овали их планы. Если бы не
это обстоятельство, сам Рубен остановил бы на нем  свой  выбор,  потому  что
игроки выглядели побогаче. Все наперебой стали приглашать  ее  присесть,  но
она отделалась какой-то шуткой, заставившей их всех разразиться хохотом.  По
ее настоянию мужчины возобновили игру, но при ее появлении все  сели  прямее
на своих стульях, перестали плевать на пол и непристойно выражаться.
   -  Эй,  мы  играем  в  покер  или  дурака  валяем?  -  возмутился  Рубен,
нетерпеливо щелкнув по столу стопкой фишек.
   Все, кроме Шарки, усмехнулись с виноватым видом и вернулись к  прерванной
игре. С грохотом отодвинув стул, Шарки поднялся  из-за  стола  и  подошел  к
Грейс.
   Долговязый  нескладный  урод,  рядом  с  изящной  миниатюрной  Грейс   он
напоминал похотливую гориллу.
   Уже одно это заставило Рубена скрипнуть зубами от злости.  Все  еще  было
ничего, пока Шарки держал руки в карманах и пользовался  для  флирта  только
своим длинным языком. Но когда этот сукин  сын  обвил  ее  талию  обезьяньей
лапой, чувство юмора окончательно покинуло Рубена. Он даже начал  утрачивать
интерес к разработанному ими плану.
   Но он напрасно беспокоился:  Грейс  прекрасно  умела  постоять  за  себя.
Легким танцующим шагом она выскользнула из лап Шарки и повела его,  даже  не
прикасаясь, к его же собственному столу. При этом  она  ослепила  его  такой
лучезарной улыбкой, что сам Шарки не заметил маневра. По его туповатому лицу
было ясно видно, что он целиком приписывает эту заслугу себе.
   - Позвольте  вам  представить  мисс  Ванду  Ла-Салль,  парни,  она  хочет
перекинуться с нами в картишки. Есть возражения?
   Куда там! Дружное: "Конечно, нет!" вырвалось сразу из трех  глоток.  Один
только Рубен нарушил единодушие, сварливо буркнув:
   - А вот мне лично не по душе присутствие дам за карточным столом.
   В ответ на это Шарки вытащил изо рта сигару, сплюнул крошки табака на пол
и заявил, что лично ему не по душе  игра  в  карты  с  надутыми  вислозадыми
хлыщами, которые перед всеми задирают нос, и что  мистер  Обман  может  либо
заткнуться, либо искать себе другую компанию. Притворившись обиженным, Рубен
надвинул шляпу на глаза и пониже соскользнул на стуле.
   Шарки притащил стул для Грейс, она заняла место между ним и Уайеттом,  то
есть как раз то место,  где  ей  и  следовало  находиться,  чтобы  исполнить
задуманное.
   - Во что играем, господа? - ангельским голоском спросила Грейс.
   Расти сказал ей, что они играют в покер, и она разочарованно протянула:
   - У-у-у.
   - А во что бы вам хотелось сыграть? - предупредительно спросили мужчины.
   Ну, ей всегда нравился семикарточный стад,  ответила  Она  с  робкой,  но
полной надежды улыбкой.
   - Значит, играем в семикарточный стад, заявили они. -Ее слово-закон.
   Рубен проворчал, что это игра для кисейных барышень и  что  лучше  бы  им
сразу разбиться на  пары  и  сыграть  на  шпильки  в  "три  листика"<Простая
карточная игра из разряда "семейных">. Все пропустили его слова мимо ушей.
   Мисс Ванда Ла-Салль накупила  фишек  сразу  на  двести  долларов,  и  это
немного отрезвило чересчур пылких кавалеров. Тем не менее они предложили  ей
сдавать первой, не  бросая  жребия.  Карты  она  тасовала  и  сдавала  чисто
по-женски: кокетливо, но неслишком ловко. Как актриса она  просто  не  знала
себе равных. Этого Рубен не мог не признать.
   Делая высокие ставки, она неизменно оставалась в проигрыше.
   Расти расстроился до слез; Бэрджесс и Уайетт старались ее подбодрить, как
могли,  даже  Шарки   предложил   перейти   на   "хай-лоу"<Вариант   покера,
напоминающий игру в поддавки, когда выигрышной считается как самая  старшая,
так и самая младшая комбинация карт>.  Но  Грейс  воспринимала  свои  потери
философски, оставаясь в игре до самого конца. Во всяком случае до  тех  пор,
пока не настал черед Рубена сдавать. Он сдал ей двух "загнутых"  валетов,  а
потом и третьего, вынутого из-под низа колоды: одного  лицом  вверх  и  двух
"втемную". На шестом  кругу  у  нее  закончились  фишки,  седьмой  круг  она
продержалась только благодаря тому, что все мужчины  объявили  "пас".  Кроме
одного открытого валета, у нее был только мусор, а Рубен  ничем  не  мог  ей
помочь, имея на руках чистую колоду: последняя карта могла  оказаться  какой
угодно.
