ся  рутинным,  неуклюжим  покроем,
который стесняет в движениях рабочего человека, и потому во  время  нагрузки
парохода или на дорожных работах  вы  не  встретите  каторжного,  одетого  в
длиннополый армяк или халат; но  неудобства  от  покроя  на  практике  легко
устраняются продажей и меной. Так как самым удобным для работы и вообще  для
жизни является обыкновенный крестьянский  покрой,  то  большинство  ссыльных
ходит в вольном платье.
   11 Так как Курильские острова отошли к Японии, то  епископу  правильней
именоваться теперь сахалинским.
   12  Об  освящении  еписк  Мартимианом  Крильонского   маяка   см.
"Владивосток", 1883 г., э 28.
   13 Оригинален  тон  его  бумаг.  Прося  у  начальства  себе  на  помощь
каторжного для исполнения должности причетника, он писал: "Что  же  касается
до того, почему у меня нет штатного причетника, то это объясняется тем,  что
их в консистории налицо нет, да если бы и были, то при условиях  жития-бытия
здешнего духовенства псаломщику невозможно существовать. Прежнее миновалось.
Скоро, кажется, и мне придется из Корсакова удалиться в мою любезную пустыню
и сказать вам: се оставляю дом ваш пуст".
   14 В районе Рыковского прихода есть  еще  церковь  в  Мало-Тымове,  где
бывает служба только в храмовой праздник в день Антония Великого, и в районе
Корсаковского - три часовни: во Владимировке, Крестах и Галкине-Враском. Все
сахалинские  церкви  и  часовни  построены  на  тюремные  средства,  трудами
ссыльных, только одна корсаковская - на средства,  пожертвованные  командами
"Всадника" и "Востока" и военными, жившими в посту.
   15 Проф. Владимиров в своем  учебнике  уголовного  права  говорит,  что
каторжникам о переводе их в разряд исправляющихся  объявляется  с  некоторою
торжественностью. Вероятно, он имеет в виду 301 ст. "Устава о ссыльных",  по
которой  каторжному  о  переводе  его  в  названный  разряд  объявляется   в
присутствии высшего тюремного начальства и приглашенного  к  тому  духовного
лица, которое и проч. Но на практике эта статья  неудобоисполнима,  так  как
духовное лицо пришлось бы  приглашать  каждый  день;  да  и  подобного  рода
торжественность  как-то  не  вяжется  с  рабочею   обстановкой.   Также   не
исполняется  на  практике  закон  об  освобождении  арестантов  от  работ  в
праздники, по которому исправляющиеся должны  быть  чаще  освобождаемы,  чем
испытуемые. Такое деление каждый раз требовало бы много времени и хлопот.
   Необычно  в  деятельности  местных  священников  разве  лишь  то,   что
некоторые из них несут миссионерские обязанности. При мне  еще  на  Сахалине
находился иеромонах Ираклий, родом бурят, без бороды и усов, из  Посольского
монастыря, что в Забайкалье; он пробыл на Сахалине 8 лет и в последние  годы
был священником в Рыковском приходе. По обязанности миссионера он ездил  раз
или два в год к Нынскому заливу и по Поронаю крестить, приобщать  и  венчать
инородцев. Им было просвещено до 300  орочей.  Конечно,  в  путешествиях  по
тайге, да еще зимою, о каких-либо удобствах нельзя было и думать. На ночь о.
Ираклий залезал обыкновенно в мешок из бараньей шкуры; в мешке у него были и
табак и часы. Спутники его раза два-три в ночь зажигали костер и согревались
чаем, а он спал в мешке всю ночь.
   16 Из  всего  числа  записанных  мною  православные  составляют  86,5%,
католики и лютеране вместе - 9%, магометане -  2,7%,  остальные  -  иудеи  и
армяно-григориане. Раз в год  приезжает  из  Владивостока  ксендз,  и  тогда
ссыльных католиков из обоих северных округов "гоняют" в Александровск, и это
бывает как раз в весеннюю распутицу. Католики  жаловались  мне,  что  ксендз
приезжает  очень  редко,  дети  подолгу  остаются  некрещенными,  и   многие
родители, чтобы ребенок не умер без  крещения,  обращаются  к  православному
священнику. И мне в самом деле приходилось встречать православных  детей,  у
которых отец и мать - католики. Когда  умирает  католик,  то,  за  неимением
своего, приглашают русского священника, чтобы он  пропел  "Снятый  боже".  В
Александровске  приходил  ко  мне  один  лютеранин,  судившийся  когда-то  в
Петербурге за поджог [По-видимому, речь идет  о  Витберге,  о  котором  А.П.
