бородый, сутулый, он сонно моргал и  пожевывал
незажженную сигару.
   - Нет, ты иди вперед. Не бойся, ничего с тобой не случится.
   Грейс поняла, что он бросает ей вызов, и даже мельком  удивилась,  откуда
ему известно, что это самый верный способ толкнуть ее на безрассудство.
   - Ладно, я иду.
   Она  повернулась  кругом  и  решительным  шагом  направилась  к   дверям.
Молниеносным  движением  престарелый  страж  вскинул  руку   и   дернул   за
укрепленную на крюке у него над головой веревку,  которой  Грейс  прежде  не
заметила. Она услыхала громкий стук и подскочила на месте от испуга, когда в
дальнем конце коридора захлопнулась внутренняя дверь, приведенная в действие
невидимой пружиной. Приглушенный  гул  возмущенных  голосов  раздался  из-за
закрывшейся двери.
   Грейс бросилась наутек, схватила Рубена за  руку  и  бегом  потащила  его
прочь  от  игорного  заведения.  Сердце  у  нее  стучало,  как  молот,   но,
оглянувшись в панике через плечо, она убедилась, что никто их не преследует,
и почувствовала себя законченной  идиоткой.  Да  еще  пришлось  чуть  ли  не
полквартала выслушивать несносные насмешки Рубена.
   - Погоди, я больше так не могу, - проговорил он, запыхавшись, и  заставил
ее остановиться, сделав вид. что совсем выбился из сил.
   - Ты что, не мог просто сказать? - в ярости накинулась на него Грейс.
   - Так гораздо забавнее. Постой, ты куда?
   Рубен схватил ее за руку, увидев, что  она  опять  намерена  пуститься  в
бега.
   - Если ты  и  вправду  хочешь  посетить  игорное  заведение  в  Китайском
квартале, Грейс я знаю одно место, куда нас могут пустить.
   - И что это за место? - недоверчиво спросила она.
   - Пойдем, я тебе покажу.
   То место, куда он ее привел, не  имело  ни  вывески,  ни  витрины.  Дверь
напоминала узкую щель в скале. С порога не было видно никакого освещения.
   - Стой здесь и никуда не ходи, - предупредил Рубен.
   Предупреждение было совершенно излишним: куда она могла  деться?  Оставив
ее у входа, он проскользнул в щель и скрылся.
   В один миг ей вспомнились  все  некогда  прочитанные  или  услышанные  ею
истории о белых женщинах, похищенных и проданных в рабство,  принуждаемых  к
сожительству и распутству против своей воли. И о чем только он думал, бросив
ее одну на тротуаре? Все прохожие вдруг стали казаться ей зловещими. Прямо к
ней направлялся китаец в длинном шерстяном пальто  и  европейских  ботинках.
Из-под пальто виднелись голые лодыжки. Лоб у него был обрит, длинная  черная
коса свешивалась через плечо.  У  него  были  кроткие  карие  глаза.  Может,
обманчиво кроткие? Вот их взгляды встретились...
   Чем ближе он подходил, тем сильнее Грейс вжималась спиной в стену. В  тот
момент, когда незнакомец поравнялся с ней, кто-то схватил ее сзади за плечо.
Она взвизгнула и подскочила  на  целый  фут  от  земли,  потом  повернулась,
стиснув кулаки, и набросилась на Рубена, как фурия.
   - Черт побери, Грейс, ты меня до смерти напугала? Сердце у нее так сильно
билось, что она даже не сразу смогла заговорить. Когда же она обрела наконец
дар речи, произнесла по слогам:
   - Никогда больше не смей так поступать со мной.
   - Что ты имеешь в виду? Ладно, пошли, милая, тебе не следует  стоять  тут
одной.
   Она продолжала проклинать его на чем свет стоит, но он решил не  обращать
внимания.
   - Местный вышибала говорит, что мы можем войти и понаблюдать, но не имеем
права участвовать в игре. Пришлось сунуть ему кум-шо, так что учти:  с  тебя
два доллара.
   Он потянул ее за собой и провел сквозь щель в стене.
   - Что такое кум-шо? - все еще дрожа, спросила Грейс.
   - Чаевые, подкуп. Здешняя охрана неплохо зарабатывает, взимая  чаевые  за
то, чтобы вовремя отвернуться.
   Просторный, ярко освещенный игорный зал ничем  не  напоминал  бы  пещеру,
если бы не низкий потолок. Тут было довольно чисто и не слишком людно.  Двое
музыкантов в углу наигрывали какую-то  варварскую  мелодию  на  инструментах
причудливой формы. По стенам были расставлены столы  для  игры  в  карты,  в
кости, в домино и в "белого голубя". Рубен объяснил ей, что это нечто  вроде
лотереи. Но  самое  большое  оживление  царило  вокруг  покрытого  циновками
квадратного стола в середине зала.