   Шарки принял ставку Бэрджесса и повысил ее на двадцать долларов.  Настала
очередь Грейс делать следующую  ставку.  Она  нерешительно  подняла  руку  и
коснулась брошки с  ангелочком  у  себя  на  груди.  Наконец-то  Рубен  смог
вздохнуть с облегчением: это означало, что ей пришла хорошая карта,  кое-что
получше  трех  валетов.  По  задуманному  ими  раскладу  в  этом  круге  она
непременно должна была выиграть.
   - Эта брошь из чистого серебра, господа, -  объявила  Грейс.  -  О  Боже,
должно же мне хоть раз повезти! Она с надеждой ощупала свою "темную" карту.
   - Принимаю вашу ставку и поднимаю на сорок долларов. Ставлю  свою  брошь.
Вы ее примете?
   Ресницы у нее трепетали; она то и дело нервно проводила кончиками пальцев
по развевающимся волосам ангелочка, приколотого довольно  низко  в  ложбинке
между грудей с таким расчетом, чтобы  привлечь  внимание  мужчин  к  нужному
месту. Она добилась бы нужного эффекта и без этой  уловки.  Шарки  судорожно
сглотнул,  глядя  на  нее  как  завороженный.  Расти  закашлялся  и  не  мог
остановиться.
   "Да", "Конечно", "Ладно, пусть  будет  сорок",  "Принимаю"  -  таков  был
всеобщий вердикт.
   Итак, банк возрос. Грейс довольно долго возилась, отстегивая  брошку,  но
никто не стал  ее  торопить.  Когда  решили  открыться,  ее  "темная"  карта
оказалась недостающей девяткой.
   - "Полный дом"<Комбинация из "тройки" и "пары", то есть трех и двух  карт
одного достоинства, четвертая по  старшинству  из  выигрышных  комбинаций  в
покере> с валетами! - радостно объявила она.
   Рубен чертыхнулся и бросил свои карты на  стол,  не  открывая.  Бэрджесс,
Уайетт и Расти сделали то же самое, правда, молча.
   - Разрази меня гром, - пробормотал Шарки, уставившись на карты и не  веря
своим глазам.
   У него было три короля, но до "полного дома" он не дотянул. Шарки  злобно
загасил сигару, откашлялся и сплюнул в плевательницу.
   Как только раздали карты по  новой,  Ванде  Ла-Салль  привалила  поистине
фантастическая удача. Она положила брошку рядом  с  собой  "на  счастье",  и
перед ней, как по волшебству, стала расти гора фишек.  Игра  пошла  веселей,
правила заведения были забыты. Оказалось,  что  добродушный  толстяк  Уайетт
обременен не только глубокими карманами, но и глупейшей привычкой  цепляться
до самого конца за жалкие тройки и  даже  двойки,  поэтому  он  больше  всех
проигрывал. Бэрджесс тоже легко клевал на крючок, хотя и старался вести себя
осмотрительно. Всем нравилось обыгрывать Расти: он блефовал, как  желторотый
молокосос.
   Однако Рубен твердо вознамерился обчистить Шарки. Этот тип был далеко  не
глуп. Оставалось выяснить, не шулер ли он. До сих пор Шарки вел  себя  очень
осторожно. Все остальные игроки уже вошли в. раж, а  он  по-прежнему  держал
карты ближе к жилетке, отрывисто и односложно  назначал  ставки,  следил  за
партнерами из-под полуприкрытых, как у ящерицы, век. Еще больше Рубена злило
его чрезмерное внимание к прелестной Ванде. Шарки бросал на  нее  похотливые
взгляды, плотоядно облизывался, а однажды даже предпринял попытку  потискать
ее под столом. Насколько эта попытка удалась, Рубену со своего места  трудно
было судить, но сам он едва не взвился под потолок от ярости.
   Если у него и были сомнения насчет способности Грейс постоянно выигрывать
при относительно честной игре, она сумела их развеять  за  несколько  минут.
