безлюдны.  Захаров
внимательно выслушивает просьбу: выделить оперативно-учебному  центру десять
тысяч ампул  серной кислоты,  тысячи две  батареек и  лампочек для карманных
фонариков, еще кое-что,  и  разыскать  известных  мне по прежней  совместной
работе командиров и специалистов миннопод-рывной техники.
     -- Со своей стороны мы могли бы  оказать помощь в  подготовке партизан,
-- говорю я под конец. Петр Иванович трет переносицу.
     --  Дело  важное,  --  заключает он. --  Очень важное дело.  Пойдемте к
товарищу Бурмистенко. Сейчас я позвоню...
     У секретаря ЦК Компартии Украины Михаила  Алексеевича Бурмистенко серый
цвет  лица,  под глазами  темные,  набрякшие мешки, но  взгляд  пристальный,
цепкий.
     --  Старых  партизанских  баз давно  нет,  --  выслушав  меня,  говорит
Бурмистенко. -- А  вот  люди  должны были остаться. Вспомните, кого  можете,
сами, да и мы поищем. А батарейки и все прочее, конечно, дадим!
     -- Товарищ Старинов привез образцы диверсионной  техники, -- вступает в
беседу Захаров.
     -- Где они? -- оживляется Бурмистенко.
     -- Внизу, в машине.
     -- Ага!  Ну, надеюсь,  в ЦК вы  диверсии  устраивать не  станете и ваши
"игрушки" сюда внести можно?
     Я мешкаю с ответом. Взрывчатку в  "игрушки", если под таковыми разуметь
мины  и гранаты, мы не закладывали, однако электрозапалы в минах имелись,  а
зажигательные снаряды" вообще были настоящими.
     --  Может,  лучше  организовать показ в  другом  мес-те? -- спросил  я,
объяснив  причину сомнений.  --. К тому  же,  с охраной недоразумение  может
выйти.
     -- В чем вы держите ваше хозяйство? -- перебил Бурмистенко.
     -- В двух чемоданчиках.
     -- Несите. Дам команду, чтоб пропустили. Пока ходил за чемоданчиками, в
кабинете секретаря ЦК  собралось десятка полтора человек: работники аппарата
ЦК,  несколько секретарей обкомов.  Со стола  для совещаний убрали графины и
пепельницы.
     --  Выкладывайте  добро!  --   указал  на  стол   Михаил  Алексеевич  и
усмехнулся:  --  Это, видимо,  первый случай,  когда в  здание  ЦК  вносятся
подобные вещи.
     Я показал, как  работают партизанские мины, даже действие зажигательных
снарядов продемонстрировал, поместив"  их из  предосторожности  в  массивные
каменные урны, принесенные из коридора.
     --  Впечатляет! --  сказал Бурмистенко.  --  Давайте нам  эту  технику,
товарищ полковник,  а  товарищу  По-номаренко  передайте  мою  настоятельную
просьбу командировать  вас  сюда хотя бы на пять дней.  Мы ведь тоже создали
партизанскую школу, а опытом похвастаться не можем.
     На  следующий день  я вновь пришел, в ЦК, на этот раз со списком бывших
партизанских  командиров  м специалистов минноподрывного дела,  чьи имена  и
фамилии удалось вспомнить ночью.
     -- Людей  начнем  искать  немедленно, --  заверил  Бурмистенко. -- Вашу
заявку на детали удовлетворили?
     -- Да, Михаил Алексеевич. Большое спасибо, выручили!
     -- Говорят, долг платежом красен. Не забудьте, мы
     вас ждем...
     Пономаренко  остался  доволен  результатами  поездки  в  Киев,  просьбу
Бурмистенко командировать меня  в  Киев принял, и  через  два  дня  я  снова
отправился в путь. На этот раз уселись в пикап и четыре инструктора, а среди
них двадцатитрехлетний  командир-пограничник Ф. П. Ильюшенко, избранный мною
в помощники. Был Ильюшенко кареглаз, суховат телом, 199
     подтянут,  быстр  в  движениях. Он обладал замечательной  памятью и все
новое  запоминал прочно и  надежно.  В  густой каштановой  шевелюре молодого
командира блестели серебряные нити -- память о первых днях и ночах войны: он
служил  в пограничном  литовском  городке  Мариамполе,  хлебнул лиха  полной
мерой,  видел и  трусость и  неразбериху,  но видел  и  несгибаемое мужество
солдат и командиров, и сам проявил большое мужество в горькие  недели отхода
на восток. Я уже убедился, что могу положиться на Ильюшенко полностью.