Чехов вспоминал: "Витберг, начальник шайки поджигателей, говорил мне, что он
очень рад, что попал на каторгу, так как тут только он  "бога  узнал"".  (П.
Еремин)], он говорил, что лютеране на  Сахалине  составляют  общество,  и  в
доказательство показывал  мне  печать,  на  которой  было  вырезано  "Печать
общества лютеран на Сахалине", в его доме лютеране собираются для молитвы  и
обмена мыслей Татары выбирают из своей среды муллу, евреи - раввина,  но  не
официально.  В  Александровске  строится  мечеть.   Мулла   Вас-Хасан-Мамет,
красивый брюнет лет 38, уроженец Дагестанской области,  строит  ее  на  свой
счет. Он спрашивал меня, пустят  ли  его  по  окончании  срока  в  Мекку.  В
Пейсиковской слободке в Александровске стоит ветряная  мельница,  совершенно
заброшенная рассказывают, будто построил ее какой-то татарин  с  женой.  Оба
супруга сами рубили деревья, таскали бревна и  пилили  доски,  никто  им  не
помогал, и работа их продолжалась  три  года.  Получив  звание  крестьянина,
татарин переехал на материк, мельницу же отдал в казну, а не своим  татарам,
так как был сердит на них за то, что они не избрали его в муллы.
   17 В своем рапорте от 27 февраля  1890  г.  начальник  Александровского
округа,  во  исполнение  предписания   начальника   острова   о   подыскании
благонадежных  лиц  свободного  состояния  или  поселенцев  для  замены  ими
ссыльнокаторжных, несущих в настоящее время обязанности учителей в  сельских
школах, доносит, что во вверенном ему  округе  не  имеется  ни  среди  людей
свободного состояния,  ни  среди  поселенцев  никого,  кто  удовлетворял  бы
учительскому  назначению.  "Таким  образом,   -   пишет   он,   -   встречая
непреодолимые  затруднения  в  наборе  лиц,  по  образованию   своему   хоть
сколько-нибудь подходящих для  школьного  дела,  я  не  решаюсь  указать  на
кого-либо из проживающих во  вверенном  мне  округе  из  поселенцев  или  из
крестьян из ссыльных, коим возможно было бы поручить учительское дело". Хотя
г. начальник округа и не решается поручить ссыльным учительское дело, но они
все-таки продолжают быть учителями, с его ведома и  по  его  назначению.  Во
избежание подобного рода противоречий, казалось бы, проще  всего  пригласить
настоящих учителей из России или Сибири  и  назначить  им  такое  жалованье,
какое получают надзиратели, но для этого понадобилось  бы  коренным  образом
изменить свой взгляд на  преподавательское  дело  и  не  считать  его  менее
важным, чем дело надзирателя.
   18 Если судить по некоторым отрывочным данным, по намекам, то грамотные
благополучнее  отбывают  наказание,  чем  неграмотные;  по-видимому,   среди
последних  относительно  больше  рецидивистов,  а  первые   легче   получают
крестьянские права; в Сиянцах записано мною 18 грамотных мужчин,  и  из  них
13, то есть почти все  взрослые  грамотные,  имеют  крестьянское  звание.  В
тюрьмах нет еще обычая учить взрослых грамоте, хотя зимою бывают дни,  когда
арестанты по случаю дурной погоды сидят безвыходно в тюрьме  и  томятся  без
дела; в такие дни они охотно обучались бы грамоте.
   По безграмотству ссыльных, письма на родину пишут  обыкновенно  писаря.
Они описывают здешнюю печальную жизнь,  бедность  и  горе,  просят  мужей  о
расторжении брака и проч., но таким тоном,  как  будто  описывают  вчерашнюю
попойку: "Ну, вот наконец пишу я вам письмишко... Освободите меня от брачных
уз" и т.п. или же философствуют, так что трудно бывает понять смысл  письма.
Одного писаря в Тымовском округе  за  витиеватость  другие  писаря  прозвали
бакалавром.


XX
   Свободное  население.  -  Нижние  чины  местных  воинских   команд.   -
Надзиратели. - Интеллигенция.