   - Это фонтан? - спросила Грейс, кожей ощущая на себе  враждебные  взгляды
окружающих и стараясь держаться как можно ближе к Рубену,  но  при  этом  не
отдавить ему ноги.
   Рубен кивнул и в свою очередь спросил:
   - Знаешь правила?
   Китайская игра в кости.
   - Вообще-то нет..
   Игра казалась незамысловатой, но Грейс никак  не  могла  уловить,  в  чем
смысл. Человек  с  длинной  палочкой,  похожей  на  дирижерскую,  -  видимо,
банкомет - двигал по столу круглые фарфоровые пуговицы, выбирая по четыре из
целой кучи. Игроки, стоявшие вокруг стола, следили за его  манипуляциями  не
отрываясь. Разложив всю кучу на  четверки  и  закончив  подсчет,  человек  с
палочкой выдавал некоторым из наблюдателей купюры из кошелька,  висевшего  у
него на поясе. Они явно считались выигравшими, но как  и  почему,  Грейс  не
могла понять.
   - Так в чем состоят правила? - спросила она тихо, почти не разжимая губ.
   - Парень с кошельком носит звание "тан-кун", что означает  "распорядитель
подсчета". Смотри, что он делает. Видишь? Достает кучу  фишек  вот  из  этой
чаши и прячет их.
   - Зачем?
   Банкомет тем временем вывалил пригоршню фарфоровых пуговиц на стол и  тут
же накрыл их крышкой.
   - Чтобы игроки не могли их сосчитать, пока не сделают ставки. Вот смотри,
сейчас они ставят.
   Грейс впервые обратила внимание на квадрат, нарисованный в центре  стола.
Все четыре стороны были пронумерованы от  ноля  до  трех.  Игроки  опускали:
деньги на каждую из сторон.
   - А на что они ставят?
   - Пытаются угадать, сколько фишек останется после того, как он  всю  кучу
разделит на четверки: одна, две, три или ни одной.
   - И это все?
   - Все.
   Банкомет начал новый подсчет.  Ловко  действуя  палочкой,  он  выравнивал
пуговицы по четыре в ряд с молниеносной скоростью и  ни  разу  при  этом  не
ошибся, не сбился со счета, не сделал ни одного лишнего движения. Уже  через
несколько секунд он расплатился с новыми победителями - на этот раз с  теми,
кто поставил на цифру "три", - и потянулся к чаше за новой горстью пуговиц.
   - Мне это нравится! решительно заявила Грейс. - И сколько  получает  тот,
кто выиграл?
   - В четыре раза больше. Чем поставил, минус  небольшие  комиссионные  для
заведения.
   У нее был еще один вопрос. Она понимала, что  следует  подождать,  задать
его  позже,  уже  за  дверями,  но  ей  до  смерти  хотелось  знать   ответ.
Наклонившись поближе к Рубену, Грейс прошептала ему на ухо одними губами:
   - А как же жульничать?
   - Никак.
   Она уставилась на него с недоверием.
   - Никто не жульничает?
   Рубен тоже перешел на шепот:
   - Иногда банкомет использует более  широкую  палочку  и  прячет  под  ней
лишнюю фишку, чтобы одурачить тех, кто сделал самые высокие  ставки.  Но  ни
один игрок не может смухлевать, если только он не в сговоре с банкометом.
   - Потрясающе.
   Грейс была под впечатлением: ей никогда прежде не приходилось слышать  об
игре, в которой нельзя было бы жульничать.
   - Нам пора уходить, - напомнил Рубен.
   - Так скоро? Но почему? Ты уверен, что нам нельзя здесь сыграть?  Мне  бы
ужасно хотелось попробовать.
   - Нет, нам нельзя сыграть, и чем скорее мы  отсюда  уберемся.  тем  будет
лучше. И для нас, и для них. Он повел подбородком в сторону игроков.
   - Почему? Мы же никому не мешаем!
   - Я тебе уже говорил: мы приносим несчастье. Мы белые, а  в  Китае  белый
цвет означает смерть и траур. Для этих людей мы - символ проигрыша.
   - В таком случае заведение должно нам приплачивать, чтобы мы остались,  -
возразила Грейс, позволив, однако, Рубену отвести себя к выходу.
   Враждебные взгляды провожали их до самых дверей, Грейс  ощущала  их  даже
затылком.  Оказавшись  наконец  на  улице,  она  не  смогла  сдержать  вздох
облегчения.
