добрачной жизни  жены:
во время последней войны она была увлечена пленным турком. Пищиков сам носил
письма к этому турку, уговаривал его приходить на свидание и вообще  помогал
обеим сторонам. Потом, когда турок уехал, девушка полюбила Пищикова  за  его
доброту; Пищиков женился на ней и имел от нее уже четырех детей,  как  вдруг
под сердцем завозилось тяжелое, ревнивое чувство...
   Это высокий, худощавый человек, благообразный, с  большою  бородой.  Он
служит писарем в полицейском управлении и потому  ходит  в  вольном  платье.
Трудолюбив и очень вежлив,  и,  судя  по  выражению,  весь  ушел  в  себя  и
замкнулся. Я был у него на квартире, но не застал его дома.  Занимает  он  в
избе небольшую комнату; у него аккуратная чистая постель,  покрытая  красным
шерстяным одеялом, а около постели на стене в рамочке портрет какой-то дамы,
вероятно, жены.
   Интересна также семья Жакомини:  отец,  ходивший  когда-то  шкипером  в
Черном море, его жена и сын.  Все  трое  в  1878  году  были  преданы  в  г.
Николаеве военно-полевому суду за убийство и осуждены, как они сами уверяют,
невинно. Старуха и сын уже отбыли каторгу, а старик Карп Николаевич, 66 лет,
все еще каторжный. Они держат лавочку, и в комнатах у  них  очень  прилично,
лучше даже, чем у ново-михайловского богача Потемкина. Старики Жакомини  шли
на Сахалин сухим путем, через Сибирь, а сын морем, и  сын  прибыл  на  место
тремя годами раньше. Разница огромная. Если послушать старика, то становится
страшно. Каких ужасов нагляделся и чего только он не вынес, пока его судили,
мытарили по тюрьмам и потом три года тащили через Сибирь; на пути его  дочь,
девушка, которая пошла добровольно за отцом и матерью на каторгу, умерла  от
изнурения, а судно, которое везло его и старуху в  Корсаковск,  около  Мауки
потерпело аварию. Старик рассказывает все это, а  старуха  плачет.  "Ну,  да
что! - говорит старик, махнув рукой. - Значит, богу так угодно".
   В культурном  отношении  Корсаковский  пост  заметно  отстал  от  своих
северных  собратий.  Так,  в  нем  до  сих   пор   еще   нет   телеграфа   и
метеорологической  станции  {7}.  О климате Южного Сахалина мы можем  судить
пока  лишь  по  отрывочным  случайным наблюдениям  разных  авторов,  которые
служили  здесь  или  же,  подобно мне, приезжали  сюда  ненадолго.  По  этим
данным,   в  Корсаковском  посту,  если  брать  средние  температуры,  лето,
осень   и   весна  теплее, чем в Дуэ, почти на 2o, а зима мягче почти на 5o.
Между  тем   на   той  же  Аниве,  но только немного восточное Корсаковского
поста,   в   Муравьевском,  температура  уже   значительно   ниже  и  скорее
подходит   к   дуйской,   чем   к  корсаковской.  А  на  88  верст  севернее
Корсаковского   поста,  в  Найбучи, командир "Всадника" утром 11 мая 1870 г.
записал   два   градуса   мороза;   шел снег. Как видит читатель, здешний юг
мало похож на юг: зима здесь  такая  же суровая, как в Олонецкой губернии, а
лето  -  как  в  Архангельске.  Крузенштерн в половине мая видел на западном
берегу  Анивы  снег. На севере  Корсаковского округа, именно в Кусуннае, где
добывают  морскую капусту, наблюдалось в  году 149 ненастных дней, а на юге,
в  Муравьевском  посту,  130.   Но   тем   не  менее все-таки в южном округе
климат  мягче,  чем  в  обоих  северных,  и  жить  здесь поэтому должно быть
легче.  На юге среди зимы бывает оттепель, чего  ни  разу не наблюдали около
Дуэ  и  Рыковского;  реки  вскрываются  раньше,  и  солнце выглядывает из-за
облаков чаще.
