: "Эти легко обнаруживаемые и
обезвреживаемые мины  устанавливались  под  руководством  полковника  И.  Г.
Старинова".
     Я не успел дать объяснений Военному  совету фронта, не успел указать на
моменты,  явно  свидетельствующие,  что  приказ фашистского командования  --
фальшивка,   как  пришло   новое   известие:  немецкие  саперы  извлекли  из
полуподвала дома No 17 по улице Дзержинского особенно  сложную мину и теперь
в доме расположился начальник фашистского гарнизона генерал Георг фон Браун.
     -- Ну, что скажете?  -- спросил Невский, когда  я прочитал отпечатанный
на машинке текст известия.
     --  Только  одно,  товарищ  генерал: фашисты  извлекли  не радиомину, а
"блесну"!
     -- Уверены?
     -- Совершенно уверен! Извините, товарищ генерал, но себе и товарищам  я
верю больше, чем фашистской сволочи.
     -- Ну, ну, не горячитесь! Не  горячитесь! --  подняв ладонь, проговорил
Невский.
     После этой беседы с Георгием Георгиевичем никаких объяснений от меня не
требовали.  Видимо,  генеpaл разговаривал  с командующим и  членами Военного
совета, которые критически  относились ко вражеским писанинам, а  обстановку
во  вражеском  тылу  знали  лучше,  чем  автор  сопроводительной  записки  к
провокационному приказу  гитлеровцев от  8  ноября.  Но нервы  в  ту  пору у
командиров оперативно-инженерной группы, да и у меня самого были  напряжены:
подлый вражеский приказ, сопроводительная к нему, известие  о мине в доме No
17 стоили не одной бессонной ночи.  Двое суток я  вообще прожил так,  словно
сам  находился на  неизвлекаемой мине: ну  а  если гитлеровцам в самом  деле
удалось  каким-то чудом или благодаря чистой случайности найти и обезвредить
радиомину?..
     Включаем радиомины
     Утром 13 ноября вызвал генерал  Невский. Я приготовился к новому удару,
но  на этот раз  генерал обрадовал: получен приказ Военного совета  взорвать
радиомины, установленные в Харькове!
     Поздней ночью с 13 на 14 ноября  1941 года генерал  Невский,  начальник
отдела  инженерного  управления  фронта  майор  Чернов   и  я,  взяв  строго
засекреченные шифры,  поехали  на воронежскую радиостанцию широкого вещания.
Там  нас ждали. В предстоящей операции кроме военных участвовали гражданские
лица:   старший  инженер   воронежской  радиостанции   Аркадий  Владимирович
Беспамятов  и начальник радиостанции Федор Семенович Коржев. Их  посвятили в
отдельные детали операции.
     Конструкция здешнего радиопередатчика была старой, но перед войной  его
реконструировали, улучшили, и он обладал достаточной мощностью.
     Удалив из помещения всех, кто не имел отношения к делу,  мы в 3 часа 15
минут 14  ноября  послали радиоминам первый  сигнал. В дальнейшем, на разных
волнах, разными шифрами подали еще несколько  сигналов. Последний -- в шесть
часов утра.
     Контрольный  прием сигналов,  осуществляемый вблизи Воронежа,  показал,
что они сильные. Но достаточной ли оказалась их мощность для Харькова?
     Успешно ли завершилась операция? Этого мы не знали.
     Посланный  14  ноября на разведку самолет сфотографировал  интересующие
Военный совет районы Харькова. Снимки подтвердили, что по меньшей мере часть
радиомин  взорвалась   с  большим  эффектом.   К  сожалению,   район   улицы
Дзержинского  в  объектив  авиационного  фотоаппарата не попал.  Определить,
взорвалась ли радиомина в доме No 17, оказалось невозможно. Я расстроился.
     -- Экий вы, право, человек! -- упрекнул Невский, -- Вчера, небось, рады
были бы,  взорвись  хоть пара мин, а нынче... Вот уж,  поистине, дай  голому
холст, а он скажет, что толст!
     Возможно, начальник инженерного управления  фронта рассуждал правильно.
Во всяком случае  радиомины  подорвали не  только объекты  в Харькове,  но и
доставленную  в  Воронеж  фашистскую  клевету  на  саперов.  С  души  камень
свалился.  И все же  очень хотелось знать, все ли мины сработали, нанесен ли
врагу серьезный урон.
     Увы,  дождаться  новых  сведений из Харькова  не удалось. Лишь два года
спустя... Впрочем, об этом позже.