   Китаец  в  плетенной  из  бамбука  островерхой  шляпе  торговал  на  углу
приправленной специями свининой, и аппетитный запах напомнил Грейс, что  она
голодна.  Они  нашли  уютный  ресторанчик  на  Чайна-стрит.  Поначалу  Грейс
закапризничала: ее отпугнули свисающие с потолочных  балок  копченые  свиные
головы, а также окровавленные цыплячьи потроха, гордо выставленные напоказ у
самого входа, но, когда им подали еду, сменила гнев на  милость  и  признала
обед превосходным. Однако она не стала  спрашивать  у  официанта,  из  чего,
помимо риса, был сделан плов, поданный им в большой круглой чаше на двоих, и
заметила, что Рубен тоже не спросил.
   К тому  времени,  как  они  закончили  обед,  уже  стало  темнеть.  Грейс
предложила пойти в северном направлении  и  попытаться  отыскать  дом  Марка
Уинга, но Рубен заявил, что до Джексон-стрит слишком далеко добираться.  Она
по привычке принялась спорить, но сразу же сдалась, когда он сказал, что они
все равно не узнают дом Марка Уинга, даже если уткнутся в него  носом:  вряд
ли у него на дверях висит табличка с именем владельца.
   Они пробирались через неприглядный участок  в  районе  Ceнт-Mэри-сквер  в
сгущающихся сумерках улицы, уставленные узкими тесно прижатыми друг к  другу
домиками, стали казаться особенно зловещими.
   В открытом дверном проеме показалась женщина;
   Грейс успела разглядеть ее юное хорошенькое личико прежде, чем она  вновь
отступила в тень и скрылась. "Залетная  пташка",  вне  всякого  сомнения,  -
Рубен успел сказать ей, что с наступлением  темноты  проститутки  собираются
именно на Сент-Мэри-сквер - это одно из их излюбленных мест. Как раз в  этот
момент они миновали ветхий дом, в котором светилось одно  единственное  окно
первого этажа. И в этом окне, приветствуя прохожих деревянной улыбкой сидела
обнаженная до пояса женщина Грейс даже обернулась и  заморгала,  не  поверив
своим глазам. Рубен смотрел в  другую  сторону  и  успел  сделать  три  шага
вперед,  лишь  потом  заметив,  что  Грейс  нет  рядом.  Невиданное  зрелище
заставило ее остановиться.
   - Ты это видел? Видел? - проговорила она, заикаясь, когда он взял ее  под
руку и потащил прочь. - Эта девушка... Ты ее видел?
   - Я ее видел.
   - Она же... голая, как медуза!
   - Пошли, Гусси, нам пора.
   Грейс еще раз обернулась, вытянув шею, чтобы бросить последний взгляд.
   - А что означает эта надпись? Ты видел вывеску над окном?
   - Видел.
   - И что это значит?
   - Откуда мне знать? Там же все по-китайски! Что-то в его голосе заставило
ее заподозрить, что ему отлично известно, о чем гласила вывеска.
   - Но цены были указаны цифрами! - не отставала  Грейс.  -  Там  было  три
цены: один доллар, два и десять Это за что?
   Рубен продолжал упорно молчать. Она нетерпеливо дернула его за руку.
   - Да ну же. Рубен, скажи мне! Я же вижу, ты все знаешь. Что означают  эти
цифры?
   - И почему тебе непременно все надо знать?
   - Надо, и все! Мне интересно. Ну давай, скажи мне.
   Он взглянул на небо, словно прося у Бога терпения,  и  испустил  нарочито
тяжкий вздох.
   - Я думаю - и учти, это всего лишь  догадка,  -  что  за  доллар  клиенту
позволено пощупать одну из... м-м-м... прелестей этой дамы.
   - Прямо в витрине?
   Рубен кивнул, изо всех сил стараясь удержаться от улыбки.
   - Ну а за два...
   - Ладно, забудем об этом. Об остальном я и сама могу догадаться.
   "За два доллара клиент мог  потрогать  обе  "прелести",  а  за  десять  -
воспользоваться самой интимной услугой. Интересно, в каких именно словах все
это выражено по-китайски?" - подумала Грейс. В то же время  она  была  рада,
что Рубен не может ей этого сказать А вдруг может, но просто не хочет? Вдруг
он сам не раз пользовался услугами подобных особ и именно поэтому все знает?
В груди у нее вспыхнул неприятный огонек, очень похожий на ревность.
   Вряд ли Рубен  стал  бы  платить  женщине,  чтобы  с  ней  переспать.  Ей
приходилось слышать, что многим мужчинам так больше  нравится,  но  Рубен...
