которых так много говорят, судить  не
берусь. Кстати замечу, что семена одной из этих трав, а  именно  сахалинской
гречи, уже  появились  у  нас  в  продаже.  О  том,  нужно  ли  на  Сахалине
травосеяние и возможно ли оно, в отчете инспектора  сельского  хозяйства  не
говорится ни одного слова.
   Теперь о скотоводстве. В 1889 г. одна дойная корова в Александровском и
Корсаковском округах приходилась на 272 хозяйства, а в Тымовском на  З  1/3.
Почти такие же цифры показаны и для рабочего скота, то есть  для  лошадей  и
волов, причем и  на  этот  раз  беднее  всех  оказывается  лучший,  то  есть
Корсаковский округ. Впрочем, эти цифры не рисуют настоящего положения  дела,
так  как  весь  сахалинский  скот   распределен   между   хозяевами   крайне
неравномерно. Все наличное количество скота  сосредоточено  в  руках  только
богатых  хозяев,  имеющих  большие  земельные   участки   или   занимающихся
торговлей.
   7  Подробности  у  А.М.  Никольского:  "Остров  Сахалин  и  его   фауна
позвоночных животных".
   8 Волки держатся далеко от жилищ, так  как  боятся  домашних  животных.
Чтобы такое объяснение не показалось невероятным, я укажу на другой подобный
же пример: Буссе пишет, что айно,  увидев  в  первый  раз  в  жизни  свиней,
испугались; да и Миддендорф говорит, что когда на Амуре в  первый  раз  были
разведены овцы, то волки не трогали их. Дикие олени распространены  особенно
на западном берегу северной части острова; здесь  зимою  они  собираются  на
тундре, весною же, по словам Глена, когда они ходят  к  морю,  чтобы  лизать
соль, их можно видеть в бесчисленном множестве стадами на  широких  равнинах
этой  части  острова.  Из  птиц  водятся  гусь,  утки  разных  пород,  белая
куропатка, глухарь, рябчик, кроншнеп, вальдшнеп; тяга продолжается до  июня.
Я приехал на Сахалин в июле, когда в тайге была уже гробовая тишина;  остров
казался безжизненным, и приходилось верить наблюдателям на  слово,  что  тут
водятся камчатский соловей, синица, дрозд и чиж. Черных ворон много, сорок и
скворцов нет. Поляков видел на Сахалине только одну деревенскую ласточку, да
и та, по его мнению, попала на остров случайно, потому что заблудилась.  Мне
однажды показалось, что я вижу в траве перепелку; вглядевшись попристальнее,
я увидел маленького красивого зверька, которого зовут бурундуком. В северных
округах это самое маленькое млекопитающее.  По  А.М.  Никольскому,  тут  нет
домашней мыши, между тем в бумагах, относящихся еще к  началу  колонии,  уже
упоминаются "упыл, утрус и мышеядие".
   9 Один из  авторов  видел  японскую  сеть,  которая  "занимала  в  море
окружность в три версты и, прикрепленная к берегу, образовывала  род  мешка,
откуда постепенно вычерпывали сельдей".  Буссе  в  своих  записках  говорит:
"Японские  невода  часты  и  чрезвычайно   велики.   Один   невод   окружает
пространство сажен на 70 от берега. Но каково было мое удивление, когда,  не
дотащив невод сажен на 10 от берега, японцы оставили его в воде, потому  что
эти 10 сажен невод до того был  наполнен  сельдями,  что,  несмотря  на  все
усилия 60 работников, они не могли более притянуть невод к берегу... Гребцы,
закладывая  весла  для  гребки.  выбрасывали  ими  по  несколько  сельдей  и
жаловались, что они мешают грести". Ход сельди и ловля ее японцами  подробно
описаны у Буссе и Мицуля.
   10 "Морская газета", 1880 г., э 3.
   11 Кстати сказать, на  Амуре,  очень  богатом  рыбою,  рыбные  промыслы
организованы довольно слабо,  и,  как  кажется,  потому,  что  промышленники
скупятся пригласить  из  России  специалистов.  Здесь,  например,  ловят  во
множестве осетров, но  никак  не  могут  приготовить  икру  так,  чтобы  она
походила  на  русскую  хотя  бы  по   внешнему   виду.   Искусство   здешних
промышленников остановилось на кетовых  балыках  и  не  пошло  дальше.  Г.Л.
