ем-нибудь слишком жестоко? Может, ты убила кого-нибудь? Или не выказала кому-то почестей, которых тот был достоин?
     Женщина выглядела ошеломленной и испуганной.
     - Раздеть ее! - приказал Тарго.
     - Нет! Нет! - разрыдалась женщина.
     Ей развязали руки и сорвали с нее одежду.
     После этого ее привязали к большому колесу нашего фургона. Широким кожаным ремнем ее правую ногу плотно прихватили к одной из длинных спиц, у самого обода колеса. Я удивилась: у меня клеймо стояло на левом бедре. Мы молча наблюдали за процессом клеймения.
     Женщина дико закричала и прижалась щекой к грязному ободу.
     Девушки обступили ее плотной стеной.
     Голова у нее была запрокинута. По щекам катились слезы.
     - Подними голову, дитя мое, - сказала я ей.
     Молодая женщина попыталась приподняться, уставясь на меня невидящим взглядом.
     Во мне вспыхнуло глухое раздражение.
     Она была обнажена, я - носила невольничью рубаху! Она была в большей степени рабыня, чем я!
     Вне себя от ярости, я ударила ее по лицу.
     - Рабыня! - закричала я. - Рабыня!
     Охранник оттащил меня прочь. Юта подошла к женщине и обняла ее за плечи.
     Я почувствовала к ней неприязнь.
     - По фургонам! - распорядился Тарго.
     - По фургонам! - подхватили приказ охранники.
     Вскоре мы снова лежали на своих местах, прикованные цепями к центральному брусу.
     Новую невольницу поместили в наш фургон, ближе к заднему борту, Руки и ноги у нее были крепко связаны, чтобы она не могла повредить свежепроставленное клеймо. На голову ей надели длинный, плотно облегающий капюшон, а рот заткнули кляпом, чтобы ее стоны и рыдания не мешали отдыхать остальным.
     Охранники криками начали подгонять впряженных в повозки босков, и вскоре фургон снова неторопливо тронулся в путь по холмистым степям, залитым серебристым светом трех горианских лун.
     Тарго не захотел слишком долго оставаться на этом месте.
     - Завтра, - долетели до меня его слова, - мы будем в Лаурисе.

8

КАК РАЗВОРАЧИВАЛИСЬ СОБЫТИЯ НА СЕВЕРНОЙ ОКРАИНЕ ЛАУРИСА

     На следующее утро, вскоре после восхода солнца, мы вышли к берегам Лаурии.
     Утро выдалось холодным. Над землей расстилался густой туман. Мы с остальными девушками, за исключением новенькой, свежеклейменой, лежащей в углу, у заднего борта, в капюшоне и с заткнутым кляпом ртом, плотнее придвинулись друг к дружке и забрались под запасной тент, укладываемый на ночь в повозки. Я и еще две девушки подобрались к бортам фургона, приподняли край обтягивающего его полотна и стали смотреть, что делается снаружи.
     Откуда-то доносились речные запахи, пахло свежей рыбой.
     В тумане мелькали фигуры занятых своими делами людей, угадывались очертания низких бревенчатых строений. Несколько человек, очевидно бивших рыбу острогами и трезубцами ночью, при свете факелов, уже возвращались, неся в руках полные корзины. Другие, с сетями, шли им навстречу по направлению к реке. Повсюду виднелись вбитые в землю шесты, между которыми были протянуты веревки и сушилась рыба. Я заметила несколько фургонов, двигавшихся в том же направлении, что и мы. Кое-где навстречу попадались люди с охапками хвороста на плече. В дверях одного небольшого деревянного дома я увидела провожающую нас взглядом молоденькую девушку-рабыню в короткой невольничьей тунике. Над воротом туники я успела заметить тускло блеснувшую сталь ошейника.
     Внезапно по приподнятому краю тента, из-под которого мы выглядывали, ударил тупой конец копья охранника, и мы поспешно спрятались внутрь фургона.
