий жест рукой, на излете которого
небрежным движением освободил Штучку от мятых бумажек, неловко зажатых между
пальцами кавалера.- Ein момент...- И с этими словами Купидон спрыгнул со
стула и шагнул к служебной двери.
Итак, воздадим еще раз должное судьбе, пославшей на место тренера по
вольной борьбе бывшего официанта ресторана "Южбасс", а ныне бармена кафе
"Льдинка". Анатолия Анатольевича Евстигнеева. Анатолий Анатольевич. как нам
уже случалось заметить, любил музыку, иначе говоря, регулярно и задаром
пользовался он услугами по части записи и перезаписи нашего уважаемого
Вадима Юрьевича. Значит, так, добавив к Штучкиным грошам кое-что из своих
запасов, Вадик вынес из служебной загородки у стойки две, парой газет
лишенные изящества формы бутылки советского полусухого. Да, милейший
читатель, таки грянет сегодня пробка в потолок. В потолок небольшого
частного (личного?) дома на юго-западной окраине города, в Фабричном районе.
Здесь, на Аэроклубовской улице, в доме номер двадцать шесть, в котором
районное отделение милиции имело честь прописать в разное время сначала
Федора Александровича Аверьянова и жену его Людмилу Федоровну, а затем их
дочь Маргариту Федоровну (не правда ли, забавное совпадение отчеств у дочери
и матери?), пройдет небольшая вечеринка, перешедшая в утренник, бывших
выпускников английской спецшколы двух последних лет. В этом доме образцовое,
к слову сказать, отделение милиции не успело прописать бывшего (впрочем,
развестись супругам было пока еще недосуг) мужа Маргариты Федоровны Сергея,
который сюрпризом для всей честной компании нанесет неожиданный визит в
первом часу ночи (в 16.25 по Гринвичу).
Ну, а пока до заветного часа еще далеко (13.05 GMT), молодые люди
спускаются с третьего этажа вниз. Впереди Вадик, рядом, чуть сзади, Притон,
а за ней юная пара - Штучка с Марой. Они спускаются, каждый думает о своем,
и все верят в лучшее, а навстречу нашим голубкам поднимаются два Игорька,
решившие взять свое в любом случае. Историческая встреча Сэра Шубина с его
восемьюдесятью рублями произошла на лестничном винте между вторым и первым
этажом. Но долгожданного соединения душ не произошло, господа просто
разминулись (благо лестница позволяла). Штучка смотрел на Мару направо, а
Шубин влево, снизу вверх, на выступающие из треугольника пролета ноги
сидящих за крайним столиком, делал рекогносцировку, таким образом, первые
реплики, прозвучавшие из уст наших героев, были обращены к дамам.
- Разрешите вас пригласить на тур вальса,- сказал Сэр. наклоняя свои
благоухающие губы к Галочкиному уху, а рукой при этом довольно больно
прихватывая ассистентку за плечо.
- А он,- сказал Штучка, внезапно на воздухе обретя счастливую
способность говорить,- обблевался!
- Кто? - не поняла с ходу Марина первых слов до того трогательно
молчавшего любимого.
- Ну, этот... твой... тогда в машине,- объявил Евгений, восторженно
сверкая глазами.
Итак, длинный день все же подходит к концу.
- Хулиган,- противно вскрикивает Галочка и в тот же миг оказывается
вместе со стулом на довольно несвежем полу.
- Негодяй,- вступает Татьяна с утерянной ныне фамилией и запускает в
голову глумящегося над телом визжащей дочери преподавателя химии Игоря
Шубина железную вазочку с остатками мороженого. За что молниеносный Игорь
Вальдано наказал ее прямым справа.
- Ты что делаешь? - хватает его за руки несмышленый Сергей Афанасьев и
получает ногой по печени. Но тут вмешивается наш блистательный Алеша
Бессонов, и поле брани обагряется кровью, брызнувшей из носа потомка
конквистадоров.
Итак, швед, русский, колет, рубит, режет, разлетаются откидываемые
ногами стулья, из-за соседних столиков выскакивают мальчики и девочки, на
крик с третьего этажа сбегает с молотком (для колки льда) в руке бравый
Толик, и в двух местах одновременно накручивают женские руки (официантки
Наташи Лаптевой у столика администратора и Алешиной подруги Алены Амельянчик
в вестибюле) спасительный номер 02.
Каков же итог,- покуда ревущего и вырывающегося, как Маугли, Игорька
Шубина общественность ведет, заламывая руки, в объятия правосудия, ловкач
Вальдано прячется в женском туалете, которому в этот вечер было суждено
лишиться былого интимного ореола. Впрочем, покуда взламывалась дверь, Игорек
вылез в квадратное вентиляционное окошко и убежал. Однако, как мы уже знаем,
избавив от унижения, от наказания даже эта сверхнаходчивость и сверхловкость
его не спасла.
