енние ручьи, радость.  Женщина  словно  бы  захмелела,  и
вместе с тем никогда еще она так остро не чувствовала то, что происходит
вокруг. Она слышала, как бродят в деревьях молодые соки, еще не нашедшие
выхода своей буйной силе, ей были понятны птичьи голоса и забота  лисьей
четы, спешащей приготовить нору для будущего потомства.  Звонкие  голоса
проплывающих в небе птичьих стай наполняли душу ликованием так же, как и
звон ручьев, и трогательные сережки, украсившие орешник. Она ни о чем не
думала и почти ничего не помнила, от  прежней  жизни  остались  какие-то
смутные,  туманные  образы  -  девочка,  кормящая  с   ладони   голубей,
островерхие черепичные крыши, запах сушеных  трав,  свет,  пробивающийся
сквозь низкое окошко... Все тревожащее, грустное, болезненное словно  бы
смыло прозрачной родниковой водой. Даже собственное имя  женщина  не  то
чтобы забыла, просто оно стало чем-то ненужным, бессмысленным.  Зачем  о
чем-то думать, если в Тарру пришла весна? Есть один  непреложный  закон:
весной нужно радоваться и спешить жить. И она радовалась...
   Кусты за спиной вздрогнули, расступились, пропуская стройную,  гибкую
фигуру в темно-сером, и снова сплелись. На поляну вышел юноша с  точеным
эльфийским  лицом,  обрамленным  зеленоватыми  локонами.   В   сомкнутых
ковшиком ладонях он  держал  пригоршню  крупнозернистого  снега,  сквозь
который пробивались сиреневые с белыми прожилками цветы. Лупе,  радостно
вскрикнув, подбежала к  пришедшему.  Лупе  нежностью  пощадила  атласные
упругие лепестки, прошептав: "Какие красивые..."
   Он протянул ей цветы, которые она с восторгом приняла.
   Цветы пахли свежестью и слегка медом. Женщина с мечтательной  улыбкой
вдыхала слабый аромат и не сразу почувствовала, как узкая рука легла  ей
на голову, нежно коснувшись легких пепельных волос. Лицо юноши  в  сером
приняло сосредоточенное  выражение,  губы  зашевелились,  как  будто  он
шепотом произносил какие-то слова. Женщина вздрогнула, словно ее  кто-то
внезапно тронул ледяными пальцами, и затрясла  головой,  словно  отгоняя
наваждение. Когда она подняла глаза, былого беспредельного счастья в них
уже не светилось. Были тревога и непонимание.
   - Где я? Что со мной?.. Почему весна?
   - Весна потому, что она пришла. Ты очень долго спала и видела  добрые
сны, - Кэриун-а-Роэбл-а-Дасто  невесело  усмехнулся,  -  мне  было  жаль
будить тебя, но у меня нет другого выхода. Беда на пороге.
   - Беда? - Лупе сверкнула золотисто-зелеными глазами. - Да,  я  теперь
вспоминаю. Гелань, смерти, гоблины... Но как вышло, что я тут?
   - А что было последним, что ты запомнила? - Кэриун опустился на землю
у ног Лупе и принялся рассеянно перебирать пальцами  золотистые  метелки
прошлогодней травы. - Я нашел тебя в лесу, ты почти совсем замерзла, и я
не придумал ничего лучшего, чем навеять на тебя зимний сон.
   - Зимний сон? - с удивлением переспросила  Лупе.  -  Но  разве  может
человек спать так же, как медведь или еж?
   - Конечно,  может,  -  пожал  плечами  Хозяин  <Хозяева  -  существа,
оберегающие какой-то участок дикой природы. Хозяева  родственны  эльфам,
но предпочитают жить в  одиночестве  и  используют  очень  специфическую
магию. В их подчинении находятся Хранители -  духи,  принадлежащие  тому
или  иному  месту.  Последние  также  подвластны  эльфийский   магии   и
заклинаниям наиболее сильных магов-людей>, - только не  знает  об  этом.
Звери и деревья, те умеют усыпить себя сами, а люди слишком много думают
и слишком многого боятся. Им нужно помочь. Я узнал тебя и сначала  хотел
отнести к твоим соплеменникам или навести их на  твой  след,  но  сейчас
здесь очень неспокойно, и я не мог им тебя доверить. Но и оставить  тебя
зимовать в лесу было нельзя, мы, Хозяева, зимой тоже теряем часть  силы,
выходим из своих прибежищ очень редко. Я  просто  не  мог  заботиться  о
ком-то еще, вот и пришлось взять тебя с собой в зимнее укрытие...
