но она во всем винит вас. Она права, мистер Ремилард?
   То, чего не добилась Люсиль, с легкостью  достигла  Уме,  причем  без
всякого принуждения.
   - Да, - со вздохом признался я.
   - Почему?
   - Я не стану излагать вам своих мотивов,  доктор  Кимура.  Достаточно
сказать, что я сделал это для блага Люсиль. И Сампсона.
   - Они друг другу не подходят, - кивнула она, избегая моего взгляда. -
Все это поняли,  но  не  сочли  себя  вправе  вмешиваться  в  их  личные
отношения. Люсиль чувствовала молчаливое неодобрение  Группы  и  оттого,
кажется, еще сильнее привязалась к Биллу.
   - Знаю.
   Я подошел к двери, нагнулся, подобрал колокольчик и  повесил  его  на
место. Дождь немного утих.
   - А у вас разве есть право встревать между ними? - спросила Уме.
   Я обернулся к ней.
   - Мне безмерно жаль девушку, но у меня есть такое право.
   - Ответьте еще на один вопрос... Вы действительно оклеветали ее перед
Биллом?
   - Нет. - Я на мгновение открыл перед ней ум,  давая  понять,  что  не
сказал Сампсону ничего, кроме правды.
   Моя милая собеседница задумчиво покачала головой.
   - Теперь мне ясно, почему она изо всех сил  оттягивала  наш  визит  к
вам, хотя Дени очень настаивал, чтобы мы включили  вас  в  программу.  А
сегодня  вдруг  сама  предложила.  Она  уже  неделю  ходит  как  в  воду
опущенная. Кажется, сразу же после нашего возвращения из Алма-Аты у  них
произошло решительное объяснение.
   Все сходится. Конгресс широко освещался, и у многих  открылись  глаза
на   метапсихическую   Страну   Чудес.   С   одной   стороны,   зловещая
принудительная функция. С другой -  недобрые  предзнаменования  и  страх
перед  программой  умственных  испытаний.  А  я   вел   свою   подрывную
деятельность с третьей стороны, и когда Сампсон дал мне по физиономии, я
воспринял это как первый успех. В середине  июля  я  прервал  свой  курс
психоанализа, заложив в душу психиатра изрядную долю сомнений и страхов.
Алма-Ата довершила дело,  так  что  поручение  Призрака  я  выполнил  на
совесть... Дерьмо собачье!
   Уме положила руку в черной перчатке на рукав моего старого  твидового
пиджака.
   - Тем не менее с программой надо что-то делать. Вам, конечно, нелегко
работать с Люсиль, но, может быть,  вы  согласитесь  работать  со  мной?
Исследование  психокреативных  импульсов  крайне  важно.  Я  тоже   умею
вызывать  слабое  излучение   фотохимической   энергии,   но   направить
психоэнергетику в виде когерентного луча  такой  силы,  кроме  вас,  еще
никому не удавалось. Вы не хотите ознакомиться с коррелятами  физической
и психической энергии, постулированными в Кембридже?.. Тогда приоткройте
капельку свой ум.  Вот  так,  спасибо...  Voila!  Сложнейшая  умственная
конструкция на какую-то долю секунды сверкнула  передо  мной.  При  всей
дьявольской абстракции  я  ее  понял!  Трансмиссия  Уме  соотносилась  с
обычной телепатической  речью,  как  вездеход  "Турбо  Ниссан  ХХЗТТ"  с
велосипедом. Нет, словесно я не мог бы объяснить  это  понятие,  но  был
уверен, что запомню его и смогу передать на языке символов.
   - Черт возьми! - восхитился я. Так это  и  есть  ваша  новая  техника
обучения? Именно ее вы используете для тренинга оперантности?
   - Да.  Называется  двусторонний  трансфер.  Позволяет  координировать
деятельность  полушарий  мозга.  Я  непременно  научу   вас   и   другим
инструктивным приемам, если только вы согласитесь на эксперимент.
   - А вы соблазнительница! (Мягко говоря! Причем инструктивная  техника
не составляет и половины ее соблазнов...)
   Ученая женщина включила на полную мощность реостат своего очарования.
Я  сознавал,  что  это  лишь  вариант   принуждения,   волевое   усилие,
направленное на то, чтобы подчинить  себе  мою  волю,  но  как  она  это
проделывает! Куда до нее Люсиль!
   - Мы уважаем ваше желание не смешиваться с оперантной массой.  Обещаю
вам, мистер Ремилард, никто не посмеет оказывать на вас давление.
   - Называйте меня Роже.
   - И с Люсилью осложнений не будет. Я договорюсь с Дени, и он  поручит
ей другую серию экспериментов.
   - Хорошо, доктор Кимура, на таких условиях я согласен.
   - Называйте меня Уме. - Она обворожительно улыбнулась. - Вот увидите,
Роже, мы поладим. Надеюсь, ваше приглашение на обед остается в силе?