   Солдат называют "пионерами" Сахалина, потому  что  они  жили  здесь  до
учреждения каторги {1}. Начиная  с  пятидесятых  годов,  когда  Сахалин  был
занят, и почти до восьмидесятых солдаты, кроме того, что лежало по уставу на
их прямой обязанности, исполняли еще все те  работы,  которые  несут  теперь
каторжные. Остров был пустыней; на нем не было ни жилищ, ни дорог, ни скота,
и солдаты должны были строить казармы и дома,  рубить  просеки,  таскать  на
себе грузы. Если приезжал на Сахалин командированный инженер или ученый,  то
в его распоряжение давалось несколько солдат, которые заменяли ему  лошадей.
"Мне, - пишет горный инженер Лопатин, -  имевшему  в  виду  ходить  в  глуби
сахалинской тайги, нечего было и думать о езде верхом и  перевозке  тяжестей
вьючными. Даже пешком я с  трудом  перелезал  через  крутые  горы  Сахалина,
покрытые то густым валежным лесом, то местным бамбуком.  Таким  образом  мне
пришлось пройти более 1600 верст пешком" {2}. А за ним шли солдаты и  тащили
на себе его тяжелый груз.
   Все небольшое количество солдат было разбросано по западному, южному  и
юго-восточному побережьям; пункты, в которых они жили,  назывались  постами.
Теперь уже брошенные и забытые, тогда эти посты играли такую  же  роль,  как
теперь поселения, и на них смотрели,  как  на  задатки  будущей  колонии.  В
Муравьевском посту стояла стрелковая рота,  в  Корсаковском  три  роты  4-го
сибирского батальона и взвод  горной  батареи,  в  прочих  же  постах,  как,
например, Мануйский или Сортунайский, было только  по  шести  солдат.  Шесть
человек, отделенные от своей  роты  пространством  в  несколько  сот  верст,
отданные под начало унтера или даже штатского  человека,  жили  совершенными
Робинзонами. Жизнь была дикая, крайне однообразная и  скучная.  Летом,  если
пост находился на берегу, приходило судно,  оставляло  солдатам  провиант  и
уходило; зимою приезжал "попостить" их священник, одетый в меховую куртку  и
штаны  и  по  виду  похожий  больше  на  гиляка  {3},  чем  на   священника.
Разнообразилась жизнь только несчастиями: то солдата уносило на сеноплавке в
море,  то  задирал  его  медведь,  то  заносило  снегом,  нападали   беглые,
подкрадывалась  цинга...  Или  же  солдат,  соскучившись  сидеть  в   сарае,
занесенном  снегом,  или  ходить  по  тайге,  начинал  проявлять   "буйство,
нетрезвость, дерзость",  или  попадался  в  краже,  растрате  амуниции,  или
попадал под суд за неуважение, оказанное им чьей-нибудь содержанке-каторжной
{4}.
   При разнообразии своих занятий солдат  не  успевал  научиться  военному
делу и забывал то, чему был научен, а вместе с ним отставали  и  офицеры,  и
строевая часть находилась в самом плачевном  состоянии.  Смотры  всякий  раз
сопровождались  недоразумениями  и  выражением  неудовольствия  со   стороны
начальства {5}. Служба была тяжкая. Люди, сменившиеся с караула,  тотчас  же
шли в конвой, с конвоя опять в караул,  или  на  сенокос,  или  на  выгрузку
казенных грузов; не было отдыха ни  днем,  ни  ночью.  Жили  они  в  тесных,
холодных  и  грязных  помещениях,  которые  мало  отличались  от  тюрем.   В
Корсаковском посту до 1875 года караул помещался в ссыльнокаторжной  тюрьме;
тут же была и военная гауптвахта в виде темных конур. "Может быть,  -  пишет
врач Синцовский,  -  для  ссыльнокаторжных  такая  стеснительная  обстановка
допускается как мера наказания, но караул солдат тут ни при чем, и за что он
должен испытывать подобное наказание -  неизвестно"  {6}.  Ели  они  так  же
скверно, как арестанты, одеты были в лохмотья, потому что при их  работе  не
хватало никакой одежи. Солдаты, гоняясь в тайге за беглыми, до такой степени
истрепывали свою одежду и обувь, что однажды  в  Южном  Сахалине  сами  были
приняты за беглых, и по ним стреляли.