     Дату  второго приезда  в Киев помню  точно -- 1  августа:  в этот  день
Центральный  Комитет  партии  Украины проводил  совещание  командования двух
киев-.  ских, донецкого и харьковского партизанских отрядов.  Мы  попали  на
совещание прямо с дороги.
     Тревожный был  день!  Артиллерийская  канонада  приблизилась,  в разных
концах города слышались разрывы авиабомб, в синей  вышине надрывались моторы
истребителей, слышался сухой отрывистый треск авиационных пулеметов и пушек.
     По  просьбе  украинских  товарищей мы на скорую руку развернули в фойе,
перед залом совещаний, выставку диверсионных средств борьбы.
     Члены  ЦК  Компартии  Украины,  работники  аппарата  ЦК,   партизанские
командиры и комиссары А.  Ф. Федоров, В. Т. Волков, И. Ф. Боровик и другие с
любопытством осматривали "экспонаты", вертели их в руках.
     Тут,  в  фойе,  познакомился  я  и  с  Леонидом  Петровичем  Дрожжиным,
заместителем заведующего отделом  кадров ЦК,  живым, энергичным, приветливым
человеком.
     Еще перед началом совещания  я узнал от Захарова, что для  партизанской
школы подобрано место в Пущей Водице и что по вопросам партизанских кадров и
снабжения партизан впредь следует обращаться именно к Дрожжину.
     --  Добудем  все,  что  попросите!  -- пообещал  Лео-нид  Петрович  при
знакомстве.
     -- Боюсь, одну субстанцию даже вы не достанете! --г пошутил я.;;
     -- Какую?
     -- Время, Леонид Петрович.
     -- Да. Чего нет, того нет. Но будем стараться!
     Доклад делал Бурмистенко. За Бурмистенко выступили другие товарищи.
     Это было первое на моей памяти совещание,  где всесторонне  обсуждались
вопросы  партизанской тактики, говорилось о боевом  опыте гражданской войны,
вспоминалась подготовка партизанских  кадров в тридцатые годы. Обсуждались и
операции, проведенные отрядами, начавшими действовать в тылу врага...
     Вечером  я поехал  со своими  инструкторами  в  Пущую Водицу. Занятия в
партизанской  школе   начали   со   следующего  дня.  В  мастерских  обучали
изготавливать партизанскую технику, а  в поле,  на железных  и автомобильных
дорогах учили ставить мины. И так по двенадцать часов в сутки. Помогало, что
я хорошо знал городок  и окрестности: не пришлось ломать голову над тем, где
лучше  устраивать засады,  какой  маршрут  избрать  для  ночного перехода. А
ученики легко  схватывали и усваивали материал:  ведь среди  них было немало
молодых людей со средним и даже высшим образованием.
     К 6 августа партизанская школа в Пущей Водице работала полным ходом.
     Не все во время занятий шло гладко. Одно чепе произошло со Шлегером. Он
исправно посещал наши  занятия,  присматривался, прислушивался,  а  в  Пущей
Водице, понимая, как мало у нас  инструкторов, попросил доверить ему занятия
с одной группой. Володя Шлегер обучал людей неплохо, но однажды перемудрил с
ампулами  и  сжег серной  кислотой сапоги.  Хорошо, что ноги не  повредил. К
сожалению, ничего,  кроме старых ботинок с обмотками, добыть для Шле-гера не
удалось.
     Между тем срок  командировки истек. Пора было прощаться с Пущей Водицей
и Киевом. Перед отъездом меня принял Михаил Алексеевич Бурмистенко. Разговор
состоялся  серьезный,  касавшийся   в  основ-.   цом  --вопросов  подпольной
деятельности и работы партизан в  городах. Заодно Михаил Алексеевич сообщил,
что пока, к сожалению, никого из партизан-201
     ских командиров по моему списку разыскать ме удалось.
     Поблагодарив за помощь в работе, Бурмистенко с
     -- тревогой осведомился:
     -- Это правда, "что  ваш  шофер тоже подрывник  --и уже успел подорвать
собственные  сапоги?  Я  смешался,  начал  было   объяснять...   Бурмистенко
расхохотался:
     -- Ну ладно! Шучу же!
     Нагнулся, вытащил из под стола новые хромовые. сапоги:
     --  Поблагодарите  вашего Володю  и  передайте ему  подарок. А  то  еще
рассказывать станет, что в Киеве его раздели!
     -- Как вы узнали об этой истории? -- удивился я,
     -- А уж это военная тайна!
