лялись  неким  преддверием
страшного суда. Но другое, совсем другое впечатление произвел город  на меня
и  моих товарищей. В наших сердцах  жили самые светлые надежды, и все вокруг
вовсе не казалось тогда мрачным.
     Рано  утром  мы  видели  спешивших  на  заводы  и  в учреждения  людей,
переполненные трамваи.
     Мы  не  только  верили,  а знали:  всякие  напасти --явление временное.
Порукою  тому  древние  стены  Кремля,  за которыми работает Владимир  Ильич
Ленин!
     И  конечно, прежде чем пойти в ГУВУЗ, мы  постояли на  Красной площади,
послушали бой курантов, недавно начавших играть "Интернационал".
     Разговор  в  ГУВУЗе  оказался  коротким.  Взяли  наши  командировочные,
рекомендации, аттестаты, выдали паек и отправили в Одессу держать экзамены в
военно-инженерное училище.
     В училище попали прямо к вступительным экзаменам. Желающих учиться было
немало, но я не волновался. В высшем начальном училище меня считали одним из
первых учеников.  Не любил только зубрить закон божий. Но  ведь здесь закона
божьего, слава богу, нет. Однако по конкурсу не прошел.
     Во  время  нахождения в Одессе туда  прибыл Лев Троцкий.  Весь Одесский
гарнизон  был   собран  на   плацу  недалеко  от  инженерного  училища.  Все
красноармейцы были  в белых нательных  рубахах и подштанниках,  подпоясанных
ремнями,  в ботинках с обмотками  и  в  буденовках.  Это  было  впечатляющее
зрелище! Для  Троцкого  и  его окружения  была сооружена небольшая  трибуна.
Никаких  усилителей не  было. Была тишина, а Троцкий  говорил очень громко и
часто жестикулировал. Его речь закончилась громким
     "Ур-ра-а! ".
     Невесело  тянулся обратный путь в  Москву.  Принимавший меня  командир,
покачав  головой,  углубился  в  анкету,  словно  мог  в  ней  вычитать, как
поступить. И что-то вычитал! Его озабоченное лицо смягчилось.
     -- Послушайте! Почему  бы вам  не пойти в  школу военно-железнодорожных
техников? Ведь вы с детства, можно сказать, железнодорожник!
     Профессия отца продолжала определять мою судьбу.
     Я, сапер -- согласился.
     Школа железнодорожных техников помещалась в Воронеже.
     Наученный горьким  опытом, я  засел за  алгебру  и  геометрию Киселева,
повторил весь курс и вступительные экзамены сдал на "отлично".
     В сентябре зачислили в курсанты.
     --   Поздравляю,   товарищи!   --  сказал  начальник   4-й  Воронежской
военно-инженерной школы выстроенным на плацу курсантам. -- С завтрашнего дня
-- за дело!..
     Первым делом оказалась заготовка дров.  С  топливом по всей стране было
туго.  Воронеж исключения не составлял.  Наша школа  помещалась в  кирпичном
здании.  Стекол в окнах  почти не было, и оконные  проемы  забивали досками,
утепляли сухими листьями и опилками. Не заготовь дров -- замерзли бы  зимой,
как мухи.
     Долги зимние ночи, но усталым курсантам они кажутся очень короткими.
     Паек скудноват, а мы еще добровольно отчисляем часть продуктов в пользу
голодающих Поволжья,
     Плохо с освещением.
     В те годы существовало повальное увлечение  коммунами. Возникли коммуны
и в воронежской школе военно-железнодорожных техников.  Члены коммун  вместе
занимались, делились всем, что имели.
     В нашу коммуну  кроме меня входили Федор Панкратов и Александр Азбукин,
ребята толковые, энергичные.
     Мы  поставили себе цель: сдать экстерном в январе 1922 года  за  второй
семестр первого  курса и  за первый семестр второго. Закончить  двухгодичную
школу за год.
     Одни преподаватели сомневались в  успехе такого  предприятия, другие --
поддерживали нас.
     Дней  отдыха  не стало. С неимоверным трудом  мы догнали  второй курс и
тогда приняли еще одно решение: закончить учебу  на "отлично". И мы получили
по  всем  предметам  высшие  оценки.  Всех троих  наградили  в  день выпуска
именными часами.
     Незадолго до перехода на второй курс меня, как фронтовика  и отличника,
приняли кандидатом в члены Коммунистической  партии. Надо ли говорить, какую
я испытывал радость и гордость!

