нял.  За  каждый
заключенный договор или подписанный указ, на котором он зарабатывал, она
получала четверть прибыли. У нее впервые в жизни  появились  собственные
деньги, она только-только почувствовала себя хозяйкой своей жизни, и тут
проклятый Пьер стал орать на каждом углу про каких-то кошек.
   Сначала это удавалось  скрывать,  но  кто-то  из  слуг  донес  Диане,
которая ее ненавидит только за то, что она ифранка.  И  еще  за  Фарбье.
Можно подумать, что он с его лысиной и утиным носом  так  уж  ей  нужен!
Диана заявилась к Пьеру  и  вытянула  у  него  все.  Этому  ничтожеству,
оказывается, по ночам являются кошки, да не простые, а летучие.
   Разумеется, Диана  пустила  это  в  ход.  Не  прошло  и  кварты,  как
собрались Генеральные Штаты и навязали  им  регента.  Дурак  Пьер  этому
только рад. Тагэре не мешает ему возиться с его  драгоценными  хомяками,
да еще сласти приносит. И как ему  не  тошно  возиться  со  слабоумным?!
Добро бы король хоть для чего-то был нужен, так ведь нет, а  регент  все
равно его навещает. Впрочем, навещает он и королеву.
   Агнеса сама не понимала, что в Тагэре ее бесит  сильнее:  бескорыстие
или вежливость. Она бы не отказалась от его любви, даже если  бы  знала,
что он лжет и она ему для чего-то нужна, но герцог галантно  подавал  ей
обернутую плащом руку, присылал цветы и фрукты и  говорил  об  ифранской
поэзии и оргондской живописи, в которых она ничего не  понимала.  И  все
же... Все же он жену в Мунт не взял, нет у него и любовницы, хотя дамы и
девицы на него только что не вешаются. Так, может, ей стоит  добавить  в
свое поведение перца? Она добилась дружбы и сочувствия, играя в слабую и
одинокую, а теперь нужно показать южный  темперамент.  Сейчас  Тагэре  в
армии у Мальвани. Он вернется через кварту, и  она  покажет  ему  письмо
отца. Если его заинтересуют деньги или предложение Жозефа,  все  решится
само собой, нет - она засмеется и скажет, что и воля отца не нарушена, и
против  их  дружбы  она  не  погрешила...  А  дальше...  Королева  очень
надеялась на то, что после этого разговора ее дружба  с  регентом  мягко
говоря, перейдет в другую стадию.
 
2864 год от В. И. 
20-й день месяца Агнца. 
Арция. Мунт. 
 
   Мощные  ворота  открылись  совершенно  бесшумно,  пропуская   высокую
гостью. В свое время бланкиссима  Диана  бывала  в  Замке  Святого  Духа
довольно часто. Потом епископ Доминик был наказан за историю с Тагэре, а
Жан Фарбье сговорился  с  ифранцами,  и  она  вынужденно  отдалилась  от
политики, хоть и продолжала наблюдать за  происходящим,  выжидая  своего
часа.  Диана  знала,  что  ее  бывшему  любовнику  с  новым  преподобным
договориться не удалось. Тот или был безумцем и фанатиком, или же играл,
игру, в которой даже всесильный временщик казался мелочью.
   Глава Тайной Канцелярии Арции барон Жиль Гарро в общении с Илларионом
также не преуспел, хотя синяки и антонианцы согласно заключенной нотации
числились союзниками. После нескольких  неудачных  попыток  Жиль  махнул
рукой на оставленную синякам согласно договору жалкую судебную  магию  и
пошел по тропинке, протоптанной Обеном Трюэлем. Диана знала,  что  Гарро
предпочитал встречаться со своими прознатчиками за  пределами  замка,  в
который  теперь  доставляли  только  пойманных  с  поличным   бражников,
распевавших непристойные песни про королеву и Святого Духа.