Дейтер писал в "Морской газете" (1880 г., э 6),  что  будто  бы  некогда  на
Амуре составилась компания рыбного промысла (из капиталистов), затеяли  дело
на широких основаниях и сами себя  угощали  икрою,  фунт  которой  им  самим
обходился, как говорят, от 200 до 300 рублей серебром.
   12 Для тех ссыльных, которые живут теперь у устьев небольших речек и  у
моря, рыболовство может служить подспорьем в хозяйстве  и  давать  некоторый
заработок, но для этого надо снабжать их  хорошими  сетями,  селить  у  моря
только тех, кто и на родине жил у моря и т.д.
   В настоящее время японские суда, которые являются на  юг  Сахалина  для
ловли рыбы, платят пошлину по 7 к. с пуда золотом. Обложены  пошлиной  также
все  продукты,  приготовленные  из  рыбы,   например,   удобрительный   тук,
селедочный и тресковый жир, но доход со всех этих пошлин не достигает  и  20
тысяч, и это почти  единственный  доход,  получаемый  нами  от  эксплуатации
сахалинских богатств.
   Кроме кеты, в сахалинские реки периодически заходят  также  родственные
ей горбуша, кунджа или  гой  и  чевица;  постоянно  живут  в  пресных  водах
Сахалина форель, щука, чебак, карась, пескарь и корюшка, которая  называется
огуречником, так как сильно пахнет свежим огурцом.  Из  морских  рыб,  кроме
сельди, ловятся треска, камбала, осетр, бычок, который здесь так велик,  что
глотает  корюшку  целиком.  В  Александровске  один   каторжный   промышляет
длиннохвостыми раками, очень вкусными, которые  называются  здесь  чиримсами
или шримсами.
   Из  морских  млекопитающих  у  берегов  Сахалина  водятся  в  громадном
количестве киты, сивучи, или морские  львы,  тюлени  и  котики.  Подходя  на
"Байкале" к Александровску, я видел много китов, которые гуляли парочками по
проливу и резвились. Близ западного берега Сахалина  возвышается  над  морем
одинокая скала, называемая Камнем Опасности. Очевидец, находившийся на шкуне
"Ермак" и хотевший исследовать этот камень, писал: "Еще за 1½ мили от
камня нам стало очевидным, что скала занята сплошь громадными сивучами.  Рев
этого громадного дикого стада  поразил  нас;  звери  достигали  баснословной
величины, так что издали казались целыми скалами...  Сивучи  были  величиною
около 2 саженей и более... Кроме сивучей, как скала, так и море вокруг камня
кишели морскими котиками" ("Владивосток", 1886  г.,  э  29).  О  том,  каких
размеров могут  в  наших  северных  морях  достигать  китоловный  и  тюлений
промыслы,  видно  из  страшной  цифры,  приводимой  одним  из  авторов:   по
вычислениям американских китоловных арматоров, в продолжение 14 лет (до 1861
г.) вывезено из Охотского моря жиру и уса на  двести  миллионов  рублей  (В.
Збышевский. Замечания о китоловном промысле  в  Охотском  море.  -  "Морской
сборник", 1863 г. э 4). Но, несмотря на их, по-видимому, блестящее  будущее,
эти промыслы не обогатят ссыльной колонии, потому именно, что она  ссыльная.
По свидетельству Брэма,  "охота  за  тюленями  есть  повальная,  беспощадная
бойня, где грубость соединяется с совершенною бесчувственностью.  Поэтому  и
не говорят - охотиться за тюленями, а бить тюленей". И "самые дикие  племена
поступают при этой охоте гораздо человечнее  цивилизованного  европейца".  А
когда убивают палками котиков, то мозг брызжет во  все  стороны  и  глаза  у
бедных животных  выскакивают  из  орбит.  Ссыльных,  особенно  тех,  которые
присланы за убийство, должно беречь от подобных зрелищ.
   13  Благодаря  морской   капусте   и   сравнительно   мягкому   климату
юго-западное побережье я считаю единственным пока местом  на  Сахалине,  где
ссыльная колония возможна. В 1885 г. в одном из заседаний Общества  изучения
Амурского  края  было  прочитано  интересное  сообщение  о  морской  капусте
теперешнего владельца промысла Я.Л. Семенова. Сообщение  это  напечатано  во
"Владивостоке", 1885 г., ээ 47 и 48.