   В настоящее время военная охрана острова  состоит  из  четырех  команд:
александровской, дуйской, тымовской и корсаковской. К январю 1890 г.  нижних
чинов во всех командах было 1548. Солдаты по-прежнему  несут  тяжелый  труд,
несоразмерный с  их  силами,  развитием  и  требованиями  воинского  устава.
Правда, они уже не рубят просек и не строят казарм,  но,  как  и  в  прежнее
время, возвращающийся с караула или с ученья солдат не может рассчитывать на
отдых: его сейчас же могут послать в конвой, или на сенокос, или в погоню за
беглыми. Хозяйственные надобности отвлекают значительное число  солдат,  так
что чувствуется постоянный недостаток в конвое,  и  караулы  не  могут  быть
рассчитаны на три очереди. В начале августа, когда я был в Дуэ,  60  человек
дуйской команды косили сено, из них половина отправилась для этого пешком за
109 верст.
   Сахалинский солдат кроток, молчалив, послушен и трезв;  пьяных  солдат,
которые шумели бы на улице, я видел только в  Корсаковском  посту.  Поет  он
редко и всегда одно и то же: "Десять девок, один я, куда  девки,  туда  я...
Девки в лес, я за ними", - веселая песня, которую, однако, он поет  с  такою
скукой, что под звуки его голоса начинаешь тосковать по родине и чувствовать
всю неприглядность сахалинской природы. Он покорно переносит все  лишения  и
равнодушен к опасностям, которые так часто угрожают его жизни и здоровью. Но
он груб, неразвит и бестолков,  и  за  недосугом  не  успевает  проникнуться
сознанием воинского долга и чести и потому бывает не чужд  ошибок,  делающих
его часто таким же врагом порядка, как те, кого он сторожит и ловит {7}. Эти
свои недостатки он обнаруживает особенно рельефно, когда на него возлагаются
обязанности, не соответствующие его развитию, когда он, например, становится
тюремным надзирателем.
   По 27 ст. "Устава о ссыльных" на Сахалине,  "тюремный  надзор  образуют
старшие и младшие надзиратели, число коих, полагая одного старшего на  сорок
человек и  одного  младшего  на  двадцать  человек  каторжных,  определяется
ежегодно главным тюремным управлением". Три надзирателя, один старший и  два
младших, приходятся на 40 человек, то есть 1 на 13. Если  представить  себе,
что 13  человек  работают,  едят,  проводят  время  в  тюрьме  и  проч.  под
постоянным наблюдением одного добросовестного и умелого человека и  что  над
этим, в  свою  очередь,  стоит  начало  в  лице  смотрителя  тюрьмы,  а  над
смотрителем - начальник округа и т.д., то можно успокоиться  на  мысли,  что
все идет прекрасно. На самом же деле надзор до сих  пор  был  самым  больным
местом сахалинской каторги.
   В настоящее время на Сахалине старших надзирателей около 150, а младших
вдвое больше. Места старших заняты грамотными  унтер-офицерами  и  рядовыми,
кончившими службу в местных командах, и  разночинцами;  последних,  впрочем,
очень мало. Нижние чины, состоящие на действительной службе,  составляют  6%
всего комплекса старших,  зато  должности  младших  надзирателей  исправляют
почти одни  только  рядовые,  командируемые  от  местных  команд.  В  случае
неполноты определенного комплекта надзирателей "Устав"  разрешает  назначать
для исполнения надзирательских обязанностей нижних  чинов  местных  воинских
команд, и, таким образом, молодые сибиряки, признанные неспособными  даже  к
службе  в  конвое,   призываются   к   исполнению   служебных   обязанностей
надзирателя, правда, "временно" и "в пределах крайней необходимости", но это
"временно" продолжается уже десятки лет, а "пределы  крайней  необходимости"
все расширяются, так что нижние чины местных команд составляют уже 73% всего
состава младших надзирателей, и никто не поручится, что через 2-3  года  эта
цифра не вырастет  до  100.  Надо  заметить  при  этом,  что  в  надзиратели
командируются не лучшие солдаты, так  как  начальники  команд,  в  интересах
строевой службы, отпускают в тюрьму менее способных, а лучших удерживают при
частях {8}.