   В этом достойном деле Илларион синякам не помогал, но и не мешал.  Он
вообще ни во что, выходящее за рамки задач ордена, не вмешивался.  Диану
это пока устраивало, хоть и настораживало. Новый епископ был  совсем  из
другого теста, нежели его предшественник. Доминик ел из  рук  тех,  кому
приходило в голову предложить преподобному  кусок  пожирнее,  за  что  и
поплатился. Илларион же прекрасно помнил, зачем Архипастырь  Максимилиан
в 2284 году добился передачи всех дел о Запретной магии в руки Церкви.
   Да, сейчас Святой Престол ослабел, но зато орден силен, как  никогда.
Так  зачем  ему,  епископу  Иллариону,   выполнять   приказы   какого-то
временщика? Глава антонианцев  кардинал  Орест  далеко  не  стар,  Изье,
вероятно,  понимает,  что  Арция  сейчас  предел  его  возможностей.  Он
достаточно умен, чтобы не хватать больше, чем может проглотить,  за  что
его и Ценят. Диане  не  очень  хотелось  встречаться  с  Илларионом,  но
отказаться от приглашения было нельзя.
   Его преподобие вышел встречать гостью, и Диана  получила  возможность
рассмотреть антонианца вблизи. Что ж, при хорошем к нему  отношении  его
можно назвать мужчиной в расцвете, он явно  недурен  собой,  хоть  и  не
годится в красавцы. Прямые темно-русые  волосы  еще  не  тронула  седина
движения скупые и точные, а  хищная  худоба  выдает  в  нем  не  аскета,
умерщвляющего плоть, а воина, не дающего себе  поблажки  в  тренировках.
Если бы не его страшноватый титул, многие женщины сочли бы  преподобного
привлекательным и были бы жестоко разочарованы в лучших  чувствах.  Увы,
епископ  Илларион,  урожденный  Жорес  Изье,  никогда  не  интересовался
женщинами.
   Бланкиссима полагала, что именно это  и  определило  судьбу  будущего
Скорбящего, в отличие от многих своих родичей почитавшего тягу к  юношам
греховной. Преступить же через себя, как сделал его отец, завести  семью
и окунуться в дворцовые интриги он тоже не  хотел.  Оставалась  Церковь.
Попав в нее, Жорес нашел себя. В двадцать пять  он  уже  был  доверенным
секретарем  Его  Святейшества,   в   тридцать   четыре   его   назначили
расследовать  историю   с   несостоявшимся   покаянием   Шарля   Тагэре,
последствием чего стала ссылка  его  преподобия  Доминика  и  назначение
Жореса-Иллариона на его место. Но чего ему нужно от нее?
   Антонианцы и циаляанки никогда не  враждовали,  но  и  союзниками  их
назвать было нельзя. Их объединяло разве что право на занятия  магией  и
неприязнь к долгие годы главенствующим в Церкви эрастианцам.  В  глубине
души Диана побаивалась, что епископ узнал, что  она  в  своих  заклятиях
несколько перешла границу дозволенного. Но все оказалось гораздо проще и
приятнее.  Его  преподобие  пригласил  ее  осмотреть  старинные  фрески,
найденные им под толстым слоем штукатурки. Диану никоим  образом  нельзя
было  обвинить  ни  в  излишней  чувствительности,  ни   в   религиозном
фанатизме, но, увидев обещанные изображения, она была потрясена.
   К несчастью, сохранился лишь центральный триптих, изображающий Творца
в трех его ипостасях Создателя, Судии, Заступника, части фресок "Великой
Кары"  и  "Последнего  Суда",   полностью   уцелел   "Первый   грех"   и
"Откровения", где заснувшему в пустыне праведному Амброзию открылся Свет
Истины, каковую он, пробудившись, и понес к людям.
   Илларион не торопился, дав гостье время прийти в себя. Наконец  Диана
с видимым усилием отвела взгляд от отрешенного лица Судии Кастигатора  и
повернулась к епископу.
