о форта, не было никаких баз.
     - И можно надеяться, - продолжал Палендий, - что этот род такой же высокий и древний, как ваш?
     - Еще древнее, - ответила женщина.
     Это замечание было воспринято ее спутниками с вежливой холодностью.
     Знатность Туво Авзония вовсе не была причиной равнодушия к предстоящему союзу. Причина крылась совсем в другом.
     Следует сказать, что многие граждане Империи часто раздражались при упоминании о родовитости, которая, на их взгляд, не составляла столь же большого различия, как, например, между гумилиори и хонестори, те и другие считали себя одинаково уважаемыми сословиями. Они старались даже пренебрегать различиями между хонестори и высшей аристократией, перед которой все еще испытывали известный трепет - отчасти в силу традиции, отчасти из-за важного вклада аристократии в историю Империи. Кроме того, существовали различия между прямыми и непрямыми потомками аристократов, патрициями и членами местных сенатов, причем последние бывали особенно надменными, претенциозными и высокомерными по отношению к низшим слоям. Как мы можем предположить, различия между хонестори и патрициями были не так очевидны, как между гумилиори и хонестори или горожанами и сельчанами.
     - Во всяком случае, - заметил Палендий, деликатно переключая внимание группы на менее щекотливую сторону вопроса, - совершенно понятны все ваши проявления сегодняшним вечером - беспокойство, тревога, возбуждение, смущение, очаровательный румянец - как последствия стремления поскорее оказаться в объятиях возлюбленного.
     За столами засмеялись. Черноволосая женщина нахмурилась.
     Она никогда не видела Туво Авзония, только на портретах, которыми они обменялись. Брак устроила судья, ее мать, после беседы с леди-мэром, так же происходящей из патрициев того города на Тереннии, где был цирк, в котором произошли рассказанные ранее события.
     Название города мы узнаем позднее, когда придет для этого время. Достоверность было трудно проверить, но считалось, что Туво Авзоний является потомком в сто третьем колене древнего рода Авзониев. Судебный исполнитель, черноволосая женщина, был а потомком лишь в сто пятом колене подобного рода. Таким образом, брак был более выгоден для нее, чем для Туво Авзония. В этом отношении, как видно, ей повезло, и ее мать вместе с леди-мэром имели полное право радоваться ее успеху. Кто из ее близких знал, какими будут последствия этого союза среди сильных мира сего? Если бы судебный исполнитель не старалась казаться в достаточной мере благодарной за усилия, предпринятые ради нее матерью и мэром, мы могли бы приписать это подозрению в эгоистичности их побуждений. Мы могли бы заметить, что судебный исполнитель была недостаточно благодарна Туво Авзонию за оказанную ей честь, несмотря на разницу их положений. Возможно, ее уязвляло это. Однако за столом судебный исполнитель почти не задумываясь заявила, что род ее жениха выше ее собственного, а это, несомненно, было верно в генеалогическом смысле. Кто мог сказать, превосходило ли сто пятое колено ее собственного рода сто третье колено рода Авзониев? Кроме того, в силу свойств своей натуры женщина надеялась на лучшую партию, считая себя вполне достойной ее, к тому же она совсем не пленилась портретом Туво - он выглядел посредственным юнцом. Нет, она определенно была недовольна его рекомендациями, результатами тестов и прочими сведениями, если бы не объяснения матери и мэра о том, что по представлениям Тереннии, он может оказаться "настоящим мужчиной". Как зла она была! Как старалась подавить свое отвращение и разочарование! Как хотела хотя бы в глубине души отвергнуть предложение! Она уже подвергла Туво Авзония беспричинным, злым мысленным упрекам; она презирала его. Ей хотелось разбить ему жизнь, безжалостно властвуя над ним. Кто пожелал бы стать женой мелкого чиновника с провинциальной планеты и вести тягостно-скучную жизнь - ведь вряд ли развлечения и лавки там будут лучш
е, чем на Тереннии, разве что еще дальше от центра? О, она заставит его поплатиться, замучает его требованиями и капризами, какими бы чудовищными они ни были, истощит его средства, какими бы обширными они ни оказались, доведет его до отчаяния и публично унизит! Да, он еще поплатится!