   В тюрьмах много надзирателей, но нет порядка, и надзиратели служат лишь
постоянным тормозом для администрации, о чем свидетельствует  сам  начальник
острова. Почти каждый день в своих  приказах  он  штрафует  их,  смещает  на
низшие оклады  или  же  совсем  увольняет:  одного  за  неблагонадежность  и
неисполнительность, другого -  за  безнравственность,  недобросовестность  и
неразвитие,  третьего  -  за  кражу  казенного  провианта,  вверенного   его
хранению, а четвертого - за укрывательство; пятый, будучи назначен на баржу,
не только не смотрел за порядком, но даже сам подавал пример к расхищению на
барже грецких орехов; шестой - состоит под следствием  за  продажу  казенных
топоров  и  гвоздей;  седьмой  -  замечен  неоднократно  в  недобросовестном
заведовании   фуражным   довольствием   казенного   скота;   восьмой   -   в
предосудительных сделках с каторжными.  Из  приказов  мы  узнаем,  что  один
старший надзиратель из рядовых, будучи  дежурным  в  тюрьме,  позволил  себе
войти в женский барак через окно, отогнув предварительно  гвозди,  с  целями
романтического свойства, а другой во  время  своего  дежурства  в  час  ночи
допустил рядового, тоже надзирателя, в одиночное помещение,  где  содержатся
арестованные женщины. Любовные  похождения  надзирателей  не  ограничиваются
одною только тесною  областью  женских  бараков  и  одиночных  помещений.  В
квартирах надзирателей я заставал девушек-подростков, которые на мой вопрос,
кто они, отвечали: "Я - сожительница". Войдешь в квартиру  надзирателя;  он,
плотный, сытый, мясистый, в  расстегнутой  жилетке  и  в  новых  сапогах  со
скрипом, сидит за столом и "кушает" чай; у  окна  сидит  девочка  лет  14  с
поношенным лицом, бледная.  Он  называет  себя  обыкновенно  унтер-офицером,
старшим надзирателем, а про нее говорит, что она дочь каторжного, и  что  ей
16 лет, и что она его сожительница.
   Надзиратели во время своего дежурства в тюрьме допускают  арестантов  к
картежной игре и сами участвуют в ней; они пьянствуют в  обществе  ссыльных,
торгуют спиртом. В приказах мы встречаем также буйство, непослушание, крайне
дерзкое обращение со старшими в присутствии  каторжных  и,  наконец,  побои,
наносимые каторжному палкой по голове, последствием чего образовались раны.
   Люди грубые, неразвитые, пьянствующие  и  играющие  в  карты  вместе  с
каторжными,  охотно  пользующиеся  любовью  и  спиртом   каторжных   женщин,
недисциплинированные,   недобросовестные   могут   иметь   авторитет    лишь
отрицательного свойства. Ссыльное население не уважает их и относится к  ним
с презрительною небрежностью.  Оно  в  глаза  величает  их  "сухарниками"  и
говорит им ты. Администрация же нисколько не заботится о том, чтобы  поднять
их престиж, находя, вероятно, что заботы об этом не привели бы  ни  к  чему.
Чиновники говорят надзирателю ты и  бранят  его  как  угодно,  не  стесняясь
присутствием каторжных. То и дело слышишь: "Что  же  ты,  дурак,  смотришь?"
Или: "Ничего ты не понимаешь, болван!" Как мало уважают здесь  надзирателей,
видно  из  того,  что  многие  из  них  назначаются  на   "несоответствующие
служебному их положению наряды", то есть, попросту, состоят при чиновниках в
качестве лакеев и  рассыльных.  Надзиратели  из  привилегированных,  как  бы
стыдясь своей должности, стараются выделиться  из  массы  своих  сотоварищей
хотя чем-нибудь: один носит на плечах жгуты  потолще,  другой  -  офицерскую
кокарду,  третий,  коллежский  регистратор,  называет  себя  в  бумагах   не
надзирателем, а "заведующим работами и рабочими".
   Так как сахалинские надзиратели никогда  не  возвышались  до  понимания
целей надзора, то с течением времени, по естественному порядку  вещей,  сами
цели  надзора  должны  были  мало-помалу  сузиться  до  теперешнего   своего
состояния. Весь надзор теперь сводится к тому, что рядовой сидит  в  камере,
смотрит за тем, "чтобы не шумели", и жалуется  начальству;  на  работах  он,
вооруженный револьвером, из  которого,  к  счастью,  не  умеет  стрелять,  и
шашкою, которую  трудно  вытянуть  из  заржавленных  ножен,  стоит,  смотрит
безучастно на работы, курит и скучает. В тюрьме он - прислуга, отворяющая  и
запирающая двери,  а  на  работах  лишний  человек.  Хотя  на  каждые  сорок
каторжных при