   - Ваше преподобие, у меня нет слов...
   - Вы согласны, что храм должен быть восстановлен?
   - Безусловно, но...
   - Я знаю, что недавно вы обновили росписи в  главной  базилике  вашей
обители.  Конечно,  никакой  из  ныне  живущих  художников  не  способен
сотворить что-то подобное, но из того что есть, вы нашли лучшее. Я хотел
бы пригласить вашего художника восстановить недостающие фрагменты. Кроме
того, эти фрески, хоть и великолепно сохранились, явно ровесники Мунта и
святейшего Амброзия, теперь каноны несколько изменились. Храм необходимо
дополнить изображениями наиболее чтимых святых Арции. Я  рассчитываю  на
вашу помощь, бланкиссима.
   - Ваше преподобие, Клемент будет здесь завтра же утром.
 
2864 год от В.И. 
8-й день месяца Лебедя. 
Арция. Тагэре 
 
   Письмо было вежливым и коротким, а чего она  ожидала?  Их  примирение
было не более чем договором, ночь, которую Шарль  провел  в  ее  спальне
перед отъездом в Мунт, не оставила никаких иллюзий. Он  и  впредь  будет
выполнять супружеские обязанности, а у нее  будет  звучать  в  ушах  его
голос, обращенный к другой. Шарль обещал, что  не  будет  встречаться  с
Делией, разве что на семейных сборищах, и Эста не  сомневалась,  что  он
сдержит слово, но  это  было  слабым  утешением.  Он  даже  не  пытается
пригласить ее в Мунт, пишет раз в кварту, ссылаясь на обилие  дел,  и  в
основном о том,  что  должно  быть  сделано.  Точно  так  же  он  отдает
распоряжения капитану замка и эркарду Эльты. Раньше Эста гордилась  тем,
что наряду с мужем участвовала в управлении Тагэре, теперь  она  поняла,
как ошибалась. Ее знания и заботы не шли дальше замковых кладовых или, в
лучшем  случае,  устройства  Зимних  Празднеств  <Зимние  Празднества  -
уцелевшая со Старых времен череда праздников,  изначально  включающих  в
себя кварту до дня Зимнего Солнцестояния и кварту  после.  Церковь  лишь
сдвинула их на одну кварту вперед, сделав  кульминационной  точкой  день
рождения святой Циалы.>,  а  все  держалось  на  плечах  Шарля,  который
успевал, кажется, везде.
   Герцогиня помимо воли почувствовала гордость за мужа  и  одновременно
злость на него. Она  помнила,  какими  унылыми  показались  ей  северные
земли, когда она приехала сюда из  плодородной  Фло.  Заброшенные  поля,
ожидание   набегов   из   Эскоты,   лесные   разбойники,    воюющие    с
контрабандистами... Теперь Тагэре процветает. Если Шарль победит, то  же
будет и по всей Арции, но она-то останется не у дел!  Ей  думалось,  что
она умнее и сильнее, а оказалось, он просто  позволял  ей  так  считать.
Чтобы она ему  не  мешала...  Она  чувствовала  себя  королевой  севера,
направляющей своего пусть смелого и любимого народом, но не такого уж  и
далекого мужа, а была такой же женой  по  необходимости,  как  и  другие
ноблески, выданные родителями за политических союзников.
   Вот Анри Мальвани, тот свою Миранду любит, но он ее не только  выбрал
сам, но и от жениха увел. Маршал с женой частенько  приезжали  в  Тагэре
погостить. Они не  выставляли  свои  чувства  напоказ,  но  их  взаимная
привязанность была очевидной. Анри не брал Миранду только  на  войну,  а
вот она с Шарлем ездила  лишь  туда,  где  этикет  требовал  присутствия
обоих. Если можно было без нее обойтись, Шарль обходился.