     - Итак, - сказал Палендий, - мы пьем за нашу очаровательную спутницу! Желаем ей счастья и радости, и пусть она как можно быстрее соединится со своим женихом!
     Тост был встречен с одобрением. Судебный исполнитель снова покраснела.
     - Пейте, пейте! - призывали ее.
     Она поднесла тонкий бокал к губам и сделала глоток, искоса поглядев на Палендия.
     - Достойный союз, - сказал капитан, поднимая бокал.
     - Пусть он будет плодовитым, - добавил офицер флота.
     Она еле сдержалась.
     - Наверное, вы ужасно волнуетесь! - сказала одна из женщин.
     - И так жаждете его поцелуев, - подхватила другая.
     - Счастья вам! Удачи!
     - Пусть вы станете рабыней в его руках! - воскликнул кто-то.
     - Да, вот именно, - повторили несколько голосов.
     Женщина густо покраснела. Как отличались эти люди от жителей городка на Тереннии!
     - Смотрите на нее! - засмеялся Палендий, падая на стул.
     - Прошу вас, не надо, - взмолилась она.
     Палендий запрокинул голову и осушил бокал.
     Похоже, он уже выпил слишком много.
     - Мы везем на Митон девственницу! - довольно грубо прокричал Палендий, переворачивая бокал и хватая салфетку. - Ждать уже недолго!
     Конечно, она, как аристократка и патрицианка, еще оставалась девственницей. Она смущенно взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия. Он продолжал наблюдать за ней с пренебрежительным выражением на лице, как будто она была выставлена на невольничьем рынке. Как она ненавидела этого мужлана!
     Она встрепенулась, когда безумная, абсурдная мысль пронзила ее мозг. "Я не хочу, чтобы меня презирали, я хочу угождать", - подумала женщина, но тут же быстро и испуганно отогнала это наваждение.
     Многие женщины Тереннии оставались девственными - особенно образованные, из высших сословий; сексуальность считалась оскорбительным проявлением низменной натуры. Конечно, на этой планете не одобрялись браки и роды у женщин-аристократок. Разве могло разумное существо обременять себя подобной обузой? О предстоящем союзе между судебным исполнителем и Туво Авзонием, как можно заметить, не было объявлено публично, можно даже сказать, что брак готовился втайне. Однако браки, как бы они ни порицались, в некоторых случаях могли принести кому-либо пользу в социальном, экономическом или профессиональном отношении.
     - И тогда!... - орал Палендий.
     Он опустил кулак, обернутый салфеткой, на тонкий, прозрачный бокал, разбив его на тысячу осколков. По скатерти разлетелись рубиновые капли каны.
     Судебный исполнитель вздрогнула и покраснела, несомненно, разгорячённая каной, чуть не падая в обморок. Эта реакция могла показаться недопустимо женственной, но следует учитывать все обстоятельства - силу Палендия, мощь его телохранителей, смех сидящих за столом, действие каны, боязливое беспокойство самой женщины, впервые осознавшей свою слабость, мягкость и уязвимость, свое отличие от мужчины, который только что ударом массивного кулака вдребезги разнес бокал. В этот момент многое казалось женщине значимым и символичным. Но не думаю, что по ее реакции мы можем судить о смирении, потрясении, почти обмороке как о признаках ее женственности. Учитывая принятые на Тереннии нормы и особенно нормы для высших классов, мы бы хотели остаться нейтральными в подобных вопросах, просто наблюдая за происходящим и позволяя читателю, если у того есть желание, сделать самостоятельное суждение. Поэтому мы будем считать эту реакцию женщины проявлением женственности - глубокой, подлинной, достоверной подверженной подобным чувствам и реакциям. Для женщин они казались вполне естественными. Среди менее женственных дам своего круга она часто ощущала себя не такой, как все, и боялась проявления у себя подобных чувств. Она никогда не отваживалась быть самой собой, такой, какой она была - великолепной и совершенно отличающейся от мужчин. Она всегда старалась отвергать и прятать свою женственность, но тем не менее та существовала. Изменения в ее жизни оказали бы существенное влияние на ее привычки. Она обнаружила себя в ситуации, в которой ее женственность могла раскрыться полностью - в состоянии, когда это было бы не только допустимо, но и необходимо. Действительно, к собственному изумлению и радости, она наконец ощутила себя самой собой, и ей не оставалось другого выбора, какими бы ни были последствия этого поступка.