Нет, только не он Во-первых, он слишком хорош собой, а во-вторых,  он  такой
блистательный жулик, что гордость не позволит  ему  платить.  Уж  скорее  он
способен изобрести какой-то трюк, чтобы заставить женщин  платить  за  право
пользоваться его милостями.
   - Пошли домой, Грейс.
   - Нет, я еще не все видела, - упрямо возразила она. - Я хочу  побывать  в
курильне опиума.
   - Чего?
   - Я хочу посмотреть!
   - Какого дьявола?
   - Я о них читала, но никогда раньше не видела, и теперь хочу  посмотреть.
Что тут такого? Может, у меня другого случая не будет. А ты был когда-нибудь
в опиумной курильне?
   Рубен неохотно кивнул.
   - И что тебя туда привело? Он пожал плечами.
   - Любопытство.
   - Ну вот видишь! Своди меня туда, Рубен.
   - И речи быть не может.
   - Почему? Ты же сказал, что это не опасно даже ночью!
   Грейс стояла на своем, пока он не сдался. Она, ликуя, подхватила его  под
руку и потащила вперед.
   - Жаль, что у нас нет пистолета, просто на всякий случай. Ведь у тебя нет
пистолета?
   - Конечно, нет! Не будь дурой.
   - Неужели ты никогда не носишь с собой оружия?
   - - Нет, не ношу. С  какой  стати?  Я  же  не  убийца!  Грейс  недоуменно
покачала головой, глядя на него.
   - А ты знаешь, где находится такая  курильня?  -  спросила  она,  нарочно
понизив голос, чтобы создать настроение жути.
   - Да они тут на, каждом шагу. Далеко идти не придется.
   Рубен был прав; не пройдя, и половины квартала, он заставил ее свернуть в
переулок под названием  Рыбная  аллея.  Переулок  был  так  тесен,  что  дм,
пришлось двигаться  в  затылок  друг,  другу  между  двух  темных,  покрытых
грязными  потеками  стен.  Наконец  они  оказались  во  дворе,   еще   более
замусоренном и зловонном, чем Рыбная аллея. Дверь, ведущая  в  притон,  была
чуть приоткрыта. Грейс. сразу поняла, что это  и  есть  притон,  потому  что
сладковатые пары наркотика ощущались даже на  расстоянии.  В  тусклом  свете
было видно, что дверь Охраняет всего один молодой китаец  с  культей  вместо
левой руки.
   - Господа хотят покурить? - осведомился он, ухмыляясь  идиотски-блаженной
улыбкой, и указал дорогу  внутрь  длинной  курительной  трубкой,  зажатой  в
единственной руке. - Имеется турецкая травка,  персидская  травка,  отличный
товар! Господа желают зайти?
   В глубине двора мужчина в грубой рабочей одежде сгружал с телеги  тяжелые
деревянные ящики и передавал их другому, который был виден только до  пояса,
так как стоял на ступеньках садовой лестницы, ведущей в подвал.
   - В этих ящиках опиум? - с ужасом спросила Грейс.
   -  Нет,  зеленый  чай,  -  насмешливо  отозвался  Рубен.  -  Их  называют
пикулями<Пикyль - мера веса в  странах  Восточной  Азии>.  В  них  загружают
наркотик, поступающий из Турции, Индии и других стран.
   Вытащив  из  кармана  деньги,  он  протянул  их  радостно   ухмыляющемуся
охраннику и что-то прошептал.
   - Ладно, хозяин, - ответил страж, скалясь еще шире.
   Рубен обернулся к Грейс.
   - Идем, - скомандовал он, взяв ее под руку. -  Хочется  поскорее  с  этим
покончить.
   Сначала она не увидела ничего, кроме дюжины. огоньков, тускло тлеющих тут
и там в совершенно темном помещении. Когда  глаза  привыкли  к  темноте,  ей
удалось  разглядеть  циновки  на  полу,  потом  скамьи,  многоярусные  нары,
уходящие под самый потолок;
   Вонь стояла нестерпимая, тяжелый воздух слоился от курений. Грейс наконец
увидела людей, полулежащих на циновках. Здесь находились не только  мужчины,
но и женщины, все в разных стадиях наркотического  транса  -  от  блаженного
отупения до полной бесчувственности. Было тихо, как в могиле.