Глава 4. 1922 год

     Осень.  Школа военно-железнодорожных техников  окончена.  Наша  коммуна
получила   назначение  в   Киев,   "  в  4-й  Коростенский   Краснознаменный
железнодорожный полк.
     Мне  не  забыть своего нового  командира  роты  Александра Евдокимовича
Крюкова, участника первой мировой и гражданской войн.
     Александр Евдокимович  принял  меня  и  моих  товарищей,  будто  родных
сыновей. Он заботился о  нашем жилье, обмундировании.  И, что  самое важное,
ничем не подчеркивал своего старшинства.
     Ротный  был  требователен, но держался доверительно, и  это  подкупало,
усиливало наше к нему уважение.
     Все мы  трое,  члены воронежской коммуны,  командных навыков  не имели.
Случалось  поэтому,  что  на  занятиях  с красноармейцами допускали  ошибки.
Александр Евдокимович подмечал каждую из них, но ни разу не поправил нас при
бойцах.  Лишь  после  занятий  он  в   самой  тактичной  форме  указывал  на
оплошности. И как же мы были благодарны за это!
     Не жалел  времени Крюков и на инструктаж моло- дых командиров. Вдобавок
он как-то сразу разобрался в склонностях каждого.  Заметив, в частности, что
мне по  душе подрывное  дело, тут  же  постарался назначить меня начальником
подрывной команды.
     Учеба подрывников сочеталась с практикой.
     Вблизи  городов и  сел  находили большое количествозарывшихся-  вземлю,
неразорвавшихся  снарядов.  Моей  подрывной команде дел  хватает:  осторожно
откапываем губительные находки, отвозим в безлюдные места и уничтожаем.
     Я  пользуюсь каждым случаем, чтобы  исследовать устройство взрывателей.
Делаю первые опыты по выплавлению взрывчатки из снарядов и бомб и убеждаюсь,
что это вполне безопасное и  выгодное мероприятие. А нужда в тринитротолуоле
очень  велика.  Особенно  весной,  когда  нужно  подрывать  ледяные  заторы,
угрожающие железнодорожным мостам.
     Уже  в  ту  пору я впервые задумался  над созданием портативных мин для
подрыва вражеских  эшелонов. Всякое может случиться  в  будущем.  Наши  мины
должны   быть  простыми,  удобными,  надежными,  а   взрыватели  к   ним  --
безотказными...
     Еще  в годы гражданской войны мне довелось познакомиться  с устройством
громоздких,  сложных  про-тивопоездных  мин замедленного  действия,  которые
называли тогда "адскими машинами". В 9-м инженерном батальоне было несколько
таких мин. Саперы поставили только одну из них  на участке Батайск-  Ростов.
Остальные впустую  провозили всю гражданскую войну в  обозе.  Нет, не  такие
неуклюжие махины нужны Красной Армии!
     Я  начинаю регулярно  читать  военные журналы,  изучать  минноподрывное
дело, жадно пополняю знания  и опыт, полученные на войне и в школе.  С таким
же   упорством    грызут    гранит   науки   мои   товарищи.   Учится    вся
Рабоче-Крестьянская  Красная  Армия.   Подрывная  команда,  помимо  обучения
устройству заграждений при отходе, обучалась и диверсиям  в тылу противника:
на  тот   случай,  если  войска  окажутся   на  занятой  врагом  территории.
Необходимость  такой подготовки исходила  из установки М. В. Фрунзе, который
считал, что войска должны быть приспособлены и к действиям в тылу противника
тоже. Это резко повышает их боеспособность.
     Быстро  улучшается  жизнь в  стране. Успешно  возрождается  разрушенное
двумя  войнами  хозяйство. Начался  новый, 1924  год.  Политика  большевиков
торжествует. И вдруг тяжелое горе обрушивается на партию, на народ. Морозным
январским  днем  приходит  весть,  в  которую  страшно  поверить;  не  стало
Владимира Ильича Ленина.
     Безутешно  рыдают гудки всех  паровозов и  заводов.  Люди  застывают на
улицах там, где застигло их горе.
     Что  будет  с партией, страной,  народом?  --  этот вопрос  в  глазах у
каждого.
     И как бы в ответ на него -- ленинский призыв в партию.