***

   - Мне страшно, вдруг ты разочаруешься! -  прошептал  я.  -  Прежде  я
кое-что умел, но это было так давно.
   - Я чувствую огромную  латентную  силу.  Надо  только  ее  разбудить.
Горечь и подавленное насилие перекрыли благословенные источники энергии.
   - Насилие? Уме, я самое безобидное существо на свете.
   - О нет, далеко не самое. Твой невероятный психокреативный  резервуар
запечатан внутри  тебя,  это  очень  опасно.  Если  энергия  не  получит
творческого выхода, она неизбежно обратится  на  разрушение.  Творчество
заложено в душе каждого человека, но  у  женщин  оно  редко  выходит  на
уровень сознания, а выливается в инстинкты -  материнство,  например.  А
большинство мужчин и  мизерная  часть  женщин  с  творческими  задатками
чувствуют необходимость работать, созидать, несмотря на то  что  процесс
весьма болезненный. Недаром говорят, "муки творчества", ведь радость его
человеку дано вкусить много позже,  когда  процесс  успешно  завершен  и
наступает  полное  удовлетворение.  С  другой  стороны,  разрушением  ты
наслаждаешься уже в самом  процессе,  только  это  удовольствие  темное,
злобное, безрадостное. Разрушитель не  в  силах  останавливаться,  иначе
тьма поглотит его и он попадет в ад, который сам себе уготовил.
   - Донни...
   - Тс-с, Роже. Не думай о своем несчастном  брате.  Сейчас  ты  должен
думать о себе... и обо мне.
   Мы ясно видим друг друга  в  темноте.  Голубая  аура  Уме  в  глубине
сгущается и теплеет, а по краям посверкивает золотом. Моя желто-лимонная
корневая чакра с дымчато-фиолетовым внешним ореолом  приобретает  внутри
карминный оттенок, свидетельствующий о  том,  что  дух  силен,  а  плоть
слаба.
   - Не волнуйся. У нас есть время. - Ее губы касаются моего  лба,  щек,
рта. - На Западе  это  называют  carezza  ,  но  часто
пренебрегают ею, потому что вы слишком  нетерпеливы,  вам  нужен  взрыв,
освобождение, а в моих краях  любовники  стремятся  погрузиться  в  море
неугасимого света.
   Ее губы и глаза  излучают  золотистое  сияние.  Наши  умы  распахнуты
настежь; чтобы испытать синхронное наслаждение, говорит она,  мы  должны
знать друг о друге все. Уме ничего не скрыла, и тем  не  менее  навсегда
осталась для меня тайной... как, наверно, и я для нее.  Первую  ночь  мы
провели в ее маленьком, скромно обставленном домике на Радсборо-роуд. Из
обстановки мне бросились в  глаза  глиняные  вазы  причудливой  формы  с
красиво расставленными в них голыми ветвями, сухими стеблями, узловатыми
корнями. Не переставая лил дождь. Из водосточной трубы за окном  спальни
с  грохотом  вырывался  поток  воды.  Уме  предельно  искренна  в  своем
вожделении. Я тоже честен насчет моего abaissement du  niveau  psychique
. Психоанализ не слишком помог  мне,
разве что избавил от страхов и  не  дал  окончательно  спиться.  У  меня
сильные сомнения в успехе наших творческих экспериментов,  признался  я.
Тогда надо сменить стиль общения, заявила Уме.  Я  опять  позволил  себе
усомниться, но она лишь одарила меня улыбкой вековой мудрости.
   - Мы будем продвигаться  очень  медленно,  -  говорит  она,  покрывая
поцелуями мои плечи,  чуть  касаясь  кончиками  пальцев  моих  безвольно
повисших рук. - Молчи, постарайся ни о чем не думать. Просто отдыхай  во
мне. Не стремись к возбуждению. Мой ум будет общаться с  твоим,  а  тело
поделится творчеством. И в тебе произойдет ответная реакция, постепенное
нарастание энергетического потенциала. Ложись,  откинься  на  подушки  и
обними меня...
   Я покоряюсь и читаю у нее в уме страницы прошлого.
   ... Замкнутый, болезненный ребенок. В семье три дочери, она  старшая.
Живут в Саппоро, на Хоккайдо, самом северном из японских островов.  Мать