     Позже я узнал, что ввел Бурмистенко в "курс дела"
     и предложил позаботиться о Шлегере Леонид Петрович Дрожжин.
     По  дороге  в  Гомель,  выполняя  давнишнее  обещание,  мы завернули  в
Чернигрвский обком партии.
     -- Наконец-то! -- воскликнул Федоров. -- Люди и ждать устали!
     Вынул из ящика письменного стола --книжечку:
     -- Нравится?
     -- Виноват, что это?
     -- Не узнаете? Ваши конспекты, только в божеский "ид приведенные! Мы их
тут тиснули небольшим ти-ражом.
     -- На мою долю оставили?
     -- Оставили, не  беспокойтесь! Черниговский обком, сказал  Федоров, уже
наладил подготовку партизан и подрывников.
     -- А у вас, поди,  что-нибудь новенькое есть? Не скупитесь, поделитесь!
-- попросил он.
     "Новеньким" были  зажигательные  снаряды замедленного действия, десяток
таких снарядов я и --выложил на стол.
     -- Обождите, соберу товарищей! -- попросил Федоров.
     Собралось человек  шесть-семь,  в  их  числе Попуд-ренко.  Демонстрируя
зажигательные снаряды замед-202
     ленного  действия,  я  воспламенял  их  различными  способами.  Снаряды
вспыхивали через неравные промежутки времени, горели бурно.
     Стал  объяснять устройство  снарядов. Алексей  Федорович взял  один  из
шариков "на память", а тот возьми да. и воспламенись!
     -- Ничего, -- успокаивал  меня и  других товарищей Федоров. -- Я же сам
виноват. Зато все бачили, як эти треклятые зажигалки горят! Ну, диверсанты г
ну, хими-ки!..
     Школа пожарников.
     Едва мы вернулись  в ОУЦ, как туда  прибыли работники обкомов  и
райкомов Белоруссии, оставляемые для работы  в тылу гитлеровских войск. Враг
подходил  к  Гомелю,  времени  для  обучения  новичков  едва  хватало, чтобы
показать партизанскую  технику и ее  действие,  прочитать лекцию о принципах
организации подполья.
     А в середине  августа  П. К.  Пономаренко  сообщил,  что  ЦК  Компартии
Белоруссии  принял  решение  передислоцировать  оперативно-учебный  центр  в
Орловскую область. Пономаренко просил срочно выехать в Орел. Вручая письмо к
первому секретарю  Орловского  обкома товарищу  В. И.  Бойцову,  Пантелеймон
Кондратьевич сказал, чтоб я договорился о размещении  ОУЦ  и  помог наладить
подготовку партизан на Орловщине.
     Разговор происходил  под  обвальный грохот  близкой бомбежки и  резкие,
отрывистые  выстрелы  зенитных  орудий.  Буквально   через  два-три  часа  с
небольшой  группой пограничников  из  ОУЦ  мы тронулись  в  новую дорогу. На
следующий день  "добрались до Брянска, заночевали в пустой из-за непрерывных
бомбежек гостинице, а наутро заторопились дальше.
     В  Орле  я  не был  лет  шесть.  В  глаза бросались трубы и  цеха новых
заводов,  новые дома,  улицы,  но большинство. труб не дымили, а улицы и тут
оказались малолюдны: эвакуировался и Орел.
     В  обкоме  партии идею  создания партизанской  школы  поддержали. В. И.
Бойцов немедленно договорился с- командованием- военного округа о продо- 203


     вольственном обеспечении будущих партизан, а чтобы школа не  пострадала
из-за отсутствия кадров, денег и вещевого снабжения, в штабе военного округа
ее  формировали   как  подразделение  Оперативно-учебного  центра  Западного
фронта. Место для школы  нашли в десяти километрах от города,  неподалеку от
аэродрома,  где посторонним лицам делать нечего.  Сначала  обком направил  в
школу  двадцать шесть человек  для обучения на инструкторов, а  к 18 августа
укомплектовал  ее полностью.  С  целью  конспирации  школу  стали  именовать
"школой пожарников".
     Начальником  ее  назначили   спокойного,   рассудительного   партийного
работника  И.  Н.   Ларичева,  его  заместителем  по  оперативной  части  --
коммуниста Д. П. Беляка, начальником штаба также коммуниста, человека сугубо
штатского, но прямо-таки созданного для штабной работы -- М. В. Евсеева.
     В  создании  школы  и  подготовке  партизанских  кадров  обкому  партий
постоянно помогали оперативные работники Орловщины  -- Г. Брянцев, ставший в
послевоенные  годы  популярным молодежным  писателем, М. М. Мартынов, В.  А.