Вот к какому скверному итогу привело отсутствие надлежащей пропорции
между мальчиками и девочками. Впрочем. любезный читатель, выпускников
спецшколы не избавило от неприятностей даже чудесное соотношение один к
одному. Что и говорить, нет в жизни счастья. Хотя... хотя в какой-то момент
почти поверилось, есть, даже осязалось. Штучкой по крайней мере.
Когда? Когда наконец после выпитого шампанского, Вадюшкиного шутовства,
Риткиной болтовни, старых рваных записей Мара и Штучка наконец остались
вдвоем, О чем они говорили? О будущем. Говорила главным образом Мара,
разворачивая перед милым картины, одна заманчивее другой.
Итак, вкратце, основная идея, цель и задачи. Мара ушла от мужа, Мара
никогда, никогда к нему не вернется, она с ним разведется, а приобретенную
(нет худа без добра) московскую прописку распространит на Евгения, Мара
заставит бывшего мужа (судом, если будет упираться) разменять его
двухкомнатную квартиру в Перовском районе на две однокомнатные, таким
образом семейное гнездо ей и Евгению будет обеспечено. Но и это не все, у
Мары появились кое-какие знакомства за год в мире популярной музыки, и
скоро, очень скоро они с Евгением, исправив все прежние ошибки (молодости?),
загладив все былые (детские?) обиды, заживут той счастливой жизнью, о какой
мечтали когда-то в школе. Ну, а какова же доля Штучки в немалых будущих
заботах? Минимальная, Евгению вменялось раздобыть денег, причем как можно
больше, дабы успех во всех намеченных начинаниях был гарантирован. Добычу
предстояло начать лишь завтра с утра. а сейчас... сейчас...
Ах, читатель, читатель, ну, конечно, конечно, предстоит обжигающая
воображение постельная сцена с участием юных любовников. Что верно, то
верно, но до того, как распахнутся зиппера, необходимо все же задать один
вопрос и получить на него ответ. Была ли Мара искренна в тот окрыленный
шампанским вечер? Да, и это очень важно. Мара так думала в тот момент, свято
верила сама себе, и если не могла совершить для доказательства подвиг
Сцеволы, то лишь по причинам эстетического свойства и не желая оставить
любимому калеку на иждивение. Однако, как видим, Мара не сказала Евгению
главного. В самом деле она хотела, но все не могла выбрать момент... Она
выбирала, готовилась, готовилась, а тем временем, дабы драгоценные минуты не
уходили зря, разоблачалась сама и помогала любимому.
Евгений, как ни прискорбно, увы, тоже проявил малодушие. Он, правда, не
врал. не двурушничал, не разменивался на постыдные обещания, он сурово и
напряженно молчал. Язык его толстой негнущейся подметкой упирался в сухое
шершавое нЈбо и бессилен был облечь в пристойную форму деликатного вопроса
неуемным воображением не вовремя, в момент прояснения тьмы, чуть мерцающей
белизной заповедных трапеций и треугольников, подброшенный намек.
Да, сычиковская образина, опухшая харя непроспавшегося лабуха помутила
рассудок нашего героя, и дыхание у него перехватило от внезапного желания
узнать, а блюла ли себя любимая вдалеке, смирялась ли только ради будущего,
смежив веки, стиснув зубы, с холодом постылого семейного ложа или вот так
же, лепеча бессмысленные слова дивными губками, забывала начисто о девичьей
гордости и стыдливости?
Короче, "он держал ее,- цитируя знатока подобных положений,- крепко и
бережно, ощущая всю длину ее молодого тела",- и мучительно думал, соображал,
как выразить, как облегчить словами скверное чувство и гнусное подозрение.
Ну, а суетливая Мара поняла одно,- ввиду неизвестных причин (давление?
влажность? температура?) ее верный рыцарь оказался в ответственный момент
безоружным.
Вооруженным оказался бывший муж Риты Захаровой, Сергей, который в тот
самый миг, когда исчезнувшая было надежда на соединение двух сердец
забрезжила как будто вновь, влетел в комнату и, заорав в потный мрак:
"Пала!" - пальнул из дедушкиного дробовика в студеную синеву окна.