     Девушки уже проснулись. Выглядели они взволнованными. Я тоже немного нервничала. Лаурис - первый встретившийся мне горианский город. Найдется ли здесь кто-нибудь способный помочь мне вернуться домой? Сидя внутри фургона, закованная в цепи, я чувствовала, как меня охватывает отчаяние. Обтягивающий повозку тент был плотно притянут к бортам ремнями, не оставляя ни одной щелочки, сквозь которую можно было бы выглянуть наружу. Даже задний полог был опущен и также привязан к бортам. Мне хотелось кричать, звать на помощь, но я, конечно, на это не осмелилась и лишь сидела, сжимая от отчаяния кулаки.
     Фургон накренился, и я догадалась, что мы спускаемся вниз по склону, направляясь к берегу реки. Вскоре фургон закачался на колдобинах и резко замедлил движение, словно утопая в глубокой грязи. Затем послышался хруст ветвей, очевидно подбрасываемых охранниками под колеса. Повозка выровнялась и пошла легче. Через минуту копыта босков, а за ними и колеса фургона застучали по какому-то деревянному настилу.
     Некоторое время мы сидели в полной тишине, затем до нас донесся голос Тарго, договаривающегося с владельцем баржи об оплате перевозки на другой берег. После этого фургон еще несколько метров катился по обшитому досками пирсу. Запах рыбы и речных водорослей стал сильнее. Воздух был холодным и сырым.
     - Рабыням - из фургонов! - услышали мы приказ.
     Полог на нашем фургоне распахнулся. Седой одноглазый охранник отомкнул запоры, удерживающие цепи на центральном брусе.
     - Выйти из фургона! - распорядился он.
     Мы по одной выбирались из фургона, и охранник освобождал цепь, продетую сквозь кольцо, соединенное с ножным браслетом каждой невольницы.
     После этого нас собрали всех вместе на краю деревянного пирса.
     Я стояла у самой воды и дрожала от холода.
     Вдруг я заметила под водой быстрое движение, и через секунду из темных речных глубин на поверхность рванулось гибкое мощное тело какой-то громадной рыбины. Ее высокий, треугольной формы, черный спинной плавник вспорол воду у самого края деревянного пирса, и рыбина тут же снова ушла в глубину.
     Я невольно вскрикнула.
     - Речная акула! - с дрожью в голосе воскликнула Лана.
     Девушки испуганно посмотрели вслед рыбине, растворившейся в мрачных речных глубинах.
     Я отошла от края пирса и встала рядом с Ингой и Ютой. Юта обняла меня за плечи.
     Со стороны реки приближалась широкая, с низкими бортами баржа. На двух больших весельных рулях у нее на корме сидели матросы. Баржу тащили два гигантских перепончатолапых ящера. Тогда я впервые увидела этих животных, столь обычных для Гора речных тарларионов. Они меня ужасно напугали. Они были громадными, длинношеими, как броней покрытыми толстой чешуей. Что меня поразило, - несмотря на свои гигантские размеры, в воде они двигались довольно плавно. Внезапно голова одного из чудовищ скрылась под водой и тут же снова появилась над поверхностью. В зубах у него трепыхалась громадная рыба. Чудовище высоко запрокинуло голову, и рыба исчезла у пего в пасти.
     Оба животных были впряжены в широкую баржу. Управлял ими погонщик, сидящий в кожаной корзине между двумя животными. Корзина с помощью ремней была подвешена к их мощным шеям. Погонщик то и дело покрикивал на чудовищ, обильно пересыпая свои команды крепкими горианскими выражениями, на что животные отвечали ему глухим трубным ревом.
     Баржа быстро приближалась к пирсу.
     Стоимость перевозки через Лаурию свободного человека составляла один серебряный тарск. Цена же за перевозку животного не превышала одной медной тарнской монеты. Я с самого начала догадалась, что стоимость перевозки рабынь будет такой же. Тарго заплатил двадцать один медный тарнский диск за доставку на другой берег всех своих невольниц - включая и вновь приобретенную Рену - и четырех босков. Четверых девушек он продал еще до того, как мы достигли берегов Лаурии.
     Босков выпрягли из фургонов и завели в специально оборудованные для животных стойла. Рядом со стойлами находились клети для перевозки рабов, куда охранники и поместили всех девушек. В центре баржи на двух вращающихся деревянных помостах установили наши фургоны и закрепили их цепями. Вращающаяся конструкция помостов позволяла выгружать фургоны на берег с максимальным удобством, не разворачивая их на относительно небольшом пространстве баржи.