была учительницей, теперь домашняя  хозяйка.  Отец  не  очень  удачливый
фотограф. Родители  произошли  от  островных  аборигенов  -  айну.  Свое
наследие супруги считают постыдным, но  оно  предательски  проявилось  в
светлой коже, больших глазах и волнистых волосах старшей дочери. Она для
них живой укор, поэтому ее не балуют.
   ... Девочке шесть лет. Отец снимает ее крупным планом  для  какого-то
рекламного  заказа.  Она  послушно  позирует,  но  ей  хочется  поскорее
вырваться из душной комнаты и поиграть на улице с подружкой.  Лицо  этой
подружки, нечеткое, однако  узнаваемое,  появляется  на  трех  следующих
кадрах вместо лица Уме.
   ...  Отец  потрясен.  Делает  несколько  пробных  снимков,   и   чудо
свершается вновь. Он начинает понимать, что происходит, и кричит:
   - Уме, девочка моя, повтори-ка еще раз!
   ... Дочь изо всех сил старается ему угодить:  она  впервые  чувствует
его любовь и восхищение. Эксперименты длятся неделями.  Как  выяснилось,
она может  оставлять  отпечатки  не  только  на  пленке,  находящейся  в
фотоаппарате, но и без него, если, конечно, пленка не засвечена. Вначале
ее "умографические" образы разнятся по четкости, в зависимости от  того,
вызваны ли они из воображения или  "считаны"  с  натуры.  Лучшие  снимки
получаются на "Полароиде". Все, что требуется от  Уме,  это  смотреть  в
объектив и думать о каком-либо предмете, в то время как отец снимает. Он
фиксирует почти каждую мысль дочери, осыпает девочку похвалами и мечтает
о миллионах иен, которые наживет, когда откроет шоу-бизнес.
   ... В город из поселения айну приезжает дед  Уме  и,  узнав  о  чуде,
заявляет отцу:
   - Твоя дочь одержима демонами и принесет тебе несчастье.
   Отец лишь усмехается. Он пересмотрел массу  литературы  и  нашел  два
описания подобных случаев.  В  1910  -  1913  годах  психолог  по  имени
Томокити Фукуро делал  "умственные"  снимки,  и  точно  такие  же  опыты
проводил американский врач Юл  Эйзенбад  над  гостиничным  портье  Тедом
Сериосом. Правда, мысли Сериоса в  большинстве  своем  были  смазаны,  а
вскоре он утратил свой уникальный талант.  С  маленькой  Уме  такого  не
случилось.  Она  практикуется  как  в  цвете,  так   и   в   черно-белом
изображении, достигая все большей четкости.
   ... И  вот  наступает  миг  открытия.  Девочка  будет  участвовать  в
телепередаче, наряду с другими фотолюбителями. Они с отцом готовились  к
этому целый год, однако на публике ее охватывает  неожиданное  смущение.
Выступление провалилось. Через неделю отец попадает под поезд метро.
   ...  Телевизионный  дебют  все  же  принес   свои   плоды.   Девочкой
заинтересовалась видный парапсихолог Рейко Сасаки. Эта женщина стала  ей
второй  матерью.  Родная  мать  только  рада  от  нее  избавиться.   Под
внимательным  и  тактичным  руководством  Уме  снова  начинает  выдавать
ментальные снимки. У нее обнаруживаются  и  телепатические  способности.
Она получает хорошее  образование  с  помощью  доброго  доктора  Сасаки,
становится ее ассистентом в исследовательской работе.
   ... Опыты показывают, что Уме создает конкретные образы своих  мыслей
путем  излучения  потока  фотонов,  извлекаемых  не   из   естественного
источника света, a ex nihilo ,  из  какой-то  иной
реальности, что подтверждает гипотезы  сторонников  новой  универсальной
теории поля.
   ...   Странная   одинокая    девочка    превратилась    в    сильную,
целеустремленную женщину. Доктор Сасаки умерла, настоящая мать  тоже.  У
сестер Уме отсутствует метапсихический дар.  Обе  обзавелись  семьями  и
почти не поддерживают отношений со старшей.
   Я слышу, как Уме напевает:

   Как осенний свет,
   Отпечатались в мозгу
   Мыслей кружева.

   Она вся окутана золотым сиянием, груди ее как молодые луны,  плоть  -
как тайна синей полночи, в которую я погружаюсь, испытывая невообразимое
блаженство. Тонкие руки ткут лучистое  рассветное  полотно  вокруг  нас,
едва колеблемое отдаленными звуками бурлящего снаружи потока.
   Она  прижимает  пальцы  к  моей  груди,  к  горлу,  и  там   под   ее
прикосновениями распускаются огненные  цветы  лотоса.  Моя  аура  меняет
окраску  с  болезненно-желтой  на  розово-золотистую.  Пальцы   начинают
выводить таинственные узоры у меня на спине, и кожа хранит их прохладные
светящиеся следы.
   Моя плоть понемногу выходит из спячки. Вцепившись мне  в  плечи,  Уме
изгибается назад, и я целую золотой бутон у  нее  над  сердцем.  Сладкий
источник  меж  моих  губ  расширяется,  пульсирует,  обретает   радужную
окраску. Свет, струящийся из ее ладоней, обволакивает и согревает  меня.
Она вдруг отстраняется, а я испускаю протестующий вопль.
   Доверься мне! У нас еще столько времени...
   Я  покрываю  страстными  поцелуями  извивающееся   тело,   одетое   в
астральный  огонь.  Вижу  ритмичные  бледно-голубые  вспышки  с  золотым
ореолом над ее лоном, пупком, сердцем, ложбинкой шеи. Соски изливают  на
меня звездное сиянье. Я снова обрел былую  силу  и  весь  горю.  Умоляю,
впусти меня! Но  она  лишь  разводит  в  стороны  мои  руки,  беспомощно
повисшие вдоль тела, и воспламеняет каждый нерв.
   Мне хочется ее сокрушить, поглотить,  проткнуть  раскаленным  жезлом,
сжечь дотла. Нет, говорит Уме, рано. Подожди, милый, подожди.
   Слезы  отчаяния  и  ярости  обжигают  мне  лицо.  Я  проваливаюсь   в
грохочущую бездну, ослепленный далеким,  недоступным  мерцанием.  А  она
подводит звездные огни к моим  глазам...  и  в  моем  мозгу  расцветает,
непрерывно меняя  форму,  невиданно  прекрасный  психокреативный  лотос.
Мощный поток энергии струится от моего мужского естества  наверх,  вдоль
позвоночника, проникая в  голову  и  конечности.  Уме  парит  над  чашей
цветка, точно сверкающий ecu  azurй  .
Наконец она позволяет заключить ее в объятия и  медленно  опускается  на
меня. Я проникаю в нее так глубоко, что, кажется,  насаживаю  на  острие
сердце, и мы сливаемся в экстазе, наслаждаясь нашим  общим  многоцветным
великолепием. Оргазма как такового нет, мы просто делим  блаженство,  не
зная насыщения и любуясь фантастическим цветком, который сами сотворили.
Мы создали его вместе  и  поклонялись  ему  часами,  пока  незаметно  не
погрузились в сон. Мы разомкнули тела, но память о ночных трудах все еще
соединяла нас.
   Наутро мы проснулись довольные, умиротворенные и навеки стали лучшими
друзьями.