     - Уже поздно, - заметил капитан.
     Сидящие за столами стали подниматься, желая друг другу приятного вечера.
     - Кана еще осталась? - спросил Палендий у прислужницы.
     - Да, господин, - ответила она.
     Палендий щелкнул пальцами, и прислужница заспешила к нему. Судебный исполнитель вздрогнула, увидев такое послушание.
     - С вами все в порядке? - спросил молодой офицер флота.
     - Да, - кивнула она.
     Палендий взял флягу из рук прислужницы и предложил ее левому телохранителю.
     - Нет, спасибо, хозяин, - ответил тот.
     Тогда Палендий протянул флягу другому телохранителю.
     - Благодарю, не надо, хозяин.
     - Может, завтра, после состязаний? - спросил Палендий.
     - Может быть, хозяин.
     - Ваши псы хорошо вышколены, - заметил сосед Палендия.
     Палендий сам отпил из фляги и неуверенно поставил ее на стол.
     Две-три женщины подошли к судебному исполнителю, чтобы поцеловать ее и пожелать счастья. Она отвечала немного смущенно и формально. В конце концов, она была .родом с Тереннии.
     Телохранитель Палендия взглянул на нее, решив, что такая женщина недостойна даже ошейника. Еще одна дама подошла поговорить с ней. Как холодно и надменно отвечала ей дочь судьи!
     Как известно, на Тереннии физические контакты, прикосновение одного человека к другому, считалось отвратительным, по крайней мере, среди людей высшего круга. И все же как высокомерно держалась дочь судьи!
     Телохранитель продолжал следить за ней и думать о ее сексуальности - сейчас почти подавленной жестокими усилиями, но если бы она дала себе волю, то эта сексуальность оказалась бы неуправляемой, превратив женщину в свою пленницу и жертву.
     Еще одна женщина ласково поцеловала дочь судьи в щеку.
     В самом деле, думал телохранитель, она не совсем безнадежна. Но потом он отверг эту мысль, ибо эта дама была из хонестори, к тому же патрицианкой. Такая женщина не может оказаться в ошейнике, по крайней мере, на планетах, знакомых телохранителю. Однако он мысленно примерил на нее ошейник и счел общий вид вполне сносным.
     - Спокойной ночи, дорогая, - произнес Палендий. Женщина кивнула.
     Слегка пошатываясь, Палендий направился к выходу. Она наблюдала, как Палендий выходит из столовой, поддерживаемый телохранителями. Конечно, она давно была знакома с Палендием, как и многие люди ее круга на Тереннии.
     Он был сказочно богат со всеми своими землями и четырьмя тысячами колонов. У него была власть и, вероятно, много врагов. Телохранители сопровождали его повсюду - крупные, настороженные, быстрые, умелые, жестокие люди. Гладиаторы - и этим все сказано.
     Женщина смотрела на скатерть, усыпанную крошками, смятыми салфетками и каплями каны. Она заметила салфетку, которой Палендий обмотал кулак, прежде чем разбить бокал. Какой вульгарный жест!
     У Палендия тоже имелись слабости - например, кана или страсть к цирковым боям. Женщина знала, что он содержит школу для гладиаторов, где мужчины учатся владеть и распространенными, и редкими видами оружия.
     Люди Палендия, как и он сам, казались совсем не такими, как другие знакомые ей мужчины.
     Как беспокойно она чувствовала себя в их присутствии, какое смятение в душе испытывала каждую минуту!
     Она вспомнила телохранителя, стоящего справа от Палендия. Ее пальцы нервно дотронулись до ожерелья, плотно охватившего шею.
     Женщина вновь подумала о телохранителе. Как он разглядывал ее! Никто еще не осмеливался так смотреть на нее!
     Как она презирала, как ненавидела этого невозмутимого, полуголого гиганта, который смотрел на нее с презрением!
     "Не хочу, чтобы мной были недовольны", - подумала она, и тут же, изумившись столь безумной мысли, поспешила отогнать ее.