   Корсаковская  тюрьма  занимает  самое  возвышенное  место  в  посту  и,
вероятно, самое здоровое. Там. где главная улица упирается в тюремный забор,
находятся ворота, очень скромные на вид, и что это не простые. обывательские
ворота, а вход в тюрьму, видно только по надписи да по тому еще, что  каждый
вечер тут толпятся каторжные, которых впускают в калитку  поодиночке  и  при
этом обыскивают. Тюремный двор расположен на наклонной плоскости,  и  уже  с
середины его, несмотря на забор и окружающие постройки, видны голубое море и
далекий горизонт, и поэтому кажется, что  здесь  очень  много  воздуху.  При
осмотре тюрьмы прежде всего замечается стремление  местной  администрации  к
резкому обособлению  каторжных  от  поселенцев.  В  Александровске  тюремные
мастерские и квартиры нескольких сот каторжных разбросаны  по  всему  посту,
здесь же в тюремном дворе помещаются все мастерские и даже пожарный сарай, и
жить  вне  тюрьмы,  за  очень  редкими  исключениями,  не  позволяется  даже
каторжным разряда исправляющихся. Здесь пост сам по себе. а тюрьма  сама  по
себе, и можно долго прожить в  посту  и  не  заметить,  что  в  конце  улицы
находится тюрьма.
   Казармы здесь старые, в камерах тяжелый  воздух,  отхожие  места  много
хуже, чем в северных тюрьмах, хлебопекарня темная,  карцеры  для  одиночного
заключения темные, без вентиляций, холодные; я и сам  несколько  раз  видел,
как заключенные в них дрожали от холода и сырости. Здесь одно только  лучше,
чем на севере: просторная кандальная, и кандальных сравнительно меньше. Чище
всех живут в казармах бывшие моряки; они и одеты чище {8}. При мне в  тюрьме
ночевало только 450 человек, все же  остальные  находились  в  командировке,
главным образом на дорожных работах.  Всего  в  округе  числилось  каторжных
1205.
   Здешний  смотритель  тюрьмы  больше  всего  любит  показывать  приезжим
пожарный обоз. Обоз в самом деле великолепен, и в этом отношении  Корсаковск
перещеголял многие большие города. Бочки, пожарные насосы, топоры в чехлах -
все это игрушечно  и  блестит,  точно  приготовлено  для  выставки.  Ударили
тревогу, из всех мастерских тотчас же повыскакивали каторжные без шапок, без
верхнего платья, - одним словом, кто в чем был, - в одну минуту впряглись  и
с громом покатили по главной улице к морю. Зрелище было эффектное,  и  майор
Ш., творец этого образцового обоза,  был  очень  доволен  и  все  спрашивал,
нравится ли мне. Жаль только, что вместе с  молодыми  впряглись  и  побежали
также старики,  которых  следовало  бы  щадить,  хотя  бы  ради  их  слабого
здоровья.


   1 Кто-то предлагал проект  -  в  самом  узком  месте  пролива  устроить
плотину, которая задерживала  бы  на  пути  холодное  течение.  Этот  проект
находит  себе  естественноисторическое  оправдание:  известно,   что   когда
существовал  перешеек,  то   климат   Сахалина   отличался   мягкостью.   Но
осуществление его едва ли принесло  бы  теперь  какую-нибудь  пользу.  Флора
южной части западного берега, пожалуй, обогатилась бы десятком новых  видов,
но климат всей нижней части острова едва ли изменился бы к лучшему. Ведь вся
южная часть лежит близко к Охотскому морю, в котором льдины и  даже  ледяные
поля плавают среди лета, нынешний Корсаковский округ в главной  своей  части
отделен от этого моря лишь невысоким хребтом, за которым вплоть до моря идет
низменность, покрытая озерами и доступная холодным ветрам.
   2 В Мауке Семенов держит лавку, которая летом  торгует  очень  недурно;
цены на съестные припасы высокие, так что поселенцы оставляют здесь половину
своего заработка. В рапорте командира клипера "Всадник", относящемся к  1870
г., сказано, что клипер имеет в виду, подойдя к местечку Мауке, высадить там
10 человек солдат с тем, чтобы они приготовили место под огороды, так как  в
продолжение лета в этом месте предполагалось  основать  новый  пост.  Замечу
кстати, что это было время, когда по западному побережью  между  русскими  и
японцами  происходили   маленькие   недоразумения.   Я   еще   нашел   также
корреспонденцию в "Кронштадтском вестнике" 1880 г., э 112: "Остров  Сахалин.
Несколько интересных сведений относительно Маука-Коув  (Maucha  Cove)".  Тут
идет речь о том, что Маука есть главное местопребывание компании, получившей
от русского правительства право в течение 10 лет собирать морские водоросли,
и что население его состоит из 3 европейцев, 7 русских солдат и 700  рабочих
- корейцев, айно и китайцев.
   Что капустный промысел выгоден и расширяется, видно из  того,  что  гг.