Глава 9. За нами -- Москва

     Оперативно-инженерная группа покинула  Воронеж на  рассвете  15  ноября
сорок  первого  года.  Наступила  ранняя холодная  зима,  грязь  на  дорогах
затвердела, ее припорошило сухим снегом, шоферы радовались.
     Сидя рядом со Шлегером  на переднем сиденье кем-то  брошенного,  а нами
подобранного   ЗИСа,  я  нет-нет  да   и  ощупывал  левый  нагрудный  карман
гимнастерки:  там лежало письмо Военного совета Юго-Западного фронта  на имя
И.  В. Сталина. В письме --просьба принять полковника такого-то по вопросу о
массовом изготовлении и  применении мин  замедленного действия на фронте и в
тылу врага.  Настроение  было  приподнятое:  наконец-то  наболевшие  вопросы
минеров и  партизан будут решены! Я б не радовался, если б узнал, что в  эти
самые часы противник, не 229
     считаясь с потерями, ведет наступление на Москву и что судьба столицы в
смертельной опасности!..
     Двигались кратчайшим путем, через Рязань и  Коломну. В  Рязани с ноября
располагался Оперативно-учебный центр  Западного фронта,  и, конечно, нельзя
было не посетить  его. А  чуть свет, простившись с испанцами,  остававшимися
временно в оперативно-учебном центре, поспешили в Москву.
     ... На окраинах не клубились дымом заводские трубы. Словно сквозь землю
провалились трамваи. Витрины  магазинов обложены мешками с песком, на дверях
висят пудовые  замки, по ступеням учрежденческих подъездов  гоняются друг за
другом  струйки  поземки,  лишенные  главного занятия --  заметать  вереницу
человеческих следов. На иных улицах -- ни души, окна в домах как голые:  без
занавесок, без цветочных горшков.
     Притихли минеры...
     Никуда  не  заезжая, не  приводя себя  в порядок, направились на Старую
площадь, в ЦК партии.  Сдал письмо Военного совета фронта. Предупредили, что
о  письме будет  доложено, следует быть готовым явиться в  Кремль по первому
вызову.
     --  Запишите наш телефон, -- посоветовали. -- Будете выезжать из Москвы
-- обязательно сообщайте, куда и на какой срок.
     Деловитость разговора сняла первое тягостное впечатление  от встречи со
столицей: тут спокойны, знают свое дело и работают как всегда!
     В мужестве и твердости рабочей Москвы я  впоследствии убеждался  каждый
день и на  каждом  шагу.  Город сильно  опустел  -- верно,  транспорта стало
меньше --  тоже  верно.  Но  в  цехах  московских  заводов  и  в  мастерских
по-прежнему   выпускали  снаряды,  ремонтировали  танки   и  пушки,   делали
взрывчатку,  разнообразные  мины,  сваривали  противотанковые  "ежи'". И  не
только   перевыполняли  нормы,  а  изобретали,  осуществляли  рационализацию
производства! Как  раз  в те страшные,  критические дни кто-то из московских
рабочих нашел  способ борьбы  с набуханием  деревянных корпусов мин в  сырой
земле, и это позволило сохранять в боевой готовности тысячи противотанко-230

     вых мин?.. В отделе застаю одного майора Вакулов-ского. Майор торопливо
снимает  очки  с толстыми стеклами,  протирает,  улыбка у него  растерянная.
Прошу ключи от сейфа.
     -- Он открыт, товарищ полковник,
     -- Как открыт?
     Тяну  на  себя массивную  стальную  дверцу. Поддается  легко. Внутри --
зияющая  пустота.  Ни  моей  диссертации,  ни  инструкций   и   пособий  для
диверсантов, ни конспектов лекций по тактике и технике диверсий.
     Вакуловский  объясняет:  в  его  отсутствие   поступил  приказ  вывезти
наиболее  ценные  документы, а все,  не  имеющее  в  данный момент  ценности
уничтожить.
     Я осторожно закрыл дверцу пустого сейфа. "Не имеющее ценности"! Ну, что
тут сказать?
     Прошел  к  столу, сел.  Спросил, кто из  генералов и  старших  офицеров
находится  в Москве.  Оказывается,  только  Леонтий  Захарович  Котляр,  все
остальные  --  на  боевых  участках. Создана  большая  оперативно-инженерная
группа  во  главе  с генералом  Галицким и  полковником  Е. В.  Леошеней  --
начальником военно-инженерной кафедры Военной  академии имени  М. В. Фрунзе,
которая   создает   заграждения  на  направлениях:  Теряева  Слобода,  Клин,
Рогачево, Дмитров, Истра" Солнечногорск и Яхрома, а также группа генерала В.
