Отцы не знали никогда.
                          До дня такого, может быть,
                          И нашим детям не дожить.
                               О дне таком
                               Ты песню пой
                               И веселись
                               Весь день-деньской!
                          Вот это день!
                          И чудная ночь!
                          Коль светить солнцу лень,
                          Выйдет месяц помочь.
                               За ночь устанет
                               Луна сиять,
                               И солнце встанет
                               Из туч опять.
                          О дне таком
                          Ты песню пой
                          И веселись
                          Весь день-деньской!"

А теперь спойте ее.

                          Входят певцы и поют оду.

Здесь  заключена,  сэр,  самая  соль  и  квинтэссенция  всех од, которые мне
довелось прочесть за последние несколько лет.
     Сурвит. А я думал, сэр, что вы не посягаете на чужое остроумие.
     Mедли. Я этого и не делаю. Черта с два найдешь сколько-нибудь остроумия
хоть в одной из них!
     Сурвит. Признаюсь, вы меня побили, сэр!
     Медли. Что вы, что вы, сэр! Но вернемся к пьесе. Суфлер,  политики  уже
за столом?
     Суpвит. Полноте! Вы ни словом не обмолвились о Франции, об Испании,  об
императоре!
     Mедли. Об этом на будущий год, сэр. К  тому  времени  мы,  быть  может,
получше узнаем их намерения. А пока наши сведения столь туманны, что вряд ли
можно на них положиться. Однако вернемся к пьесе, сэр. Сейчас  вам  покажут,
как совещаются дамы.
     Суpвит. Опять на Корсике?
     Медли. Нет, на этот раз  место  действия  -  Лондон.  Видите  ли,  сэр,
выводить на сцену английских политиков, - я имею в виду мужчин, -  было  бы,
пожалуй, не совсем уместно, потому что в политике мы  еще  не  стяжали  себе
славы. Но, к чести моих соотечественниц, нужно сказать,  что  наши  политики
женского пола не знают себе равных. Откройте занавес  и  покажите  нам  этих
дам!
     Суфлер. Их еще нет, сэр. Одна занимается наверху с учителем танцев, и я
никак не могу добиться, чтоб она сошла вниз...
     Медли. Я приведу их, будьте покойны! (Уходит.)
     Суpвит. Ну, милорд, каково ваше мнение о том, что нам здесь показали?
     Даппер. Откровенно говоря, сэр, я не следил за действием;  впрочем,  на
мой взгляд, все это страшная чушь.
     Суpвит. Я того же мнения, и, надеюсь, ваша светлость не станет поощрять
подобное. От таких особ, как ваша светлость, мы должны учиться благородству.
Если  люди,  обладающие  вашим  изысканным  и  утонченным   вкусом,   станут
поддерживать более достойные  развлечения,  публика  скоро  сочтет  зазорным
смеяться над тем, над чем она смеется теперь.
     Даппер. Право, это прескверный театр.
     Суpвит. Он, правда, меньше других, зато в нем лучше Слышно.
     Даппер. Наплевать, что слышно. Здесь ничего не видно, - я хочу сказать:
не во что  посмотреться,  нет  ни  одного  зеркала.  Поэтому  я  предпочитаю
Линкольн-Инн-фильдс любому лондонскому театру.
     Суpвит. Совершенно справедливо, милорд. Но мне хотелось бы,  чтоб  ваша
светлость удостоила мои слова вниманием. Нравственные устои народа, как  это
было неоднократно и  убедительно  доказано,  целиком  зависят  от  публичных
развлечений, и было бы  крайне  ценно,  если  бы  ваша  светлость  и  другие
представители знати оказывали поддержку произведениям более возвышенным.
     Даппер. Я никогда не откажу в похвале представлению, на  которое  ходит
хорошая публика, мистер Сурвит. Большего от театра и не требуется. Ведь сюда
ходят не пьесу смотреть, а встречаться со знакомыми. Поэтому  хорошая  пьеса
всегда найдет во мне ценителя.
     Суpвит. Ваша светлость будет ей лучшим судьей...
     Даппер. Вы мне льстите, мистер Сурвит.  Но  поскольку  первую  половину
представления я провожу в зеленой комнате, беседуя с актрисами, а вторую - в
ложах, беседуя со светскими дамами, мне случается порой  увидеть  что-нибудь
на сцене, и судить о пьесе я могу, пожалуй, не хуже других.

                               Входит Медли.

     Медли. Дамы еще не готовы, милорд.  Если  ваша  светлость  соблаговолит
пройти со мной в зеленую комнату, вам будет  там  приятнее,  чем  здесь,  на
холодной сцене.
     Даппер. С удовольствием. Пойдемте, мистер Сурвит.
     Сурвит. Следую за вашей светлостью.

