привязанности! К тому же, учти, Алисии нужен подопечный,  кто-то,  о
ком она могла бы заботиться. Возможно, это был бы не самый романтический  из
браков, но, в сущности, брак - вещь прозаическая по своей природе.  Зато  он
имел бы прочную основу в виде взаимной симпатии, доверия и  уважения.  Скажу
больше, -  решительно  добавила  леди  Элизабет,  немного  помолчав,  -  мне
кажется, что романтики ты уже отведал вдоволь. Тебе, пожалуй, на  всю  жизнь
хватит.
   Как и следовало ожидать, лицо Дэвона потемнело при этих  словах,  но  она
упрямо продолжала говорить, склонив к нему голову и заглядывая в глаза:
   - Сынок, милый, неужели ты не хочешь быть счастлив?
   - Я об этом не думаю, - ответил он кратко.  -  Вы  говорите,  что  любите
Алисию как родную дочь, но вы явно не подумали о ее счастье,  матушка.  Если
она вам действительно дорога, зачем желать ей такого мужа, как я?
   - Что за вздор! Ты мог  бы  составить  счастье  любой  женщины,  если  бы
только...
   - Вы ошибаетесь. И вообще этот разговор не имеет смысла.
   Повернувшись к ней спиной, он уставился в окно, туда', где далеко  внизу,
за погруженным в тень мысом, о чем-то тихо, но настойчиво шептало  море.  На
горизонте виднелись три рыболовные шхуны из Луи, они  тихонько  покачивались
на воде. К востоку на небосклоне уже показался прозрачный лунный диск.
   Дэвон вновь обернулся к матери.
   - Простите, матушка. Давайте не будем ссориться. Он подошел  к  дивану  и
сел рядом с нею. Последние лучи солнца, проникшие  в  комнату,  осветили  ее
лицо, покрытое едва заметной сеткой тонких морщинок,  и  серебряные  нити  в
волосах. Ему показалось, что  их  стало  больше  со  времени  его  последней
встречи с матерью.
   - Расскажите мне лучше о себе. Как вам жилось все это время?
   В действительности Дэвон вовсе не ждал от нее правдивого ответа: плохо ей
было  или  хорошо,  леди  Элизабет  неизменно  отвечала:  "Отлично,  спасибо
большое" - и тут же задавала встречный вопрос о здоровье собеседника. Она не
любила говорить о себе и считала недопустимым, даже вульгарным и неприличным
обсуждать  с  посторонними  состояние  своего  здоровья,   физического   или
душевного, если оно оставляло желать лучшего.
   Поэтому Дэвон был несказанно поражен,  когда  его  мать  после  минутного
колебания ответила:
   - Мне было грустно. Я пыталась это побороть, но не смогла.
   Он взял ее за руку, и она с трудом заставила себя улыбнуться.
   - В августе будет четыре года.
   - Да.
   - Мне очень грустно без него.
   - Мне тоже.
   - Странно, правда? Наш брак был бурным, и это еще мягко сказано. Порой  я
бывала счастлива только в  разлуке  с  ним,  когда  он  жил  здесь,  а  я  в
Уайт-Оуксе. Но, Боже, я бы все на свете отдала, чтобы  вернуть  его  сейчас.
Наверное, даже согласилась бы жить здесь, лишь бы  быть  с  ним.  Он  всегда
этого хотел.
   - Не думал, что мне когда-нибудь доведется услышать это  от  вас.  Вы  же
ненавидите это место.
   - Да, тут есть какая-то насмешка, верно? Но ты  ошибаешься:  у  меня  нет
ненависти к этому месту, просто я не могла здесь жить. Меня всегда привлекал
Девоншир, а его - Корнуолл. - Она сжала руку сына.  -  В  этом  ты  на  него
похож. Знаешь, мы ужасно поссорились, когда выбирали тебе имя.
   Дэвон кивнул; он хорошо знал семейную историю.
   - Я пообещала, что буду жить здесь круглый  год,  если  он  позволит  мне
назвать нашего первенца Дэвоном.
   - Но вы не сдержали слова.
   - Нет. - Леди Элизабет вздохнула и  отвернулась.  -  У  твоего  отца  был
нелегкий характер. И ты весь в него.., ты похож на него гораздо больше,  чем
Клей. У него часто менялось настроение. Он все  принимал  слишком  близко  к
сердцу. Любил и ненавидел с одинаковой неистовой силой, ни  в  чем  не  знал
меры. Порой впадал в черную тоску, а иногда веселился без удержу. Как и  ты,
он любил Даркстоун.
   - Это все из-за моря.