Ф. Зотова, действующая на направлениях:
     Тула, Кашира, Воскресенск,  Ряжск, Рязань. Формируются десять  саперных
армий. Три дня назад началось строительство оборонительных рубежей в городе.
     Я поднял голову:
     -- В самом городе?
     Вакуловский ответил не сразу, словно должен был проглотить застрявший в
горле комок:
     -- Очень тяжелая обстановка, товарищ полковник.
     Минные заграждения под Москвой
     ... Генерал-майор Котляр слушал доклад о  харьковской операции, лежа на
койке в бомбоубежище: его свалила очередная почечная колика.
     Подробности не нужны,  --  остановил  Леонтий Захарович  слабым  жестом
руки. -- С обстановкой познакомились?
     --  Майор  Вакуловский  доложил  о прорыве  противника  на  Калининском
фронте.
     -- Враг начал наступление и на московско-тульском направлении...
     Котляра прервал  телефонный звонок. Генерал с трудом приподнялся,  взял
трубку поставленного возле койки телефонного аппарата. Разговаривал недолго,
явно   стараясь   не   выдать   голосом   самочувствия.   Отдал  необходимые
распоряжения, положил  трубку,  осторожно  опустился  на  подушку. Видя, как
побледнело его лицо, какие крупные  капли пота покрыли лоб начальник ГВИУ, я
заметил:
     -- Врача бы надо,  Леонтий  Захарович!  Котляр  скосил глаза, помолчал,
пережидая боль, тихонько спросил:
     -- Острите, Илья Григорьевич?  При чем тут врач? Разве врачи что-нибудь
понимают в минах?
     Потянулся за стаканом  крепкого чая; отпил  несколько глотков,  перевел
дыхание, так же тихо продолжал:
     --  На  московско-тульском  оборона  тоже  прорвана.  Танковые  дивизии
Гудериана  захватили  район  Боло-хово   --  Дедилово.   Под  Тулу   посланы
подкрепления.  Мы  отправили  поезда-летучки  с противотанковыми минами,  но
достаточного  количества  минеров в  Туле нет.  Срочно  выезжайте туда, Илья
Григорьевич!
     Вот так включился я в устройство минновзрывных заграждений  под Москвой
и на подступах к ней. Выполняя приказ начальника ГВИУ, уже через четыре часа
примчался в Тулу. Томило тягостное предчувствие: поезда с минами стоят  себе
постаивают где-нибудь в тупичке. Наши мины лежат мертвым грузом, вместо того
чтобы взрываться под гусеницами фашистских машин!
     --   Гони  на  станцию!   --  приказал   я  Шлегеру.  Станционные  пути
припорашивал  снежок.  Огромные воронки от авиабомб  зияли совсем  близко от
железнодорожного  полотна. А  поездов-летучек  не видно.  Отогнали, чтоб  не
разбомбило? Но куда? 232
     Нашел военного коменданта:
     -- Где "летучки" с минами?
     -- Разгружены, товарищ полковник. --Когда? Кем?
     -- Еще утром. Рабочими нашими.
     Час  от  Часу  не  легче!   Если  неопытные  люди  начнут  возиться  со
взрывчаткой, взрывателями и детонаторами -- быть беде.
     Бросился к машине:
     -- В обком, Володя! Спешно!
     И  только  в обкоме узнал,  наконец, что  порю горячку зря.  По заданию
первого секретаря  обкома Жаво-ронкова оказавшаяся в Туле группа инспекторов
ОУЦ взялась за дело, не ожидая  ничьей  помощи.  Лейтенант  Федор  Андреевич
Кузнецов  провел  занятия с  комсоставом  двух  рабочих  батальонов,  другие
инструкторы занялись с бойцами стрелковых подразделений, и разгруженные мины
уже устанавливаются в районе Узловой...