Значит, так, краткое пояснение,- спустя час после того, как утихла
известная нам драка, спустя минут двадцать - двадцать пять после еще одного
в высшей степени скандального и нелепого происшествия, о котором речь у нас
впереди, когда пол уже был подметен и замыт, а порядок восстановлен, в кафе
"Льдинка" забрел свободный (то есть нетрезвый) в этот день от работы
(кстати, по неизвестным автору причинам) официант ресторана "Южбасс" Сергей
Захаров, муж развратного Притона, пришел жаловаться Толику, бывшему
сослуживцу, на жизнь. Однако кажущейся связи Толика Евстигнеева с
последующей стрельбой нет. Он молча смешал коллеге напиток, а вот о
сегодняшнем визите Притона в кафе рассказал бедняге очень самодовольный
малый Андрей Старук, врач санэпидстанции, частенько бывавший здесь, на
третьем этаже кафе "Льдинка", исключительно с целью употребления одного-двух
бокалов (бесплатного из уважения к положению и чину) яблочного сока. Он-то,
голубоглазый, и не упустил возможность поделиться новостью с подопечным, по
своему вкусу подав и окрасив. Что оставалось? За дробовиком Сережа заскочил
домой, вынес его в спортивной сумке, поймал такси и только комнатой ошибся.
И вот почему.- в комнате Ритиных родителей, кои в этот драматический момент
трудились по договору в денежном Магадане, кровать была удобней (шире),
нежели бывший диванчик супругов. Таким образом, Сергей не догадывался об
ошибке, когда, наводя трепещущие стволы на молочную белизну кинувшегося к
окну Штучки, вопил:
- Пала, изменница...
Не догадывался об ошибке и Штучка, вылетевший в огород и в мгновение
ока перемахнувший ограду, дробь веером разлетелась над его головой, и с
низкого старта наш Евгений рванул вдоль по Аэроклубовской улице,
окончательно разбудив сумасшедшим галопом все это собачье царство. Безумно
повезло, конечно, Вадюше и Рите, беззаботно упражнявшимся за стеной, ибо
разъяренный супруг последовал за обидчиком в окно, перемахнул ту же ограду и
принялся догонять. Пытаясь на ходу перезарядить двустволку, упал, разбил
колено, вскочил, потерял направление, снова бежал, превозмогая боль, опять
упал, лежа-таки впихнул патрон-другой и, окончательно запутавшись в темноте,
побежал, как ему показалось, за мелькающим в конце проулка преступником в
совершенно противоположном направлении.
Штучкой же занимался сам Господь, не иначе, ибо, делая наугад зигзаги,
петляя улочками и переулками, он вылетел в чем мать родила на Новосибирскую
трассу и, взмахнув руками, кинулся навстречу желтым спасительным фарам.
Восхищения достойно вот что. Несмотря на спешность сборов, в правой
руке у нашего героя мы видим пакет, полиэтиленовый пакет с пластинками.
Остальное имущество кавалера составляют желтые махровые, не снятые в пылу
страсти носки.
СТАНЦИЯ ТОПКИ
Ну что ж, начав при ярком дневном свете, мы, убыстряясь от страницы к
странице, миновали все стадии сгущения красок и на умопомрачительной
скорости влетели в инфракрасный диапазон полуночи, в таинственную пору
сверхъестественных, наукой не познанных явлений. Как ни противится сему
разум, как ни борется с наваждением здравый смысл, но встречи с чудесами не
избежать, и прежде всего с привидением.
Да, да, именно привидение явилось, безобразно кривляясь, дергаясь и
вздымая худые, фосфоресцирующие длани, Александру Егоровичу Алейнику,
водителю быстроходного трайлера ЗИЛ-130, выпрыгнуло проклятое из черного
небытия обочины и закуролесило в желтых отсветах фар среди черных заборов
дремучей окраины. В правой руке подлое сжимало неизвестного назначения
четырехугольный предмет и, по всему, намеревалось запустить им в широкое
лобовое стекло всего-навсего как три месяца назад с завода полученного,
новехонького грузовика.
- Убью на фиг,- пробормотал Александр Егорович, но потерять кормильца в
прямом лобовом столкновении с нечистью не решился, взял что было сил в
сторону и вдарил по тормозам.
Жуткая тень метнулась куда-то вбок, грохнули друг о друга ящики в
кузове, и могучая машина застыла посреди ночной дороги. Александр Егорович,
дюжий мужчина, выпал из высокой своей командирской двери и с монтировкой в
руке побежал вдоль кузова, навстречу исчадию ада.
Евгений, а это был, конечно же, наш нагой беглец, не стал дожидаться
громко затопавшего ногами шоферюгу, где-то (показалось, совсем рядом, через
два или три дома, за спиной) хлопнул в ночном воздухе выстрел. Штучка
вздрогнул всем телом, схватился за борт, уцепился, вскарабкался и исчез за
ближайшим ящиком в черной дыре кузова. Александр Егорович тоже подчинился
инстинкту, остановился, не добежав даже до первых спаренных колес, замер, не
веря своим ушам. Но выстрел в самом деле был, и слух никого из участников
этой драмы на охоте не подвел. Ополоумевший, потерявший след в лабиринте
домов официант ресторана "Южбасс" Сергей Захаров в отчаянии разрядил правый
ствол дедушкиной тулки в молочную россыпь звезд.
