р.  Майхуб  понимает  больше,   чем   хочет
показать, и потому исполнит обещанное даже без меня. А  теперь  главное.
Мальвани и Шани сделают все, что в человеческих силах, но от вас с Гибом
потребуется больше. Вы должны спрятать Герику так,  чтобы  ее  никто  не
нашел. Если она Эстель Оскора...
   - Все можно подвергать сомнению, но не это...
   - Михай не должен ее получить. Когда она  будет  укрыта,  вы  найдете
Романа - он жив, я в этом уверен. Дальше  все  будет  зависеть  от  вас.
Эстель Оскора, кольцо Проклятого, Водяной Конь  и  твои  мозги  -  этого
должно хватить для победы, потому что это все, что осталось у Тарры.
   - Я понял, - жаб был на удивление краток, - и я исполню.
   - Не будем откладывать, - Рене поднял  руку,  и  Жан-Флорентин  вновь
привычно устроился на браслете.
   Цвел жасмин, и  его  аромат  мешал  думать  о  смерти  как  о  чем-то
неизбежном. В дальнем  конце  сада  бил  небольшой  источник,  заботливо
обрамленный  резным  белым  камнем.  За  источником  в  стене  виднелась
полукруглая ниша, из которой выступала сделанная  с  немалым  искусством
фигура  какого-то  арцийского  святого,  сзади  которой  хитрый   мастер
поместил большое,  слегка  помутневшее  зеркало,  так  что  пришедшие  к
водоему паломники видели себя как бы идущими  по  стопам  святого.  Рене
ухмыльнулся, подумав о том, что многочисленные святые и угодники,  якобы
хранящие эту землю, давно должны были бы вмешаться и покончить с  Годоем
и его колдунами. Вместо этого узурпатор при полном попустительстве небес
объявил себя главой Церкви и в таковом качестве осаждает Святой город...
Что  ж,  если  боги  и  святые  отвернулись,  придется  рассчитывать  на
эльфийскую магию и копыта Гиба.
   Водяной Конь появился сразу - видно, болтался где-то поблизости. Рене
в который раз убедился, что Гиб понимает все или почти все. На  сей  раз
он не ржал, не рыл копытами землю, а тихо стоял,  опустив  голову,  пока
Жан-Флорентин переползал на шею скакуна и цеплялся за спутанную гриву.
   - Клянусь честью, - философский жаб сделал правой лапой жест, похожий
на гвардейское приветствие, - ваша жертва будет  не  напрасной.  Потомки
узнают, кому они обязаны жизнью. Никто не будет забыт, и ничто не  будет
забыто!
   - Главное, чтобы они были, эти потомки,  -  отмахнулся  Рене,  -  ну,
вперед! Прощайте! - Гиб черной молнией рванулся куда-то  вбок  и  ввысь,
лишь слегка тронув копытами сонную воду. Рене, хоть и не  раз  ездил  на
черном жеребце, так и не понял, какими путями тот иногда ходит,  да  это
было и неважно, главное, сооруженный осаждающими двойной вал для него не
помеха. Не пройдет и оры, как он доберется до лагеря Мальвани.
   Странное дело, Жан-Флорентин бывал порой совершенно невозможным,  но,
расставшись со своим  многословным  спутником,  Рене  почувствовал  себя
невыносимо одиноким. Оно, наверное, было и к лучшему, с учетом того, что
адмиралу предстояло завтра. Одинокие могут себе позволить быть стойкими,
ничего не бояться и ни о чем не жалеть. Хорошо, что Герика  в  Эланде  и
Годой знает об этом, иначе  он  потребовал  бы  и  ее,  а  Рене  не  мог
поручиться,  что  отдал  бы  Геро   Михаю,   даже   зная,   чем   грозит
неповиновение... И Шандер... Как удачно вышло, что  он  отправил  его  в
Эр-Атэв, избавив от ужаса повторного плена. Шани был откровенен с Арроем
настолько, насколько в подобных вещах можно быть  откровенным,  так  что
адмирал насчет собственной участи не обольщался...
   Эландец  машинально  поднял  взгляд  к  луне,  исходившей   неистовым
серебряным светом, казалось, она понимала, что эта ночь может  оказаться
последней. Птицы молчали, в застывшем воздухе стоял дурманящий аромат...
Праведник провел бы такую ночь в молитвах, воину  более  приличествовало
отдать ее какой-нибудь случайной подруге... Но подруги не было, и искать
ее не хотелось, а молиться, просить  упорно  молчавшего  все  это  время
Творца о помощи? Зачем? Если  тот  всезнающ,  всеблаг  и  всемогущ,  это
излишне, а если нет, то бесполезно.