   Ну, неужели она и в самом деле  ничего  не  стоит?!  Эста  решительно
обмакнула перо в чернильницу и вывела: "Я  не  стану  отвечать  на  ваше
письмо, потому что оно ни о чем. Пока не поздно, нам нужно поговорить. И
имейте в виду, если вы не приедете ко дню моих именин,  то  я  приеду  в
Мунт..."
 
2864 год от В.И. 
ночь с 23-го на 24-й день месяца Лебедя. 
Арция. Мунт 
 
   Шарль провел больше суток в  седле  и  буквально  валился  с  ног  от
усталости, но был доволен. Анри в очередной раз доказал, что  воевать  с
ним - дело бесполезное. Не сегодня-завтра Жозеф пришлет парламентеров, и
к этому времени регент должен находиться в  Мунте.  Тагэре  не  хотелось
уезжать из Арции, но в его положении  о  собственных  желаниях  пришлось
забыть. По дороге он то и дело проезжал через земли, прибранные к  рукам
кланом Фарбье, все больше уверяясь в том, что с этим  кошачьим  отродьем
нужно что-то делать, и немедленно. Но сначала следовало  выспаться,  что
оказалось не так-то просто. Не успел Шарль слезть с  коня,  как  в  него
вцепился король, по обыкновению излагавший свои мысли таким образом, что
понять его и на свежую-то голову было непросто.
   - Если ты уйдешь, они вернутся, - ныло Его Величество умоляюще  глядя
на регента, - они всегда возвращаются.
   - Кто они? - безнадежно переспросил Шарль.
   - Кошки, - прошептал, оглянувшись, король.
   - Пьер, они ничего тебе не сделают. - Тагэре  хотелось  лишь  одного:
добраться до постели, лечь и хотя бы до утра забыть про  Арцию,  Ифрану,
Святой Престол и все остальное, в том  числе  и  про  возомнившего  себя
хомяком короля, но пришлось брать того за руку  и  вести  в  его  покои.
Однако на этом дело не кончилось.
   - Не уходи, - Пьер трясся как в лихорадке, - они  меня  задушат.  Как
Помпона.
   - Я сейчас позову слугу, - вздохнул герцог.
   - Он уснет, - заныл король, - они всегда засыпают, и тогда они придут
и меня найдут...
   - Но,  Пьер  ("Проклятый,  как  же  хочется  спать"),  тебя  ведь  не
задушили, и не задушат. Потому что  ты  никакой  не  хомяк,  а  человек.
Хомяки не разговаривают, они маленькие,  в  шерсти...  Ты  не  похож  на
хомяка. Ну, в зеркало на себя посмотри. Дай мне  своего,  как  его  там?
Сюсю? Вот он у меня в руке, видишь?  Вот  он  в  зеркале,  а  вот  ты  в
зеркале...
   - Они не будут смотреть в зеркало, - заявил король, - им  все  равно,
что там. Они меня считают хомяком. И меня, и наследника.
   - Пьер, ну давай поговорим завтра.
   - А если меня задушат сегодня? - Король вцепился в рукав Шарля  и  не
отпускал. Регент попытался собраться с мыслями, но третья бессонная ночь
этому не  способствовала.  Пьер  продолжал  цепляться  за  него,  голова
гудела, а в глаза словно кто-то сыпанул горячего песка.
   - Хорошо, - сдался Шарло, - давай ляжем в  одной  комнате.  Если  они
придут, ты меня разбудишь.
   - А ты проснешься? - заволновался король.
   - Проснусь, - отрезал Шарло, хотя был уверен, что его не разбудят  не
то что какие-то несуществующие кошки, но и дюжина живых львов и тигров.
   Наскоро соорудив себе из кресел некое подобие  ложа,  Тагэре  сбросил
сапоги, отстегнул и положил рядом с собой меч  и,  как  был  в  дорожной
одежде, улегся лицом к стене, накрывшись плащом. Может, король что-то  и
говорил, но регент заснул, едва лишь его голова коснулась подушки.