Она оказалась проницательной, терпеливой, непредсказуемой и  бесстрашной,  а
главное  -  удачливой.  Своих  партнеров  она  видела  насквозь,   мгновенно
подмечала любую попытку блефовать, а сама при этом блефовала  так,  что  дух
захватывало. Более того, у  нее  было  чисто  профессиональное  отношение  к
деньгам: фишки она воспринимала как некую условность, как ничего не  стоящие
камешки или фасолинки. И так  продолжалось  до  самого  конца  игры.  Игрок,
слишком трепетно относящийся к деньгам, может не рассчитывать на победу.
   Пока шла раздача карт, она расспрашивала партнеров об  их  жизни.  Сперва
они стеснялись, потом вдруг неожиданно для себя ударились  в  откровенность.
Это совершенно изменило обстановку: можно было подумать, что в  салуне  идет
встреча ветеранов пожарной бригады, а не игра в покер с  высокими  ставками.
Грейс поведала своим новым друзьям захватывающую историю о том, что играть в
карты ее научил отец, покойный мистер Ла-Салль, скончавшийся в прошлом  году
Прямо за  столом  для  игры  в  фаро  в  одном  из  салунов  Вирджиния-Сити.
Единственной дочери он не  оставил  ничего,  кроме  своего  любимого  набора
игральных костей да нескольких простых приемов карточной игры. Жить с  таким
наследством, а уж тем более сохранять респектабельность  было  нелегко,  вот
она и перебивалась, как могла. Что же  еще  оставалось  делать  девушке  без
состояния?
   Сама по себе эта история, если отбросить цветистые подробности, могла  бы
показаться совершенно не правдоподобной, но Грейс преподнесла ее так  умело,
что никто из присутствующих не усомнился в ее подлинности.
   И в довершение всего у нее было отлично развито чувство времени. Почти  в
тот же самый миг, когда Рубен решил, что пора  переходить  ко  второй  части
представления, Грейс послала ему условный сигнал.
   - Похоже, мне опять повезло, - засмеялась она, загребая банк после  своей
собственной раздачи. - Давно я так не веселилась! С тех  самых  пор,  как  у
тетушки Агги лопнула завязка на панталонах на званом ужине.
   - Эй, минуточку, - Рубен  выбросил  руку  через  стол  и  схватил  ее  за
запястье. - Дайте-ка мне взглянуть на эти карты.
   - Что? Отпустите сейчас же! Как вы  смеете?!  Грейс  попыталась  прикрыть
сброшенные карты, но Рубен оказался проворнее: он сгреб со  стола  все  семь
карт и раскрыл их веером, придирчиво изучая сначала рубашки,  потом  лицевую
сторону.
   - Ха! Я так и знал! Вы только посмотрите на даму треф! Видите?
   В ответ раздались взволнованные восклицания:
   "Что?", "Где?", "Я ничего не вижу!", "Какого черта?".
   Они  не  хотели  верить  своим  глазам,  но  и  отрицать  очевидное  было
невозможно:  Рубен  продемонстрировал  каждому  булавочный  укол  в  стоячем
кружевном воротнике на шее  трефовой  дамы,  сделанный  им  самим  во  время
предыдущей раздачи при помощи волшебного перстня.
   - Она это сделала  своей  проклятой  булавкой!  -  грозно  заявил  Рубен,
указывая на брошку, лежавшую под рукой у Грейс. - Эта штука лежала на  столе
с тех самых пор, как она поставила ее вместо денег. Она  нарочно  ее  сняла,
чтобы метить карты!
   - Это не правда! Я никогда в жизни не жульничала!
   Грейс окинула стол  отчаянным  взглядом,  ища  поддержки.  Ее  ангельское
личико выглядело так трогательно, что  ей,  вероятно,  удалось  бы  добиться
оправдательного приговора за три секунды, не больше, если бы не заколотая  в
горло дама треф и не орудие убийства в виде серебряной брошки, найденное  на
месте преступления. Все видели, как Ванда Ла-Салль то и  дело  хватается  за
брошь во время игры.
   - Вот взгляните! - воскликнул Рубен, забивая гвоздь по  самую  шляпку.  -
Она проделала то же самое с пиковой, бубновой и червонной дамой! Все дамы  в
колоде помечены!
   - Я ничего не делала! - вскричала она, прижимая руку к сердцу  для  пущей
убедительности. - Я ни в чем не виновата, клянусь вам. Это кто-то другой!  А
может, они уже были наколоты, а вы только что заметили?
   Рубен презрительно фыркнул.
   - Прошу вас, поверьте, это не я! Я бы никогда так не поступила! Почему вы
мне не верите?
   Бэрджесс и  Уайетт  заерзали  на  стульях,  не  зная,  куда  деваться  от
смущения.  Уши  у  Расти  стали  рубиновыми,  веснушки  на  его  простоватой
физиономии проступили еще заметнее. Шарки  пристально  уставился  на  Грейс,
теребя усы и облизывая губы. Никто не произнес ни слова.