                                  Уходят.

     Суфлер. Нечего сказать, хорош знаток!  А  ведь  от  таких  вот  франтов
зависят и доход и репутация честного человека. (Уходит.)


        "ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ"

        "СЦЕНА 1"

                Входят Медли, лорд Даппер, Сурвит и суфлер.

     Медли. Откройте занавес и покажите, как  совещаются  дамы.  Прошу  вас,
садитесь, милорд.

                 Занавес открывается. На сцене четыре дамы.

     Сурвит. По какому поводу собрались эти дамы?
     Медли. По очень важному;  сейчас  увидите.  Пожалуйста,  начинайте  все
сразу.
     Все дамы сразу. Вы были вчера вечером в опере, сударыня?
     2-я дама. Как можно пропустить оперу, когда поет Фаринелло?
     3-я дама. Ах, он очарователен!
     4-я дама. Он обладает всем, чего только пожелать можно!
     1-я дама. Почти всем, чего можно желать!
     2-я дама. Говорят, у одной дамы в Лондоне от него ребенок.
     Все. Ха, ха, ха!
     1-я дама. Ах, это должно быть, восхитительно - иметь от него ребенка!
     3-я дама. Сударыня, на днях я встретила у знакомых даму с тремя...
     Остальные дамы. И все от Фаринелло?!
     3-я дама. Все от Фаринелло! Все из воска!..
     1-я дама. Боже мой! Где их  делают?  Завтра  же  утром  пошлю  заказать
полдюжины!
     2-я дама. А я - сколько уместится в карете.
     Суpвит. Какое же это имеет отношение к истории,  мистер  Медли?  Просто
выдумка!
     Медли.  Право,  сэр,  это   подлинный   случай   и,   по-моему,   самый
примечательный за весь прошлый  год.  Его  невозможно  обойти  молчанием.  И
позвольте сказать вам, сэр, ничего хорошего это нам  не  сулит.  Если  мы  и
впредь будем нежить себя и изощряться в разврате и роскоши, то  через  сотню
лет станем больше похожи на  этих  пискливых  итальянцев,  чем  на  отважных
бриттов.
     Все дамы. Не перебивайте, милостивый государь!
     1-я дама. Как хорошо, должно быть, с этими малютками!
     2-я дама. О, лучше быть не может!
     3-я дама. Если б научить их петь, как отец!..
     4-я дама. Боюсь только, муж не позволит мне держать их. Он  не  терпит,
чтоб я интересовалась чем-нибудь, кроме него самого!
     Все дамы сразу. Какое безрассудство!
     1-я дама. Если б мой муж  стал  возражать  против  них,  я  забрала  бы
дорогих малюток и сбежала от него.
     Медли. Входит щеголь Дангл.

                               Входит Дангл.

     Дангл. Фи, сударыни, что вы  здесь  делаете?  Почему  не  на  аукционе?
Мистер Хен * уже целых полчаса на помосте.
     1-я дама. О, милейший мистер Хен, как я перед ним провинилась!  Ведь  я
никогда его не пропускаю.
     2-я дама. Что выставлено сегодня на продажу?
     1-я дама. А не все ли равно! Там будет весь свет!
     Дангл. Не знаю, удастся ли вам туда пробраться. Это почти невозможно.
     Все дамы. О, я буду так огорчена, если туда не попаду!
     Дангл. Так не теряйте ни минуты.
     Все дамы. Ни за что на свете!

                                Дамы уходят.