     Да как он смел так смотреть! Какое право он имел - невежественный, неграмотный мужлан, животное, обученное для цирковых боев? Она - высокородная патрицианка!
     "Может, он не считал меня достойной наказания?", - эта мысль и взволновала, и испугала женщину, тут же исчезнув.
     Она заметила прислужницу, которая убирала посуду со стола.
     - Эй, ты! - позвала она, и прислужница замерла на месте. - Поди сюда!
     Прислужница подошла поближе.
     - Как тебя зовут? - спросила судебный исполнитель.
     - Янина...
     - Говори, как следует! - прикрикнула женщина.
     - Янина, госпожа.
     - Ты привыкла стоять в присутствии свободных людей? - спросила судебный исполнитель.
     - Простите, госпожа, - девушка быстро опустилась на колени.
     - Разве такой проступок не заслуживает наказания?
     - На все воля хозяев, госпожа, - ответила девушка. - Из уважения к чувствам других пассажиров ко мне стараются не привлекать внимания.
     - Поэтому ты и ведешь себя, как прислуга?
     - Я прислуживаю, госпожа, но ни на что не претендую. Я не осмеливаюсь претендовать на высокое положение свободной служанки.
     - Сегодня я наблюдала, как ты ведешь себя при людях, - сказала судебный исполнитель.
     - Да, госпожа.
     - Должно быть, вне чужого присутствия с тобой обходятся по-другому?
     - Да, госпожа, тогда со мной обращаются соответственно моему положению.
     - И что же это значит?
     - То, что я рабыня, госпожа, - дрожа, ответила девушка.
     - Что должен делать раб?
     - Стремиться угождать и повиноваться.
     - Тебя можно купить и продать, - добавила судебный исполнитель.
     - Да, госпожа.
     - Ты - животное, которое можно купить и продать.
     - Да, госпожа.
     - Ты красивое животное, - продолжала судебный исполнитель.
     - Благодарю, госпожа.
     Судебный исполнитель сердито повернулась и вновь взглянула на прислужницу.
     - Ты удивительно красивая рабыня, Янина.
     - Спасибо, госпожа.
     - Такие женщины, как ты, - заметила судебный исполнитель, - пригодны только для того, чтобы быть рабынями.
     - Да, госпожа.
     Прижав к бедру белую сумочку, судебный исполнитель направилась к двери. На пороге она обернулась. Прислужница по-прежнему стояла на коленях у стола.
     - Можешь встать и продолжить работу, - сказала судебный исполнитель.
     - Да, госпожа. Спасибо, госпожа, - ответила девушка.
     Возвращаясь из столовой к себе в каюту (разумеется, без сопровождения - ведь она была с Тереннии!), судебный исполнитель задержалась в холле у гигантского овального иллюминатора. За ним простирался мрак таинственной ночи, в которой медленно плыли звезды, будто блестящие осколки в море.
     Женщина почувствовала себя очень маленькой и одинокой в этой ночи - даже находясь в освещенном коридоре, на корабле, под защитой прочной стальной обшивки.
     Женщина оглядела свое отражение в стекле иллюминатора и поправила волосы. Она осталась довольна собой, она и прежде не считала себя дурнушкой. Она представила, как будет изводить Туво Авзония - вот именно, изводить его! Он должен поплатиться, должен пострадать за все. Женщина внимательно осмотрела себя. Напрасно она надела это белое платье, серьги и ожерелье - все это она купила прямо на корабле. На Тереннии таких вещей не носили, там даже белая подпоясанная тога считалась неприличной. Мать всегда бурно протестовала, когда она одевалась подобным образом. Однако сама женщина не привыкла подчиняться, она умела делать только то, что ей хотелось и когда хотелось. Она вгляделась в собственное отражение. Вероятно, не стоило сегодня так наряжаться - она просто не подумала. Видел ли кто-нибудь, как этот уродливый, невежественный телохранитель пялился на нее? Женщина не помнила, чтобы на нее когда-нибудь так смотрели, кроме случая с этим же парнем, тогда еще крестьянином - когда он стоял в зале суда. Тогда она была довольна своей внешностью и одеждой. Женщина вспомнила о той девчонке в столовой, Янине... или как там ее звали. Она носит только то, что ей позволят. Судебный исполнитель вгляделась в черноту за окном, где мерцали звезды.