   - Да, - подумав, откликнулась  Лупе,  -  я  что-то  помню.  Помню,  я
бродила по опушке  леса,  надеялась  встретить  кого-то  из  Хранителей,
потому что по тракту идти было нельзя, а дороги через Кабаньи топи я  не
знала, и потом, болота еще не замерзли...
   - Кабаньи топи никогда не замерзают, - махнул  рукой  Кэриун,  -  они
ведь  не  простое  болото,  там  есть  Место  Силы,  правда,  оно  почти
выдохлось, но для того, чтобы устоять против Зимы, его еще  хватает.  Ты
хорошо сделала, что туда не пошла. Матушка, она ведь странная -  кого-то
пропустит, а кого-то и утопит. Так, на  всякий  случай.  Она  мало  кому
верит, и, по-моему, у нее есть на то все основания. Но почему ты ушла из
города, да еще под зиму?
   - Я не могла там больше оставаться, - вздохнула Лупе. - Всех, кого  я
любила, или убили, или забрали. Я оставалась одна.
   - Это очень плохо, когда  все  погибают,  -  печально  кивнул  Хозяин
Ласковой пущи, - я ведь тоже год назад остался  совсем  один.  Сейчас  я
почти привык и даже справляюсь со своим делом. Зиму  мы  пережили  очень
хорошо - ни  одно  большое  дерево  не  погибло  и  зверье  тоже  славно
перезимовало.  Скоро  у  всех  будет  потомство,  новая  забота,  но   я
справлюсь. Жаль, конечно, что окрестные Хранители почти все сбежали,  да
и Хозяева тоже. Если честно, я считаю это  трусостью.  В  конце  концов,
хранить, когда все в порядке, может любой грибной пень. А вот когда дело
доходит до Конца Света, тут мы, дети Дуба, и должны показать, что нас не
зря уважают, - Кэриун залихватски тряхнул  буйными  кудрями,  -  мы  еще
посмотрим, кто кого! Слушай, смертная, - оставайся здесь, со  мной.  Дел
тут очень много, а рук мало...
   - Погоди, - Лупе казалась немного растерянной, - но я ведь не умею, я
человек...
   - А тут и уметь нечего, или, вернее, почти нечего, - убежденно заявил
Кэриун. - Главное - захотеть. Ты ведь в магии  разбираешься,  и  есть  в
тебе что-то, что вызывает доверие.  Тут,  в  Тарре,  кровь  у  всех  так
смешана, что если знать, чего  хочешь,  всегда  найдешь  в  себе  искру,
которую нужно только раздуть. Я думаю, если ты постараешься, ты  сможешь
стать Хранительницей. Тем более их сейчас тут нет... Да, я об этом  тебе
уже говорил... а иметь дело  с  деревьями,  озером,  магией  леса  очень
приятно и продлевает жизнь. Ты  вполне  сможешь  стать,  ну,  не  совсем
бессмертной, но проживешь много больше людей и даже некоторых  деревьев.
Если, конечно, Осенний кошмар нас всех не сожрет,  но  тогда  все  равно
никого не останется, одни голодные тени и туман...
   - Не знаю, Кэриун, - растерянно  отозвалась  Лупе,  -  я  никогда  не
думала о бессмертии.
   - А те, кто о нем  думает,  никогда  его  и  не  получают,  -  заявил
дубовичок, - так почему-то всегда бывает. Так ты согласна?
   - Пожалуй, я останусь у тебя. Пока. А там  будет  видно.  Слушай,  но
если этот Осенний нападет?
   - Мы будем защищаться, - быстро ответил Кэриун,  -  мы  осенью  много
говорили и с Матушкой, и с Прашинко, и кое с кем еще. Удрали все-таки не
все. Нам есть чем принять эту нежить. И  мы  больше  не  одни.  Всадники
Горды уже не спят, их кто-то разбудил. Так что сам  Осенний  снова  сюда
пройти не сможет, а с его подручными мы как-нибудь да управимся...

2229 год от В. И. 8-й день месяца Агнца.