     Я держалась за перила и смотрела на реку. Туман начал рассеиваться и приоткрыл поверхность воды, лениво плещущуюся о дощатые борта баржи. В нескольких футах от нас из воды на мгновение выскочила какая-то рыбешка и, сверкнув на солнце тусклым серебром чешуи, тут же снова ушла в глубину. Где-то над головой раздавались пронзительные крики чаек.
     Погонщик в корзине громко закричал и щелкнул плетью по толстым шеям тарларионов.
     Нет, в Лаурисе непременно должен найтись хоть один человек, способный помочь мне вернуться в Соединенные Штаты или познакомить меня с теми, кто имеет такую возможность!
     На реке повсюду виднелись плывущие баржи - направляющиеся к другому берегу, в Лаурис или возвращающиеся назад. Спускающиеся по течению суда использовали для передвижения силу реки, а двигающиеся против течения тащили при помощи сухопутных тарларионов, для которых вдоль берега были проложены широкие, вымощенные бревнами тропы, или, скорее, целые дороги. Сухопутный тарларион, как я позднее узнала, тоже способен тащить за собой баржу по реке вплавь, но в воде он не столь эффективен, как мощный, громадных размеров речной тарларион. Для транспортировки барж в Лаурис погонщики, как правило, используют оба берега реки, хотя северный, менее затапливаемый во время речного половодья, считается более предпочтительным. Разгруженные в Лаурисе тарларионы возвращаются в расположенный в устье реки Лидис по южному, реже используемому погонщиками берегу. Поднимающиеся вверх по реке баржи, я видела, были сплошь уставлены клетями, ящиками и коробками со всевозможным строительным или отделочным материалом, железной рудой, металлическими изделиями, тканями и кожами. Навстречу шли баржи, груженные бочками с солью, рыбой и мехами. Некоторые из поднимающихся по течению барж везли пустые клети для рабов, очень похожие на те, в которых сидели мы с девушками. На спускающейся по течению барже я только один раз заметила клеть, заполненную невольниками. В ней находились пять-шесть рабов-мужчин. Они выглядели удрученными и подавленными. На голове у них зачем-то была выбрита широкая полоса волос, протянувшаяся ото лба до самого затылка. Увидев мужчин в клети, Лана тут же принялась потешаться над ними, но те даже не взглянули в ее сторону.
     - Выбритая у них на голове полоса означает, что они попались в руки женщин, - пояснила мне Юта. - Тех, что обитают в дремучих северных лесах, вон там, - указала она на сплошную зеленую пелену леса, протянувшегося на северном берегу. - Никто не знает, насколько эти леса простираются в западном направлении, известно лишь, что на севере они доходят аж до Торвальдсленда. Их населяют лесные жители, но гораздо больше там банд всяких преступников - как мужчин, так и женщин.
     - Женщин? - удивилась я.
     - Некоторые называют их лесными женщинами, - кивнула Юта. - Другие зовут их женщинами-пантерами, потому что они носят шкуры убитых ими лесных пантер и бусы из их клыков.
     Я не могла скрыть своего удивления.
     - Они живут в лесах без мужчин, а свою плоть удовлетворяют теми, кого им удается поймать и обратить в своих рабов. Какое-то время они забавляются своими пленниками, затем, когда те им наскучат, продают их на невольничьих рынках. А чтобы сильнее унизить этих мужчин, женщины-пантеры выбривают у них на голове широкую полосу, свидетельствующую о том, что выставленный на продажу раб попался в руки женщин.
     - Но кто эти женщины? Как они оказались в лесах?
     - Некоторые прежде были невольницами, другие - свободными женщинами. Кто-то бежал от ненавистного замужества, устраиваемого их родителями, кто-то не смог смириться с принятым в их городе обращением с женщинами. Есть города, где даже свободная женщина не может выйти из дома, не спросив на то разрешения охранников или членов своей семьи. А в иных городах рабыни чувствуют себя более свободными и счастливыми, чем так называемые свободные женщины.
     Я снова посмотрела на реку. По берегам тянулись ясно различимые в рассеивающемся тумане хижины и деревянные строения. Вода на спинах тянущих баржу тарларионов тускло блестела в неярком солнечном свете.
