ельных гостиницах!
     Вот и  получилось,  что  болгары, венгры, румыны  и  словаки  принимали
участие не в борьбе против  фашистских полчищ, а в войне  против поднявшихся
на вооруженную  борьбу народов Югославии. В нашей стране тоже были предатели
- четники, усташи и другие, но мы их изолировали.
     Что меня поражало в Тито - это знание обстановки в тылу противника. Мне
приходилось присутствовать,  когда ему докладывали о  военных действиях.  Он
задавал  вопросы  или  давал  указания так,  словно  сам  был  там  недавно.
Прекрасно он знал и командный состав.
     Когда я при одной из встреч рассказал Тито о группе Тищенко (о ней речь
впереди), он заметил:
     -  Смотрю  я  на ваших партизан и радуюсь. Чудесные  воины. - Он  встал
из-за стола. - А теперь, как работник штаба партизанского движения, скажите,
а не лучше было бы штабы партизанского движения иметь не в Москве, не в тылу
Красной Армии, а  в  тылу  противника? Ведь у  вас партизаны  занимали такие
огромные пространства, полностью освобожденные от  противника, что там могли
бы разместиться целые  государства, вроде Албании  или Бельгии. Вот там бы и
быть штабам партизанского движения.
     - У нас там и были областные штабы, оперативные группы  республиканских
штабов, наконец, подпольные обкомы партии.
     -  Почему  подпольные?   -  удивился  Тито.  -  У  вас  у  власти  одна
коммунистическая партия,  а в тылу врага  такие огромные районы,  занимаемые
партизанами, что незачем  им  рисковать, уходя  в  подполье.  Да из подполья
труднее руководить. В подполье с собой радиоузел не возьмешь.
     - Подпольными у нас  называются обкомы в  тылу врага,  а фактически они
находятся  на  освобожденных  партизанами   территориях,  где  восстановлена
советская власть. Члены обкомов  не скрывают  своей партийной принадлежности
перед  партизанами  и  населением.  Почти все  они  являются  командирами  и
комиссарами соединений или отрядов.
     - Я  думал, что  ваши  обкомы, как  в  Болгарии,  законспирировались  в
городах. Мы  имели  свое  партизанское  подполье  в городах,  но руководство
вывели из городов в горы и поставили  во главе партизанских отрядов, а потом
и частей Народно-Освободительной Армии, - пояснил Тито.
     К маршалу вошел Эдвард Кардель22.
     - Надеюсь, я не помешал?
     -  Нет!  Мы с  полковником  Стариновым  беседуем  о партизанской войне,
вспоминаем   о  партизанах-интернационалистах.  Югославы   ведь  тоже   вели
партизанскую борьбу  в Испании, участвуют в партизанской войне во Франции, а
советские партизаны вместе  с нашими орлами воевали  в Польше, Румынии, ныне
действуют в Чехословакии и на оккупированной территории Югославии.
     Особенно  хорошо себя проявили советские партизаны  в Словакии. Там они
сыграли  роль  детонатора.  Взрывчатка  была:  народ  и  армия  были  против
предательского  профашистского   правительства  и,  когда  начали  прибывать
советские  партизаны в Словакию, начались взрывы, народ восстал, восстала  и
армия.
     - Замечательное восстание! - воскликнул Кардель.
     - Мне товарищ Старинов рассказал, - продолжил Тито, - как они сохраняли
опытные кадры партизан для боевых действий в Польше, Чехословакии, Румынии и
Венгрии.
     Меня  восхищают  рейды  советских  партизан,  их  удары   по  вражеским
коммуникациям,  а  их борьба в  тылу  врага  за  рубежом вызывает  не только
восхищение, но требует глубокого изучения и освоения опыта.

     ***
     В своей работе очень много приходилось встречаться с  начальником штаба
НОАЮ  генералом  Арсо  Иовановичем.  Это  был  исключительно  обаятельный  и
работоспособный  человек.  В  отличие  от  Тито,  который  якобы не  замечал
советскую  военную охрану Арсо Иованович  здоровался  с ними.  Мой контакт с
Арсо  Иовановичем  был  для  меня  весьма  приятен,  и  я  быстро решал  все
возникавшие вопросы.