Черкасов  и  их товарищи.  Немало сделал  для школы  и  начальник областного
управления НКВД К. Ф. Фирсанов.
     Среди  присланных обкомом  будущих  инструкторов  имелись  партийные  и
советские   работники,  сотрудники  НКВД,  агрономы,  учителя,   даже   один
заведующий--"" хлебопекарней! Очень дружно  держалась  "девичья команда"  --
шесть девушек-инструкторов, из среды которых  вышли прославленная партизанка
Ольга Кре-това, воевавшая  на Южном фронте, и Мария Белова, обучившая в годы
войны диверсионной технике и методам партизанской борьбы с противником сотни
людей.
     В  сентябре  в "школу  пожарников" прибыли группы  из  Курска  и  Тулы,
направленные для учебы тамошними обкомами партии.
     Вновь очень хорошо показал себя  в те дни мой помощник Ф. И. Ильюшенко.
Ему довелось готовить прославившийся впоследствии отряд секретаря  Брянского
горкома  партии Д.  М. Кравцова.  Сам  Кравцов, тогда  молодой,  энергичный,
инициативный,  помог наладить в Брянске массовое производство инженерных мин
и гранат.
     Кроме  Кравцова  готовились в "школе  пожарников" будущие прославленные
партизанские командиры М. П.  Ромашин, А.  Д. Бондаренко и Герой  Советского
Союза генерал М. И. Дука.
     Сам я пробыл под  Орлом всего  несколько дней:  из Москвы пришел приказ
срочно возвратиться в Главное военно-инженерное управление.

Глава 6. "Операция "Альберих". Помните? "

     Полковник Нагорный вскинул руки:
     -- Глядите-ка,  Денис Давыдов пожаловал! Ну что,  наладил  партизанские
дела?
     -- Разве я один их налаживаю?
     --  Прекрасно! Теперь  эти  дела  вообще пойдут  без  тебя.  Ты нужен в
отделе.
     Лето кончилось, а загар даже не коснулся лица Нагорного.
     --  Что,  не  похож на жениха? --  усмехнулся Михаил Александрович.  --
Знаю. Тяжелое время, Илья Григорьевич... Ты будешь заниматься  заграждениями
под Москвой.
     -- Под Москвой?
     --  Да.  Нельзя   допустить   никаких  случайностей...  Кстати,   идем,
представлю тебя новому  начальнику управления: вступил в  должность  генерал
Котляр.
     Генерал-майор Леонтий Захарович Котляр повторил  то, о чем  уже сообщил
Нагорный.
     Несколько дней я принимал  участие в формировании новых частей, выезжал
на оборонительные рубежи вокруг столицы, даже облетал их, выясняя, где и как
усилить  заграждения,  пока не  получил  новый  приказ: выехать на  Западный
фронт, проконтролировать возведение оборонительных рубежей в районе Вязьмы.
     Пробыл под Вязьмой три дня. На четвертый вызвали в штаб фронта:
     -- Немедленно в Москву!
     Даже  с товарищами-минерами попрощаться не успел.  И  вот опять Москва,
знакомые желтые стены
     второго дома Наркомата  обороны.  Смахнув пыль с сапог, одернув измятую
гимнастерку,   поднимаюсь   прохладными  лестничными   маршами  в   привычно
темноватый коридор. До чего же прочно и неизменно все в этом здании!
     Генерал-майор Котляр ждет:
     --  Рад,   что  поспешили!  Вызов  связан  с  изменением  обстановки  и
некоторыми новыми планами... Положение на Юго-Западном фронте вам известно?
     Из  сводок Совинформбюро я знал, что на Юго-Западном  фронте  противник
рвется к Киеву, наши войска  ведут  трудные,  кровопролитные бои,  отстаивая
святыни Русской земли, мать городов русских.
     Котляр с силой провел ладонью по седеющему ежику волос;
     -- Киев оставлен  19 сентября. Враг угрожает харьковскому промышленному
району и Донбассу.
     Киев оставлен?!
     Голос   Котляра  звучал,   как  из-за  каменной  стены,  услышанное  не
укладывалось  в сознании:  в  тяжелом  положении  четыре  армии; выходят  из
окружения, сражаясь отдельными отрядами; закрепиться на новых рубежах войска
не успели; тяжелые бои на трехсоткилометровом участке фронта...