   Проснулся Шарль так же внезапно, как и уснул. На  башне  пробило  три
оры с  четвертью,  можно  было  спать  и  спать.  Герцог  собрался  было
повернуться на другой бок и забыть обо всем  хотя  бы  до  рассвета,  но
что-то заставило его приподняться на локте и вглядеться  в  темноту.  Он
ничего не увидел, но возникла странная уверенность, что в комнате кто-то
есть. Шарло нащупал меч и встал. Свечи отчего-то погасли, хотя коек  был
еще горячим. Вязкая тишина давила на уши, но Шарль Тагэре никогда не был
суеверным. Предположить, что  кто-то  покушается  на  выжившего  из  ума
короля, было глупо, а его самого проще отравить  или  пристрелить  из-за
угла. Шарло сносно видел в темноте, и глаза  говорили  ему,  что  все  в
порядке. Герцог тихо обошел опочивальню, касаясь рукой  стен.  Прятаться
было негде, разве что за портьерами,  но  и  там  никого  не  оказалось.
Лунные лучи ворвались в комнату, и Шарле окончательно  убедился,  что  в
комнате пусто.
   Не обследованной оставалась лишь королевская кровать под  балдахином.
Тагэре, рискуя разбудить сюзерена, рывком отдернул полог и тут же  их  и
увидел. Кошки! Хвостатые негодяйки расселись  вокруг  спрятавшегося  под
одеялами несчастного короля, и Шарлю показалось, что он слышит, как  тот
дрожит. Ну да нет худа без добра. По крайней мере,  эти  окаянные  кошки
существуют, раз он их тоже видит, а значит, Пьер не столь уж и безумен.
   Герцог смотрел на взявшихся невесть откуда тварей, а  твари,  в  свою
очередь, таращились на него. Наконец одна,  видимо  главная,  поднялась,
выгнув спину горбом,  медленно  и  с  достоинством  подошла  к  Шарлю  и
неторопливо потерлась ему о ноги, словно  совершая  некий  торжественный
ритуал. Это послужило сигналом.  Кошки,  соблюдая  строгую  очередность,
подходили к Тагэре, свидетельствуя свое  почтение.  Наконец,  последняя,
шестая, привстав на  задние  лапы,  ткнулась  пушистой  щекой  в  колени
регента и вернулась к остальным.
   Шарль буквально ошалел. Зверюги мало того,  что  никем  не  увиденные
забрались в королевскую опочивальню и  вусмерть  застращали  несчастного
Пьера, но и невесть с чего  воспылали  любовью  к  нему,  Шарлю  Тагэре.
Герцог переводил взгляд с сидящих рядком кошек на мягкий горб из  одеял,
под которым прятался владыка Арции,  и  не  знал,  что  делать.  Старшая
кошка,  вернее,  кот  (герцог  был  готов   поклясться,   что   мерзавец
ухмыляется!) взгромоздился на верхнее одеяло. И тут Шарло понял,  что  в
этих кошках было не правильного. Они не отбрасывали тени!
   Звери выглядели абсолютно реальными и живыми, он сам ощутил их  тела,
когда они путались у него в ногах, но они не были существами из плоти, а
если и были, то все равно их переполняла магия. Но  его-то  они  за  что
возлюбили? Геро?! Неужели она на  прощанье  наложила  на  него  какое-то
заклятье, превращающее всяческую нечисть в его  друзей?  Или  причина  в
чем-то другом?
   Тварь на короле завозилась и, как самый обычный наглый кот  принялась
драть когтями одеяло, из-под которого долетел сдавленный всхлип.  Дальше
Шарль Тагэре действовал по наитию. Смеясь над самим собой,  он  негромко
(хотя слуги, похоже, не слышат, что здесь творится; кстати,  как  вышло,
что все спят, а он - нет?), чтоб не поднимать шума, скомандовал.