   Аррой присел на край бассейна, повернувшись спиной к  гроту  святого,
чье имя он запамятовал, и опустил руку в воду. Он не  молился  в  прямом
смысле этого слова,  повторяя  красивые  заученные  слова,  но  мысленно
обращался к любым высшим  силам,  если  таковые  все-таки  где-то  есть.
Герцог заранее соглашался на любую  жертву,  пусть  только  эта  луна  и
завтра отразится в прохладной воде и над ней склонятся распустившиеся  к
ночи цветы. Этот мир должен жить, и  если  за  это  он  должен  положить
жизнь, разум, душу, то, что клирики называют  вечным  спасением,  то  он
сделает это без колебаний.
   Усыпанные звездами небеса молчали, молчал и тот,  кто  некогда  столь
щедро поделился с Рене силой, чуть этим его не прикончив. Не  раздавался
Трубный Глас, не спускался с горных высей воин  в  сверкающей  броне,  в
кустах не вспыхивал негасимый огонь, белоперый голубь Творца не  садился
на плечо... Да и пропахший серой и нечистотами Антипод не спешил забрать
душу адмирала в  обмен  за  помощь.  Не  случилось  ничего,  что  обычно
происходит в легендах в ответ на отчаянный и искренний призыв смертного.
Высшие силы безмолвствовали, только луна скрылась  за  горизонтом  -  ее
время истекло. Небо быстро светлело, скоро поднимется солнце, и в храмах
слитно ударят колокола, возвещая приход  Светлого  Рассвета,  с  которым
истечет и срок ультиматума. Если Рене и  Эмзар  ответят  отказом,  Годой
бросит против них своего монстра и тем подпишет приговор Тарре, так  как
остановить Оленя ни Михай, ни его бледные не  в  состоянии,  хоть  и  не
знают об этом. Правду им не объяснить.
   - Ваше Высочество, вы тут? - кардинал Иоахиммиус торопливо пробирался
по узкой тропинке, опираясь на свой цветущий посох.
   - Да, знаете ли, захотелось вспомнить, какими бывают летние  ночи,  -
Счастливчик Рене встал, повернулся и быстро  пошел  навстречу  кардиналу
Кантисскому, - что-то случилось?
   - Да, хоть этого и следовало ожидать, да мы и  ожидали,  зная,  сколь
вероломен узурпатор. Он не стал дожидаться оговоренного срока,  а  напал
прямо сейчас. Видимо, понимал, что мы не собираемся сдаваться,  и  решил
застать  нас  врасплох.  И,  -  кардинал  с   явным   усилием   произнес
отвратительное слово, - он пустил в ход магию. Они собрались за Канном и
начали какой-то омерзительный ритуал... Со стены видно.
   Рене, не дослушав, бросился из сада,  сразу  же  опередив  осанистого
клирика. Он думал, что у него есть выбор, что своей головой  он  выкупит
передышку... Выбора не было.

Эстель Оскора

   Белка весело трещала, в очередной раз  передразнивала  старую  няньку
жены Рене, которую здесь считали  ведьмой.  На  самом  деле  старуха  не
заколдовала  бы  и  ежа,  но  ей  нравилось  представлять  себя  опытной
колдуньей, благо синякам в Эланде дело до не было, а опасливое  почтение
окружающих и  перепадающие  время  от  времени  подарочки  бабку  вполне
устраивали.
   Как-то так вышло, что дочка Шани возненавидела все, что было  связано
с Ольвией Арройей, и своих чувств не скрывала. Старуха огрызалась, Белка
не отступала, и вскоре война между дочкой уважаемого всеми Шани  Гардани
и старой  ведьмой  стала  любимым  развлечением  обитателей  герцогского
дворца. Я смеялась вместе со всеми, хоть и с оттенком грусти. Старуха из
кожи вон лезла, чтоб прослыть ведьмой, не будучи таковой, я  же,  будучи
нелюдью, изо всех сил скрывала свою сущность. Великие Братья, как же мне
это надоело! Скорей бы вернулся Рене, будь что будет, я  почти  решилась
рассказать ему всю правду, тем паче что если я буду  молчать,  это  рано
или поздно сделают эльфы. А может, уже сделали. Хотя вряд ли.  Наверняка
все их мысли занимает предстоящее сражение. Они должны победить,  только
бы Луи Арцийский не пропустил к Годою резервы! Я  мало  что  смыслила  в
военном искусстве, но понимала, что общий расклад пока был не  в  пользу
Мальвани, хотя выиграть было все-таки можно.