   - Он говорил, что море спасает  его  от  безумия.  Я  над  ним  смеялась,
думала, он преувеличивает, чтобы привлечь мое внимание. Я  не  смогла  стать
ему хорошей женой, Дэв, - призналась она, склонив  голову.  -  Я  его  очень
любила, но жить с ним не могла. Так мне казалось. Сейчас...
   Она вновь подняла взгляд, и Дэвон с  облегчением  отметил,  что  глубокая
печаль ушла из ее голоса, сменившись обычным задорно-легкомысленным тоном.
   - Что толку предаваться запоздалым  сожалениям!  Если  бы  Эдвард  сейчас
вошел в эти двери, мы бы с  ним,  конечно,  были  счастливы,  но  ненадолго.
Очень-очень скоро мы опять начали бы ссориться. И все же ничто меня  так  не
мучит, как мысль о том, что меня не было в Даркстоуне, когда он умирал.  Мне
следовало быть здесь, с тобой.
   - Но вы же не знали, что он умирает!
   - Это не оправдание. Мне следовало быть здесь. Он был моим мужем.
   Они умолкли. Оба слишком хорошо знали друг друга и понимали, что  никакие
слова утешения не помогут. Обоим довелось пережить трагедию, потерять  самых
дорогих и близких. Оба научились нелегкому искусству восполнения потерь и не
нуждались в поверхностных словесных объяснениях.
   - Что ж, - сказала  леди  Элизабет,  -  полагаю,  мне  пора  отправляться
наверх. Надо переодеться к  обеду.  Знаешь,  мы  с  Алисией  взяли  с  собой
камеристок. Получился весьма  внушительный  кортеж.  Но  ты  не  беспокойся,
надеюсь, миссис Хау о них позаботится. Ты по-прежнему живешь как в деревне -
обедаешь в пять?
   - Пять - это для  нас  поздновато,  -  улыбнулся  Дэвон,  помогая  матери
подняться и с грустью отметив, что она  уже  не  так  легко  двигается,  как
раньше. - Если бы мы жили по-городскому, то к обеденному часу давно  умирали
бы с голоду. Но ради вас, матушка, и я готов следовать моде.
   Леди Элизабет рассмеялась.
   - Я провожу вас наверх, - добавил он, бережно взяв ее под руку.

***

   - Вы собираетесь посадить нас обедать за этим столом?  Вместе  с  низшими
слугами? Это что, шутка?
   Лили замерла со столовыми приборами в  руках  и  подняла  голову.  Вопрос
задала мисс Тернер, личная горничная леди Алисии, элегантная особа в  наряде
из красновато-коричневого шуршащего шелка. В следующую секунду за  спиной  у
нее в дверном проеме появилась  и  мисс  Кинни,  камеристка  леди  Элизабет.
Остановившись на пороге столовой для слуг, обе  они  уставились  на  Лили  с
совершенно одинаковым презрительно-жалостливым выражением.
   - Да, Мэри, мы действительно попали в деревню, - обратилась мисс Тернер к
своей товарке.  -  Эта  девица  собирается  посадить  нас  за  один  стол  с
прислугой!
   Обе покатились со смеху.
   Лили медленно выпрямилась. Они были примерно одних с нею лет,  может,  на
год или на два старше. До своего появления в Даркстоуне она и не подозревала
о существовании невидимой, но ревниво охраняемой  границы  между  низшими  и
высшими слугами в большом помещичьем  доме.  Среди  женской  прислуги  самое
высокое место в домашней  иерархии  занимала  камеристка,  личная  горничная
знатной дамы (она считалась даже  важнее  экономки!),  и  женщина,  сумевшая
добраться до заветной вершины, никогда не позволяла нижестоящим позабыть  об
этом. Лили презирала царившую среди слуг кастовость. Ей  была  отвратительна
жестокая мелочность распорядка, согласно которому служанка, переведенная  из
поломоек в посудомойки,  удостаивалась  приветствия  со  стороны  горничной,
прислуживающей за столом. Но по крайней мере она узнала, что не одни  только
богатые бывают высокомерны и  презирают  тех,  кто  стоит  на  более  низкой
ступени  общественной  лестницы.  Оказалось,  что   это   черта   характера,
свойственная людям вне зависимости от имущественного состояния. Лили  поняла
для себя, что жесткие сословные различия  заставляют  каждого  проявиться  с
наихудшей стороны.
   Положив на место последнюю вилку, девушка  обернулась  к  оскорбленным  в
лучших чувствах камеристкам с самой любезной улыбкой.
   - А где бы  вы  хотели  пообедать?  За  каким  столом?  -  спросила  она,
произнося последнее слово с тем же искусственным пафосом, который уловила  в
интонации надменной мисс Тернер.