     Медли. Они ушли.
     Суpвит. И слава богу!
     Даппер. Честное слово, мистер Медли, последняя сцена  восхитительна:  в
ней столько изящества, здравого смысла и философии!
     Медли. Это жизнь, милорд, сама жизнь.
     Суpвит. Право, сэр, дамы должны быть вам очень признательны.
     Медли. Поверьте, сэр, я отнюдь не желаю,  чтобы  существовали  подобные
женщины, так как питаю величайшее уважение к лучшей части этого пола. Но  ее
достоинства нельзя оттенить иначе, как осмеяв этих пустых, легкомысленных  и
ветреных особ, которые позорят свой пол и являются несчастьем для нашего.
     Суфлер. Джентльмены,  вам  придется  посторониться.  Нам  надо  закрыть
занавес и приготовить декорацию для аукциона.
     Медли. Я думаю, вам лучше отойти к рампе, милорд. На сцене очень тесно,
а у нас еще много приготовлений.
     Суpвит. Честное слово, мистер Медли, не могу не повторить вопроса одной
из ваших дам. Что вы собираетесь выставить на аукционе? Товары какого-нибудь
проторговавшегося мануфактурщика или галантерейщика?
     Медли. Сэр, я собираюсь выставить такие предметы,  которые  никогда  на
аукционах не продавались и продаваться не будут. Это лучшая  сцена  во  всем
спектакле, мистер Сурвит; пусть вас ничто  не  отвлекает:  стоит  вам  взять
понюшку табаку - и вы уже пропустили какую-нибудь шутку. Эта сцена к тому же
столь глубокомысленна, что человеку  заурядному  не  понять  ее  иначе,  как
сосредоточив все свои способности.
     Сурвит. Надеюсь, она все же менее  глубока,  чем  политика  молчаливого
джентльмена из первого акта. Тут уж надо  быть  вдохновленным  свыше,  чтобы
хоть что-нибудь уразуметь.
     Медли. Это аллегорическая сцена, сэр. Я старался сделать ее  как  можно
понятнее, но, как всякая аллегория, она требует большого внимания.
     Суфлер. Все готово, сэр.
     Медли. Тогда открывайте занавес. Входят миссис Скрин и миссис Бартер.

Сцена изображает аукционный зал. Стол аукциониста, выставка товаров. По залу
расхаживает  публика,  некоторые сидят у стола. Входят миссис Скрин и миссис
                                  Бартер.

     Миссис Скрин. Дорогая миссис Бартер! Миссис Бартер. Милая миссис Скрин,
как вы рано сегодня!
     Миссис Скрин.  Да  ведь  если  не  проберешься  к  помосту,  ничего  не
достанешь, а я собираюсь накупить целую уйму  вещей.  Весь  аукцион  скуплю,
если, конечно, удастся получить по дешевке. Вы не станете ведь набивать цену
на вещи, которые мне понравятся?
     Миссис Бартер. Не в моих правилах платить дороже

                           Входят Бантер и Дангл.

     Бантер. Могу подтвердить ваши слова, миссис Бартер.
     Миссис Скрин. Ах, это вы? Уж вы-то все будете перебивать, ничего теперь
не купишь дешевле, чем в лавке.
     Бантер. Нехорошо, миссис Скрин! Вы же знаете, что я ни одной покупки  у
вас не перебил. Это было бы просто жестоко  по  отношению  к  даме,  которая
скупает все, что идет с молотка, - как видно, затем, чтобы в один прекрасный
день самой устроить распродажу. Нет, я  не  стану  вам  мешать,  запасайтесь
товаром. Будьте спокойны, я не состязаюсь с мелочными торговцами.
     Миссис Бартер. Какая любезность!
     Бантер. А вам нечего лезть в  заступницы,  сударыня!  Вам  на  аукционе
столько же дела, сколько мэру на сессии. Вы, сударыня, сюда ходите для  того
лишь, чтобы показать, что вам и в других местах делать нечего.
     Миссис Бартер. Во всяком случае не для  того,  чтобы  грубить  всем  на
свете!
     Бантер. У вас, слава богу, на это ума не хватит.
     Миссис Скрин. Оставьте его! Пускай себе злословит.
     Миссис Бартер. Ну конечно, на таких ведь не обижаются. А  вот  скажите,
сэр, зачем ваш приятель, мистер Дангл, сюда явился?
     Бантер. О, разумной женщине он принес бы немало пользы!
     Дангл. Что же ей от меня за польза, скажи, пожалуйста?
     Бантер. Будет сидеть дома, чтобы не слушать твои глупости.
     Миссис Скрин. Уж не намерены ли вы, мистер  Бантер,  отвадить  всякого,
кто не имеет к тому особой надобности, ходить куда ему нравится? Ведь вы  не
запретите людям посещать ассамблеи или маскарады,  если  они  не  собираются
играть, танцевать или заводить интрижки? Позволите им ходить в оперу, если у
них нет слуха, в театр - если у них нет  вкуса,  и  в  церковь  -  если  они
неверующие?

                         Входит Хен, раскланиваясь.