Семенов и Демби уже  находят  себе  подражателей.  Некий  Бирич,  поселенец,
бывший учителем и приказчиком у Семенова, взявши взаймы денег, построил  все
необходимое для промысла близ Кусунная и стал приглашать к себе  поселенцев.
Работает у него теперь около 30 человек. Дело ведется неофициально, нет  тут
даже надзирателя. Пост Кусуннай, давно уже заброшенный, находится  верст  на
сто севернее Мауки,  у  устья  реки  Кусунная,  которая  когда-то  считалась
границею между русскими и японскими владениями на Сахалине.
   3 Немного севернее Крильона я видел камни,  на  которые  несколько  лет
назад наткнулся и сел пароход "Кострома",  обманутый  этими  туманами.  А.В.
Щербак, доктор, сопровождавший на "Костроме" каторжных,  во  время  крушения
пускал сигнальные ракеты. Он рассказывал  мне  потом,  что  в  ту  пору  ему
пришлось пережить нравственно три долгих  фазиса:  первый,  самый  долгий  и
мучительный,  -  уверенность  в  неминуемой  гибели;  каторжниками  овладела
паника, и они выли; детей и женщин пришлось отправить в шлюпке под  командой
офицера по тому направлению, где предполагался берег, и шлюпка скоро исчезла
в тумане; второй фазис - некоторая надежда на спасение: с Крильонского маяка
донесся пушечный выстрел, извещавший, что женщины  и  дети  достигли  берега
благополучно; третий - полная  уверенность  в  спасении,  когда  в  туманном
воздухе  вдруг  раздались   звуки   корнет-а-пистона,   на   котором   играл
возвращавшийся офицер.
   В 1885 г. в октябре  беглые  каторжники  напали  на  Крильонский  маяк,
разграбили все имущество и убили матроса, бросив его со скалы в пропасть.
   4 Берег Анивы был впервые исследован и  описан  русским  офицером  Н.В.
Рудановским, одним из  сподвижников  Г.И.  Невельского.  Подробности  см.  в
дневнике Н.В. Буссе, тоже участника в Амурской экспедиции: "Остров Сахалин и
экспедиция 1853-54 гг.", затем в статье Г.И. Невельского и Рудановского  "По
поводу воспоминаний Н.В. Буссе" - "Вестник  Европы",  1872  г.,  VIII,  и  в
записках  самого  Невельского.  Майор  Н.В.  Буссе,   господин   нервный   и
неуживчивый, пишет, что "обращение Невельского с подчиненными  и  дух  бумаг
его  не  довольно  серьезны",  а  про  Рудановского,  что  он  "тяжел,   как
подчиненный, и несносный товарищ",  и  что  Рудановский  "делал  бестолковые
замечания", а про Бошняка, что  он  "мечтатель  и  дитя".  Когда  Невельской
медленно раскуривал свою трубку, то это его раздражало. Зимуя с  Рудановским
на Аниве и будучи  старше  его  чином,  майор  назойливо  требовал  от  него
чинопочитания и соблюдения всех правил субординации, и это в пустыне,  почти
с глазу на глаз, когда молодой человек весь был погружен в серьезную научную
работу.
   5 И почти уже забыто то время, когда офицеры и чиновники, служившие  на
Южном Сахалине, терпели настоящую нужду. В 1876 г. за  пуд  белой  муки  они
платили 4 р., за бутылку водки 3 р. и "свежего мяса никто почти  никогда  не
видит" ("Русский мир", 1877 г., э 7), а о людях попроще и  говорить  нечего.
Эти буквально бедствовали. Корреспондент "Владивостока", не дальше как 5 лет
назад, сообщал, что "ни у кого не было полрюмки  водки,  табак  маньчжурский
(то есть вроде нашей махорки) до 2 р. 50 к. за фунт; поселенцы  и  некоторые
надзиратели курили байховый и кирпичный чай" (1886 г., э 22).
   6  Майор  Ш.,  надо  отдать  ему  справедливость,  относился  с  полным
уважением  к  моей  литературной  профессии  и  все  время,  пока  я  жил  в
Корсаковске, всячески  старался,  чтобы  мне  не  было  скучно.  Раньше,  за
несколько недель до моего приезда на юг, он так же  возился  с  англичанином
Говардом, искателем приключений и  тоже  литератором,  потерпевшим  в  Аниве
крушение на японской джонке и потом написавшим порядочный вздор об аинцах  в
своей книге "The Life wirth Trans-Siberian savages".