   Белка замолчала,  раздались  привычные  взрывы  смеха.  Идакона  жила
обычной жизнью. Похоже, здесь не сомневались в конечной победе, особенно
после того, как взбесившееся море уничтожило чуть ли  не  до  последнего
человека армию Марциала, не тронув при этом  побережье  севернее  Адены.
Мне же казалось, что здесь, как бы ни благодарил за чудо Творца кардинал
Максимилиан, что-то не так. Конечно, гибель армии здорово улучшила, наше
положение и развязала руки Феликсу  и  Мальвани,  но,  захоти  Всевышний
вмешаться  и  защитить  нас  от  еретика-узурпатора  и  его   чудовищных
подручных, он бы прежде всего поразил главного виновника несчастий, а не
губил  бы  тысячами  людей  и  гоблинов,  не  дав  им  даже  возможности
покаяться.
   Скорее уж я была  готова  поверить  в  пресловутых  Великих  Братьев,
опекавших Эланд.  Эти  могли  утопить  чужаков,  не  позволив  при  этом
чудовищным волнам обрушиться на побережье я хранимой земли.  Только  вот
что-то не слышала я преданий о вмешательстве в дела эландцев высших сил;
маринеры всегда гордились тем, что отвечали  за  себя  сами,  а  Братьев
поминали скорее наперекор Церкви, чем ожидая от тех помощи.
   Теплый ветер бросил мне в  лицо  пригоршню  белых  лепестков.  Весной
всегда очень хочется жить, и я не была исключением.  Хотелось  забыть  о
зиме, Годое, войне, о собственной порченой крови и просто слушать  шепот
ветра да любоваться на море. Я решила подняться на башню, но перед  этим
зашла к себе оставить сдуру захваченную с  утра  теплую  накидку.  Голос
Рене застал меня врасплох. Умом я понимала, что герцога в  Идаконе  нет.
Нет и быть не может, но я слышала, как он произнес "Герика", а потом его
голос сменился другим - знакомый тяжелый  бас  веско  произнес:  "Иди  к
нему". Я потрясла головой, отгоняя наваждение.
   Вроде ничего не изменилось. Преданный дремал, вальяжно раскинувшись в
центре солнечного пятна. На  раскрытом  окне  стоял  кувшин  с  зелеными
ветками, солнечные лучи высвечивали подушки на креслах, брошенную  шаль,
Книгу Книг с богатыми  гравюрами,  которую  мне  подарил  Максимилиан  и
которую я из политических соображений держала на  столе.  Разумеется,  в
комнате не было ни Рене, ни басовитого  незнакомца,  но  я  готова  была
поклясться, что СЛЫШАЛА их. Я  уже  ничего  не  понимала.  Как  человек,
находящийся за тридевять земель, мог называть меня по  имени  и  уж  тем
более как я могла отправиться к нему? Куда? В Кантиску? Дальше? Где  тот
безумный капитан, который вопреки приказу Рене беречь  меня  как  зеницу
ока, возьмет меня на борт? Как мы проберемся в осажденный город?
   Ни на один из вопросов не было ответа, но я  уже  знала,  что  должна
идти и пойду. Не так давно вместе с Преданным мы пересекли  чуть  ли  ни
всю Арцию, но это было совсем другое дело. Тогда время  ждало.  Стоп,  а
откуда я знаю, что теперь промедление  смерти  подобно?!  Басовитый  мне
ничего не сказал? Или же сказал все?!
   Я постаралась взять себя в руки. Прежде чем пускаться в дорогу, нужно
узнать, где сейчас  Рене.  Хорошо  бы  мне  удалось  еще  раз  взнуздать
зеркало, через которое на меня пытался напасть Пустоглазый.  Удирая,  он
не успел оборвать магические нити, и я по его следам  овладела  единожды
подчиненным стеклом.
   Правда, в магии я оставалась совершенным  ребенком.  Первый  раз  все
вышло случайно, я увидела Рене на Гибе и с ним эльфов. Мне  даже  как-то
удалось отдать герцогу часть переполнявшей меня силы. Второй  раз  я  по
просьбе адмирала попыталась открыть окно в тонкий мир и открыла его,  но
сама ничего, кроме дурацких глаз, не увидела.
   Будь Шани в Идаконе, я бы позвала и попросила его помочь - посмотреть
в стекло, пока я буду удерживать токи силы, но Шандер еще не вернулся от
атэвов. Что ж, придется все делать самой, не выйдет - обращусь к  Белке!
Хотя впутывать в такие дела  девчонку  последнее  дело,  но  больше  мне
довериться некому. До возвращения Рене никто не должен знать, кто я.
