л в лавочку, то фельдфебель  принял
меня, вероятно, за очень важного чиновника,  потому  что  вдруг  без  всякой
надобности доложил мне, что он был когда-то замешан в чем-то, но оправдан, и
стал торопливо показывать  мне  разные  одобрительные  аттестации,  показал,
между прочим, и письмо какого-то г. Шнейдера, в  конце  которого,  помнится,
есть такая фраза: "А когда  потеплеет,  жарьте  талые".  Потом  фельдфебель,
желая доказать мне, что он уже никому не должен, принялся рыться в бумагах и
искать какие-то расписки, и не нашел их, и я вышел из лавочки, унося с собою
уверенность в его полной невинности и  фунт  простых  мужицких  конфект,  за
которые он, однако, содрал с меня полтинник.
   Следующее после Крестов селение находится у реки с  японским  названием
Такоэ, впадающей в Найбу. Долина этой реки называется Такойской, и знаменита
она тем, что на ней когда-то жили вольные поселенцы. Селение  Большое  Такоэ
существует официально с 1884 г., но основано  было  гораздо  раньше.  Хотели
назвать его Власовским в честь г. Власова, но название  это  не  удержалось.
Жителей 71: 56 м.  и  15  ж.  Хозяев  47.  Здесь  живет  постоянно  классный
фельдшер, которого поселенцы называют  первоклассным.  За  неделю  до  моего
приезда отравилась борцом его жена, молодая женщина.
   Вблизи  селения,  а  особенно  по   дороге   к   Крестам,   встречаются
превосходные строевые ели. Вообще много  зелени,  и  притом  сочной,  яркой,
точно умытой. Флора Такойской долины несравненно богаче, чем на  севере,  но
северный пейзаж живее и чаще  напоминал  мне  Россию.  Правда,  природа  там
печальна и сурова, но  сурова  она  по-русски,  здесь  же  она  улыбается  и
грустит, должно быть, по-аински, и вызывает в  русской  душе  неопределенное
настроение {10}.
   В Такойской же долине, в 4 1/2 верст от Большого,  находится  Малое
Такоэ на небольшой речушке, впадающей в Такоэ {11}. Основано селение в  1885
г. Жителей 52: 37 м. и 15 ж. Хозяев 35. Из них живут семейно только 9, и нет
ни одной венчанной пары.
   Дальше, в 8 верстах, на месте, которое у японцев  и  аинцев  называлось
Сиянча и  где  когда-то  стоял  японский  рыбный  сарай,  находится  селение
Галкино-Враское, или Сиянцы, основанное в 1884 г. Местоположение красивое  -
при впадении Такоэ в Найбу, но очень неудобное. Весною и осенью, да и  летом
в  дождливую  погоду,  Наиба,  капризная,  как  все  вообще   горные   реки,
разливается и затопляет Сиянчу; сильное течение запирает вход для  Такоэ,  и
эта тоже  выходит  из  берегов;  то  же  происходит  и  с  мелкими  речками,
впадающими в Такоэ. Галкино-Враское представляет из себя  тогда  Венецию,  и
ездят по нем на аинских лодках; в избах, построенных на низине,  пол  бывает
залит водой. Место для селения выбирал некий г. Иванов,  понимающий  в  этом
деле так же мало, как в гиляцком и аинском языках, переводчиком  которых  он
официально считается; впрочем, в ту пору он был помощником смотрителя тюрьмы
и исправлял должность нынешнего  смотрителя  поселений.  Аинцы  и  поселенцы
предупреждали его, что место тут топкое, но он не слушал их. Кто  жаловался,
тех секли. В одно из наводнений погиб бык, в другое - лошадь.
   Впадение Такоэ в Найбу образует полуостров, на  который  ведет  высокий
мост. Тут очень красиво; место как раз соловьиное. В надзирательской  светло
и очень чисто; есть даже камин. С террасы  вид  на  реку,  во  дворе  садик.
Сторожем здесь старик  Савельев,  каторжный,  который,  когда  здесь  ночуют
чиновники, служит за лакея и повара. Как-то, прислуживая  за  обедом  мне  и
одному чиновнику, он подал что-то не так, как нужно, и чиновник  крикнул  на
него строго: "Дурак!" Я посмотрел тогда на  этого  безответного  старика  и,
помнится, подумал, что русский интеллигент до сих пор только и сумел сделать
из каторги, что самым пошлым образом свел ее к крепостному праву.
   Жителей в Галкине-Враском 74: 50 м. и 24 ж. Хозяев  45,  и  из  них  29
имеют крестьянское звание.