   Камеристка настороженно прищурилась.
   - Разумеется, в комнате миссис Хау! И безусловно, мы в рот не возьмем той
размазни, которую ваша повариха называет тушеной рыбой.
   - Ну, разумеется, нет, - согласилась Лили. - Раз  вы  обедаете  за  одним
столом с нашей достопочтенной экономкой, вам предложат кое-что  получше.  По
деревенским меркам, конечно.
   Мисс Тернер  хмыкнула.  Сама  не  зная  почему,  она  почувствовала  себя
задетой.
   - Дерзкая девчонка! Откуда ты родом?
   - Из Корнуолла, откуда же еще? Это, в сущности, дикий край, страна сардин
и варваров. Прошу меня извинить, я пойду и  накрою  еще  на  два  прибора  в
столовой миссис Хау.
   И Лили бочком  пробралась  мимо  двух  элегантных  особ,  проводивших  ее
изумленными взглядами.
   Когда она вернулась, они все еще находились в  столовой  для  прислуги  и
даже - очевидно решив, что сподручнее наслаждаться собственным  величием  на
публике, а не с глазу на глаз, - присели за  тот  самый  стол,  от  которого
пятью минутами раньше отвернулись с презрением.  Сочтя  общество  дворецкого
достойным внимания и сделав вид, что не замечают остальных слуг, пришедших в
столовую, молодые особы принялись перечислять молчаливому Стрингеру  все  то
немыслимое количество багажа, с которым пустились в путь  их  хозяйки.  Мисс
Тернер яркими красками живописала,  с  каким  смятением  Джошуа,  чернокожий
лакей леди Алисии, встретил известие о том, что ему на этот раз не  придется
сопровождать  хозяйку.  Наряженный  в  изумрудно-зеленую  атласную   ливрею,
шелковые  чулки  и  напудренный  парик,  Джошуа  был  домашней  гордостью  и
достопримечательностью баронов Фэйрфаксов. Мисс Тернер клялась, что от  него
пахнет духами сильнее, чем от самой баронессы.
   - Настоящий павлин,  уверяю  вас,  и  всей  душой  предан  ее  светлости.
Конечно, она берет его с собой повсюду  и  души  в  нем  не  чает.  Но  леди
Элизабет настояла, чтобы на этот раз его оставили, потому что  она  взяла  в
дорогу свою маленькую собачку, а для двух талисманов, по ее словам, в карете
не было места. Бедный  Джошуа,  как  услыхал,  что  его  не  берут,  тут  же
расплакался, точно дитя малое, а лицо у него напудрено, и на щеках появились
черные дорожки от слез.
   Мисс Тернер обвела довольным взглядом завороженных рассказом  слушателей.
В Даркстоуне редко  случалось  услышать  историю  из  жизни  высшего  света,
поэтому слуги с жадностью впитывали  ее  слова.  Польщенная  вниманием,  она
принялась описывать  бал,  который  закатила  семья  леди  Алисии  прошедшей
весной,  снабдив  свой  рассказ  множеством  живописных  деталей  касательно
туалета ее светлости, ее  прически,  созданной  не  без  помощи  самой  мисс
Тернер, общего количества блюд  на  столе,  выпитого  вина  и  приглашенного
оркестра. Лили, занятая подготовкой к обеду, почти не  прислушивалась  к  ее
болтовне, но вдруг мисс Тернер  понизила  голос  и  заговорила  таинственным
тоном. Это привлекло внимание Лили прежде, чем она  сумела  разобрать  смысл
слов.
   - Я слыхала, что вскоре в Фэйрфакс-Хаузе состоятся новые  торжества..,  а
может, они пройдут в Даркстоуне. Возможно, вы тоже слыхали, мистер Стрингер.
   Теперь камеристка молодой баронессы завладела всеобщим вниманием.
   - Говорят, -  прошептала  она,  ближе  наклоняясь  к  дворецкому,  словно
собираясь сообщить ему что-то по  секрету,  -  что  готовится  свадьба  моей
хозяйки с вашим хозяином. Ее сыграют еще до конца года.
   Лили замерла, ухватившись обеими руками за  грубую  домотканую  скатерть.