   Я закрыла глаза, собираясь с  мыслями  и  стараясь  представить  себе
Арроя таким, каким видела его в последний  раз,  когда  он,  прежде  чем
встать к рулю "Созвездия", обернулся и махнул рукой остающимся.  Неужели
он меня действительно звал?! Ведь ни разу после нашей поездки на  разлив
он не показал, что я ему хоть немного нужна не как вдовствующая королева
Таяны, а как женщина или, на  худой  конец,  как  друг.  Что  же  с  ним
случилось если он вспомнил обо мне? Если Годой (отцом эту тварь  назвать
у меня язык не поворачивается) причинил зло Рене, я  доберусь  до  него,
стереги  его  хоть  тысяча  Оленей!  Ярость  меня  захлестнула  бурно  и
неожиданно, страхи и сомнения, терзавшие  меня,  отступили  перед  одной
мыслью - что с Рене?!
   То ли голова у меня закружилась, то ли комната, небо, дерево за окном
и с ними  все  сущее  совершили  почетный  круг  вокруг  моей  особы.  Я
пошатнулась, но удержалась на ногах и уставилась в зеркало.  Клянусь,  в
моей голове не оставалось ни одной мысли, только стремление добраться до
Рене.
   Зеркальная гладь пошла рябью, мне в лицо ударил порыв ледяного ветра.
Стекло исчезло. Я стояла перед странной пульсирующей дверью, за  которой
не было ничего, кроме Тьмы. Страх спеленал  меня  отвратительной  мокрой
простыней, я отшатнулась от черного провала, и тут  в  моих  ушах  вновь
громыхнуло: "Ну же, иди к нему! Поторопись!"
   Я шагнула вперед, как прыгают в ледяную воду, и ничего не  произошло.
Только сверкнули впереди те же проклятые глаза, что и в прошлый раз,  да
раздался за спиной какой-то хрустальный звон.  Я  стояла  в  пещере  или
гроте, впереди маячила какая-то малосимпатичная одеревеневшая  спина,  а
дальше  виднелись  деревья  и  кусты,  яростно   раскачиваемые   ветром.
Приглядевшись, я поняла, что от бури меня загораживает  каменная  статуя
какого-то святого. В следующее мгновение я поняла,  какого  именно.  Это
был знаменитый Мавриций Праведный, изображение которого я видела в Книге
Книг, а его кантисское изваяние было знаменито на всю Арцию.  Значит,  я
все же попала в Святой город, и Рене наверняка где-то рядом! Я бросилась
вперед, промозглый ледяной ветер немедля вцепился мне в волосы и чуть не
содрал с меня слишком легкую для такой погоды одежду, но какая это  была
ерунда в сравнении с тем, что я в мгновение ока перенеслась  за  невесть
сколько диа. Впрочем, размышлять о чудесах  мне  долго  не  пришлось.  В
Кантиске происходило что-то невероятное и очень нехорошее.
   Небо, казалось, вспучивалось и трещало, как готовая сбросить  ледяную
шубу река. Иногда в клубящихся лиловых облаках  образовывались  провалы,
но  не  черные,  а  какие-то   белесые,   выпускавшие   тонкие   длинные
нити-щупальца, тянущиеся к земле. Я словно бы собственной кожей  ощущала
их липкую, холодную, ненасытную природу.  Уши  заложило,  перед  глазами
мельтешили какие-то блестящие мухи, но я все же могла держаться на ногах
и даже идти.
   Прошла вечность, прежде чем я выбралась из сада на какую-то  площадь,
с  одной  стороны  ограниченную  величественным  храмом,  с   другой   -
крепостной стеной. Здесь было полно народу, и я поняла, что переношу это
светопреставление куда лучше других. Даже сильные мужчины в муках падали
на четвереньки, катались по  земле,  пытаясь  зажать  уши  руками,  а  я
бестолково топталась на месте, соображая, куда идти и что делать.
   Одна, особо длинная белесая плеть хлестнула  по  стене  и  словно  бы
слизнула несколько человек, но затем ее конец полыхнул летней синевой  и
рассыпался. Визг и вой стали не то чтобы тише, но не столь мучительны, я
попробовала поднять голову, и мне это  удалось.  Небо  стало  словно  бы
повыше, белые проплешины частью затянулись, частью  стали  меньше.  Люди
вставали на ноги, самые сильные или  самые  смелые  обнажали  оружие  и,
шатаясь, брели на стены.