   Последнее селение по тракту - Дубки, основанное  в  1886  г.  на  месте
бывшего здесь дубового леса. На  пространстве  8  верст,  между  Сиянцами  и
Дубками, встречаются  горелые  леса  и  между  ними  луговины,  на  которых,
говорят, растет капорский чай. Когда едешь, показывают, между прочим, речку,
где поселенец Маловечкин ловил рыбу; теперь эта речка носит его имя. Жителей
в Дубках 44: 31 м. и 13 ж. Хозяев 30. Местоположение  считается  хорошим  по
теории, что там, где растет дуб,  почва  должна  быть  хороша  для  пшеницы.
Большая часть площади, которая занята теперь под пашней и  покосом,  недавно
еще была болотом, но поселенцы, по совету г. Я., выкопали канаву до Найбы, в
сажень глубины, и теперь стало хорошо.
   Быть может, оттого, что это маленькое селение  стоит  с  краю,  как  бы
особняком, здесь значительно развиты картежная игра и пристанодержательство.
В июне здешний поселенец Лифанов проигрался и отравился борцом.
   От Дубков до устья Наибы остается  только  4  версты,  на  пространстве
которых селиться уже нельзя, так как у устья заболочина, а  по  берегу  моря
песок и растительность песчано-морская: шиповник с очень  крупными  ягодами,
волосянец и проч. Дорога продолжается до моря, но можно проехать и по  реке,
на аинской лодке.
   У устья стоял когда-то пост Найбучи. Он был основан в  1886  г.  Мицуль
застал здесь 18 построек, жилых и нежилых, часовню и магазин для  провианта.
Один корреспондент, бывший в Найбучи в 1871 г., пишет,  что  здесь  было  20
солдат под командой  юнкера;  в  одной  из  изб  красивая  высокая  солдатка
угостила его свежими  яйцами  и  черным  хлебом,  хвалила  здешнее  житье  и
жаловалась только, что сахар очень дорог {12}. Теперь и следа нет тех изб, и
красивая   высокая   солдатка,   когда   оглянешься   кругом   на   пустыню,
представляется каким-то мифом. Тут строят  новый  дом,  надзирательскую  иди
станцию, и только. Море на вид холодное,  мутное,  ревет,  и  высокие  седые
волны бьются о песок, как бы желая сказать в отчаянии: "Боже, зачем  ты  нас
создал?" Это уже Великий, или Тихий, океан. На этом берегу  Найбучи  слышно,
как на постройке стучат  топорами  каторжные,  а  на  том  берегу,  далеком,
воображаемом, Америка. Налево видны в тумане сахалинские мысы, направо  тоже
мысы... а кругом  ни  одной  живой  души,  ни  птицы,  ни  мухи,  и  кажется
непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по  ночам,  что
им нужно и, наконец, для кого они  будут  реветь,  когда  я  уйду.  Тут,  на
берегу, овладевают не мысли, а именно думы; жутко и в то  же  время  хочется
без конца стоять, смотреть  на  однообразное  движение  волн  и  слушать  их
грозный рев.


   1  Тут  когда-то  были  Муравьевские  копи,  в  которых   добыча   угля
производилась постовыми солдатами из разряда штрафованных, то есть была  тут
своя  маленькая  каторга;  назначало  их  на  работы  местное  начальство  в
наказание "за незначительные, впрочем, преступления" (Мицуль). В чью пользу,
однако, поступила бы выручка, если бы добытый солдатами  уголь  был  продан,
сказать нельзя, так как весь он сгорел вместе с постройками.
   До 1870 г. Военными  властями  были  основаны  еще  посты  Чибисанский,
Очехпокский, Мануйский, Малковский и многие другие. Все они  уже  брошены  и
забыты.
   2 В сентябре и в начале октября, исключая те дни, когда  дул  норд-ост,
погода стояла превосходная, летняя. Едучи со мной, г. Б. жаловался мне,  что
он сильно тоскует по Малороссии и что ничего ему так не хочется теперь,  как
посмотреть на вишню в то время, когда она висит на  дереве.  На  ночлегах  в
надзирательских он просыпался очень рано; проснешься на рассвете, а он стоит
у окна и читает вполголоса: "Белый свет занялся над  столицей,  крепко  спит
молодая  жена..."  [строки  из  стихотворения  Н.А.  Некрасова  "Маша".  (П.
Еремин)] И г. Я. тоже все читал наизусть стихотворения. Бывало,  как  скучно
станет в дороге, попросишь его прочесть что-нибудь, и он прочтет с  чувством
какое-нибудь длинное стихотворение, а то и два.