     Вршац
     Вскоре после  освобождения восточных районов  Сербии, Тито с бывшей при
нем  частью  Верховного штаба  НОАЮ и  наша Военная  миссия  перебрались  на
территорию Югославии в город Вршац.  Это был  чистенький городок, в  котором
жило до войны много немцев, но ко времени нашего  приезда их не осталось  ни
одного.
     Во  Вршаце  я  впервые   увидел  полки  Народно-Освободительной   Армии
Югославии,  дисциплинированные,  боеспособные,  хотя   и  плохо  одетые.   А
комендант города вообще ходил в рваных башмаках.
     В  подразделениях  НОАЮ   -  у  вчерашних   партизан  -  имелось  самое
разнообразное   оружие:  итальянское,  английское,   болгарское,  румынское,
немецкое. У одних  -  винтовки, карабины, у других  - автоматы,  пулеметы  и
минометы, но недоставало  боеприпасов.  По  пестроте  вооружения  легко было
представить источники его пополнения: трофеи,  остатки вооружения регулярной
армии Югославии и помощь Советского Союза и союзников.
     20 октября 1944 г. наши войска  совместно с  частями югославской  армии
освободили Белград.
     Жители столицы, воины  НОАЮ и бойцы Советской Армии радовались  победе.
Нельзя забыть здравицы в честь советских  воинов, от  всей души подхваченные
присутствующими "живели русские войницы", "живела Црвена Армия".
     Дружба  между  нашим  и  югославским  народами имела  глубокие корни, и
советским войскам оказывали всемерную помощь.
     Если нам  требовались  помещения, их предоставляли  в тот  же момент, с
максимальными по тому времени удобствами.  Мы чувствовали  себя в  Югославии
как дома.
     Если требовалось мобилизовать  население  и  командование  обращалось к
местным жителям,  то, как  правило, их собиралось  гораздо  больше и намного
раньше назначенного срока. Трудились они самозабвенно.
     Трудно описать ту  поистине  волнующую картину,  которая  возникала  на
улицах   городов   и   сел   Югославии  при  появлении   советских   воинов.
Приветствовать  их  выходило  поголовно  все  население.  Даже  в  небольших
городках и селах народ заполнял все улицы.
     Проходящие  части  Советской  Армии народ  забрасывал  цветами.  Стоило
колонне наших войск остановиться,  как  гостеприимное югославское  население
окружало бойцов и командиров, им пожимали руки, обнимали и целовали их руки,
девушки и дети преподносили цветы,  часто цветами украшали орудия, боевые  и
транспортные машины.
     -  Друже!  Друже!  -   восклицали  югославы   так  проникновенно,   что
чувствовалось великое значение этих слов.
     Особенно  бурно  выражали  свою  радость  дети.  Во  время гитлеровской
оккупации  они  всячески  вредили  фашистам,  а  теперь  наперебой  помогали
советским воинам в уходе за боевой и транспортной техникой.
     В конце октября 1944 года мне довелось присутствовать на одном митинге,
стихийно возникшем в районе строительства паромной переправы через Дунай под
Белградом. На митинге выступали командиры и политработники Советской Армии и
югославы, которые на смешанном  сербско-русском  языке  приветствовали наших
воинов  и клялись вести борьбу с врагом до полной  победы. Митинг закончился
пением советских и югославских  песен. При этом местное население  распевало
"Катюшу".
     После  митинга в беседах  с  местным  населением уже не  в  первый  раз
пришлось слышать такие афоризмы, как например:
     - Советский Союз - родной брат и нас в обиду не даст.
     - Нас с русскими 200 миллионов и нас никому не победить.
     - Россия - наша мать славянская!
     И поневоле вспоминалась старинная югославская  пословица. "На небе Бог,
на земле - Россия". Что здесь можно еще добавить?
     Многие югославские патриоты показывали портреты Ленина, сохраненные ими
во время фашистской оккупации страны.
     Помощь союзников
     Насколько  хорошо  относились  югославы  к  нам,  настолько  холодно  к
американцам и англичанам.
     Характерно, что американское и английское командование часто мешало нам
в  оказании помощи  Народной  Освободительной Армии Югославии  (НОАЮ),  чиня
всякие препоны для того,  чтобы  мы не могли  через базы,  расположенные  на
занимаемой ими территории доставлять оружие и боеприпасы.