   Я  была  предоставлена  сама  себе,  но  любопытство,  как  известно,
сгубившее кошку, заявило о себе в полный голос, и я, вместо,  того  чтоб
укрыться в храме, как следовало благородной даме,  поднялась  на  стену,
благо до меня не было никому никакого дела. Будь я нормальной  женщиной,
то, что я увидела, заставило бы меня взвыть в  голос,  а  я  лихорадочно
соображала, что же мне делать, вслушиваясь, не подняла ли во мне  голову
моя  Сила.  Увы,  именно  сейчас  она  меня  оставила,  пришлось  спешно
вспоминать ту малость эльфийской магии, которой обучил меня Астени.  Все
лучше,  чем  ничего,  потому  что   происходящее   не   было   природным
катаклизмом. Это была волшба. Древняя, страшная и безжалостная.
   На другом берегу неширокого Канна рыла копытом землю та самая  тварь,
что гналась за нами в Таянских холмах. Но как же она выросла и  окрепла!
Она по-прежнему походила на гигантского  оленя,  но  была  куда  выше  и
мощнее некогда остановивших  ее  Всадников.  Таращились  мертвые  глаза,
ветвистые  рога  чуть  ли  не  касались  нависших  облаков.  Кишащие   у
столпообразных ног твари люди казались  в  сравнении  с  ней  муравьями.
Видимо, там шло какое-то ритуальное  действо,  потому  что  воины  Михая
Годоя  и  не  пытались   наступать,   наблюдая   ройгианское   камланье.
"Рогоносцы" сновали с места на место, бросались на  колени,  вскакивали,
некоторые  оставались  лежать  на  земле,  другие,  не  замечая   этого,
проходили по неподвижным телам. И с  каждым  их  движением  Белый  Олень
обретал все большую силу, я кожей чувствовала, как она вливалась в него.
   Наконец монстр вновь издал  тот  самый  повергающий  в  ужас  высокий
протяжный визг, который я слышала еще в монастырском саду, и, поднявшись
на дыбы, словно бы пропорол небо мерзкими рожищами. На миг голова чудища
скрылась в  облаках,  затем  над  ним  образовалось  белесое  пятно,  от
которого стремительно  разбегалась  сеть  трещин.  Через  них  вползали,
просачивались смертельные щупальца. И снова ударил синий огонь, заставив
их - нет, не убраться, но все же отпрянуть, хотя дыр на сей раз осталось
поболе...
   Я  наконец  догадалась  оглянуться.  Так  и  есть.  Эльфы.  Несколько
взявшихся за руки Лебедей во главе с Эмзаром сдерживали  магию  монстра,
но мне было очевидно, что силы неравны. Да уж, не  уйди  Преступившие  и
Роман на поиски Эрасти, уцелей Астени,  окажись  Эанке  существом  пусть
бессердечным, но хотя бы способным понять происходящее, все  могло  быть
иначе. Вместе они еще могли бы отбиться, но теперь...
   Не соображая, что я делаю, я быстро побежала по стене к  тому  месту,
где кто-то озаботился пристроить к ней  широкий  деревянный  пандус,  по
которому  могло  пройти  в  ряд  человек  пятьдесят.   Меня   никто   не
останавливал, люди в ужасе таращились кто на Оленя, кто на ставшее таким
опасным  небо.  Наверное,  только  я  понимала,  что  смотреть  надо  на
горсточку эльфов, что только от того, на  сколько  их  хватит,  зависит,
жить нам или не жить. То есть что не жить -  было  очевидно,  дело  было
лишь в том, сколько этой жизни еще оставалось.
   Я добралась до места, когда Олень малость поутих, а  его  прислужники
засуетились,  накачивая  тварь  новыми   и   новыми   силами,   которые,
разумеется, отбирали у жертв,  согнанных  сюда  из  окрестных  деревень.
Пытались отдышаться и эльфы. Я оказалась как раз над ними и  с  какой-то
спокойной горечью поняла, как они измотаны. И как их мало. Эмзар и  Клэр
стояли впереди, обняв друг друга за  плечи,  словно  готовясь  исполнять
Осенний Танец.  Остальные  преклонили  колени  за  их  спинами,  окружив
тлеющий голубым костер. Нет, не костер. Я догадалась, ЧТО  это  было,  и
подивилась Эмзару, не пожалевшему ради  спасения  нашего  мира  главного
талисмана клана. Моих знаний в магии хватило  на  то,  чтобы  понять:  в
общей сумятице, когда защита Тарры ломалась изнутри и снаружи, Лебеди со
своим Камнем получали хороший шанс вырваться и уйти к своим собратьям. А
вот поди ты...  Пришли  умирать  вместе  со  всеми.  Если  у  людей  еще
теплилась хоть какая-то надежда, то эльфы понимали все.