Таяна. Гелань

   Ланка была просто великолепна, когда в пурпурном бархатном  платье  и
подобранном в тон плаще, отороченном блестящим  темно-коричневым  мехом,
поднялась на разубранное флагами  и  гирляндами  возвышение,  специально
сколоченное по такому случаю лучшими плотниками  Гелани.  Медные  волосы
жены регента украшала горящая тревожным  блеском  рубиновая  тарскийская
диадема, темно-алые камни пылали в  ушах.  Солнце  светило  по-весеннему
ясно и сильно, но в тени еще было холодно; принцесса мерзла, но  капюшон
роскошного плаща оставался  откинутым  -  в  такой  день  властительница
должна предстать перед подданными во всем блеске. Рядом с  Иланой  стоял
толстый  кардинал  Тиберий,  которого  младшая  дочь  покойного   короля
ненавидела и презирала чуть ли  не  с  детства.  Ее  законный  супруг  -
тарскийский господарь, он же регент Таяны, какового Ланка  ненавидела  и
презирала еще больше, красовался внизу, разодетый в свои любимые  черный
и ярко-красный цвета. Грудь регента украшал богатый  стальной  нагрудник
атэвской работы, голову венчал шлем с султаном из слегка подвитых перьев
черного страуса. Михай Годой восседал на вороном  без  единого  пятнышка
жеребце. Рядом с ним на пышном белом муле скорчился  епископ  Таисий,  а
чуть подальше с трудом  сдерживал  горячего  серого  в  яблоках  скакуна
арцийский посол Фредерик Койла.
   Ланка  не  могла  видеть  лиц  находящихся  внизу   мужчин,   но   не
сомневалась, что они были торжествующими. Каждый из  них  добился  того,
чего хотел. Михай получил от императора  Базилека  право  прохода  через
арцийские провинции. Таисий стоял на пороге исполнения своей многолетней
мечты об искоренении какой-нибудь ереси (желательно вместе с еретиками),
а красавец Койла оправдал возложенные на него надежды канцлера  империи,
спавшего и видевшего,  как  Рысь  и  Альбатрос  уничтожают  друг  друга.
Впрочем, жители столицы, да и большинство из марширующих  внизу  воинов,
не предполагали, что им предстоит схлестнуться именно с эландцами. То ли
для того, чтобы все еще остававшиеся в Таяне люди Рене  (а  что  таковые
имелись, Михай не сомневался) не  успели  предупредить  своего  опасного
господина, то ли потому, что население Гелани весьма прохладно отнеслось
к объявленному Тиберием Святому походу против эландских  нечестивцев  (а
кое-кто из солдат гарнизона и  городской  стражи  и  вовсе  бросил  свои
казармы и подался вон из столицы), то ли чтобы Базилек смог хоть  как-то
оправдаться перед Архипастырем, было объявлено, что  таянско-тарскийское
войско и благочестивые ополченцы из числа горцев отправляются  в  Святой
поход против атэвских язычников.
   Правду  знали  только  в  Высоком  Замке,  да   еще   бывалые   воины
догадывались, что отправляются не  на  юг,  а  на  север.  В  письме  же
императора было сказано, что воинству Михая разрешено пройти  ускоренным
маршем через Фронтеру к Гверганде, городу-порту, расположенному в  устье
полноводной Адены, северный берег которой от Зимней гряды <Зимняя  гряда
- скальная гряда, параллельная побережью между  устьем  Агаи  и  Братним
перешейком и разрываемая только долинами рек. Названа так потому, что во
время особенно свирепых зимних штормов до  нее  докатываются  волны>  до
побережья принадлежал Эланду, а Южный - империи. Там-де армия погрузится
на арцийские корабли и отправится на  юг  воевать  с  безбожным  калифом
Майхубом. На деле же  полки  должны  были,  воспользовавшись  городскими
мостами, перейти на эландский берег и,  развернувшись  вдоль  побережья,
вторгнуться во Внутренний Эланд.
   Таким образом, Михай избегал  переправы  через  Гану  в  единственном
возможном месте и почти непроходимых болот и лесов  Внутреннего  Эланда,
где передвигаться можно лишь по двум большим дорогам, перекрыть  которые
для такого полководца, как Рене, не составит особого труда. Иное дело  -
широкая прибрежная полоса, на которой есть где развернуться и знаменитой
таянской   коннице,   и   неутомимой   гоблинской   пехоте.    Численное
превосходство,  таким  образом,  здесь  становилось  решающим  фактором.
Зимой, когда ледяные волны  Сельдяного  моря  с  ревом  штурмуют  берег,
докатываясь  до  знаменитой  скальной   стены,   что,   по   утверждению
Академиков, в стародавние годы, пока море по воле Творца  не  отступило,
больше чем наполовину была скрыта под  водой,  затевать  подобный  поход
было бы самоубийством. Другое дело  -  короткое,  но  ласковое  северное
лето, когда  залив  спокоен,  прибрежные  пески  зарастают  остролистной
травой, вполне годящейся лошадям, а многочисленные ручьи и речонки можно
легко перейти вброд.