     Меня  вернули  к  действительности   жестко  произнесенные  начальником
управления  слова о  том,  что Ставка Верховного Главнокомандования  приняла
решение содействовать войскам Юго-Западного фронта  в  обороне  харьковского
района  массовыми   минно-взрывными   заграждениями  и,  что  --   в  случае
продвижения противника  -- придется заминировать и разрушить в  Харькове все
объекты,  имеющие  военное  значение. "Все  объекты"  -- означало; важнейшие
заводы и фабрики, мосты, "паровозное депо, аэродромы...
     --  В Харьков направляется специальная оперативно-инженерная группа, --
сказал Котляр. -- Ее начальником назначены вы. Берите  бумагу и  составляйте
заявку  на  необходимую  технику.  Учтите,  в  вашем распоряжении всего одни
сутки. Замахивайтесь только на то, что успеете получить.
     Тяжело опустился в кресло, положил руку на телефонную трубку:
     -- Сейчас доложу о вашем прибытии, договорюсь, когда примут в Ставке.
     Маршал Шапошников
     В Ставке Верховного  Главнокомандования  нас  принимал  глубокой  ночью
начальник Генерального  штаба  Красной Армии  Маршал Советского Союза  Б. М.
Шапошников.
     Маршала  я не встречал с 1936  года, со дня отъезда в Испанию. Тогда он
был улыбчив и жизнерадостен, а теперь выглядел мрачным.
     Понять состояние Шапошникова было не трудно. Враг смыкал кольцо блокады
вокруг Ленинграда,  рвался  к  Одессе  и Москве,  только что захватил  Киев,
фашистские полчища  наводнили  Белоруссию,  положение  выглядело  не  просто
трудным, а угрожающим.
     Обрисовав  обстановку,  сложившуюся   на  Юго-Западном  фронте,  маршал
поглядел мне в глаза:
     -- Операцию "Альберих" помните?
     Конечно,  я хорошо помнил эту  операцию:  в  марте  1917 года, совершая
вынужденный   отход  из  Франции   за   так   называемую  "линию  Зигфрида",
кайзеровские войска в течение пяти недель  проводили  массовые  разрушения и
массовые минирования на площади около четырех  тысяч  квадратных километров.
Военные историки считали операцию "Альберих" самой значительной по массовому
разрушению и минированию.
     -- Так вот, --  не отводя взгляда, продолжал Шапошников, -- разрушать и
минировать в  районе  Харькова  придется на  гораздо большей площади, а пяти
недель  для  работы гарантировать  не  могу.  Действовать  придется  быстро,
товарищ полковник.
     И повернулся к генералу Котляру:
     -- Заявку подготовили?
     -- Так точно, товарищ маршал! -- ответил Леонтий Захарович.
     Я подал Шапошникову исписанные листы. Взяв карандаш, маршал углубился в
чтение. Покачал голо-вой:
     -- С  запасом, голубчик, делали!  Вы же  знаете, со средствами и силами
плоховато! 207
     Карандаш зачиркал по заявке.
     -- Утвердим  вот  в таком сокращенном виде, -- твердо  сказал маршал  и
поставил свою подпись.
     Рассмотреть поправки Шапошникова не удалось:
     он поднялся, показывая, что аудиенция окончена.
     --  Собирайте людей, получайте  необходимое  и немедленно в Харьков! --
напутствовал маршал.  -- Помните:  ни  одного несчастного случая. Для  наших
войск мины должны быть безопасны.
     Я осмелился заметить:
     -- При таких масштабах и таких темпах...
     Дорога на Харьков
     День  28  сентября 1941  года запомнился  крепко. Метаться пришлось  по
всему  городу,  зато за  одни сутки  я  и дела в  Главном  военно-инженерном
управлении переделал,  и  людей для  новой  оперативной  группы  отобрал,  и
минновзрывную технику получил, и транспортом группу обеспечил.
     Со мной выезжали  в Харьков  пятнадцать  командиров  инженерных  войск,
несколько  инструкторов из ОУЦ и спецподразделение военинженера  2-го  ранга
Владимира  Петровича  Ястребова,  имеющее  на вооружении радиомины.  Правда,
радиомин выдали только тридцать штук, взрывателей и замыкателей замедленного
действия  менее  трех тысяч,  замыкателей, реагирующих на  сотрясение,  лишь
пятьсот штук, но начинать с этим можно было. Сожалел я только о том,  что не
успел  надлежащим  образом  поговорить  с  отобранными  в   группу  молодыми
командирами, не предупредил  их об особой секретности задания. Но  для этого
потребовалась   бы  поездка  в  военно-инже