Переждав собачий лай, Александр Егорович все же обогнул грязноватый
хвост кузова, некоторое время постоял, заслоняя собой белые цифры номера,
вглядываясь в ночное однообразие заборов Фабричного района Южносибирска, как
будто пытаясь, неизвестно для чего, определить среди неровностей обочины тот
бугорок, с которого мгновение назад прыгнула ему навстречу неверная тень.
И покуда он так стоял, глупо щурясь и воинственно помахивая
монтировкой, рассудок Сергея Захарова окончательно помутился, он дико завыл,
замотал головой и с обреченностью каторжника опростал левый ствол в
расписные ставни ближайшего домика.
Тут даже Александр Егорович потерял присущую людям его профессии
уверенность и агрессивность.
- Ой, маманя,- прошептал он, тихонько отступая назад. Ударившись же о
железный угол кузова затылком, на лету поймал слетевшую с головы кепку,
развернулся и побежал на свое рабочее место как можно быстрее сматываться из
этого гиблого, неизвестно по каким законам живучего места.
Пожалуй, только минут через пятьь-шесть, выскочив на пустынную ночную
трассу и набрав хороший ход, Александр Егорович принялся последними словами
поносить родной город автора. Косясь в зеркальце заднего обзора, он цеплял
слово за слово, вытягивал цепочку одну за одной, заплетал косичкой и,
решительно узлом завязав на конце, всякий раз, завершая тираду, божился в
отместку взять за каждую из дюжины обтянутых полиэтиленом японских покрышек
сто восемьдесят, сто девяносто, двести, не я буду, рублей. Наконец, накинув
шестьдесят целковых сверх денег, отданных им самим за штуку паре навязчивых
(с утра поддавших) механиков шахты "Липичанская", при этом поклявшись ни
копейки не уступить, Александр Егорович неожиданно успокоилося и полез за
"Беломором". Как видим, водитель у стотридцатки довольно-таки несимпатичный,
сущая скотобаза, скажем прямо, этот Александр Егорович, ничего в нем
романтического, под стать нащей истории нет, фу, отвернемся с презрением от
его небритых скул и продолжим взволнованный рассказ о мистике сибирской
ночи.
Итак, привидение, кое Александр Егорови для облегчения души счел лишь
на мгновение явившимся- из межзаборного проулка и туда же юркнувшим от
теплого металла его "зилка" навстречу свинцу, на самом деле сидело в кузове
и вместе с Александром Егоровичем подпрыгивало на неровностях плохо
переносящего мороз асфальта нашего орденоносного комбината. Дыхание Евгения
от беспорядочного курение и продолжительного бега (да eщe усугубленное
долгой минутной задержкой в мгновение опасной близости Александра Егоровича
и его монтиронки) клокотало теперь вовсю, отходило хрипами и всхлипыванием,
и, пусть заглушенное шумом ветра и мотора, оно странными, однако вполне
различимыми звуками отдавалось в брезентовом объеме кузова, и каждый
тревожный толчок легких Штучки холодной дрожью рассыпался по телу притихшего
на стопке японской резины Михаила Грачика.
Вот она, наконец, давно назревавшая встреча, but what a bizzare
circumstances. Тяжелое забытье Лысого, снизошедшее на беднягу еще на родной
южносибирской земле, оборвали неожиданные маневры и резкое торможение
тяжелой машины. Впрочем, просветление у Михаила, ооретение им чувств,
медленное, скачкообразное, не происходило в согласии с головокружительным
ритмом детективном истории Евгения. Разнообразные звуки не построились в
естественную последовательность, все перепуталось в голове Лысого, какие-то
толчки, движения, тень. на мгновение закрывшая уголок звездного неба,
выстрел где-то совсем рядом,- вся эта несообразная чепуха смешалась с
удивлением "где это я?" и привела Мишку в состояние растерянности и страха к
тому моменту, когда с коротким хлопком закрыл за собой дверь Александр
Егорович и рванул свою стотридцатку в ночь. Колеса закрутились, слились
буквы, цифры, швы в ровные черные круги, но успокоения устойчивые обороты
кардана Лысому не принесли. Судорожно сжимая в темноте свою болоньевую
сумку, он вслушивался в рабочий гул побеждающего пространство и время
грузовика и все отчетливее и отчетливее различал в песне ветров и механизмов
одушевленные и оттого пугающие звуки. Нет, не мог Мишка подобно
пригревшемуся у себя там, в уютной кабине Александру Егоровичу просто злобно
игнорировать странное дорожное происшествие, но не страх неведомого,
иррационального мешал ему расслабиться, ему мешала материя, первичная,
данная нам в ощущениях - нет и еще