   3 По той  же  причине,  например,  в  Корсаковском  посту  поселенцы  в
возрасте от 20 до 45 лет составляют 70%  всего  числа  жителей.  Прежде  был
скорее обычай, чем правило, при распределении вновь  прибывающих  арестантов
по округам, назначать краткосрочных, как менее преступных и закоренелых,  на
юг, где теплее. Но при  определении  долго-  и  краткосрочных  по  статейным
спискам  не  всегда  соблюдалась  необходимая  осторожность.   Так,   бывший
начальник острова  ген.  Гинце,  как-то  прочитывая  на  пароходе  статейные
списки, сам отобрал краткосрочных и назначил их к отправке на юг;  потом  же
среди этих счастливцев оказалось 20  бродяг  и  непомнящих,  то  есть  самых
закоренелых и безнадежных. В настоящее время упомянутый обычай, по-видимому,
уже оставлен, так как на юг присылаются долгосрочные и даже бессрочные, а  в
страшной Воеводской тюрьме и в руднике я встречал краткосрочных.
   4 В  экспедиции  1870  г.,  посланной  из  Петербурга  под  начальством
Власова, принимал участие также агроном  Михаил  Семенович  Мицуль,  человек
редкого нравственного закала, труженик, оптимист и идеалист, увлекавшийся  и
притом обладавший способностью сообщать свое увлечение и другим.  Ему  в  ту
пору было около 35 лет. К  возложенному  на  него  поручению  он  отнесся  с
замечательною добросовестностью. Исследуя почву, флору и фауну Сахалина,  он
исходил  пешком  нынешние  Александровский  и  Тымовский  округа,   западное
побережье, всю южную часть острова; тогда на острове совсем не  было  дорог,
лишь кое-где попадались жалкие тропинки, исчезавшие в  тайге  и  болотах,  и
всякое  передвижение,  конное  или  пешее,  было  истинным  мучением.   Идея
ссыльнохозяйственной колонии поразила и увлекла Мицуля. Он отдался  ей  всею
душой, полюбил Сахалин и, подобно тому, как мать не видит  в  своем  любимом
детище недостатков, так он на острове, который сделался его второю  родиной,
не замечал промерзлой почвы и  туманов.  Он  находил  его  цветущим  уголком
земли, и  этому  не  могли  мешать  ни  метеорологические  данные,  которых,
впрочем, тогда почти не было, ни горький опыт прошлых  лет,  к  которому  он
относился, по-видимому, недоверчиво.  А  тут  еще  дикий  виноград,  бамбук,
гигантский рост трав, японцы... Дальнейшая история острова застает  его  уже
заведующим,  статским  советником,  все   еще   увлекающимся   и   неутомимо
работающим. Умер он на Сахалине от тяжелого нервного расстройства, 41  года.
И я видел его могилу. После него осталась книга "Очерк  острова  Сахалина  в
сельскохозяйственном  отношении",  1873  г.  Это   длинная   ода   в   честь
сахалинского плодородия.
   5 Один  ссыльнокаторжный  подал  мне  что-то  вроде  прошения  с  таким
заглавием: "Конфиденциально. Кое-что из нашего  захолустья  Великодушному  и
благосклонному   литератору   господину   Ч.,   осчастливившему   посещением
недостойный о-в  Сахалин.  Пост  Корсаковский".  В  этом  прошении  я  нашел
стихотворение под заглавием "Борец":

   Горделиво растет над рекой,
   На болотистом месте, в лощине,
   Листик тот синий - красивый такой,
   Аконитом слывет в медицине.

   Этот корень борца,
   Посаженный рукою творца,
   Часто народ соблазняет,
   В могилу кладет,
   К Аврааму на лоно ссылает.

   6 Для тех, кто выбирает места под  новые  селения,  лиственница  служит
признаком дурной, болотистой почвы. Так  как  подпочва-глина  не  пропускает
воду,  то  образуется  торф,  появляются  багульник,   клюква,   мох,   сама
лиственница портится, делается корявой, покрывается ягелем. Поэтому-то здесь
лиственницы некрасивы, мелкоствольны и высыхают, не дожив до старости.
   7 Тут растут: пробковое дерево и виноград, но они выродились и  так  же
мало похожи  на  своих  предков,  как  сахалинский  бамбуковый  тростник  на
цейлонский бамбук.