   14 До сих пор  мастера  находили  себе  заработок  только  в  постах  у
чиновников и богатых ссыльных. К чести  местной  интеллигенции  сказать,  за
услуги мастеров она платит  всегда  щедро.  О  таких  случаях,  как  доктор,
кладущий в околодок сапожника под видом больного, чтобы тот шил для его сына
сапоги, или чиновник, записывающий к себе в прислуги модистку, которая  шьет
даром на его жену и детей, - о таких случаях говорят здесь как  о  печальных
исключениях.
   15 По данным инспектора сельского хозяйства.

XIX
   Пища ссыльных. - Что и как едят  арестанты.  -  Одежда.  -  Церковь.  -
Школа. - Грамотность.

   Сахалинский ссыльный, пока состоит на  казенном  Довольствии,  получает
ежедневно: 3 ф. печеного хлеба, 40 зол. мяса, около 15 зол. крупы  и  разных
приварочных продуктов на 1 копейку; в постный  же  день  мясо  заменяется  1
фунтом рыбы. Для определения, насколько эта  дача  согласуется  с  истинными
потребностями ссыльного,  далеко  не  достаточно  общепринятого  кабинетного
приема,  заключающегося  в  сравнительной  и  притом  чисто  внешней  оценке
цифровых данных, относящихся к пищевому довольствию разных  групп  населения
за границей и в России. Если в саксонских  и  прусских  тюрьмах  заключенные
получают мясо только  три  раза  в  неделю,  каждый  раз  в  количестве,  не
достигающем и 1/5 фунта, и если тамбовский крестьянин съедает 4 ф.  хлеба  в
день, то это не значит, что сахалинский ссыльный получает много мяса и  мало
хлеба, а значит только, что германские тюрьмоведы боятся быть заподозренными
в ложной филантропии  и  что  пища  тамбовского  мужика  отличается  большим
содержанием хлеба.  Очень  важно  в  практическом  отношении,  чтобы  оценка
пищевых   порционов   какой-либо   группы   населения   начиналась   не    с
количественного, а  качественного  их  анализа,  и  при  этом  изучались  бы
естественные и бытовые условия, при которых эта группа живет; без строгой же
индивидуализации решение вопроса будет односторонне и убедительно,  пожалуй,
для одних только формалистов.
   Однажды я и инспектор сельского хозяйства г. фон Фрикен возвращались из
Красного Яра в Александровск: я в тарантасе, он  верхом.  Было  жарко,  а  в
тайге душно. Арестанты, работавшие на дороге между постом и Красным Яром без
шапок и в мокрых от поту рубахах, когда я  поравнялся  с  ними,  неожиданно,
приняв меня, вероятно, за чиновника, остановили моих лошадей и обратились ко
мне с жалобой на то, что им выдают  хлеб,  которого  нет  возможности  есть.
Когда я сказал, что лучше бы им обратиться к начальству, то мне ответили:
   - Мы говорили старшему надзирателю Давыдову, а он нам: вы - бунтовщики.
   Хлеб был в самом деле ужасный.  При  взломе  он  отсвечивал  на  солнце
мельчайшими  капельками  воды,  прилипал  к  пальцам  и  имел  вид  грязной,
осклизлой массы, которую неприятно было держать в руках. Мне было  поднесено
несколько порций, и весь хлеб был одинаково  недопечен,  из  дурно  смолотой
муки и, очевидно, с невероятным припеком. Пекли его  в  Ново-Михайловке  под
наблюдением старшего надзирателя Давыдова.
   3  фунта  хлеба,  входящие  в  пищевой  пай,  очень  часто,  вследствие
злоупотреблений припеком, содержат  муки  гораздо  меньше,  чем  следует  по
табели {1}. Хлебопеки-каторжные в только что упомянутой Ново-Михайловке свою
порцию хлеба продавали, а  сами  питались  избытком,  который  получался  от
припека. В Александровской  тюрьме  те,  которые  довольствуются  из  котла,
получают порядочный хлеб, живущим же по квартирам выдается  хлеб  похуже,  а
работающим вне поста - еще хуже; другими словами,  хорош  только  тот  хлеб,
который может попасться на глаза начальнику  округа  или  смотрителю.  Чтобы
увеличить  припек,  хлебопеки  и  надзиратели,  прикосновенные  к   пищевому
довольствию, пускаются  на  разные  ухищрения,  выработанные  еще  сибирскою
практикой, из которых, например, обваривание муки кипятком - одно  из  самых
невинных; чтобы увеличить вес хлеба, когда-то в Тымовском округе муку мешали
с просеянной глиной. Злоупотребления подобного рода совершаются  тем  легче,
что чиновники  не  могут  целый  день  сидеть  в  пекарне  и  сторожить  или
осматривать каждую порцию, а жалоб со стороны арестантов  почти  никогда  не
бывает {2}.