     Ты хочешь,  чтобы дело Ленина  не  умерло, чтобы оно жило,  чтобы  идеи
ленинизма  преобразили мир?  Стань  в  ряды коммунистов! Всем,  чем  можешь,
послужи партии, отдай ей свои силы. Пусть они невелики, но таких, как ты, --
миллионы, и, значит, ваша воля и сила неодолимы!..
     Я все еще был кандидатом в члены  РКП(б). И так же, как  тысячи других,
подал  в те дни  заявление  о приеме в  члены партии.  Я и  сегодня не забыл
волнения,  пережитого  в  те минуты,  когда стоял под строгими, оценивающими
взглядами коммунистов полка...
     Какначальникуподрывной команды, мне пришлось также заниматься борьбой с
диверсантами.  Они  пускали  под  откос  поезда и подрывали  железнодорожные
мосты,  закладывая  в  минные  камеры  и  минные  колодцы мостов самодельные
взрывчатые  вещества  на  основе  бертолетовой  соли,  аммиачной  селитры  и
порохов. Надо было найти эффективный способ противодействия, так как мы были
не с состоянии охранять все маленькие мосты, а противник в
     основном минировал именно их. Что нужно сделать для того, чтобы отучить
врага ставить мины? --
     Мы  начали делать  мины-ловушки. Они  устанавливались  на  неохраняемых
объектах  и  взрывались  при  входе  на   сооружения.  Одной   ловушки  было
достаточно, чтобы  оглушить  человека, но не  убить его.  Несколько подобных
ловушек  отучили  бандитов  минировать наши  объекты.  За  это  мы  получили
благодарность от самого Якира.
     Вскоре после этого  меня  направили в командировку. Место назначения  и
характер задания не были определены.
     Еще одна командировка
     В служебном вагоне все выясняется. Комиссия под председательством Е. К.
Афонько,  в  которую  я   включен,   будет  работать   под  непосредственным
руководством  командующего  войсками  Украинского  военного округа  товарища
Якира.  Работа  связана  с  укреплением  приграничной полосы. Нам  предстоит
обследовать  железнодорожные участки  на  границах  с  Польшей  и  Румынией,
подготовить их  к  разрушению и минированию в  случае  внезапного вражеского
вторжения.  Я  в  комиссии  единственный  командир-подрывник.  От меня  ждут
предложений по созданию заблаговременных минных устройств.
     Все это весьма лестно, но очень смущает. В конце концов,  кто я  такой?
Командир  роты, всего лишь  командир роты, да и то без году неделя! Вдруг не
справлюсь?
     Надо справиться!  Обстановка этому способствует. Председатель  комиссии
на  редкость организованный человек. Бритоголовый, могучего  сложения, Е. К.
Афонько даже в дороге не забывает о ежедневной зарядке. А ведь у него дел не
счесть,,.
     Комиссия объезжает приграничные участки на  глубину  до 250 километров.
Мы  осматриваем  железнодорожные  мосты,  большие  трубы,  депо,  водокачки,
водонапорные башни, высокие. насыпи и глубокие выемки.
     С утра до поздней ночи в любую погоду вышагиваем  по шпалам, по  сырому
балласту.  Прикидываем,  измеряем.  А  возвратясь  в  салон-вагон,  начинаем
скрупулезные подсчеты и выкладки.
     Горьковатый  запах паровозного  дыма уже прочно въелся в одежду.  Серые
шинели не высыхают за ночь. Прошел месяц, кончился второй,  а наш вагон  все
кочует.
     Как-то  в октябре  подползаем к станции Мозырь.  С утра  морозит. Ветер
сечет  лицо.  Ух, невесело будет лазить по опорам  и фермам  горбящегося над
Припятью моста! Но, кроме  нас,  лазить некому, так  уж лучше не откладывать
дело в долгий ящик.
     Меня  сопровождает начальник военизированной  охраны моста, молодой, но
склонный  к  полноте парень. Он  щеголяет  выправкой,  поминутно  поправляет
кобуру нагана и вообще хочет показать, что они здесь не лыком шиты.
     Осматриваю фермы. Доходит очередь до глубоких минных труб.
     Начальник  охраны остается на мосту, а я  спускаю в трубу электрический
фонарь.  Всматриваюсь. И  застываю на  месте. В  трубе лежит заряд динамита,
покрытый густым маслянистым налетом...
     -- Придется закрыть движение по мосту! -- говорю я начальнику охраны.