   7 Э.В. Штеллинг при мне хлопотал об устройстве станции, и  в  этом  ему
сильно помогал военный врач  3-й,  корсаковский  старожил  и  очень  хороший
человек. Но мне кажется, что станцию  следует  устроить  не  в  Корсаковском
посту, открытом для восточных ветров, а  в  каком-нибудь  более  центральном
пункте  округа,  наприм,  в  селении  Владимировке.  Впрочем,  на  Южном
Сахалине что ни место, то свой климат, и правильнее всего было  бы  учредить
метеорологические наблюдательные пункты одновременно в нескольких местах:  у
залива Буссе,  в  Корсаковске,  Крильоне,  Мауке,  Владимировке,  Найбучи  и
Тарайке. Это, конечно, не легко, но и не так уже трудно. По-моему, для этого
можно воспользоваться услугами грамотных ссыльных, которые, как показал  уже
опыт, скоро приучаются  самостоятельно  вести  наблюдения,  и  нужен  только
человек, который взял бы на себя труд руководить ими.
   8 И.И. Белому удалось организовать из них искусную команду для работ на
море. Старшим среди них считается каторжный  Голицын,  маленького  роста,  с
бакенами. Любит пофилософствовать. Когда он сидит у руля и командует:  "Руби
рангоут!" или - "Весла на воду!" -  то  делает  это  не  без  начальственной
суровости. Несмотря на его почтенную наружность и старшинство, при  мне  его
секли  раза  два-три  за  пьянство  и,  кажется,  за  грубости.  После  него
искуснейшим моряком считается каторжный Медведев, человек умный и  отважный.
Как-то японский консул г. Кузе возвращался из Тарайки, у руля был  Медведев;
кроме них, в вельботе находился еще надзиратель. К вечеру  засвежело,  стало
темно... Когда подплыли к Найбучи, то уже не было видно входа в реку  Наибу,
пристать же прямо к берегу было опасно, и Медведев решил  ночевать  в  море,
несмотря на сильный шторм. Надзиратель хватил его по  уху,  г.  Кузе  строго
приказывал держаться берега, но Медведев не слушался и упрямо уходил в  море
все дальше и дальше. Всю ночь штормовало;  волны  трепали  лодку,  и  каждую
минуту казалось, что они зальют или опрокинут ее. Консул  потом  рассказывал
мне, что это была ночь  самая  страшная  в  его  жизни.  Когда  на  рассвете
Медведев пошел к устью речки, то все-таки на баре вельбот захлебнул воды.  С
тех пор г. Белый, отпуская кого-нибудь с Медведевым, всякий раз говорит:
   - Что бы он ни делил, пожалуйста, молчите и не протестуйте.
   В тюрьме обращают на себя  также  внимание  два  родных  брата,  бывшие
персидские принцы, которых и по сие время  в  письмах,  приходящих  сюда  из
Персии, титулуют высочествами. Присланы они за убийство, совершенное ими  на
Кавказе. Ходят они по-персидски, в высоких мерлушковых шапках,  лбы  наружу.
Они еще в разряде испытуемых и поэтому не имеют права иметь при себе деньги,
и один из них жаловался, что ему не на что купить табаку, а от курения,  ему
кажется, кашель у него становится легче. Он клеит для  канцелярии  конверты,
довольно неуклюжие; поглядевши на его работу, я сказал: "Очень  хорошо".  И,
по-видимому, эта похвала доставила бывшему принцу большое удовольствие.
   Писарем при тюрьме состоит каторжный Гейман, полный,  красивый  брюнет,
служивший  когда-то  околоточным  в  московской  полиции  и  осужденный   за
растление. В тюрьме он следовал за мною по пятам  и,  когда  я  оглядывался,
всякий раз почтительно снимал шапку.
   Здешний палач носит фамилию Минаева; он из  купеческих  сынов,  человек
еще молодой. В тот день, когда я его  видел,  он,  по  его  словам,  наказал
розгами 8 человек.

XIII

   Поро-ан-Томари. - Муравьевский пост. - Первая, Вторая и Третья
   Падь. - Соловьевка. - Лютога. - Голый мыс. - Мицулька. - Лиственничное.
- Хомутовка. - Большая Елань. - Владимировка. - Ферма или фирма. -  Луговое.
- Поповские Юрты. -  Березняки.  -  Кресты.  -  Большое  и  Малое  Такоэ.  -
Галкино-Враское. - Дубки. - Найбучи. - Море.

   Обзор населенных мест Корсаковского округа я начну с  селений,  которые
расположены по берегу Анивы. Первое, на  четыре  версты  восточнее  и  южнее
поста, называется по-японски Поро-ан-Томари. Основано оно было в 1882 г.  на
месте бывшей здесь когда-то аинской деревушки. Жителей 72: 53  м.  и  19  ж.