     Миссис Скрин. Ах, дорогой мистер Хен, как я рада,  что  вы  пришли!  Вы
сегодня так опоздали!
     Хен. Я уже  на  помосте,  сударыня.  Надеюсь,  дамы  остались  довольны
каталогом?
     Миссис Скрин. Кое-что подойдет,  только  бы  вы  не  мешкали  со  своим
молотком.
     Бантер. Мальчик, подай каталог.
     Хен (на помосте). Милостивые государи и государыни, я готов побожиться,
этот аукцион удовлетворит каждого. Из всех аукционов, какие  я  только  имел
честь проводить, - этот  единственный  в  своем  роде.  Среди  выставленного
имеются  уникальные  ценности.  Каталог  раритетов,  собранных   неустанными
трудами прославленного знатока Питера Хамдрама, эсквайра *, и назначенных  к
продаже на аукционе Христофора Хена в понедельник  двадцать  первого  марта,
открывается номером первым. Леди  и  джентльмены,  номер  первый:  в  высшей
степени любопытный остаток политической честности. Кто  берет,  джентльмены?
Из него  выйдет  превосходный  плащ:  можете  убедиться  -  на  обе  стороны
одинаков, выворачивайте сколько душе угодно. Внимание, начинаем! Пять фунтов
за этот редкий отрез. Смею вас уверить, несколько великих людей  сшили  себе
платье ко дню рождения из этого же куска. Век  будет  носиться,  никогда  не
сносится. Цена пять фунтов! Кто больше за этот любопытный кусок политической
честности? Пять фунтов! Больше никто? (Ударяет  молотком.)  Лорд  Боф-Сайдс.
Номер второй: тончайшего сукна патриотизм! Кто берет? Десять фунтов за  весь
патриотизм!
     1-й придворный. Я не стал бы носить его, если  бы  мне  еще  приплатили
тысячу.
     Xен. Сэр, уверяю вас, многие джентльмены носят его при дворе. С изнанки
он совсем не такой, как с лица.
     1-й придворный. Это запрещенный товар, сэр. За него недолго  угодить  в
Вестминстер-холл. Я ни за что не рискну его надеть.
     Xен. Вы путаете его со старым патриотизмом, а  между  ними  нет  ничего
общего, кроме покроя. Ах, сэр, большая разница в материале!  Но  я  ведь  не
предлагаю носить его в городе, сэр; он  годится  только  для  деревни.  Зато
подумайте, джентльмены, как будет он вам к лицу на выборах!  Начинаем!  Пять
фунтов! Одна гинея?! Отложим патриотизм в сторону.
     Бантер. Лучше припрячьте его: когда-нибудь он опять может войти в моду.
     Xен. Номер третий: три грана скромности. Учтите, сударыни,  этот  товар
ныне очень редок.
     Миссис Скpин. Да и к тому же совсем вышел из моды, мистер Хен.
     Xен. Прошу прощения, сударыня: это настоящая французская скромность; ни
при каких обстоятельствах не  меняет  цвета.  Полкроны  за  всю  скромность!
Неужели среди присутствующих нет ни одной  особы,  которая  нуждалась  бы  в
скромности?
     1-я дама. Простите, сэр, какова она с виду? Никак не разгляжу на  таком
расстоянии.
     Хен. Ее не разглядишь даже вблизи, сударыня.  Это  превосходная  пудра,
помогающая сохранить естественный цвет лица.
     Миссис Скpин. Но вы, кажется, сказали, будто она настоящая  французская
и не меняет цвета кожи?
     Xен. Совершенно справедливо, сударыня,  не  меняет.  Однако  она  очень
помогает краснеть, прикрывшись веером. Хороша также под маской на маскараде.
Как? Никому  не  требуется?  Ладно,  отложим  скромность  в  сторону.  Номер
четвертый: бутылка храбрости.  Принадлежала  некогда  подполковнику  Эзекилю
Пипкину - олдермену, торговавшему сальными свечами. Как, разве нет здесь  ни
одного офицера городского ополчения?  Она  может  пригодиться  и  армейскому
офицеру, в мирное время. И даже в  военное,  джентльмены!  Уходя  из  армии,
всякий продает ее за наличные *.
     1-й офицер. Полная она? Трещины нет?
     Xен. Что вы, сэр, целехонька, хоть и побывала  во  многих  сражениях  в
Тотхил-фильдс *. Больше скажу: после смерти олдермена она принимала  участие
в одной или  двух  кампаниях  в  Хайд-парке  *.  Ее  содержимое  никогда  не
иссякнет, пока вы на родине, но стоит вам попасть в чужую  страну,  как  оно
немедленно испарится.
     1-й офицер. Черт возьми, храбрости мне не занимать! А впрочем,  излишек