   Побережье было единственным ключом к Эланду со стороны империи,  а  в
Гверганде и  на  южном  берегу  Адены  стояла  Третья  армия  Арции  под
командованием  знаменитого  Сезара   Мальвани,   целью   которого   было
предотвратить вторжение в империю таянско-эландских войск. Однако  любую
дверь можно открыть с обеих  сторон,  и  Михай  Годой  счел,  что  лучше
пожертвовать временем, чем военным преимуществом.
   Илана,  конечно,   представляла,   сколько   воинов   находилось   в.
распоряжении ее покойного отца.  Не  была  она  новичком  и  на  военных
парадах, которые всегда любила больше, чем балы и даже охоту. Но  такого
зрелища она еще не видела. Раньше через площадь Ратуши  красивым  строем
маршировали  "Серебряные"  <"Серебряные"  -  личная  охрана   наследника
престола в Таяне. "Серебряные", считавшиеся лучшими  наездниками  Арции,
не признали Михая Годоя и ушли в Эланд> и "Золотые" <"Золотые" -  личная
охрана короля в Таяне >,  впереди  и  позади  которых  шли  музыканты  с
увитыми пестрыми лентами инструментами, на рысях проходило два  или  три
полка легкой кавалерии и один полк тяжелой, которым  ее  отец  и  братья
необычайно гордились. Рослые всадники на могучих  гнедых  конях,  все  в
одинаковых медных нагрудниках и шлемах с пестрыми  ястребиными  перьями.
На плечах офицеров красовались короткие плащи из рысьих шкур, а  простые
воины щеголяли в  темно-синих  суконных  с  искусно  вышитыми  таянскими
гербами. Илана с детства привыкла  восхищаться  этим  зрелищем,  сожалея
лишь о том, что было оно слишком коротким. Все прохождение  занимало  не
более трех четвертей оры, теперь же войска шли третью ору кряду.  Первые
воины уже наверняка миновали Козий лог, а конца войску все еще  не  было
видно. Сейчас через площадь двигались гоблинские полки, и Ланка,  как  и
все геланцы, была поражена их многочисленностью. Таянскую столицу словно
бы затопила бурая река. Гоблины маршировали тысячами по двадцать в  ряд.
Их чужие лица обитателям Гелани казались совершенно одинаковыми (так  же
как и одежды из грубо выделанных воловьих шкур, на которые  были  нашиты
металлические пластины), отчего людям  становилось  жутко.  Даже  Илане,
привыкшей к Уррику, было не по себе. Она поискала  глазами  любовника  и
сразу же обнаружила его, застывшего за спиной регента.
   Уррик, как и прочие гоблинские офицеры, одевался подчеркнуто скромно.
Все попытки Михая разодеть свою личную охрану в яркие  роскошные  одежды
натыкались на непоколебимое "нет". Единственной роскошью,  которую  себе
позволили гоблины, были легкие атэвские нагрудники и атэвские же  кривые
ятаганы, почти такие же по форме, как и те, что делали сами гоблины,  но
гораздо лучшего качества. Не удалось Годою и посадить  своих  охранников
на коней. Те наотрез  отказались,  заявив,  что  мужчины  должны  ходить
пешком и что лошади пригодны лишь для слабосильных людей,  а  также  для
трусов и вырожденцев, живущих в южной части Большого  Корбута,  которые,
используя этих никчемных и уродливых тварей,  рискуют  навлечь  на  себя
гнев Истинных Созидателей. Впрочем, знающие  люди  не  сомневались,  что
гоблинская пехота выдержит натиск любой кавалерии  и  во  многом  именно
благодаря ненависти, которую горцы питали к лошадям.
   Ланка уже устала смотреть на одинаковые головы в  одинаковых  кожаных
шлемах, и ее  мысли  заскользили  по  проторенной  дорожке.  Разумеется,
принцессу занимал Рене Аррой. Чем больше она узнавала своего  мужа,  чем
больше осваивала с Урриком науку любви,  тем  сильнее  мечтала  о  седом
эландце. Убеждение Ланки в том, что их ссора была  нелепой  ошибкой,  на
которую ее толкнул гнусный, хоть  и  весьма  дальновидный  господин  Бо,
окрепло окончательно и бесповоротно. Илана не сомневалась, что еще можно
все исправить и судьба рано или поздно предоставит ей такую возможность.