     Тот белеет. Нижняя толстая  губа его беспомощно отвисает. Но мне не  до
начальника  охраны. Тороплюсь  к членам  комиссии, чтобы доложить о страшной
находке.
     Студенистый динамит, покрывшийся маслянистым налетом, крайне опасен. Он
чрезвычайно чувствителен к  механическим воздействиям. Достаточно небольшого
удара, даже трения, чтобы динамит взорвался.  Инструкции требуют  уничтожать
это вещество, избегая переноски...
     Комиссия встревожена. И пока  я обследую другие минные трубы, уже летят
донесения в штаб округа и в Народный комиссариат  путей  сообщения. Движение
по  дороге прерывается. Надолго ли? Очевидно, надолго: я обнаруживаю  заряды
динамита с выпотевшим нитроглицерином и в других опорах. Чистая случайность,
что мост до сих пор цел.
     На  обмякшего  начальника  охраны  тошно смотреть. Он забыл о выправке,
суетится,  пытается  всем объяснить,  что он здесь недавно.  Улучив  минуту,
спрашивает меня:
     -- Ведь заряды  давнишние? Правда давнишние?  Он  ни в чем не  виноват,
бедняга.  Заряды действительно старые. Но я отвечаю очень сухо. Неприятен не
умеющий владеть собой человек. Впрочем, начальнику охраны  мой  тон неважен.
Ему важно услышать, что он тут ни при чем. И толстое лицо парня расползается
в неуверенной улыбке.
     --  Что  надо предпринять? -- спрашивает меня председатель комиссии. --
Учтите, задерживать движение на большой срок нельзя.
     -- Сейчас, Евсевий Карпович, движение невозможно! Прошу вызвать команду
подрывников. Желательно -- команду моего полка.
     Никто  не  спорит.  Вызов  команде посылают немедленно.  А  я  стараюсь
держаться  в  стороне,  чтобы  избежать  вопросов: ведь  сам  не  знаю,  как
поступить.  Ни  один из  известных  мне способов разминирования  не  кажется
пригодным. Начни вынимать динамит, кто поручится, что не погубим бойцов и не
подорвем  мост?  Я  лично  не  поручусь. Мне  на занятиях  достаточно  много
твердили,  что  динамит   с  маслянистым  налетом  особенно  чувствителен  к
механическим воздействиям. Его надо просто взрывать. А как? Вместе с мостом,
что ли?
     -- Думай! Думай, черт тебя возьми! -- говорю я сам себе. --Думай!
     Не  хочется  ни  есть ни  пить. Усталый и мрачный,  прихожу в служебный
вагон.  Никак  не  могу  отмыть  грязные руки.  Прошу горячей воды.  Горячая
мыльная вода смывает жирные пятна мазута.
     И вдруг меня словно током ударило:  вот он выход! Найден! Надо налить в
минные  трубы  мазута,  насыпать  опилки, а  потом  вымывать динамит  теплой
щелочной водой.
     Я еле дождался прибытия своих бойцов. Объяснил им в чем загвоздка, и мы
приступили к  работе.  Какое  счастье! Мазут,  сухие  опилки  и горячая вода
действовали безотказно. Теперь я мог доложить:
     -- Мост будет разминирован в ближайшее время!
     Целыми  днями  находился я  на мосту. Схватил жесткую  простуду, а уйти
нельзя. Так и держался,  пока не миновала опасность. Да и  тут  отдыхать  не
пришлось.  Пока  возились  с  мостом,  я  запустил оформление  документации.
Пришлось наверстывать упущенное...
     Несмотря  на  непредвиденную задержку, специальная  комиссия  выполнила
работу в срок и заслужила благодарность командующего округом.
     В конце ноября я вернулся в полк.
     Поездка  специальной  комиссии  на  обследование  границы  была  только
началом  огромной работы,  в которую  включались все больше  людей  и  целые
подразделения.
     Перед  нами  ставилась задача -- сделать  все,  чтобы  противник не мог
воспользоваться при вторжении нашими дорогами.
     Приходилось  теперь часто бывать в  Харькове и  изучать в штабе  округа
различные документы.
     За нами внимательно наблюдали  начальник  штаба  округа П. П. Лебедев и
сам командующий Иона Эмма-нуилович Якир.