   8 В одном из своих приказов ген. Кононович удостоверяет,  "что  отчасти
по причине своего изолированного положения и затруднительности  сообщений  с
ним, отчасти вследствие различных частных соображений и расчетов, которые на
глазах моих предместников разъедали дело и портили его  везде,  куда  только
достигало их тлетворное дыхание, Корсаковский округ постоянно был обходим  и
обделяем, и что ни одна из  самых  вопиющих  нужд  его  не  была  разобрана,
удовлетворена или представлена на разрешение" (приказ э 318-й 1889 г.).
   9  Плевако  Федор  Никифорович  (1843-1908)  -  знаменитый   московский
адвокат, знакомый Чехова. (П. Еремин)
   10 В версте от Большого Такоэ на реке стоит  мельница,  построенная  по
приказанию ген. Кононовича немцем Лаксом, каторжным; он же построил мельницу
и на Тыми близ Дербинского. На такойской мельнице берут за  помол  по  1  ф.
муки и 1 коп. с пуда. Поселенцы довольны, потому что раньше  платили  по  15
коп. с пуда или же мололи дома на ручных мельницах собственного  изделия,  с
ильмовыми жерновами. Для мельницы пришлось рыть канал и строить плотину.
   11 Я не называю мелких притоков, на которых стоят селения Сусуйского  и
Найбинского бассейнов, потому что все они имеют трудно усвояемые аинские или
японские названия, вроде Экуреки или Фуфкасаманай.
   12 Мичман В. Витгефт. Два слова  об  о-ве  Сахалине,  -  "Кронштадтский
вестник", 1872 г., ээ 7, 17 и 34.

XIV

   Тарайка. -  Вольные  поселенцы.  -  Их  неудачи.  -  Айно,  границы  их
распространения, численный состав,  наружность,  пища,  одежда,  жилища,  их
нравы. - Японцы. - Кусун-Котан. - Японское консульство.

   В местности, которая называется  Тарайкою,  на  одном  из  самых  южных
притоков Пороная, впадающего в залив Терпения, находится селение Сиска.  Вся
Тарайка причисляется к южному округу, разумеется, с  большою  натяжкой,  так
как от нее до Корсаковска будет верст 400, и  климат  здесь  отвратительный,
хуже чем в Дуэ. Тот проектированный округ, о котором я говорил в  XI  главе,
будет называться Тарайкинским. и в него войдут все селения по Поронаю, в том
числе и Сиска; пока же здесь  селят  южан.  В  казенной  ведомости  показано
жителей только 7: 6 м. и 1 ж. В Сиске я не был, но вот  выдержка  из  чужого
дневника: "Как селение, так и местность  самая  безотрадная;  прежде  всего,
отсутствие хорошей воды, дров; жители пользуются из колодцев, в  которых  во
время дождей  вода  красная,  тундровая.  Берег,  где  расположено  селение,
песчаный, вокруг везде тундра... В общем вся местность  производит  тяжелое,
удручающее впечатление" {1}.
   Теперь,  чтобы  покончить  с  Южным  Сахалином,  остается  мне  сказать
несколько слов еще о тех людях, которые жили когда-либо здесь и теперь живут
независимо от ссыльной колонии. Начну с попыток  к  вольной  колонизации.  В
1868 г. одною из канцелярий Восточной Сибири было  решено  поселить  на  юге
Сахалина до 25 семейств;  при  этом  имелись  в  виду  крестьяне  свободного
состояния, переселенцы, уже  селившиеся  по  Амуру,  но  так  неудачно,  что
устройство их поселений один из  авторов  называет  плачевным,  а  их  самих
горемыками. Это были хохлы, уроженцы Черниговской губ., которые  раньше,  до
прихода на Амур, уже селились в Тобольской  губ,  но  тоже  неудачно.