***

   Да, именно друзьями, а не любовниками в обычном понимании. Каждый жил
своей жизнью, не связывая себя  обязательствами.  Мы  скорее  напоминали
музыкантов,  исполняющих  дуэт  необыкновенной   красоты   и   гармонии,
произведение искусства, которое по отдельности ни один из них не смог бы
создать. Секс выполнял вспомогательную  функцию,  и  поскольку  творения
наши носили абстрактный характер, ускользали, словно замирающая  музыка,
их  нельзя  было  назвать  любовью.  И  тем  не  менее   они   внутренне
облагораживали нас обоих.
   А вот  эксперименты  в  лаборатории  обернулись  полным  фиаско.  Под
контролем я не смог породить ни эрга, не говоря уже о когерентном  луче.
Техника внешней спирали вызывала у меня  только  жуткие  головные  боли.
(Внутренняя же спираль оказалась превосходным дополнением к carezza.)  Я
проторчал в испытательной камере гораздо больше, чем предполагалось, и в
конце концов меня  списали  за  ненадобностью,  а  простреленное  стекло
отправили на склад.
   -  Возможно,  твоя  психокреативная  функция  со  временем  и  станет
оперантной, - заявил Дени, - но я не питаю особых надежд.  Наша  техника
успешнее сказывается на молодых субоперантах, а тебе уже сорок  семь,  и
твои метафункции покрылись налетом невротических шлаков,  накопленных  в
течение  десятилетий.   Основная   психоэнергетика,   видимо,   навсегда
останется латентной и будет  проявляться  лишь  в  условиях  сильнейшего
нервного стресса.
   - Ну и пускай, - ответил я, радуясь тому, что  меня  миновала  участь
подопытного кролика. - Я вполне обойдусь без нее.
   Тут я ошибся...  как,  впрочем,  не  раз  ошибался  в  своей  пестрой
биографии.

***

   Люсиль Картье и Билл  Сампсон  пережили  бурный  разрыв.  Мало-помалу
(возможно, здесь не обошлось без тонкой работы  Уме)  Люсиль  убедилась,
что я не желал ей зла, и  простила  меня.  На  Рождество  1992  года  мы
отпраздновали  примирение,  и   Люсиль   преподнесла   мне   в   подарок
"незаменимую  для  закоренелого  холостяка  вещь"  -  темного  пушистого
котенка. "Будет ловить мышей и  скрашивать  твое  одиночество  в  долгие
зимние вечера".
   Тот котенок и стал Марселем Первым. Когда  я  обнаружил,  что  он  не
только телепат, но  и  принудитель,  у  меня  уже  не  было  сил  с  ним
расстаться.