     Поездка в Тулу  стала  как бы  прологом  к  нашей с майором Вакуловским
работе в  ноябре и  декабре сорок первого  года.  Выполняя срочные поручения
генерала Котляра, мы, словно ткацкие  челноки, сновали с  левого  фланга  на
правый,  с  правого  на  левый,   один  на  Дмитровское  шоссе,  другой   на
Волоколамское, один под Солнечногорск, другой к Дедовску.;
     Напомню  читателю, какого  накала достигли  события во второй  половине
ноября.  Рассчитывая  разгромить  советские войска  на вяземско-московском и
брянско-московском  направлениях,  обойти  Москву  с  севера  и  с  юга  и в
кратчайший срок овладеть ею, фашистское командование стремилось достичь этой
цели  путем  двойного охвата столицы. Первое окружение  и  разгром советских
войск  намечалось  провести в районе Брянска  и Вязьмы.  Второе  окружение и
захват столицы -- путем глубокого обхода Москвы с северо-запада через Клин и
Калинин, а с  юга -- через Тулу и Каширу, чтобы замкнуть бронетанковые клещи
в районе Ногинска.
     Осуществляя  этот замысел, враг  не жалел ни живую силу, ни технические
средства, мирился с любыми потерями.
     Лишь  27  ноября  удалось  отбросить  танки  Гудериа-на  на  10  --  15
километров  в  сторону Венева, в трехдневных кровавых боях  перемолоть  силы
врага и  вынудить его отказаться  от попыток  пробиться  к Москве со стороны
Тулы  и Каширы. На  севере  же обстановка продолжала ухудшаться.  1  декабря
гитлеровцы неожиданно  прорвались  в центре  Западного фронта,  двинулись на
Кубинку...
     В тогдашних условиях рыть противотанковые рвы,  эскарпы и контрэскарпы,
естественно,  не  приходилось.  Выручить могли  только  мины.  И хотя  часть
предприятий,  где  они  прежде  изготавливались,  осталась  на   захваченной
фашистами территории, а часть находилась в пути на восток, мины выпускались.
Изготавливали  их  где только  можно  было. Работы же по минированию рубежей
вокруг   столицы  во  второй  половине  ноября  вели  хорошо  подготовленные
инженерные части. Это сказалось и на тактике минирования, и на его качестве.
Все    танкоопасные     направления    были    перекрыты.    Одна     только
оперативно-инженерная  группа  генерала  Галицкого   установила  52   тысячи
противотанковых мин. В  труднообъезжаемых местах  шоссе  разрушалось мощными
фугасами.  На   важных  участках  шоссейных  и  железнодорожных   дорог,   в
станционных помещениях, в постройках подмосковных домов отдыха и санаториев,
которые  противник мог использовать для размещения войск, в административных
зданиях покинутых городов ставились мины замедленного действия.
     Людям   случалось   работать  под  бомбежками,   под  артиллерийским  и
минометным огнем, с боем прорываться к отходившим стрелковым частям.
     Особой заботы  требовали противотанковые  мины,  установленные  осенью.
Внезапные сильные  морозы могли  вывести их  из  строя:  влага,  попадая  во
взрыватели, замерзает, сковывая сжатую пружину механизма. Пришлось проверять
выборочно тысячи мин.
     Еще одна беда --  снег! С двадцатого ноября он валил и валил, сводя  на
нет  результаты осеннего  минирования. Скрытые  под густым  белым  покровом,
давно вмерзшие в грунт мины делаются абсолютно  безвредными для врага. Выход
один -- начать минирова-234
     ние к столице заново, по свежему снегу, по ранее поставленным минам, "в
два яруса".  Минирование ведется  торопливо, в  непосредственной близости от
передовой, иногда на виду у фашистских танкистов и пехотинцев, под их огнем.
И  когда  генерал Котляр, отправляя  нас с Вакуловским  на очередной опасный
участок, требует  контролировать,  как фиксируются мины "второго  яруса", не
знаешь,  что  отвечать:   сейчас  никто  мест  установки  отдельных  мин  не
фиксирует, не до того! Хорошо, если обозначат  на карте расположение минного
города.  Нам остается действовать личным примером, но и  мы не  всегда можем
составлять  точные   карточки  минных  полей,  ограничиваемся  привязкой   к
местности мин, находящихся с краю: на другое нет времени.
     Для доклада о ходе работ  и решения  возникающих вопросов часто езжу  в
Москву.  Иногда  ночь  застает  в  городе.  Навещать опустевшую  квартиру не
хочется.   Ночую  либо   в   общежитии,   под   боком  у  штаба   инженерных
войск[8],  либо в забронированном номере гостиницы  "Москва", чье
главное достоинство -- ванная комната. Однажды узнаю:  тут  же, в гостинице,
поселился Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, Несмотря на усталость, спешу
к нему.