     - Не будь такой грустной, Эли-нор, - сказала Юта. - Когда на тебя наденут ошейник и у тебя появится свой хозяин, ты почувствуешь себя более счастливой.
     Я с неприязнью посмотрела на эту маленькую дурочку.
     - У меня никогда не будет ни ошейника, ни хозяина, - ответила я.
     - Нет, ты хочешь получить и ошейник, и хозяина, - рассмеялась Юта. - Просто ты либо этого еще не осознаешь, либо не хочешь в этом признаться!
     Бедная глупая Юта. Она не знает, что я буду свободной. Что я вернусь на Землю. Я снова буду богатой и могущественной! У меня самой будут слуги! У меня будет свой дом и новый, еще более мощный спортивный автомобиль!
     Я усмехнулась.
     - А сама-то ты была когда-нибудь счастлива со своим хозяином? - язвительно осведомилась я.
     - Да! Конечно! - с горячностью воскликнула Юта; глаза у нее засверкали от радости.
     Я снова почувствовала к ней неприязнь.
     - И что же между вами произошло? - поинтересовалась я.
     Юта потупила взгляд.
     - Я попыталась навязать ему свою волю, - ответила она. - Вот он меня и продал.
     Я отвернулась.
     Туман почти рассеялся, и яркие лучи утреннего солнца рассыпались по поверхности воды.
     - В каждой женщине, - продолжала Юта, - уживаются одновременно свободная спутница мужчины и рабыня. Свободная спутница ищет своего спутника, равноправного партнера, а рабыня стремится иметь рядом человека более сильного, способного ее защитить - хозяина!
     - Это полный абсурд, - возразила я.
     - Разве ты не женщина? - удивилась Юта.
     - Конечно, женщина, - ответила я.
     - Значит, живущая в тебе рабыня вне зависимости от твоего желания стремится обрести над собой повелителя, хозяина. Это происходит помимо твоей воли, подсознательно, поэтому ты можешь об этом даже не догадываться.
     - Ты просто дура! - не выдержала я. - Самая обычная дура!
     - Ты - женщина, - спокойно возразила Юта. - Подумай, какой мужчина мог бы стать твоим хозяином?
     - Нет такого мужчины, который мог бы стать моим хозяином! Таких мужчин не существует!
     - Но в твоих снах, вспомни, какой мужчина прикасается к тебе, уводит тебя с собой в свои владения, принуждает тебя выполнять его желания?
     Теперь мне вспомнилось, как, выскочив из своей квартиры, из пентхауза, по пути к подземному гаражу я встретила мужчину, обычного прохожего, который провожал меня, убегающую, испуганную, с клеймом на теле, взглядом хозяина, и как в тот момент я впервые в жизни почувствовала себя женщиной - беспомощной и ранимой. То же чувство родилось у меня и в бунгало, когда я рассматривала клеймо у себя на ноге и надетый на меня ошейник. Тогда я тоже на мгновение ощутила себя беспомощной пленницей, человеком несвободным - собственностью других людей. Вспомнилось и проскользнувшее у меня в этот миг перед глазами мимолетное видение того, как я, обнаженная, лежу в объятиях какого-то дикаря. У меня тогда даже мороз пробежал по коже. Я никогда не испытывала ничего подобного. Мне вспомнилось, как я впервые почувствовала любопытство и интерес к прикосновению мужчины - может, это и был человек, способный стать моим хозяином? Я до сих пор не могла избавиться от этого странного чувства и посетившего меня мимолетного видения. Они возвращались ко мне снова и снова, особенно по ночам, когда я долго не могла уснуть на жестком полу невольничьего фургона. Однажды среди ночи я почувствовала себя такой несчастной, такой одинокой, что даже расплакалась. Дважды я слышала, как плачут по ночам другие девушки. Но со мной это было только один раз, Юта! Только один! Больше такого не повторится!
     - У меня не было подобных снов, - встряхнула я головой, отгоняя непрошеные мысли.
     - Вот как? - удивилась Юта.
     - Эли-нор не женщина, а холодная, ни на что не годная рыба! - презрительно фыркнула Лана.
     У меня от обиды слезы навернулись на глаза.
     - Нет, - миролюбиво возразила Юта. - Женщина в Эли-нор еще просто спит.
     Лана окинула меня изучающим взглядом.
     - Значит, Эли-нор хочет обрести своего хозяина? - спросила она.