   - Ну что ж, господа...
   Губы у нее задрожали и пальцы тоже, но голос остался твердым, хотя в  нем
прозвучала хватающая  за  душу  печаль.  Она  передвинула  свой  выигрыш  на
середину стола, все вместе с брошью, и поднялась из-за стола.
   - Спасибо за компанию. А теперь... позвольте пожелать вам всего доброго.
   Игроков доконали слезы, алмазами повисшие на ее длинных  ресницах.  Глаза
превратились  в  голубые  озера  безысходного  страдания.  Да,  Грейс   была
непревзойденной комедианткой. Перед такой картиной  уязвленного  достоинства
никто не смог бы устоять.
   - Погодите! - прорычал Шарки, схватив ее за локоть. - Может, их и вправду
пометил кто-то другой?
   - Чушь! - отмахнулся Рубен. - Обычно это делает тот, кто выигрывает!
   Расти в который раз откашлялся.
   - Может, они уже были такими? Мы же  не  знаем  наверняка!  Никто  их  не
проверял  до  того,  как  мы  начали  играть.  Может,  их   кто-то   наколол
давным-давно... Это не исключено.
   Бэрджесс и Уайетт дружно закивали, хотя в их лицах было  больше  надежды,
чем уверенности. Все доказательства были против Ванды Ла-Салль, но никому не
хотелось в это верить.
   -  Богом  клянусь!  -  проговорила  Грейс,  и  ее  полное  отчаяния  лицо
осветилось трогательной, почти детской  в  своей  наивности  надеждой.  -  Я
понятия не имею, как метить карты. Я бы не смогла даже под угрозой смерти!
   И опять все  закивали,  даже  Рубен  сменил  презрительное  выражение  на
сомневающееся.
   - Я предлагаю взять новую колоду и оставить Ванду  в  игре,  -  предложил
Шарки. - Дадим ей шанс оправдаться. Мы с  нее  глаз  не  спустим.  Это  ведь
совсем не трудно, - ухмыльнулся  он,  фамильярно  сжав  ее  локоть.  -  Если
заметим что-нибудь подозрительное, вышвырнем с позором - и делу конец.
   - А выигрыш останется при ней? - поинтересовался Расти.
   - Иначе нельзя, - поспешно вставил Рубен. - Мухлевала она или нет, раз мы
оставляем ее за столом, значит, признаем, что она играла честно.
   Против этого нечего было возразить. Все скрепя  сердце  согласились,  что
мисс Ла-Салль может оставить свой выигрыш при себе.
   - Нет-нет, - запротестовала Грейс, очаровательно наморщив лобик.
   Все посмотрели на нее с недоумением.
   - Если вы считаете, что я украла эти деньги, они мне не  нужны.  Заберите
их, и мы все начнем сначала.
   Теперь уже они,  снисходительно  улыбаясь,  начали  уговаривать  ее,  как
капризного ребенка, не отдавать им назад выигранные деньги.
   - Заберите хоть часть, - возразила она, надув губки. - Возьмите  хоть  по
сотне на каждого. Нет, я настаиваю.
   Таким образом Грейс отдала назад четыреста  долларов  -  пятьсот,  считая
долю Рубена, -  выигрыша  в  обмен  на  доверие  и  преданность  четырех  до
крайности легковерных ротозеев.
   Она вновь заняла свое место за  столом,  поблагодарив  каждого  и  одарив
Шарки особенно теплой улыбкой. Он покраснел как рак и оттянул воротник. Если
и была у него  мысль  предложить  партнерам  переключиться  на  какую-нибудь
другую игру, в жарких лучах этой улыбки она растаяла, как снег на солнце.
   Расти получил у бармена новую колоду, и игра возобновилась.  Как  и  было
предусмотрено по плану,  Грейс  начала  проигрывать.  Мужчин  такой  поворот
событий, подтверждавший их худшие  подозрения,  сильно  расстроил,  зато  их
немного утешила перспектива вернуть свои деньги назад. Больше всех выигрывал
Шарики. Успех ударил ему в голову, он начал играть неосторожно, чуть  ли  не
безрассудно. И не только он один: по  ходу  игры  лихорадка  охватила  всех.
Рубен сделал вид, что тоже заразился. Он поставил чуть ли не все свои  фишки
в надежде на стрит со старшей десяткой и  проиграл  Шарки,  у  которого  был
королевский флеш. Лихорадка  разрасталась.  Все  деньги  были  на  столе,  в
карманах ни у кого ничего не осталось. Настал решающий чае.