     Пономаренко
     Большой номер  пустынен. Выглядит  неуютно. На столике  возле двери  --
ворох газет и журналов. Час поздний, окна глухо зашторены, одна-единственная
лампочка светит. тускло, Пономаренко удивлен неожиданным визитом:
     -- Откуда вы? Из каких краев?
     Пропускает в номер, усаживает:
     8Приказом Ставки от  28 ноября  1941 года  был  создан  штаб инженерных
войск Красной Армии, штабы инженерных войск во фромта-х и армиях и учреждены
должности  начальников.  инженерных  войск  (фронтов и  армий. Автор получил
назначение иа должность. помощника начальника штаба инженерных войск Красной
Армии, оставаясь начальником отдела заграждений штаба инжвойск. 235
     -- Ну, рассказывайте, рассказывайте, что  на фрон- те? Вы же  всегда то
на одном участке, то на другом! На месте вам не сидится...
     Нарочитая шутливость Пантелеймона  Кондратьеви-ча  не может скрыть  его
озабоченности.  Я  все  понимаю: Белоруссия оккупирована, и даже  здесь,  за
толстыми кирпичными стенами гостиницы "Москва", слышен гул артиллерии...
     Рассказываю  о  недавнем  посещении ОУЦ,  о  нуждах  центра в  связи  с
наступившей  зимой, передаю Пономаренко  отчет о работе  оперативно-учебного
центра за четыре месяца.
     Пономаренко углубляется в чтение отчета.
     Прошлую ночь я  не спал, нынче для  отдыха  оста-лось всего пять часов,
спрашиваю разрешения уйти.
     -- Да, да, конечно! Отдыхайте! -- кивает Понома-ре н ко. --Отдыхайте!
     Спускаюсь к себе, ужинаю, ложусь, но сон нейдет:
     встреча  с  Пантелеймоном Кондратьевичем разбередила все прежние думы о
партизанах. Сейчас, когда враг захватил огромную территорию нашей страны, но
победы не  достиг,  вынужден вести изнурительные бои,  непомерно  растянутые
коммуникации фашистов поистине стали ахиллесовой пятой захватнической армии.
Пора  ударить  по  ним  со всей  силой!  Но партизанские отряды в тылу врага
действуют несогласованно, иные даже  не имеют  связи с партийными и военными
органами, снабжение  партизан  из советского тыла производится эпизодически,
им не хватает оружия, взрывчатки, минновзрывной техники...
     Протягиваю руку  к  часам.  На  часах  --  два  сорок.  Нет, беспокоить
Пономаренко  в такое  время немыслимо. Разговор  о насущных  нуждах партизан
придется отложить. Досадно, конечно, но пенять можно лишь на себя самого.
     Спасает,  что  усталось слишком велика:  все-таки  засыпаю.  А  с  утра
поездка на левый фланг 16-й армии генерала Рокоссовского, во второй половине
дня -- под Серпухов, и досада на самого себя отступает, глохнет, спасительно
подавленная  сиюминутными  заботами и обязанностями. В мыслях только танки и
мины. Мины и танки. Враг не должен прорываться через минные поля!
     Я  даже  не   подозреваю,  как  близок  день   серьезного  разговора  о
партизанах.

Глава 10. Две встречи

     В приемной Сталина

     В  один  из  последних  дней ноября  голос  Левитана,  читающего сводку
Совинформбюро,  звучит  приподнято:  войска  Волховского фронта,  перейдя  в
наступление, разбили врага, освободили город Тихвин, а войска Южного фронта,
ведя контрнаступление, освободили Ростов-на-Дону!
     Это  известие  -- словно солнечный  лучик в  свинцовых тучах.  Кажется,
начинают сбываться слова, сказанные Сталиным три недели назад, в день парада
на Красной площади, о празднике, который скоро будет и на нашей улице! А тут
еще возбужденный майор Вакуловский:
     -- Под Акулово и Голицыне подорвалось множество фашистских танков, Илья
Григорьевич!  Говорят,  фашистов в пух  разнесли, они  одними  убитыми тысяч
десять потеряли!
     Радость  Вакуловского понятна: майор  принимал  участие  в  минировании
участка, где уничтожена прорвавшаяся  группировка противника. Да и я сам там
работал, и тоже испытываю удовлетворение:
     минные поля  не подводят. А сколько еще приятных новостей узнаем, когда
двинемся вперед?!
     Сомнений, что скоро перейдем в наступление, нет. Гитлеровцы а