   - А ну, кошки, ко мне.
   Звери подошли. Так, роскошно. Они еще и человеческую  речь  понимают.
Что ж, поговорим.
   - Садитесь и слушайте. Кошки сели.
   - Оставьте его и мальчишку в покое,  ясно?  Они  вам  не  мыши  и  не
хомяки. Пьер, а ну вылезай. Вылезай, кому говорю...
   Куча дернулась, но король  не  рискнул  расстаться  со  спасительными
одеялами. Шарль, злясь и смеясь, буквально  вытряхнул  Пьера  из  вороха
тряпок.
   - Сядь и смотри. Вот твои кошки. Они  тебе  ничего  не  сделают.  Они
маленькие, а ты большой. Погладь их.
   - Нет! - Пьер в ужасе попытался вновь замотаться в одеяло, но  Тагэре
был неумолим. Он хорошенько тряхнул сюзерена, но потом  устыдился  своей
жестокости и приобнял беднягу за плечи.
   - Кошки, подходите по одной и знакомьтесь.  Те,  хоть  и  не  слишком
охотно, повиновались. Шарль брал вялую влажную руку короля и по  очереди
клал на дергающиеся, словно от  отвращения,  спинки  подходящих  тварей.
Когда знакомство было закончено, герцог облегченно махнул рукой.
   - Так, замечательно, вы прелесть. Но сейчас  все  спать.  Уходите,  и
чтоб вас тут больше не было.
   Пять кошек юркнули куда-то вниз, Тагэре не успел  заметить  куда,  но
главный остался. Не обращая никакого  внимания  на  короля,  он  прыгнул
регенту на колени и, встав на задние лапы, ткнулся прохладным носом  ему
в лицо. Раскосые глаза с узкими зрачками глядели с неожиданной  теплотой
и грустью, словно бы жалея.
   - Ты мне друг? - Нет, он решительно  сошел  с  ума,  разговаривает  с
какими-то странными тварями, когда  впору  орать  со  страху  и  сзывать
Скорбящих со всего Мунта.
   Кот в ответ еще раз коснулся мордой герцогского лица.
   - Значит, друг. Тогда пригляди, чтоб тут было все  в  порядке,  когда
меня не будет, ладно?
   Кот медленно  наклонил  голову.  Проклятый,  у  него  еще  и  крылья,
оказывается, как у летучей мыши. И как он  сразу  не  заметил!  Странный
зверь, однако, не улетел, а так же, как и его правда, просочился куда-то
вниз и словно бы растворился в  темноте...  Непонятно  почему  вздохнув,
Шарль повернулся к Пьеру:
   - Никому не говори, что тут было. Тебе  не  поверят!  Они  больше  не
придут, а если и придут, то тебя не тронут. Понял?
   - Почему не говорить? - возмутился король. - Давай  расскажем.  Пусть
все знают, что кошки с крыльями есть. А то мне  не  верили...  И  ты  не
верил. А теперь видел? Ведь видел?
   - Видел, - устало подтвердил Шарль.
   Ну как ему объяснишь, что, если он не хочет  окончить  свои  дни  под
опекой циалианок, нужно молчать. Иначе короля точно признают безумным. А
его или  поощряющим  безумие  в  корыстных  целях,  или  же  виновным  в
недозволенном колдовстве. Заодно и  дела  минувшие  припомнят,  вряд  ли
синяки поверили в то, что его спас  святой  Антоний...  Но  что  с  этим
дурачком-то делать?
   - Слушай, Пьер, - Тагэре говорил веско и серьезно, хотя  ему  безумно
хотелось рассмеяться, - если ты будешь вспоминать о  кошках,  они  снова
придут. Они слышат, когда о них говорят, и потому  появляются.  Так  что
молчи, а если тебя спросят, тверди, что тебе снились  страшные  сны,  но
те