   Она вскоре поняла,  что  тусклые  огоньки  в  плошках  предназначены  для
раскуривания опиума. У нее  на  глазах  высохший,  совершенно  лысый  старик
потянулся за своей трубкой с длинным  -  не  меньше  восемнадцати  дюймов  -
причудливо вырезанным узловатым стволом. Вот он окунул острие длинной иглы в
жестяную коробочку, напоминавшую табакерку, и вытащил комок какой-то  темной
массы, похожей на смолу.  Держа  иглу  над  пламенем,  старик  выждал,  пока
катышек не начал булькать и плеваться брызгами, потом ловко  запихал  его  в
чашу кальяна, припал ртом к мундштуку и запыхтел, выпуская через нос  частые
облачка дыма. Подогревающийся на огне опиум производил тот же  звук,  что  и
сало, шипящее на сковородке. Грейс невольно содрогнулась от отвращения.  Вот
глаза старика закрылись; кальян выскользнул у него из пальцев. Он  вытянулся
на циновке в наркотическом забытье, неподвижный и бледный, как мертвец.
   - О Боже, - прошептала Грейс, - это ужасно.  Рубен  согласно  кивнул.  Ей
хотелось поскорее выбраться  отсюда,  и  только  его  вселяющее  уверенность
присутствие удерживало ее на месте.  Крепко  уцепившись  за  его  руку,  она
заставила себя еще раз взглянуть на закопченные до черноты стены и  потолок,
на грязь, на плотный от дыма,  почти  непрозрачный  воздух,  а  главное,  на
пребывающих в  апатии  одурманенных  наркоманов.  Все  они  казались  живыми
мертвецами, видящими отравленные сны,  пока  их  тела  разлагались,  а  души
погружались в небытие, Рубен обхватил одной рукой ее плечи:
   - Пошли домой, Грейс.
   Его мягкость ошеломила ее. Ей  захотелось  обнять  его  крепко-крепко,  и
чтобы он тоже обнял ее обеими руками.  Она  позволила  ему  увести  себя  из
задымленного притона, после которого воздух  во  дворе  показался  ей  почти
свежим. Они снова вышли на Дюпон-стрит, не  нарушая  молчания,  и  подозвали
кеб, двигавшийся на север.
   Только когда Рубен отпер дверь своего дома на Янси-стрит и  пропустил  ее
вперед, настроение у Грейс  стало  улучшаться.  Наверное,  потому,  что  она
вернулась домой.

Глава 8

   Полынная водка размягчает сердце и мозги.
   Эддисон Мизнер

   - Есть кто дома? Эй, Гусси, ты наверху?
   Никакого ответа. Не может быть, чтобы она уснула: было  еще  рано,  всего
около восьми вечера.
   - Грейс? - еще громче позвал Рубен.
   Ему хотелось поскорее  сообщить  ей  радостную  новость:  он  только  что
выиграл в  "блэк  джек"  двести  сорок  долларов  и  рубиновую  булавку  для
галстука, причем игра велась абсолютно честно.
   Ему показалось, что он слышит какой-то невнятный  ответ  и  шум  льющейся
воды в ванной. Вот и хорошо, значит, она скоро спустится. Он  надеялся,  что
его хорошая новость поможет им преодолеть возникшую неловкость, которую  они
с утра старательно обходили молчанием.
   На  столе  все  еще   стояла   заткнутая   пробкой   полупустая   бутылка
"Совиньон-де-Турен", оставшаяся со вчерашнего  вечера,  когда  они  отмечали
триста долларов, выигранных в семь  очков  в  "Парадиз-отеле".  Игра  велась
почти честно - пару "загнутых" тузов и двойной сброс можно было не  считать.
Конечно, это не шло ни в какое сравнение с грандиозной победой, одержанной в
"Эвергрин", но они решили, что триста долларов тоже на дороге  не  валяются.
Главное, они не проиграли, а сохранить в своем арсенале блистательный трюк с
тузом в рукаве можно было только одним способом: не пользоваться им  слишком
часто.
   Рубен налил себе немного "Совиньона" и сел, вращая вино в  бокале,  чтобы
проверить, не скисло ли оно на второй день, но так и не  стал  пить,  просто
угрюмо уставился в бокал, вспоминая, как он сидел на этом самом месте утром,
когда пришла почта. Именно отсюда он следил, за Грейс, пока она, устроившись
на диване на другом конце комнаты, распечатывала письмо от своего мужа.
   Письмо прибыло в сопровождении большой коробки  с  одеждой.  Коробку  она
открыла в первую очередь, ахая и умиляясь над каждой юбкой,  блузкой,  парой
туфель или тех предметов туалета, которые не принято  упоминать  вслух,  как
будто муженек прислал ей золотые слитки вместо кучи старого барахла.  Но  ее
можно было понять: все женщины становились  немного  чокнутыми,  когда  дело
доходило до нарядов, а мужчине - если он, коне