     Сначала они снабжали Михайловича и его четников,  по сути, боровшихся с
партизанами.  Д.  Михайлович  был  даже  назначен  эмигрантским  югославским
представительством в  Лондоне военным министром. Но, когда англичане поняли,
что перспектив у последнего нет, и помощью четнику они только дискредитируют
себя    перед   югославами,   то   стали   помогать   Югославской   Народной
Освободительной  Армии. Сбрасывали ей большое количество взрывчатых веществ,
что давало возможность проводить крупные операции по разрушению коммуникаций
оккупантов, давали некоторое количество продовольствия, даже обмундирования,
но  плохо снабжали стрелковым и тем  более артиллерийским  вооружением.  Они
хотели  иметь не  сильную НОАЮ, а  партизанские  отряды,  способные добывать
разведывательные данные и совершать диверсии.
     Снабжая  югославов  большим количеством  взрывчатых  веществ,  союзники
стремились руками югославов проводить значительно больший объем  разрушений,
чем  нужно  было для вывода  из строя коммуникаций. И  действительно, многие
железные  и   автомобильные  дороги,   разрушенные   самими   югославами   и
американской  авиацией,  вышли  из  строя  на  столь  длительное  время, что
некоторые из этих  участков приходилось восстанавливать потом нашим войскам,
а  некоторые рокадные линии югославы не  могли восстановить в течение  3 - 5
лет после окончания войны.
     Англо-американские союзники,  помогая  НОАЮ, преследовали далеко идущие
цели - поставить народное хозяйство страны в возможно большую зависимость от
помощи извне.
     Негативное   отношение  югославов  к  союзникам  в  значительной   мере
объяснялось  варварскими  налетами  авиации   на   югославские  города.  Эти
бомбардировки  наносили урон  населению,  народному  хозяйству  Югославии, и
почти не причиняли вреда противнику.
     О холодности отношения свидетельствует один факт.  В ноябре 1944 года я
ездил на  аэродром  в Земун. Находившиеся на  нем  горожане, ликвидировавшие
разрушения,    бурно    приветствовали    советских   людей.    Американские
представители, прибывшие вместе  с  нами,  буквально  игнорировались местным
населением, хотя ростом они были повыше. Ни одного приветствия в их адрес.
     Представитель Военной миссии США прокомментировал это так:
     - Вы  братья  по крови.  Славяне. А  мы и им,  и  вам помогали. Вы и на
аэродром-то приехали на американской машине.
     Белград
     После  освобождения  югославской  столицы  Тито со своим штабом и  наша
Военная  миссия  переехали  в Белград,  Здесь мы расположились в королевском
дворце.
     Помещения были  излишне  роскошными.  Экс-королева и члены  королевской
семьи, оставшиеся в живых, сами полностью себя обслуживали.
     В  первые  недели   после  освобождения  Белграда   в  нем  недоставало
продовольствия,  не  хватало  угля,  электричества, транспорт  фактически не
работал.   Правительство   не  имело   возможности   предпринять  какие-либо
эффективные меры.
     Тито  приходилось  работать  в  очень  сложной   обстановке.  Война  на
освобожденной  территории  и  в  тылу  противника  сочеталась  с работой  по
становлению новой  Югославии, а тут  еще внутренние подводные  течения - так
называемые  союзники,  которые  в  начале  помогали врагам новой  Югославии,
боровшимся против  народа с оружием в руках, а потом стали помогать королю и
его ставленникам захватить власть в стране.
     Работал  Тито и рано  утром,  и поздно ночью.  Потому-то  он, возможно,
казался многим нелюдимым.
     Иван Хариш
     Последний раз я  видел его в конце октября  1937 года, когда отбывал на
Родину.
     Весной 1939 года Испанская республика пала. Почти вся ее армия попала в
плен, за исключением 14-го  партизанского корпуса. Основная  его часть вышла
на территорию  Франции, где  и была  интернирована. Небольшая часть уплыла в
Алжир и попала в СССР. В их числе был и командир 14-го партизанского корпуса
уже подполковник Доминго Унгрия. Он нашел меня. Но я  уже ничем  не мог  ему
помочь и  командир  знаменитого корпуса вместо того, чтобы совершен-ствовать
свои знания, стал работать  слесарем на Харьковском  тракторном  заводе. При
первой встрече с Доминго в 1940 году я поинтересовался судьбой Ивана.