     "Как бы меня одели, - подумала она, - если бы я была рабыней? И позволяли бы мне одеться?" Она вздрогнула, ибо позади нее в стекле появилось отражение телохранителя, того, что стоял справа от Палендия. Женщина повернулась и прислонилась к раме. Другой гладиатор маячил где-то позади.
     - Простите, госпожа, - произнес гладиатор, подойдя слишком близко. - Мы не хотели напугать вас. Мы закончили работу и возвращаемся в свою каюту.
     Второй гладиатор пошел дальше, и первый направился следом за ним.
     - Подожди, - вдруг сказала женщина.
     - Да, госпожа?
     - Мы не виделись с тех пор, как ты был в цирке.
     - Да, госпожа, с тех пор, как вы приказали связать меня.
     - За тебя вступился Палендий - твои подвиги на арене восхитили его.
     - Да, госпожа.
     - Только благодаря Палендию тебя помиловали и отдали ему.
     - Да, а потом начальнику школы гладиаторов, - добавил он, - где учат убивать.
     Она хотела отодвинуться подальше, но за спиной была рама иллюминатора.
     - Теперь я свободен, - продолжал он. - Я получил свободу после десятой победы... и седьмого убитого.
     - Понимаю, - кивнула она.
     - И теперь я так же свободен, как и вы, - добавил гладиатор.
     - Да, понимаю.
     Зачем он подошел так близко? Неужели он по-прежнему остался грубым, невежественным крестьянином? Неужели он считает, что находится в грязной деревне, где скот бродит вокруг хижин? Он и в самом деле так равнодушен к сословным различиям Тереннии? Она смутилась и вспыхнула. Всего на расстоянии вытянутой руки от нее вздымалась грудь гладиатора.
     - Палендий питал большие надежды насчет тебя, - произнесла она, глядя в сторону. Гладиатор пожал плечами.
     "Да как ты смеешь стоять так близко!" - думала она!
     Палендий вез с собой двадцать бойцов и целую свиту обслуги, тренеров, врача, секретарей. Он направлялся на Ирис - планету из первого квадранта, неподалеку от Митона.
     - Я не слишком силен в боях с разным оружием, - сказал гладиатор, глядя на нее.
     "Пожалуйста, не стой так близко, - молила она про себя. - Неужели ты не видишь, что мне неудобно?"
     - Но даже такие бойцы, как Аркон и Мир-Сан сначала мало что умели.
     Этих двоих знали во всей Империи. Им приходилось выступать даже в главном цирке.
     - Тебе нравится в цирке? - спросила она.
     - Да, - задумчиво ответил он. - Свет, люди, музыка, азарт... все это очень возбуждает.
     - Я понимаю, почему людям нравятся такие зрелища. Но цирк - это не мое призвание.
     - Ты свободен. Ты можешь уйти от Палендия, - возразила она.
     - Он спас мне жизнь, и я служу ему.
     - Несомненно, он хорошо тебе платит, - заметила женщина.
     - Да.
     - Ты гумилиори, у тебя не может быть призвания, - сказала она.
     - А рабам вообще не приходится выбирать, - ответил гладиатор, глядя на нее в упор.
     - Что ты хочешь этим сказать? - воскликнула женщина.
     - Ничего, госпожа.
     Она почувствовала слабость и головокружение. Что могли значить его слова? Она перепугалась, как рабыня перед хозяином.
     - Почему сегодня вечером ты так смотрел на меня? - сердито спросила она.
     - Вам показалось, госпожа.
     - Может быть, - холодно ответила женщина.
     - А кроме того, вы дважды сами посмотрели на меня, - продолжал гладиатор.
     - Этого никогда не было!
     - Тогда откуда вы узнали, что я смотрю на вас?
     - Ты - дерзкое животное! - крикнула она и взмахнула маленькой ручкой. Однако удар не был нанесен - ее тонкое запястье попало в стальные тиски его огромного кулака.
     Гладиатор вспомнил, что когда