2

Выдержки из заключительной беседы между капитаном орбитальной станции и членами десантной исследовательской команды из совместной советско-американской экспедиции на Марс Лабиринт Ночи, Марс
2 ноября 1992

   Гаврилов. Володя, где ты находишься?
   Ключников. В тридцати двух метрах (помехи)... эпицентр  тумана  прямо
под нами. Завеса не такая плотная, как вчера, но все время  поднимается,
оттого что солнце (помехи)... прорывы, участки таяния (помехи).
   Гаврилов. Повтори, Володя. Плохо тебя слышу.
   Ключников. Спустился в ущелье на тридцать два метра. Спуск легкий, но
верхняя граница тумана поднимается. Слышишь, Андрей?
   Гаврилов.  Понял.  Туман  поднимается...  Сканирую  другие  расщелины
Лабиринта  Ночи.  Большинство  заполнено  туманом.  Возможно,  вчерашняя
пылевая буря вызвала конденсацию очагов. Туман тебе мешает?
   Ключников. Пока нет... Тебе удалось что-нибудь заснять.
   Гаврилов. Только негативные видеосигналы. Слушай, Уэйн, ты бы  потряс
как следует свою чудо-камеру.
   Стерджис. Да я трясу эту сволочь с тех пор, как мы вышли на  гребень,
а она ни в зуб ногой (помехи)...  что-то  заклинило.  Но  может  быть  и
другая причина,  к  примеру,  перебои  в  питании  -  тогда  надо  будет
зафиксировать (помехи)... и обойтись фотокамерой. Она  работает  хорошо,
так что мы все заснимем. А на видеофильме поставь крест, Андрей.
   Гаврилов (смеется). Видно, придется поверить вам  на  слово,  что  вы
спускались в Лабиринт Ночи. Вы уж, пожалуйста,  свистните,  как  увидите
зеленых человечков.
   Стерджис. Не сомневайся.  Старик  Тарс  Таркас  собственной  персоной
выползает из тумана (помехи)... красные  скалистые  слои.  Берем  пробы.
Осадочные породы, на первый взгляд  никаких  следов  макроископаемых.  К
востоку преграда из вулканических отложений. На обратном  пути  подойдем
поближе и отщипнем кусочек.
   Ключников. Уэйн, ты заметил, что пыль в расщелинах уже не такая сухая
и воздушная? Скорее похожа на мокрый песок. Возьму немного (помехи)... в
нижних слоях еще более заметно отвердение. Здесь внизу каменные  россыпи
имеют пористый  вид.  Внешне  напоминают  кораллы,  но  структура  иная.
Признаков жизни нет.
   Стерджис. Эй... слышишь? Эй!
   Ключников. Что?
   Стерджис. Вот здесь. Вроде неглубокая пещера. Тебе  не  кажется,  что
лед тает?
   Ключников. Кажется. Затянулись (помехи)... не  та,  как  вчера.  Пыль
словно сдуло. Беру пробы:
   Стерджис. Ого! Вот он, туман!
   Ключников. Засвети фонарь на шлеме.
   Стерджис. Есть, командир... Так чуть лучше. Спуск легкий  (помехи)...
проклятый песок. Есть камни с острыми краями. А кроме того (помехи)...
   Ключников. Уэйн, не так быстро. Я тебя не вижу.
   Стерджис. Прости, Володя. Я хотел...  Вот  проклятье!  Теперь  видишь
меня?
   Ключников. Да. Туман, язви его душу, сгущается, как сбитые сливки...
   Стерджис. Э-э, погляди-ка! Направь фонарь на скалу!
   Ключников. Мокрая как будто.
   Гаврилов. Повторите, повторите! Вы наткнулись на влажные скалы?
   Стерджис. Похоже, местами лед плавится. Беру образцы.
   Ключников. Туман... сплошной туман. Пористые скалы  покрыты  льдистой
коркой. Что, если спуститься пониже?
   Стерджис. Эй, подожди меня!
   Ключников. Усраться можно!
   Стерд