Оцепенение, должно быть, продолжалось не больше нескольких секунд, так  как,
придя в себя, она  услыхала  возбужденные  голоса  присутствующих,  с  жаром
обсуждающие только что преподнесенную  новость.  А  еще  через  секунду  уже
поймала на себе любопытные взгляды, бросаемые исподтишка  кое-кем  из  слуг,
желавших знать, как подействует на нее неожиданное известие. Лили  поставила
на стол последнюю тарелку и поправила косо лежавшую ложку, старательно делая
вид, что ей все равно, хотя на самом деле была просто сражена. "Дура,  дура,
дура",  -  ожесточенно  повторяла  она  про  себя.  За  этот  день  ей  было
преподнесено несколько горьких уроков, однако последний,  оказавшийся  самым
тяжким, заставил ее правильно оценить все остальные.
   Вошла  Лауди  и  остановилась,  придерживая   дверь   для   подавальщицы,
нагруженной подносом. Запах тушеной рыбы вызвал у Лили приступ  тошноты.  Ей
вдруг стало безразлично, что они могут подумать или сказать у нее за спиной.
Подойдя к Лауди, она торопливо прошептала подруге на ухо:
   - Скажи миссис Хау, что я заболела. Я спущусь вниз  через  час  и  помогу
убрать со стола. Она вышла, не дожидаясь ответа.

***

   Тропа, ведущая к оконечности мыса, небезопасная в темноте, в  этот  вечер
была видна как на ладони. Серебристый свет луны падал на море поблескивающим
треугольником, вершина которого рассекала надвое линию горизонта, а  стороны
расширялись к берегу.  Прибой  обрушивался  на  скалы  мириадами  сверкающих
капель.  Голос  леди  Алисии  Фэйрфакс  звучал  удивительно  мирно  на  фоне
сердитого ропота волн, беседовать с нею было  легко  и  приятно,  и  все  же
Дэвону приходилось прилагать героические  усилия,  чтобы  не  потерять  нить
разговора. Они остановились как раз над  тем  местом,  где  всего  несколько
часов назад ему почти удалось совратить Лили Траблфилд.
   Он попытался выбросить из памяти яркие чувственные образы, но они  упорно
возвращались, заставляя его злиться на  самого  себя  и  отвечать  невпопад.
Труднее всего было отказаться от  попыток  обуздать  воображение,  услужливо
рисовавшее  совсем  иной  исход  свидания  наедине,  прерванного  на   самом
интересном  месте.  Лили  уже  вот-вот   готова   была   сдаться,   и   лишь
несвоевременное вмешательство его камердинера остановило ее.  Кипя  злостью,
он только в этой мысли находил мстительное утешение.
   - Дэвон? Вы слышали хоть слово из того, что я сказала?
   - Извините, Алисия, я.., я задумался о делах. Есть кое-какие  затруднения
с рудником, - наобум пробормотал он первое, что пришло  в  голову,  а  потом
взял ее под руку и вновь повел по тропе.
   Однако, сделав всего несколько шагов, она опять остановилась и  участливо
спросила:
   - Как вы, Дэв? Как идет ваша жизнь? Было у вас хоть что-то хорошее?
   Он не удержался от сардонической улыбки. Вот уже второй раз за  день  ему
задают один и тот же вопрос.
   - Я просто не мыслю подобными категориями, Алли.
   - Вот уже десять лет вы не называли меня так, -  заметила  она,  тихонько
коснувшись его руки. - Мне вас не хватало, Дэвон. Я была бы  рада,  если  бы
вы, как раньше, почаще приезжали в Уайт-Оукс. Ваша мать была  бы  счастлива.
Ну и, конечно, моя семья... Вы всегда желанный гость в Фэйрфакс-Хаузе.
   - Вы говорите точь-в-точь как Клей. Он тоже все время  пытается  выманить
меня из Корнуолла.
   - Потому что мы скучаем без вас.
   - Вы без меня скучаете как раз потому, что мы редко видимся. Если  бы  мы
встречались чаще, моя компания очень скоро надоела бы вам до смерти.
   - Это не так.
   Дэвон взглянул на нее и вздохнул с  облегчением,  увидав  в  ее  красивых
золотисто-карих глазах лишь участие и заботу. Алисия была  старым  и  верным
другом. Ни за что на  свете  ему  не  хотелось  бы  причинить  ей  боль,  но
необходимо было прояснить их отношения.
   - А знаете, мысленно матушка  уже  успела  нас  поженить,  -  полушутливо
заметил он.
   - Да, мне это известно.
   - Вы всегда были мне прекрасным другом,  Алисия.  Надеюсь,  так  будет  и
впредь.
   Прошла минута; она взяла его под руку.  Дэвон  опять  попытался  по  лицу
определить, о чем она думает. Алисия улыбалась, но эта улыбка показалась ему
несколько натянутой.
   - Дорогой Дэв, - сказала она, похлопав его по руке. - Я надеюсь, вы  тоже
навсегда останетесь моим другом.