   Независимо от того, хорош хлеб или плох, съедается обыкновенно не  весь
паек.  Арестант  ест  его  с  расчетом,  так  как,  по  обычаю,  давно   уже
установившемуся в наших тюрьмах и в  ссылке,  казенный  хлеб  служит  чем-то
вроде ходячей разменной монеты. Хлебом арестант  платит  тому,  кто  убирает
камеру, кто работает вместо него, кто  мирволит  его  слабостям;  хлебом  он
платит за иголки, нитки и мыло; чтобы  разнообразить  свою  скудную,  крайне
однообразную, всегда соленую пищу, он копит хлеб и потом меняет в майдане на
молоко, белую булку,  сахар,  водку...  Кавказские  уроженцы  в  большинстве
болеют от черного хлеба и стараются поэтому спускать его. И  таким  образом,
если  следуемые  по  табели  три  фунта  кажутся   вполне   достаточными   в
количественном отношении, то, при знакомстве с качеством хлеба и с  бытовыми
условиями тюрьмы, это достоинство пайка становится призрачным, и  цифры  уже
теряют свою силу. Мясо употребляется в пищу только соленое, рыба также  {3};
дают их в вареном виде, в супе. Тюремный  суп,  или  похлебка,  представляет
полужидкую кашицу от разварившейся крупы  и  картофеля,  в  которой  плавают
красные кусочки мяса или рыбы и которую хвалят некоторые чиновники, но  сами
не решаются есть. Суп, даже тот, который  варят  для  больных,  имеет  очень
соленый вкус. Ожидают  ли  в  тюрьме  посетителей,  виден  ли  на  горизонте
пароходный дымок, поругались ли в кухне надзиратели или кашевары -  все  это
обстоятельства, которые имеют влияние  на  вкус  супа,  его  цвет  и  запах;
последний часто бывает противен, и даже перец и лавровый лист  не  помогают.
Особенно дурною славой в этом отношении пользуется суп из соленой рыбы  -  и
понятно почему: во-первых, этот продукт легко портится, и потому обыкновенно
спешат пускать в дело ту рыбу, которая уже начала  портиться;  во-вторых,  в
котел поступает и та больная  рыба,  которую  в  верховьях  ловят  каторжные
поселенцы. В Корсаковекой тюрьме одно  время  кормили  арестантов  супом  из
соленой  селедки;  по  словам  заведующего  медицинскою  частью,  суп   этот
отличался безвкусием, селедка очень скоро разваривалась на  мелкие  кусочки,
присутствие мелких костей  затрудняло  проглатывание  и  производило  катары
желудочно-кишечного канала. Как часто арестанты выплескивают из мисок суп за
невозможностью есть его, неизвестно, но это бывает {4}.
   Как едят арестанты? Столовых нет. В полдень к бараку или пристройке,  в
которой помещается кухня, тянутся арестанты  гусем,  как  к  железнодорожной
кассе.  У  каждого  в  руках  какая-нибудь  посуда.  К  этому  времени   суп
обыкновенно бывает уже готов и, разваренный, "преет" в  закрытых  котлах.  У
кашевара к длинной палке приделан "бочок", которым он  черпает  из  котла  и
каждому подходящему наливает порцию, причем он может зачерпнуть бочком сразу
две порции мяса или ни одного кусочка,  смотря  по  желанию.  Когда  наконец
подходят самые задние, то суп уже не суп, а густая тепловатая масса  на  дне
котла,  которую  приходится  разбавлять  водой  {5}.  Получив  свои  порции,
арестанты идут прочь; одни едят на ходу, другие сидя на земле, третьи у себя
на нарах. Надзора за тем, чтобы все непременно ели, не продавали и не меняли
своих порций, нет. Никто не спрашивает о том, все ли обедали, не  заснул  ли
кто; и если тем, которые распоряжаются в кухне, сказать, что на  каторге,  в
среде  угнетенных  и  нравственно  исковерканных  людей,  немало  таких,  за
которыми надо следить, чтобы они ели, и даже кормить  их  насильно,  то  это
замечание вызовет только недоуменое выражение на лицах  и  ответ:  "Не  могу
знать, ваше высокоблагородие!"