   Грейс тоже это поняла и бросила на него выразительный взгляд поверх своих
"темных" карт, которые, как он заметил, всегда предпочитала держать в  руке,
а не на столе. У нее еще оставалось долларов на триста фишек плюс ее брошка.
Расти собрал карты и передвинул их влево. Рубену выпал черед сдавать.
   Тасуя колоду, он сделал знак бармену принести еще пива.
   - Кто-нибудь еще желает? Ванда? Может, хотите еще лимонаду?
   Грейс пожала плечами и сказала, что она не против. Рубен  передал  колоду
Бэрджессу, чтобы тот снял, потом замешкался, раскуривая  манильскую  сигару.
Тем временем бармен притащил поднос с напитками и принялся расставлять их на
столе. Грейс поспешила допить то, что еще осталось от прежней порции. Осушив
стакан, она протянула его бармену со слащавой улыбкой. Увы, бедняге так и не
довелось его забрать: она разжала пальцы  секундой  раньше,  чем  следовало,
стакан  выпал  и  со  звоном  разбился  на  полу.  Пока  все  отвлеклись  на
происшествие, Рубен успел зажать чистую  колоду  между  колен,  подменив  ее
крапленой.
   Восклицания, извинения, заверения...  Он  терпеливо  ждал,  пока  шум  не
утихнет, и лишь после этого начал сдавать. Две карты "втемную", одну - лицом
вверх. Всем выпали отличные карты. У  Шарки  оказался  открытый  туз,  и  он
поставил сотню - самую крупную ставку  за  всю  игру.  Для  начала  неплохо,
подумал Рубен. Расти, которому  достались  худшие  карты  во  всей  раздаче,
удивил его, подняв ставку на тридцать долларов. Никто не вышел из игры,  все
приняли повышенную ставку. На четвертом круге у Бэрджесса в открытых  картах
появились две дамы, и он поднял  банк  еще  на  сотню.  Никто  и  глазом  не
моргнул.
   На пятом круге Шарки достался еще один туз. Итого три: два открытых, один
"темный". Он сумел сохранить  невозмутимость,  но  на  свою  "темную"  карту
взглянул с трепетом, словно мамаша, проверяющая, не пора ли менять подгузник
младенцу. Рубен почувствовал, как воздух над столом сгущается подобно  туче,
заряженной электричеством. Он ни за что не пропустил бы этот момент, хотя  и
знал заранее, кто какие карты получил и какие  еще  получит.  Бэрджесс  взял
третью даму, опять в открытую, и расплылся в  улыбке  от  уха  до  уха.  Все
продолжали делать ставки, банк разросся до одиннадцати сотен долларов,  а  у
Ванды Ла-Салль почти не осталось фишек.
   На шестом Рубен с  отвращением  отбросил  свои  карты.  Расти  наконец-то
понял,  что  дела  плохи,  и  последовал  его  примеру.  Рубену  стало  жаль
простофилю:
   Расти ему нравился, а раздевать людей до  нитки  вообще  было  не  в  его
правилах, но он уже ничего не мог поделать.
   Довольный собой толстяк Уайетт, уже  имевший  в  запасе  пару  восьмерок,
получил третьего валета, однако, взглянув  через  стол  на  своего  приятеля
Бэрджесса и увидев у него трех дам, несколько сник. Рубен с  удовлетворением
заметил, что Уайетт невольно поглаживает шелковые отвороты  своего  сюртука.
Он всегда так делал, если его одолевали сомнения. На сей раз они были вполне
обоснованы: если Бэрджессу достанется четвертая дама, "полный  дом"  Уайетта
не выстоит против каре.
   Поглощенный  созерцанием  своего  запасного  туза,   Шарки   втайне   уже
праздновал  победу  и  непрерывно  увеличивал  ставки.   "Темной   лошадкой"
оказалась Грейс. В открытых картах у нее были трефовая  девятка  и  десятка,
остальное - мусор. Право поднимать ставку опять перешло к  Бэрджессу  с  его
тремя  дамами.  Он  проверил  свои  "темные"  карты  с   тщетно   скрываемым
удовольствием.
   - Принимаю и повышаю еще на сотню. Шарки безропотно доложил  в  банк  еще
сто долларов. Грейс рассталась со  своими  последними  фишками,  ставить  ей
больше было нечего, кроме брошки с ангелочком, а впереди был еще один ход. У
Уайетта тоже почти не осталось фишек. Вовремя спохватившись, он с проклятием
бросил карты, поднялся из-за стола и отошел к бару. Рубен  даже  порадовался
за него: по крайней мере ему будет на что добраться д