не повредит. Три шиллинга!
     Xен. Три шиллинга за бутылку храбрости!
     1-й щеголь. Четыре!
     Бантер. Зачем она вам?
     1-й щеголь. Я не для себя; меня просила одна дама.
     1-й офицер. Пять шиллингов!
     Хен. Пять шиллингов! Пять шиллингов за всю храбрость! Кто  больше  пяти
шиллингов? (Ударяет молотком.) Ваше имя, сэр?
     1-й офицер. Макдональд О'Тандер.
     Хен. Номера пятый  и  шестой:  все  остроумие,  недавно  принадлежавшее
мистеру Хью Пантомиму, сочинителю театральных увеселений, и мистеру  Вильяму
Гузквилу, автору политических статей в  защиту  правительства.  Может  быть,
пустить их вместе?
     Бантер. Конечно. Жаль было бы разделить их. Где они?
     Xен. В соседней комнате, сэр. Желающие могут взглянуть. Тащить их  сюда
невозможно: слишком тяжеловесные; там около трехсот фолиантов.
     Бантер.  Отложи  их.  На  черта  они  кому   понадобятся,   разве   что
какому-нибудь директору театра. За эти сочинения город уже расплатился.
     Хен. Номер седьмой: очень чистая совесть, которую сперва носил судья, а
затем епископ!
     Миссис Скpин. И все такая же чистая?
     Хен. Да. К ней никакая грязь не пристает. Обратите внимание на  размер:
ее столько, что на все хватит. Не скупитесь, джентльмены: кто  ею  обладает,
тот бедности не знает!
     Щеголь. Один шиллинг.
     Xен. Фи, сэр! Вам она просто необходима! Будь у вас хоть сколько-нибудь
совести, вы бы не назначили такую сумму. Итак, пятьдесят фунтов за совесть!
     Бантер. Я б не пожалел пятидесяти фунтов,  чтоб  от  своей  собственной
избавиться.
     Xен. Вижу, джентльмены, вы не желаете ее покупать. Откладываю ее. Номер
восьмой: очень значительное количество протекций при дворе!  Сто  фунтов  за
все протекции!
     Все. Мне! Мне, мистер Хен!
     Xен. Сто фунтов за них где хочешь дадут, джентльмены!
     Щеголь. Двести фунтов!
     Хен.  Двести  фунтов,  двести  пятьдесят,  триста,  триста   пятьдесят,
четыреста, пятьсот, шестьсот, тысяча! Тысяча фунтов, джентльмены! Кто больше
тысячи фунтов за протекции при дворе? Нет никого? (Ударяет молотком.) Мистер
Литтлвит.
     Бантер. Будь я проклят, если не знаю лавку, где это обойдется дешевле.
     Даппер. Черт побери! Вы-таки провели меня, мистер Медли: я не удержался
и тоже стал предлагать цены.
     Медли. Верный признак того, что это прямо из жизни. Меня бы не удивило,
если бы все зрители повскакали с мест и вступили в торг.
     Хен.  Девятый  номер:   все   кардинальные   добродетели!   Кто   берет
кардинальные добродетели, джентльмены?
     Джентльмен. Восемнадцать пенсов.
     Хен.  Восемнадцать  пенсов  за  кардинальные  добродетели!  Кто  больше
восемнадцати пенсов? Восемнадцать пенсов за  все  кардинальные  добродетели!
Никто больше не дает? Все добродетели,  джентльмены,  идут  за  восемнадцать
пенсов. (Ударяет молотком.) Ваше имя, сэр?
     Джентльмен. Произошла маленькая ошибка, сэр. Мне показалось, вы сказали
"кардинальские добродетели". Черт возьми, сэр! Я думал, что сделал  выгодную
покупку, а у вас тут -  терпимость,  целомудрие  и  куча  всякой  дряни,  за
которую я не отдал бы и трех фартингов.
     Xен. Что ж, отложим их. Номера десятый и одиннадцатый: бездна остроумия
и немножечко здравого смысла!
     Бантер. Почему вы ставите их вместе? Между ними нет ничего общего.
     Xен. Хорошо, в таком случае  поставим  здравый  смысл  отдельно.  Номер
десятый: немножечко  здравого  смысла!  Уверяю  вас,  джентльмены,  отличный
товар. Кто назначит цену?
     Медли. Обратите внимание, мистер Сурвит, как он ни хорош, никто  в  нем
не нуждается.  Красноречивое  молчание,  как  сказал  бы  великий  писатель.
Заметьте: никто против него не возражает, но никто,  -  его  и  не  требует.
Каждый думает, что уже обладает этим качеством.
     Xен. Отложим здравый смысл. Я оставлю его себе. Номер двенадцатый!

                              Барабанный бой.

     Суpвит. Что такое? Что сейчас будет, мистер Медли?
     Медли. Сейчас, сэр, перед вами разыграют одну шутку.

           Входит джент