   Из тех, которые получают  казенный  пай,  довольствуются  из  тюремного
котла только 25-40%  {6},  остальным  же  провизия  выдается  на  руки.  Это
большинство делится на две категории: одни съедают пай у себя  на  квартирах
со своими семьями  или  половинщиками,  другие,  командированные  на  работы
далеко за пределы тюрьмы, съедают его там, где работают. Каждый  рабочий  из
второй категории, по окончании рабочего урока, варит для себя обед  отдельно
в жестяном котелке, если не мешает дождь и  если  после  тяжелой  работы  не
клонит ко сну; он устал, голоден и часто, чтобы не хлопотать долго,  съедает
соленое мясо и рыбу в сыром виде. Если он уснул во время обеда,  продал  или
проиграл в карты свой пай, или испортилась у него провизия, размок на  дожде
хлеб, то все это не касается надзора. Случается, некоторые съедают  трех-  и
четырехдневную дачу в один день, а затем  едят  только  хлеб  или  голодают,
причем, по словам заведующего медицинскою частью, работая на берегу  моря  и
рек, не брезгают выброшенными ракушками и  рыбой,  а  тайга  дает  различные
корни, подчас ядовитые. Работавшие  в  рудниках,  по  свидетельству  горного
инженера Кеппена, ели сальные свечи {7}.
   Поселенцы в первые два и редко три года по увольнении от работ получают
довольствие от казны и затем кормятся на свой счет и свой  страх.  Цифр  или
каких-нибудь документальных данных, относящихся к питанию поселенцев, нет ни
в литературе, ни в канцеляриях; но если судить по личным впечатлениям и  тем
отрывочным сведениям, какие можно  собрать  на  месте,  то  главную  пищу  в
колонии составляет картофель. Он и еще корнеплоды, как репа и брюква,  часто
бывают единственною пищей семьи в течение очень долгого времени. Свежую рыбу
едят только во время хода ее, соленая  же  доступна  по  цене  только  более
зажиточным  {8}.  О  мясе  и  говорить  нечего.  Те,  которые  имеют  коров,
предпочитают продавать молоко, чем есть его; держат они его  не  в  глиняной
посуде, а в бутылках - признак, что оно продается. Вообще,  продукты  своего
хозяйства поселенец продает очень охотно, даже в ущерб своему здоровью,  так
как, по его соображениям, деньги ему нужнее здоровья: не скопивши денег,  не
уедешь на материк, а наесться досыта и поправить  здоровье  можно  будет  со
временем, на воле. Из некультурных растений употребляются в пищу  черемша  и
разные ягоды, как морошка, голубика, клюква, моховка и проч. Можно  сказать,
что ссыльные, живущие в колонии, едят исключительно растительную пищу, и это
справедливо по крайней мере для громадного большинства.  Во  всяком  случае,
пища их отличается скудным содержанием жиров, и в этом отношении они едва ли
счастливее тех, которые довольствуются из тюремного котла {9}.
   Одежды и обуви арестанты, по-видимому, получают достаточно.  Каторжным,
как мужчинам, так и женщинам, выдается по армяку и полушубку ежегодно, между
тем солдат, который работает на  Сахалине  не  меньше  каторжного,  получает
мундир на три, а шинель на два года; из  обуви  арестант  изнашивает  в  год
четыре пары чирков и две пары бродней, солдат  же  -  одну  пару  голенищ  и
2½ подошв. Но солдат поставлен в лучшие санитарные  условия,  у  него
есть постель и место, где можно в дурную  погоду  обсушиться,  каторжный  же
поневоле должен гноить свое платье и обувь, так как, за  неимением  постели,
спит на армяке и на всяких обносках, гниющих и своими  испарениями  портящих
воздух, а обсушиться ему негде; зачастую он и спит в мокрой одежде, так что,
пока каторжного не поставят в более человеческие условия, вопрос,  насколько
одежда и обувь удовлетворяют в количественном отношений, будет открытым. Что
касается качества, то тут повторяется та же история, что с хлебом: кто живет
перед  глазами  у  начальства,  тот  получает  лучшее  платье,  кто   же   в
командировке, тот - худшее {10}.
   Теперь  о  духовной  жизни,  об  удовлетворении  потребностей   высшего
порядка. Колония называется исправительной, но  таких  учреждений  или  лиц,
которые специально занимались бы исправлением преступников, на Сахалине нет;
нет также на этот счет каких-либо инструкций и статей в "Уставе о ссыльных",
кроме немногих указаний на случаи, когда конвойный офицер  или  унтер-офицер
може