К сожалению, Уррик, которому она верила как самой себе, уходил вместе  с
Годоем. В  этом  не  было  никакого  злого  умысла  -  просто  говорящий
по-арцийски молодой офицер был нужен регенту для облегчения  общения  со
своими соплеменниками. Уррик уходил, а вот бледные советники - нет,  так
что супруга  регента,  хоть  и  была  объявлена  в  отсутствие  такового
местоблюстительницей трона,  прекрасно  понимала,  что  всем  заправлять
будет не она, а господин Улло.  Кстати  говоря,  казалось  непостижимым,
почему бледные оставались в Таяне именно тогда, когда  их  помощь  Годою
была куда как необходима. Не собирался  же  регент  схватиться  с  Рене,
отказавшись от магии?! И это после того, как адмирал дважды оставил  его
в дураках! Илана не сомневалась, что объяснение  существует  и  что  она
должна его найти.

2229 год от В. И. 12-й день месяца Агнца.
Запретные земли

   Это  было  бескрайнее  море  золотистой  прошлогодней  травы,  сквозь
которую уверенно пробивался ясно-зеленый молодой подшерсток. Тут  и  там
на золотом с прозеленью фоне алели, белели,  лиловели  первоцветки,  над
которыми  кружили  первые  пчелы.  Радостный,  весенний  мир  ничем   не
напоминал ни то, как расписывали Запретные земли (они же Ларги)  людские
предания, ни гоблинские представления о Равнинах Смерти.
   Криза и Рамиэрль быстро шли на восток. Эльф ЗНАЛ дорогу  так,  словно
бы тысячу раз уже проходил ей, и не важно, было ли тому причиной  черное
кольцо на его руке или еще что-то. Криза держалась молодцом. Она  тащила
на себе столько, словно была не девушкой, пусть и варварского племени, а
вьючным мулом, и при этом без умолку болтала. За месяцы,  проведенные  в
дороге, Рамиэрль и орка не встретили ничего сверхъестественного. Это был
обычный зимний поход  в  горах.  Трудный,  конечно,  но  по-своему  даже
скучный. Бесконечные подъемы  и  спуски,  выбор  самой  удобной  дороги,
охота, поиски места для ночлега - вот и все.
   Рамиэрль узнал, что  в  горах  быстрее  и  удобнее  ходить  по  верху
гребней. Даже делая на первый взгляд огромный крюк, ты приходишь к  цели
гораздо быстрее и куда менее уставшим, чем  если  бы  ломился  напрямик,
спускаясь в долины и карабкаясь на кручи. Криза не просто  хорошо  знала
горы - она их чувствовала, поэтому ни  лавины,  ни  метель  ни  разу  не
застали их врасплох. От Рамиэрля требовалось одно - указывать,  в  каком
направлении нужно продвигаться, а остальное орка брала на себя. Дичиться
она перестала очень  быстро  и  столь  же  быстро  принялась  овладевать
арцийским. Рамиэрль  от  своей  попутчицы  не  отставал,  и  его  успехи
повергли  бы  в  ужас  Эанке,  для  которой  гоблины  были   существами,
отличающимися от крыс лишь размером и  степенью  опасности.  Что  до  ее
брата, то он скорее бы согласился провести  остаток  жизни  в  окружении
гоблинов, нежели месяц наедине с красавицей-сестрой.
   Разумеется, либр не был бы  самим  собой,  не  расспрашивай  он  свою
попутчицу о местных поверьях и преданьях и гоблинском житье-бытье. Криза
отвечала охотно и с подробностями. Ко всему у девчонки оказался красивый
сильный голос, и она  с  удовольствием  пела  старые  песни  и  баллады,
некоторые из них показались Рамиэрлю весьма красивыми. Разумеется,  бард
принялся их переводить, благо время было - иногда им по  несколько  дней
приходилось пережидать  бураны  или  прятаться  в  скалах,  ожидая,  что
нависшая над дорогой снежная громада  сползет  вниз,  сделав  проход  на
какое-то время безопасным.
   К счастью, Последние горы в том месте, в котором  они  шли,  были  не
слишком высоки. Это было царство поросших  густым  лесом  горных  цепей,
разделенных долинами. Некогда острые  вершины  были  сглажены  минувшими
тысячелетиями, летом здесь, видимо, царствовали травы и странные  белые,
словно вырезанные из бархата цветы, про  которые  особенно  любили  петь
гоблины, называя их Слезами  Инты  <Слезы  Инты  -  гоблинское  название
эдельвейсов, по преданию выросших из слез  Инты,  смертной  возлюбленной
сына Омма, скрывавшейся вместе с детьми в Последних горах>.
   В целом же путешествие вышло не слишком обременительным,  и  не  будь
поставлено на карту столь многое, Рамиэ