   - Можете на меня положиться. Некоторое время они шли рядом молча.
   - Расскажите мне о Клее, - внезапно  попросила  Алисия.  -  То,  что  мне
довелось услышать, просто ужасает.  Это  правда,  что  он  правит  пиратским
кораблем под названием "Призрак" и спасает французских эмигрантов,  перевозя
их в Голландию?
   Дэвон запрокинул голову и расхохотался.
   - Это нечто новенькое, такого я еще не слышал!
   Они пошли дальше, держась за руки и склонив головы друг к другу.
   Никем не замеченная, Лили следила за ними  со  скамьи  на  залитой  луной
террасе. Смех Дэвона еще долго отдавался у нее в ушах после  того,  как  они
скрылись из виду. Хорошо, думала Лили, что Алисия Фэйрфакс прибыла  как  раз
вовремя. Появление этой женщины помогло ей увидеть  в  истинном  свете  свое
собственное  свидание  с  хозяином:  убогую,  грязную  интрижку,  о  которой
невозможно было вспомнить без  содрогания.  Как  же  глубоко  он  должен  ее
презирать! Но это хороший урок,  хотя  и  запоздалый.  Она  никогда  его  не
забудет.
   Хотя удушающая жара  заставила  ее  покинуть  комнату  на  чердаке,  Лили
почувствовала озноб. В груди у нее крепла ледяная  решимость:  очень  скоро,
пусть даже без гроша в кармане, она найдет способ покинуть Даркстоун

Глава 12

   - На, Лили, держи.
   - Что это?
   - А на что похоже? На хозяйские  простыни?  Сунув  в  руки  Лили  корзину
чистого белья, Энид Гросс захихикала. Ее подруга Руфь, погрузившая  руки  по
локоть в глубокую лохань с мыльной пеной, оценила шутку по достоинству.
   - Или на его ночную рубаху?
   Теперь уже обе служанки, согнувшись пополам, покатились  со  смеху,  пока
Лили так и оставалась в оцепенении.
   - Нет, это простыни Кобба, - объяснила Энид, наконец отсмеявшись. - Давай
неси их к нему в дом, да приберись там. Хау так велела.
   - Она велела мне убирать в доме мистера Кобба? Прямо сейчас?
   - Вот-вот.
   - Но она же сказала, что я должна  помочь  Доркас  сбивать  масло,  когда
закончу здесь, а потом мыть черную лестницу!
   - Значит, тебе лучше поторопиться, - ухмыльнулась  Энид.  -  Похоже,  она
тебя здорово загрузила работой, а?
   Лили отвернулась прежде, чем они успели заметить, что она чуть не плачет.
Не прислушиваясь к злобным смешкам, она поднялась по  ступеням  прачечной  и
остановилась во дворе. Послеполуденное солнце слепило глаза.  Приложив  руку
щитком ко лбу, девушка несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться  и
прийти в себя, но усталость тяжким камнем давила ей  на  плечи  дни  и  ночи
напролет, и не было сил стряхнуть ее с себя. Она исполняла свою работу как в
тумане, тихо, послушно, словно онемев.
   Подхватив корзину обеими руками. Лили вяло двинулась  вперед  по  пыльной
тропинке, по краям которой  во  множестве  росли  созревшие  одуванчики.  Их
пушинки носились в воздухе, щекоча ей щеки. Две косули неторопливо пересекли
аллею в двадцати шагах от нее и скрылись в зарослях папоротника, но Лили  их
даже не заметила, как не слыхала и  беспокойного  крика  грачей  в  зарослях
орешника у себя над головой. Мысли о Дэвоне Дарквелле не покидали ее  ни  на
минуту: просто не хватало сил выбросить из головы воспоминание о нем.
   Дамы возобновили свое путешествие, суета и волнение, вызванные их кратким
визитом, вскоре утихли, и жизнь в Даркстоуне вновь вошла  в  обычную  колею.
Жизнь Лили тоже вернулась в прежнее  русло:  короткая  идиллия  закончилась,
слуги больше не считали, что она находится под покровительством  хозяина,  и
миссис Хау, не теряя времени, вернула ее к положению "прислуги за  все".  Ее
нагружали самой тяжелой, самой унизительной работой. Миссис Хау наслаждалась
местью.
   А ведь могло быть еще хуже. Лили черпала скудное утешение в мысли о  том,
что ни миссис Хау, ни остальные толком не знали, как с нею быть и каковы  ее
отношения с мистером Дарквеллом, ибо  дважды  за  последние  четыре  дня  он
посылал за нею с требованием, чтобы она прислуживала ему  за  столом  и  она
дважды не подчинилась приказ