Хозяев 47, и из них 38 живут  бобылями.  Как  ни  кажется  просторно  вокруг
селения, а все же на каждого хозяина приходится  только  1/4  дес.  пахотной
земли и меньше чем 1/2 дес. покосной; значит, добыть больше негде или  очень
трудно. Тем не менее все-таки, если бы Поро-ан-Томари было на севере,  то  в
нем давно бы  уже  было  200  хозяев  и  при  них  150  совладельцев;  южная
администрация в этом отношении  более  умеренна  и  предпочитает  основывать
новые селения, чем расширять старые.
   Тут я записал девять стариков в возрасте от 65 до 85 лет. Один из  них,
Ян Рыцеборский, 75 лет, с физиономией солдата времен  очаковских,  до  такой
степени стар, что, вероятно, уже не помнит, виноват он  или  нет,  и  как-то
странно было слышать, что все это  бессрочные  каторжники,  злодеи,  которых
барон А.Н.  Корф,  только  во  внимание  к  их  преклонным  летам,  приказал
перевести в поселенцы.
   Костин, поселенец, спасается в землянке: сам не выходит наружу и никого
к себе не пускает, и все  молится.  Поселенца  Горбунова  зовут  все  "рабом
божиим", потому что на воле он был странником; по  профессии  он  маляр,  но
служит пастухом в Третьей  Пади,  быть  может,  из  любви  к  одиночеству  и
созерцанию.
   Верст  на  40  восточнее  есть  еще,  впрочем,  уже  только  на  карте,
Муравьевский пост. Основан он был сравнительно давно, в 1853 г.,  на  берегу
бухты Лососей; когда же в 1854 г. прошли слухи о войне, то  он  был  снят  и
возобновлен лишь через 12 лет на берегу залива Буссе, или  Двенадцатифутовой
гавани, - так называется неглубокое озеро,  соединенное  с  морем  протоком,
куда могут входить только мелкосидящие суда. При Мицуле в нем жило около 300
солдат, которые сильно болели цингой. Целью основания поста  было  упрочение
русского влияния на Южном  Сахалине;  после  же  трактата  1875  г.  он  был
упразднен за ненадобностью и  покинутые  избы,  как  говорят,  сожжены  были
беглыми {1}.
   К селениям, которые лежат западнее Корсаковского поста,  ведет  веселая
дорога у самого моря; направо  глинистые  крутизны  и  осыпи,  кучерявые  от
зелени, а налево шумящее море. На песке, где волны уже разбиваются в пену и,
точно  утомленные,  катятся  назад,  коричневым  бордюром  лежит  по   всему
побережью морская капуста, выброшенная морем. Она издает приторно  слащавый,
но не противный запах гниющей водоросли, и для южного моря этот запах так же
типичен, как ежеминутный взлет диких морских уток,  которые  развлекают  вас
все время, пока вы едете по берегу. Пароходы и парусные  суда  здесь  редкие
гости;  ничего  не  видно  ни  возле,  ни  на  горизонте,  и   потому   море
представляется пустынным. И изредка разве  покажется  неуклюжая  сеноплавка,
которая движется еле-еле,  иногда  на  ней  темный,  некрасивый  парус,  или
каторжный бредет по колена в воде и тащит за собою на веревке бревно, -  вот
и все картины.
   Вот крутой берег прерывается длинною  и  глубокою  долиной.  Тут  течет
речка Унтанай, или Унта, и возле была  когда-то  казенная  Унтовская  ферма,
которую каторжные называли Дранкой, - понятно,  почему.  В  настоящее  время
здесь тюремные огороды и стоят только три поселенческие избы. Это  -  Первая
Падь.
   Затем следует Вторая  Падь,  в  которой  шесть  дворов.  Тут  у  одного
зажиточного старика крестьянина из ссыльных живет в  сожительницах  старуха,
девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребенка и зарыла его
в землю, на суде же говорила, что ребенка  она  не  убила,  а  закопала  его
живым, - этак, думала, скорей  оправдают;  суд  приговорил  ее  на  20  лет.
Рассказывая мне об этом,  Ульяна  горько  плакала,  потом  вытерла  глаза  и
спросила: "Капустки кисленькой не купите ли?"
   В Третьей Пади 17 дворов.
   Во всех этих трех селениях жителей 46, в том числе  женщин  17.  Хозяев
26. Люди здесь все основательны