Администрация, предлагавшая им переселиться на Сахалин,  давала  обещания  в
высшей  степени  заманчивые.  Обещали  безвозмездно  в  течение   двух   лет
довольствовать их  мукой,  и  крупой,  снабдить  каждую  семью  заимообразно
земледельческими орудиями, скотом, семенами  и  деньгами,  с  уплатою  долга
через пять  лет,  и  освободить  их  на  20  лет  от  податей  и  рекрутской
повинности. Переселиться изъявили желание  10  амурских  семейств  и,  кроме
того, 11 семейств из Балаганского уезда, Иркутской губ., всего 101  душа.  В
1869 г., в августе, их отправили  на  транспорте  "Манджур"  в  Муравьевский
пост, чтобы отсюда перевезти вокруг Анивского мыса  Охотским  морем  в  пост
Найбучи, от которого до Такойской долины, где предполагалось положить начало
вольной колонии, было только 30 верст. Но наступила  уже  осень,  свободного
судна не было, и тот  же  "Манджур"  доставил  их  вместе  с  их  скарбом  в
Корсаковский пост, откуда они рассчитывали  пробраться  в  Такойскую  долину
сухим путем. Дороги тогда не было вовсе. Прапорщик  Дьяконов,  по  выражению
Мицуля, "двинулся" с 15 рядовыми делать неширокую просеку. Но  двигался  он,
вероятно, очень  медленно,  потому  что  16  семейств  не  стали  дожидаться
окончания просеки и отправились в Такойскую  долину  прямо  через  тайгу  на
вьючных волах и телегах; на пути выпал глубокий  снег,  и  они  должны  были
часть телег бросить, а часть положить  на  полозья.  Прибывши  в  долину  20
ноября, они немедленно стали строить себе бараки и землянки,  чтоб  укрыться
от  холода.  За  неделю  до  Рождества  пришли  остальные  6  семейств,   но
поместиться им было  негде,  строиться  поздно,  и  они  отправились  искать
пристанища в Найбучи, оттуда в  Кусуннайский  пост,  где  и  перезимовали  в
солдатских казармах; весною же вернулись в Такойскую долину.
   "Но  тут-то  и  начала  сказываться  вся  неряшливость   и   неумелость
чиновничества", -  пишет  один  из  авторов.  Обещали  разных  хозяйственных
предметов на 1000 рублей и по 4 головы разного скота  на  каждую  семью,  но
когда отправляли переселенцев на "Манджуре" из Николаевска, то  не  было  ни
жерновов, ни рабочих волов, лошадям  не  нашлось  места  на  судне,  и  сохи
оказались без сошников. Зимою сошники были привезены на собаках, но только 9
штук, и когда впоследствии переселенцы обратились к начальству за сошниками,
то просьба их "не обратила на себя должного внимания". Быков прислали осенью
1869 г. в Кусуннай, но изнуренных, полуживых, и в  Кусуннае  вовсе  не  было
заготовлено сена, и из 41 околело за зиму 25 быков. Лошади остались зимовать
в Николаевске, но так как кормы были дороги, то их продали с аукциона  и  на
вырученные деньги купили новых в Забайкалье, но эти  лошади  оказались  хуже
прежних,  и  крестьяне  забраковали  нескольких.  Семена  отличались  дурною
всхожестью, яровая рожь была перемешана в мешках с озимою, так  что  хозяева
потеряли скоро к семенам всякое доверие, и хотя и  брали  их  из  казны,  но
скармливали скоту или съедали сами. Так как жерновов не было,  то  зерен  не
мололи, а только запаривали их и ели, как кашу.
   После  ряда  неурожаев,  в  1875  г.  случилось   наводнение,   которое
окончательно отняло у переселенцев охоту  заниматься  на  Сахалине  сельским
хозяйством. Стали опять переселяться. На берегу Анивы, почти на полдороге от
Корсаковского поста к Муравьевскому, в так называемой Чибисани,  образовался
выселок  в  20  дворов.  Потом  стали  просить  позволения  переселиться   в
Южно-Уссурийский  край;  ожидали  они  разрешения,  как  особой  милости,  с
нетерпением, десять лет, а пока кормились охотой на соболя и рыбною  ловлей.
Только лишь в 1886 г. они отбыли в Уссурийский край. "Дома свои  бросают,  -
пишет корреспондент, - едут с весьма тощими карманами; берут кое-какой скарб
да по одной лошади" ("Владивосток", 1886 г., э 22). В настоящее время  между
селениями Большое и Малое Такоэ, несколько в стороне  от  дороги,  находится
пожарище;  тут  стояло  когда-то  вольное   селение   Воскресенское;   избы,
оставленные хозяевами, были сожжены бродягами. В Чибисани  же,  говорят,  до
сих пор еще сохранились в целости  избы,  часовня  и  даже  дом,  в  котором
помещалась школа. Я там не был.
   Из вольных поселенцев осталось  на  острове  только  трое:  Хомутов,  о
котором я уже упоминал, и две женщины, родившиеся в Чибисани.  Про  Хомутова
говорят, что он "шатается где-то" и живет, кажется,  в  Муравьевском  посту.
Его редко видят. Он охотится на соболей и ловит в бухте Буссе  осетров.  Что
касается женщин, то одна из них, Софья, замужем за крестьянином из  ссыльных
Барановским и живет в Мицульке,  другая,  Анисья,  за  поселенцем  Леоновым,
живет в Третьей Пади. Хомутов скоро умрет, Софь