     - Наверное,  в лагерях во  Франции, куда вышли почти все бригады нашего
корпуса,- ответил бывший комкор.
     - В одну из наших встреч с Тито я поинтересовался  судьбой советника  и
инструктора  диверсионной бригады 14 парти-занского корпуса  республиканской
армии Испании, бывшего моего переводчика Ивана Хариша.
     На лице маршала засияла радостная улыбка:
     - Он прославился своими диверсиями. Его даже прозвали Ильей Громовником
за количество подорванных вражеских поездов и мостов.
     - Этот неугомонный крепыш,  - заметил  я, -  пустил под  откос не  один
десяток вражеских  поездов в Испании, и я не  знаю ни одного  случая, чтобы,
пойдя на задание, он его не выполнил. Хотелось бы с ним встретиться.
     -  Это  очень просто.  У  нас  есть аэродром.  Слетайте  туда.  А  пока
обменяйтесь с ним радиограммами.
     Иван  Хариш  командовал  специальным  диверсионным   соединением  и  по
существу выполнял обязанности замес-тителя Главкома по диверсиям. Я связался
с ним по радио.
     Вообще получилась странная вещь: выехал я с генералом Корнеевым с целью
поработать в тылу врага, но  меня оставили  исполнять обязанности начальника
штаба. Только однажды я смог вырваться в тыл противника на встречу, но Хариш
не смог прибыть на аэродром.
     Рождение романа
     Еще   во  Вршаце,  мне  доложили,   что  задержаны  несколько  человек,
называвших  себя   украинскими  партизанами.  Их   обезоружили,   когда  они
самовольно  заняли особняк и  передавали шифрованные  радиограммы.  Командир
группы - Тищенко просил устроить встречу с Т.А. Строкачом.
     Мне  нужно  было  проверить  действительно  ли это партизаны.  Войдя  в
помещение, где их содержали, я  увидел хорошо откормленных, упитанных людей.
Мысль  о том,  что  они терпели лишения, не могла придти  в голову,  поэтому
сомнения  военных  мне  были  понятны.  Тем не  менее, среди  них были люди,
которых я хорошо знал.
     Оказалось, что группу  забросили  в  Венгрию. Пять русских  должны были
соединиться с двумя венграми. Однако, венгры на сбор не явились. Русские  же
не  знали  ни  языка, ни местности,  но  имели трехлетний  стаж партизанской
борьбы. Семьсот километров прошли по тылам врага в форме красноармейцев.
     Первый  день отсиделись в лесочке.  Никто их  не  искал,  а местные  не
выдали.  Ночью  решили  идти в Югославию.  Они  знали о  наступлении Красной
армии.
     Забрали  взрывчатые вещества  и  мины. Вышли к дороге, устроили засаду.
Навстречу  ехал  грузовик.   Его  остановили.  Раздели  водителей,  отобрали
документы,  связали их и отвели в сторону. До рассвета  не  велели водителям
обозначаться. Машина была  полна  колбасы.  На  дороге их  никто не искал  -
глубокий тыл.  Доехали  до  железной  дороги.  Переезд  никем  не охранялся.
Проехали немного  и  вернувшись к переезду  заложили  две мины  замедленного
действия,  которые  должны  были взорваться через  3-4 дня. Поехали  дальше.
Начиналась  гористая местность. Вытащили  из машины все,  что  нужно, в  том
числе колбасу. Машину спустили под откос.
     Переночевали опять в лесочке.  Обошли стороной  населенный пункт. Вышли
на дорогу и  опять стали  ловить машину. Повезло и на  этот  раз.  Захватили
легковушку. Сюда  не  все  поместилось.  Пришлось ловить  еще  одну.  Связав
пассажиров  и отобрав документы, двинулись на юг. Следующий  железнодорожный
переезд опять заминировали.
     Погони за  собой  не замечали,  хотя знали, что ищут. Выручали МЗД.  Уж
очень умные мины. Они взрывались  тогда, когда  группы уже  и след  простыл.
Сутки-двое,  а  если надо,  то  и неделю по ним  проходили поезда, а они все
выжидали,  а когда поезд  летел под  откос,  группа находилась уже  там, где
никто и не думал искать.