     - Нет! - закричала я, едва сдерживая подступающие к горлу рыдания - Нет! Нет! Нет!
     Все девушки, за исключением Юты, засмеялись, захлопали в ладоши и принялись, подтрунивая надо мной, нараспев повторять:
     - Эли-нор хочет хозяина! Эли-нор хочет хозяина!
     - Нет! - кричала я, отворачиваясь и прижимаясь лицом к металлическим прутьям невольничьей клети. Юта обняла меня за плечи.
     - Ну, хватит, - принялась она укорять не на шутку разошедшихся девушек. - Зачем вы заставляете Эли-нор плакать?
     Как я их сейчас всех ненавидела! Всех, даже Юту! Они были самыми настоящими рабынями! Рабынями!
     - Смотрите! - вдруг закричала Инга, указывая рукой вверх.
     С запада, со стороны Лауриса, над кромкой убегающих вдаль бескрайних лесов летел отряд тарнсменов. Их было человек сорок. Они восседали на спинах тарнов - способных летать под седлом громадных хищных гори-анских птиц. Люди казались крошечными по сравнению с несущими их ширококрылыми чудовищами. В руках тарнсмены держали длинные копья, а с правой стороны широких кожаных седел виднелись притороченные круглые щиты. Лица наездников были скрыты низкими шлемами.
     Девушки испуганно завизжали и плотнее прижались к металлическим прутьям клеток.
     Тарнсмены были далеко от нас, но даже на таком расстоянии они внушали мне ужас и заставляли сердце колотиться в груди. Интересно, думалось мне, каким должен быть человек, способный подчинить себе такого громадного крылатого монстра?
     Я почувствовала, как у меня мороз пробежал по коже, и невольно отступила подальше в глубь клетки.
     На палубу вышел Тарго и, закрывая глаза ладонью от ярких лучей утреннего солнца, посмотрел вверх.
     - Это Хаакон со Скинджера, - сказал он стоящему рядом одноглазому охраннику.
     Одноглазый утвердительно кивнул.
     Тарго выглядел удовлетворенным.
     Сделав в небе широкий круг где-то за Лаурисом, наездники повели своих громадных птиц вниз, на посадку.
     - Владения Хаакона примыкают к границам Лауриса. Они начинаются всего в нескольких пасангах севернее города, - заметил Тарго и вместе с одноглазым охранником снова направился к корме баржи, где на рулях сидели двое матросов.
     Экипаж баржи состоял из шести человек: капитана, или владельца баржи, двух матросов, отвечающих за правильность причаливания и погрузки судна, человека, управляющего из корзины тарларионами, и двух рулевых.
     Мы преодолели более двух третей расстояния, отделявшего нас от противоположного берега. Он был весь уставлен бочками с рыбой и штабелями свежеструганых досок, занимавшими большую часть облицованной камнем городской пристани. Позади пристани виднелись широкие мостки, ведущие к большим складским помещениям, выстроенным из просмоленных толстых бревен. Большинство складских помещений было выкрашено в темно-красный цвет, а покатые дощатые крыши - в черный. Многие помещения были украшены искусной резьбой, выполненной особенно затейливо по краям широких двустворчатых дверей, надетых на мощные железные петли и запертых на кованые запоры с тяжелыми замками. Сквозь открытые двери складов виднелись горы уложенных до самых крыш всевозможных товаров. Повсюду работали люди, грузились и разгружались стоящие у пристани баржи. За исключением небольших поселков, Лаурис был единственным населенным пунктом во всем этом регионе. Лидис - ближайший крупный город-порт, расположенный в устье Лаурии, - находился в двух сотнях пасангов отсюда вниз по течению реки. Наша новая девушка, Рена, была как раз из Лидиса и принадлежала к касте строителей - одной из пяти высших каст Гора. Она все еще лежала связанная в фургоне. В Лаурисе, я подозреваю, Тарго все время собирается держать ее в надетом на голову капюшоне и с кляпом во рту, поскольку кто-нибудь из жителей вполне мог ее здесь узнать.
     Я усмехнулась. Ей вряд ли удастся ускользнуть из рук Тарго.
     Под крики погонщика тарларионы начали медленно разворачивать баржу. Кормчие сильнее налегли на вес