     В конце 1929 года подготовка  к устройству заграждений на границе  была
завершена. В округе подготовили  более 60 специальных подрывных команд общей
численностью  1400   человек.  Заложили  десятки  складов  с  минновзрывными
средствами. На всех значительных мостах  приграничной полосы отремонтировали
минные трубы, колодцы, ниши и камеры. Припасли  1640 готовых сложных зарядов
и десятки тысяч  зажигательных трубок, которые  можно было ввести в действие
буквально мгновенно.
     Помимо  взрывных  заграждений  создавались  и  иные.  Вся  их   система
увязывалась с системой укрепленных районов.
     Теперь можно было относительно малыми силами  и в сравнительно короткие
сроки сделать на  длительное время невозможным для  противника  движение  по
нашим дорогам.
     В  те годы была  уже  поставлена и другая  важная  задача:  захваченные
врагом  пути  сообщения  выводить из  строя  так, чтобы  при освобождении их
нашими  войсками быстро восстанавливалось движение.  Руководство  инженерных
войск и  военных сообщений Красной Армии отчетливо  представляло,  что этого
можно достигнуть,  только умело сочетая эвакуацию и разрушение с применением
управляемых  мин и мин  замедленного  действия  (МЗД). Последние должны были
играть главную роль.
     Несколько слов об МЗД
     В  1928  --  1929  годах  армия  уже  имела  ряд  противо-поездных  мин
замедленного и мгновенного  действия. Некоторыми из них можно было подорвать
любой указанный поезд,  даже определенный вагон этого  поезда. Но  имелся. у
этих мин  один очень  существенный  недостаток:  они срабатывали только  при
установке под шпалы  или вплотную под  рельсы.  Оставляла  желать лучшего  и
герметичность.
     Однако     минноподрывное     дело      неуклонно      прогрессировало.
Совершенствовались,   в   частности,   и   способы   расположения   зарядов,
увеличивалась надежность их одновременного взрыва  на  больших объектах  и в
любую  погоду.  Надеялись,  что  в  недалеком  будущем  получим  достаточное
количество отличных по качеству мин самых различных конструкций, в том числе
и противопоездных, допускающих установку вне связи с рельсами и шпалами.
     Увы! Их мы так и не получили!  В годы сталинского произвола необходимые
для армии мины не только не попали в серийное  производство, но даже чертежи
их погибли вместе с конструкторами.
     Никто, конечно, не предполагал  этого. Осенью двадцать  девятого  года,
готовясь к маневрам, мы были полны уверенности в лучшем будущем...

Глава 5. Учения

     Ночь.  Ветер. На одном из участков дороги западнее  Коростеня необычное
оживление. И. Э. Якир приехал  проверять  готовность  заграждений. Вместе  с
командующим   --  начальник  военных  сообщений,   представители  Управления
юго-западной железной дороги, командиры железнодорожных частей.
     Якир  и  его спутники  уверенно  шагали в темноте  по  железнодорожному
полотну. Мы, командиры-подрывники, нервничая, шли сзади.
     Раздалась команда:
     -- Приступить к минированию!
     Вот теперь будет видно, хорошо мы работали или плохо.
     Время тянется невыносимо медленно.
     Начальник военных  сообщений округа Ф.  К. Дмитриев  то и дело освещает
фонариком циферблат хронометра.
     А донесений о готовности к взрыву нет и нет...
     Я напряженно вглядываюсь в темноту и, кажется, вижу,  как неповоротливо
движутся    на   объектах   люди,    как   медленно   вставляют   в   заряды
электродетонаторы. Ах, если бы можно было самому броситься в темень и помочь
бойцам! Но надо стоять и ждать. Стоять и ждать.
     Якир не произносит ни слова. Он тоже ждет.
     Наконец приходит сообщение:
     -- Все готовы!
     Минуту спустя  острые вспышки  учебных взрывпакетов вырвали  из темноты
пролеты  моста,  стрелки,   участки   полотна.  Эхо   подхватило  гул.  Путь
"разрушен"!
     И все  же  результаты  учения не удовлетворили нас.  Во время последних
тренировок подрывники  действовали гораздо быстрее. Удрученные, поднялись мы
в вагон командующего округом для разбора занятий,
     Якир не спешил с выводами.
     -- Прежде всего подкрепиться и согреться! -- распорядился он.
     Присели  к  столу.  Взяли стаканы  с  горячим  чаем.  Нам  было  не  до
чаепития...
     И вдруг услышали веселый голос командующего:
     -- Не падайте духом минеры. Я же понимаю, в чем беда, и делаю скидк