     На дорогах появилась охрана. Пришлось  идти пешком по азимуту. Продукты
кончились, а взрывчатки поубавилось.
     Зашли  в  село  к  помещику.  Сказали,  что высадился  красный  десант.
Потребовали десять овец. Выйдя из села, овец распустили, оставив одну.
     Через месяц вышли, наконец, в Крайово, где действовала  Красная  армия.
Здесь их и взяли.
     Вопросам не было конца. Я поинтересовался:
     -  Скажите, когда вам приходилось труднее в тылу врага: в  начале войны
на своей территории или в 1944 году в Румынии?
     - Конечно, самым трудным оказалось начало войны и потому, что противник
был  опытный и  сильный,  а мы  не имели ни опыта, ни знаний.  Многие гибли.
Обидно вспоминать, как в начале войны партизанили в тылу: не знали методов и
приемов, не имели техники.
     В  отрядах  было много командиров, вышедших из  окружения, но и они  не
умели действовать в тылу врага.
     Самое важное, что везде находились люди, которые стремились помочь.
     -  Эх,  если бы мы  так  были  подготовлены  в начале  войны, как перед
выброской в Венгрию, сказал Фалков, - то на  своей территории могли бы уже в
первые  недели бить врага,  минировать дороги и  пускать под откос поезда  и
тогда много сил пришлось бы немцам отвлекать на охрану коммуникаций. Вот это
было  бы посильней  второго фронта. Но  в начале войны  мы  не  имели нужных
навыков и средств и гонялись за  отдельными полицейскими, а за нами гонялись
обученные каратели.
     - Конечно, мы понимаем, что на своей территории не планировали воевать,
- добавил Тищенко, - но, к несчастью пришлось. В начале войны среди партизан
объявилось много  специалистов,  но  не  было командиров, которые  бы  знали
партизанскую  тактику,  диверсионную  технику, а  именно они  и  были нужны.
Впервые они у нас появились только через полтора года.
     Позвонил телефон и разговор прервался.
     На следующий день я получил радиограмму Строкача:
     "Старинову.  Приветствую. Сообщите, где вы и что делаете, как и в каких
целях хотите использовать Тищенко, повторяю,  Тищенко? Меня интересует южная
Венгрия, повторяю, Венгрия. Прошу организовать набор Тищенко хороший отряд и
направить в Венгрию - это будет замечательно и вашим вкладом в дело начатого
нами  партизанского движения остальных стран. Жму руку. Жду ответа. Строкач.
11.00.22.9.44 года".
     К этому времени у меня были исключительно большие возможности забросить
группу в Венгрию и на самолете, и через линию фронта, в которой были большие
бреши.
     Однако  выполнить  просьбу Строкача  я не смог.  Некоторые работники из
хозяйства Берии проявили по отношению к этой группе особую "бдительность".
     - Товарищ полковник, кто  вам  разрешил держать при нашей  миссии  этих
диверсантов и кормить их без аттестата, - таинственно обратился ко мне некто
Гавриков.
     - Вы  же знаете, что  они выброшены в тыл противника  Украинским штабом
партизанского   движения.   Надо  помочь  им  попасть  по  назначению.   Вот
радиограмма Строкача, - и я показал ее Гаврикову.
     - А почему они сразу не пошли "по назначению" в  Венгрию, а оказались в
нашем тылу и как раз в месте дислокации нашей миссии?
     - Ошибка и неудача десантирования, - ответил я.
     - Мы не можем вблизи нашего штаба иметь  радиопередатчик  у неизвестных
людей, - раздраженно сказал Гавриков.
     - То есть  как неизвестных! Я знаю лично всю группу, а некоторых из них
даже обучал. Это же подтверждает и Строкач.
     -  Это нас не  интересует. Я  получил указание забрать  радиостанцию, -
прервал меня Гавриков.
     У   партизан  вновь  отобрали  приемник,  а  без   средств   радиосвязи
выбрасывать их было невозможно. Я обратился к более высокому начальству. Оно
оказалось разумнее и  разрешило оставить группу при штабе  Советской военной
миссии в Югославии. Эта боеспособная группа, численностью всего в 7 человек,
фактически была единственной реальной с